Корзина нарциссов

Глухая тишина ночи разбивалась тихим пошаркиванием по простыне, очень похожим на белый шум. Не слышны были даже отчаянные вдохи Джея: кошки победили. Они уже прочно впивались длинными, тонкими когтями в горло, закрывая его своими лапками с жёсткой и колючей шерстью. Глаза Вайнберга остекленели, а рот его был неестественно раскрыт, словно у рыбы. Несколько секунд назад кареглазый думал лишь о том, как сделать хоть маленький глоточек воздуха, сейчас же все мысли исчезли под белой пеленой. Всего мгновение назад напряжённые мышцы медленно расслаблялись, вмиг тело Джея стало совсем невесомо. Оно, казалось, сейчас чувствовало на себе всю тяжесть воздуха, такого холодного, свежего, желанного. …Кошки — очень изменчивые существа. Острые когти скользнули по горлу, грудная клетка Вайнберга вздулась, мышцы вновь напряглись, а сам он вдохнул столько, сколько хватило бы на пару дней под водой. Парень лежал, устремив взгляд в потолок, вновь и вновь делая огромные глотки кислорода. Совсем крохотные бусинки слёз скатились к ушам Джея: нет, он не плакал потому, что умирает, а потому, что задыхается. Барабанщик, к счастью, даже сейчас не может понять, что с ним произошло. Никогда он не был так близок к смерти, ещё чуть-чуть — и пульс стал бы таким же ровным, как и ударные партии. Вдоволь насладившись воздухом, Вайнберг потёр глаза и приподнялся, придерживая грудь. Где-то там, внутри, что-то потягивало сердце и лёгкие, словно обременив их каким-то грузом. Единственное, чего сейчас хотелось — стакан теплой воды, что уймет ужасную боль, а заодно напугает кошек. Джей опустил ноги на ледяной паркет, и, оттолкнувшись рукой от подоконника, встал с постели и медленно зашагал на кухню. В бывшей тишине низким звоном раздавался топот: если нужно было идти куда-то ночью, кареглазый всегда ступал громко и отчётливо, надеясь напугать тех страшных парней в тёмных углах. Пальцы бегло шуршали по обоям, выискивая заветный выключатель. Щёлк — и этот ужасный темный коридор озарится светом любви, радуги и жвачки. Вайнберг сделал ещё шаг вперёд, внезапно прекратив водить рукой по стене. Нашёл! Тепло-жёлтый свет пролился на кухню и частичку коридора, прогоняя всех живущих во тьме созданий. Джей потёр красноватые глаза, потянулся, приподнимаясь на носках, и чудом не наступил на горку осколков стакана, что разбился ещё утром. Стучась друг о друга, кусочки стекла неприятно громко звенели, пока сыпались из совка. Барабанщик взял с верхней полки точно такой же стакан, как и разбитый, и наполнил его теплой водой из большого прозрачного графина с ярко-зеленой ручкой. Кареглазый сделал пару глотков, чувствуя, как вода стекает по больному горлу, а пара капелек легла на сухие губы. Он улыбнулся понемногу стихающей боли и не торопясь допил, аккуратно поставив пустой стакан с крохотными точками капель на стенках в центр стола, чтобы уж точно не упал. Кошкам это никогда не нравилось, а они так не мирятся. Вода выплеснулась на пол, над которым склонился Джей, так же истошно кашляя. Лапы водили туда-сюда по горлу, словно недовольно играя с ним. Хотя в этот раз он мог дышать, кашель был невыносим. Что-то скользило по горлу и ощутимо выпадало из него, и это что-то заставляло сердце сжиматься от испуга. Последний кашель окончился новым вдохом, уже таким знакомым Вайнбергу. Быстрый, короткий выдох, снова вдох, теперь воздух не был так дорог. На полу, рядом с той маленькой лужицей, что не понравилась кошкам, покоилась горка нежно-белых цветочков. Одновременно со страхом и интересом барабанщик положил один на ладонь: необычайно мягкий на ощупь, жёлто-белый нарцисс. Тонкая, изящная жёлтая серединка и простые, но такие миловидные белые лепестки. Джей аккуратно провел по цветку пальцем, окрасив лимонного оттенка пыльцой белоснежную пластинку. Многочисленные иллюстрации из учебников биологии сменялись строчками из старого бабушкиного медицинского сборника:

Ханахаки (花吐き病) — болезнь, характеризующаяся ростом цветов в лёгких и их последующим отхаркиванием. Группа риска: безответно влюбленные.

Лицо застыло, а руки крепко сжимали цветок, непроизвольно сминая его. Глаза, широко открытые, смотрели в пустоту, а с лица упала слеза, тонкой струйкой убежавшая с щеки. Джей поднял руку со смятым нарциссом и протянул его Джои на плакате, тихо спрашивая: «Это ты?»