Корзина нарциссов

Смуглые руки, ухватившись за края раковины, сжимали их, что есть силы. Кончики больших пальцев чуть касались ярких цветочных серединок, мигом окрашиваясь в жёлтый. От плиточных стен отбивалось звонкое эхо тяжёлого, трудного, громкого дыхания. Вайнберг вглядывался в зеркало: заспанные глаза, испуганное лицо с серым оттенком кожи, дрожащие губы. А под всем этим — пелена горящих густой желтизной, словно жидкий желток, и мерцающе-белых растений. Джей, утративший всякую краску, лишь слепил сухие, болезненно слезящиеся глаза. Барабанщик выпрямился, потёр глаза и еле ощутимо огладил шею: горло ныло. Ныло мученически, ни капли не слабее прежнего, но было в этой боли что-то особое. Пустив корни, охватив грудь, тягость, казалось, всегда была с Вайнбергом. Она, словно паразит, отнимающий всю волю к жизни, уже плотно впечаталась, стала частью тела и существования. Так было всегда, с рождения, так есть и будет. Так сильна болезнь, или так слаб Джей? Парень вышел и последовал на кухню, стараясь не уронить ни единого цветочка из этой охапки. Мама аккуратности научила — не потеряв ни единой звёздочки, Вайнберг выкинул эту желто-белую кучку в общую горку, достающую тому до колен. Плакаты, футболки, цветы, даже те самые «кровавые» палочки, нарциссы: одним словом, Джордисон. Тот, что всю сознательную жизнь Джея приносил восхищение и теплоту. Теперь, кажется, его очередь согреть Первого. В плите раздался лёгкий треск, испуганными зайчатами выпрыгнули и убежали обратно синеватые искорки пламени. Над забрызганной томатным соусом серой плитой извивались крохотные змейки лилового пламени. Барабанщик нерешительно, прерывисто выдыхая, вытянул из горки пару-тройку глянцевых бумажек, после чего отвернулся к стене и одним резким движением обратил их в комок, словно своё сердце сейчас. Поджав губы, кареглазый опустил комок прямо к змеям, таким прожорливым и беспощадным. Пламя по щелчку пальца охватило его, превратив в огненный шар: манящий, завораживающий, но, как несложно догадаться, злобно жалящий. Кисти рук, вдоль и поперек залатанные пластырями, с испугом выкинули горящий ком в горку. Огненные языки охватили всё, от крохотных лепесточков до футболок, пожирали всё, оставляя после себя ничего, кроме пепла. Первым ушёл Джои с плакатов. Последовали за ним цветы, с каждой секундой становясь все меньше и меньше. Последними покинули Джея футболки, что помогли ему сыграть не одну партию. Всё, что темноволосый с таким трепетом хранил и оберегал чёртовых двадцать лет. Детство и юношество, первое занятие за установкой, восторг от подаренных подписных палочек. Далее…должна уйти болезнь. Как кошки пришли, так они уйдут, так их и нужно прогнать. Нет Джои — нет и кошек. Но влажная от редких слез шея говорила об обратном. Горло не царапали. Его кромсали на мелкие кусочки, пилили тупым лезвием, скоблили, стирали. Вайнберг раз за разом делал сухие глотки слюны, после чего хватался за грудь: мучительная боль шла уже оттуда. Невыносимо, как в первый раз, поперек глотки вставали прекрасные ростки. Джей, склонившись, давил под ребра, судорожно пыталаясь откашлять очередной нарцисс, точно разрывающий лёгкие. Освободившись от цветка, только безнадёжный глупец не отщипнет хоть минутку, дабы отдышаться. Расслабленные мышцы, воздух в лёгких — что ещё можно вызвать такую улыбку? Чем более жестока боль, тем слаще от нее освобождение. Цветочек же упал в порох — единственное, что здесь осталось от Джои. Этот нарцисс был другим. Мягче, больше, нежнее и ярче. Был замечательным. Руки сами тянулись к нему, какие бы муки он с собой ни нёс. Внутри темноволосого что-то замкнулось, только он прикоснулся к солнечной серединке. Кажется, теперь весь Джои Джордисон, что есть у ударника — кошки в горле и прекрасные, не меньше, цветы. Не порох, самый настоящий прах разъедал взор Джея. Ударял в глаза, раз за разом повторяя: «только хуже».

***

Телефон на мятой постели взрывался от уведомлений. —Выздоравливай, — сухо, но в то же время заботливо ответил Джею Джордисон. Благо, крохотное сообщение не способно показать весь всплеск волнения в голове голубоглазого. Слишком звенящие тарелки? Не выспался? Может, Вайнберг Младший и вовсе подхватил что-то рядом с теми утками? Главное лишь, чтобы лечился.