Are you sorry 2: kill me with love

      Джей по-хозяйски прошел в зал, не обращая внимания на обращённую в статую Харли, и остановился посередине комнаты. Он безмолвно окинул оценивающим взглядом помещение, и громко выдохнул, по-видимому, выражая некое недовольство. Джонс на секунду отвлеклась от незваного «гостя», решив что дверь все же нужно закрыть, как бы ни было страшно поворачиваться к нему спиной. — Никогда бы не подумал, что у тебя такой большой потенциал. А ты неплохо распорядилась… Денежками. — спокойно произнес Джокер и щелкнул пальцами. Харли наконец ожила и решила всё же взять ситуацию в свои руки и разобраться с тем, что будет дальше. На часах 00:12. Серьезно, что дальше?       Крепко сжав кулаки для изображения уверенности, девушка смело прошагала ближе к мужчине и остановилась в метре от него — ну мало ли. Он всё так же стоял без единого движения и самозабвенно смотрел на огонь, который, изредка потрескивая, продолжал весело плясать в растопленном камине. Эта незамысловатая картина на секунду напомнила ему то пламя, которое беспрестанно играло в глазах у его королевы еще не так давно, всего пять лет назад. «Остался от него хотя бы пепел?» Джокер прекрасно ощущал ее присутствие за спиной, и каждой клеточкой чувствовал тот страх и напряжение, клокочущее у нее в груди — нет, это определённо не Харли Квинн. Уже нет. Он медленно повернулся, чтобы ненароком не спугнуть девушку, и с интересом посмотрел на неё. Её ладони до сих пор были сжаты в кулаки настолько сильно, что ногти уже впились в плоть, доставляя Харлин саднящую боль; её волосы, перекрашенные в темный цвет и собранные в неаккуратный пучок, выглядели безжизненными и потускневшими, уже не поднимали настроение своей яркой, сине-розовой бессмыслицей, как раньше, а её глаза... Не зря говорят что они — зеркало души каждого человека. А если меняется сам человек, пусть даже и внешне, то меняется и то, что у него внутри, каким бы странным это не казалось. В ее небесно-чистых глазах сейчас не было ничего. Ни глубочайшей, до мозга костей безумной любви, ни собачьей преданности — одним словом, ничего, что когда-то неотвратимо манило короля преступного мира. Осталась только какая-то тоскливая и давящая пустота. Джокер даже на секунду подумал, что ошибся адресом, но к его огромному разочарованию, все же это было не так. Так или иначе, этот факт не отменял того, что он приехал к человеку, которого совсем не знает и не помнит. Полная бессвязность и бессмыслица, какой бы горькой она ни была, сейчас грузом прожитых раздельно лет нависла над их головами. — Что с тобой? — сам того не ожидая, шепотом спросил он, и аккуратно положил руки ей на плечи. Девушка невольно вздрогнула от его прикосновения, но все же жест одобрила, и облегченно выдохнула. Она и не знала, что сейчас вообще уместно было бы сказать. Да, много раз она проигрывала момент их встречи у себя в голове, много раз мысленно составляла сценарий, но даже не предполагала, что все будет в десятки раз сложнее и, как ни странно, муторнее для обоих. — Ничего. Ничего со мной. — глупо пролепетала Харли и понуро опустила голову. — Ты боишься? Боишься меня, да? — вопрошающе прошептал он и, как ни странно, с каким-то нежным трепетом обхватил ее лицо руками. Сейчас она просто не могла не смотреть ему в глаза, находясь в таком неудобном положении. Она инстинктивно схватила его за запястья, рьяно отрицая мысль о том, что ей приятны его прикосновения. — Боюсь. Конечно мне страшно. У меня теперь есть дочь и… — на мгновение повысив тон голоса, проговорила она, продолжая цепкой хваткой удерживать его холодные руки, но осеклась. — А, ну точно. Как мог забыть! — недовольно отрезал Джей, и брезгливо убрал руки от девушки.       Он и вправду забыл, что во вселенной Джокера и Харли Квинн не очень давно появился новый персонаж, который сейчас спит сладким сном в своей кроватке на втором этаже, и даже не представляет, что внизу сейчас стоят его мама с папой и пытаются найти друг в друге тех, кого потеряли так давно в этой глупой и бессмысленной войне, которую сами же у себя в головах и разожгли.       Мужчина мельком посмотрел на лестницу, не желая оповещать Харли о своих намерениях увидеть дочь. Но ей и того молниеносного момента хватило, чтобы все понять. Она до жути не хотела, чтобы это происходило сейчас. Чтобы это вообще когда-нибудь происходило. — Не надо! — шепотом произносит девушка и резко хватает Джея за плечо. — Она должна спать. Джокер мало чего знал о воспитании детей, но о том, что детям ночью надо спать, мог догадаться даже дурак. Но свойственная ему в некоторых случаях бесцеремонность главенствовала в этот момент, а вдобавок к этому подыгрывало еще и любопытство, нарастающее с каждой секундой. Но он вовремя умерил пыл, шумно выдохнул, и снова посмотрел на уже вставшую в готовую к бою позу Харли. — Ты права. Мы отложим это до утра. — сказал он и небрежно скинув на пол свой дорогой пиджак, вальяжно расположился на диване.       Харли снова застыла на месте, но уже не от страха и ожидания, а от нескрываемого удивления. Что это значит, «до утра»? Она конечно понимала, что он сюда не на часик чайку заехал попить, но и то, что он собирается остаться здесь ночевать, даже на ум не приходило. И что это такое будет? Нет, позволить этому свершиться она не могла. — В смысле? Ты собираешься спать в моем доме? — спросила Джонс и подошла к дивану, на котором лежал Джокер, расслабленно убрав руки за голову и уставившись в потолок. Он всегда принимал такое положение, чтобы изобразить равнодушие ко всему, что его окружает — эту его излюбленную манеру поведения девушка отлично знала. Если он так лег, то все, — про его существование можно было забыть на час, а то и два. Обычно, не было способов достучаться до него в таком состоянии, и не схлопотать при этом, но сейчас Джокер почему-то решил сделать исключение, и, показательно закрыв глаза, заговорил: — Внесем несколько поправок. Во-первых, дом и мой тоже, поскольку большая часть денег, вложенная сюда, моя — простая арифметика, хотя и слегка циничная, соглашусь. Во-вторых, здесь находится моя… Дочь, — было слышно, что произнести это слово стоило ему немалых усилий. — ну а в третьих... — мужчина открыл глаза и медленно поднялся. Харли заметила это и попятилась, потому что очень уж это всё подозрительно выглядело. Он все надвигался и надвигался на нее, как лев на добычу, а она зашуганно вжималась в холодную стену. Эта сцена напоминала отрывок из прошлой жизни, в которой Квинн пятилась от него к стене так же, ожидая наказания за неверно выполненное задание. Но нет, сейчас от него не исходило агрессии, более того, казалось, что на никакую расправу он вовсе не настроен, что казалось довольно странным. Он уже подошел к ней вплотную, и, хищно взглянув перепуганной девушке в глаза, прошептал: — В-третьих, ты ведь все еще моя жена. Помнишь, куколка? От этих слов Харли окатило волной щекочущих мурашек, — он действовал слишком быстро. В ту же минуту девушка почувствовала странную тягу прикоснуться рукой к его лицу, желая вновь вспомнить, каково это, безнаказанно нарушать его им же рьяно охраняемое личное пространство, но все же в последний момент ей удалось совладать с собой, возможно, даже к лучшему. Да, где-то внутри примерной Харлин Френсис Джонс скрывалась все та же безбашенная и яркая Харли Квинн, которая до сих пор горячо любила своего Пудинга и готова была отдать за него жизнь. Не знаю, можно ли было это назвать раздвоением личности, но признать то, что Джонс все же не полностью перевоплотилась, следовало бы. Да и кто знает, какая из этих двоих личность одержит победу?       Осознав, что добром это все явно не кончится, девушка нехотя медленно оттолкнула от себя Джокера и мельком проскользнула на кухню, чтобы удалиться на безопасное расстояние и снова заварить крепкого чая, хоть и выглядело это неуместно — сна все равно уже можно не ждать. Джей лишь усмехнулся и снова улегся на диван — он тоже знал, что не заснет, но ему лишь нужно было дать понять Харли, что никакой угрозы от него ждать сейчас не стоит. Он, видимо, и так переборщил с напористостью. — А как же твоя... Ай! — девушка случайно коснулась нагретого чайника и приложила обожженный палец к губам. — Ну вот видишь, даже высшие силы, какими бы они ни были, дают тебе понять, что продолжать не стоит. — безэмоционально произнес Джокер и прерывисто вздохнул. — Я серьезно. Ты сейчас здесь, в другой стране, а там парни в любом случае волнуются, за что ты так с ними? — почему-то осмелев, спросила Харли, и поставила чашку с свежим, горячим чаем на стол — Ты другое хотела спросить. — внезапно отрезал он. Девушка замялась на минуту, поскольку действительно отлично помнила, о чем хотела узнать. Но если она сейчас вдруг замолчит, велик шанс разозлить Джея — нарушить правила игры. Из зол нужно выбрать меньшее. — Челси ее зовут, да? — аккуратно спросила Джонс, оставаясь в непонимании, можно ли вообще было это спрашивать. — А тебе так интересно? И что же тому причиной? — насмешливо спросил он, все продолжая разглядывать потолок. О да, Джокер прекрасно знал, как загнать любого человека в тупик простейшим, как казалось, вопросом. И легче всего это было провернуть с его некогда послушной марионеткой — Харли Квинн. Он в целом отлично знал, что именно имеет в виду Харли, но при этом хотел бы услышать это из ее уст, наверное, чтобы потешить свое высочайшее самолюбие. И в этот раз он тоже не прогадал — девушка и понятия не имела, что же говорить дальше. — Челси. Она же переживает наверное, а ты тут, лежишь на моем диване. — спокойно сказала она и поставила на стол вазу, доверху наполненную конфетами. Харли знала, что несёт откровенную чушь, но остановиться уже не могла. А вот это уже не на шутку рассердило его. То есть, он сорвался к ней просто так, совершенно из другой страны, и ехал четырнадцать часов без мысли остановиться, а она вот так в наглую оскорбляет его? Да что уж говорить о том, что они пять лет друг друга не видели. Он снова поднялся с дивана, и подошел к кухонной барной стойке, с другой стороны которой стояла Харли, и невозмутимо размешивала сахар в чашке. Она специально громко колотила ложечкой по стеклянным стенкам посуды, потому что знала, как это раздражает Джокера и с нескрываемым удовольствием наблюдала за его реакцией.       Но он ничего не стал говорить, а просто встал напротив, скрестил руки на груди и начал ожидающе всматриваться ей в глаза. Но это был не пик ярости, напротив, он был абсолютно спокоен и просто движимый искренним любопытством, пытался разгадать саму природу такого ее поведения. Странно, его куколка больше совсем не куколка — она уже ведет себя как опытный кукловод, даже, наверное, готовый потягаться с ним самим. — Ты же сама сбежала от меня, в чем тогда проблемы? Джонс глубоко вздохнула и прикрыла глаза, мысленно считая до десяти, чтобы ненароком не натворить лишнего. — То есть, я виновата? Знаешь, если бы ты относился ко мне хоть чуточку нормальнее, может быть, этого всего и не было бы. — проговорила девушка, из всех сил пытаясь изобразить равнодушие, но в то же время жалея о том, что ей нельзя закричать. — Ну да, а без обдирания моих денег и устраивания смазливого сериала, не нужного никому, ты, конечно, обойтись бы точно не смогла! — мужчина показательно всплеснул руками и громко стукнул ими по столу, не сдерживая эмоций. Джонс быстро отреагировала на это, и, приложив палец к губам, а потом нервно взглянув назад, дала понять, что ребенок ее все же до сих пор беспокоит, и осознание потери своей приоритетности горячо расстраивало Джея, привыкшего всегда получать чуть больше дозволенного. — Точка невозврата? Всё? — прошипела она и покрутила пальцем у виска. — Ну ой-ой, страшно. — насмешливо скривился мужчина, и тоже посмотрел в сторону лестницы, ведущей в комнату его дочери, которую он еще и не видел. — Скажи же мне наконец… В чем цель этого всего? Что тебе еще от меня надо? — обреченно спросила Харли и замахала руками перед лицом. — Ломка? Приехать и вновь продемонстрировать несчастной, ничего не стоящей и вечно живущей в тени Харлин Квинзель своё могущество? Я вполне впечатлена и ничего больше дать тебе не могу. — Я захотел — я приехал, и точка. — отрезал он и обиженно отвел взгляд в сторону. — И если ты думаешь, что ты такая образцовая и захлёбывающаяся в избытке моральных ценностей овечка, то возроди же наконец в своей памяти то, что ты ещё ничего сама и не сделала. — Джей на секунду осёкся, развёл руки и, глядя в глаза Квинзель, рассмеялся. — Пажи, пажи, пажи, пажи… Благодарят царей, наигравшись в подданных. Не сдержавшись, и не найдя ничего, что можно было бы сказать в ответ, девушка выплеснула горячий чай на рубашку Джокера, явно наслаждающегося собой и всей этой ситуацией в целом. Лишь через пару секунд она осознала всю неловкость ситуации, и инстинктивно вжала голову в плечи и отошла назад, увидев как Джей непонимающим взглядом смотрит на пятно на груди, а потом на нее. Но в этом взгляде нет злости, даже наоборот, какая-то тихая грусть и осознание только ему понятной ошибки. — Да? Я всё испортил. А ты посмотри на все со стороны. Ведь ты постоянно приползала ко мне в ноги, тогда, когда я хотел посмотреть, как ты проявляешь свою настоящую сущность, но не-ет, как бы не так — для нашей Харлин это слишком сложно. — произнес он и криво усмехнулся, все оставаясь на том же месте и не обращая внимания на острую, жгучую боль от пролитого на него кипятка. Джокер начал медленно расстегивать рубашку, чем заставил девушку слегка поежиться. Но только она захотела что-то сказать, как он продолжил свой монолог, который вынашивал в своих больных мыслях на протяжении всего этого долгого времени их разлуки. — Да ведь ты, ты же постоянно мне поддакивала, боялась меня до чертиков и вжималась в стену от одного моего взгляда. — глухо посмеиваясь, произнес он, как нечто очевидное. — Ты думаешь, мне именно этого так от тебя было нужно? Он одним резким движением скинул мокрую одежду на пол и подошел к Джонс так же близко, как и полчаса назад. Это было для нее как дежавю, так же смутно, волнительно и... Приятно? Она нервно сглотнула и посмотрела ему в глаза, ища в них что-то: то ли злость, то ли ярко выраженное безумие, в которое когда-то была страшно влюблена, но что удивительно, в них сейчас тоже не было ничего знакомого. Совсем. Но она не отрицала, что впервые видит в них ту бескрайнюю любовь, которую так хотела почувствовать ранее. Это пугало. Но страх смешивался с азартом, торжеством, тупой болью приятного волнения. — Я... Не надо так делать. — сказала она и повернула голову в сторону, ища путь отступления и момента, чтобы снова выскользнуть, но боковым зрением она всё же видела, как он прожигает ее пристальным и одновременно холодным как лезвие, взглядом. — Я тебя не трону, пока сама не попросишь. — сказал Джей и изображая повинность, поднял руки. — Я против насилия, ты знаешь. Он подмигнул девушке и ушел куда-то. Судя по звуку захлопывающейся, массивной двери, он вышел на улицу. Джонс, конечно, очень хотела правдоподобно изображать гордость и непокорность, но, черт, он же вышел на улицу в минус пять, без верха, да еще и с ожогом, которым она же его и наградила. Дура, дура, дура... Она все так же безмерно любила его, и понимала, что она будет актрисой лишь до некоторого времени, но как только ему потребуется хоть малейшая помощь, она отдаст за это все, что может отдать, и даже постарается добыть немного больше. Она отдаст за это и свою жизнь, лишь бы никогда не позволить себе упасть в его глазах. Она дала ему клятву, от которой никогда и не думала отступиться.

***

      Еще десять раз прокрутив всевозможные безобидные варианты у себя в голове, Харли быстро схватила плед, неаккуратным комком лежавший на кресле и решительно направилась к выходу. Она уже не раздумывала над правильностью своих действий, всё равно отступать было слишком поздно. Она аккуратно открыла дверь, чтобы случайно не задеть возможно стоявшего там Джокера, и на секунду затаила дыхание. Резкий и холодный ветер, быстрым, свободным потоком ворвался в дом, и разразил его уже устоявшееся, спокойное настроение своей весенней свежестью. В комнате пахло мятой, жженым деревом и корицей, а еще было очень тепло и уютно, точно как в канун Рождества, когда все пекут имбирное печенье, украшают дома, поют песни и не задумываются о сложностях жизни…. Но сейчас был май. Холодный, промозглый май, который, возможно, еще был в силах что-то изменить.       Она вышла на крыльцо и тихо прикрыла дверь, желая остаться незамеченной. Джокер стоял к ней спиной чуть поодаль, спрятав руки в карманы брюк и смотрел куда-то вдаль. Так же, как и тогда, на Лангкави, но на небе сейчас не было ни единой звезды, и это еще больше пугало Джонс, поскольку без их непрошенного присутствия она чувствовала себя совсем одинокой наедине с ним. Девушка на цыпочках, как знатный вор-домушник подкралась сзади, и уже была готова дотронуться рукой до его плеча, что до этого считала весьма рискованным, но вдруг, неожиданно для нее, он тихо заговорил, все продолжая вглядываться в небесную пустоту. — Когда мир в странном синем хороводе Под хохот звезд бестрепетно летит И над лесами душ луна-мечта восходит, Когда в игре безмерной горизонт исходит, Когда зарница суть моей тревоги блекло всполошит, Соборы из опала вниз нисходят И, темнотой в ночи полней обвит... — ... След правды ближе нас к стремлениям подводит, Но странно как-то вдруг молчанием все сводит, Когда на рубеже меж Я и Ты один мотив звучит... — спокойно договорила Харли и медленно выдохнула.       Джей наконец развернулся и удивлённо посмотрел на девушку. Какая спокойная — стоит, оперевшись о кирпичную стену и самодовольно улыбается. Мужчина ловит себя на мысли, что ей все-таки идет этот непривычный для ее образа цвет волос. И плевать, если она никогда уже не станет такой как раньше, пускай только она всегда так же смотрит на него и самодовольно улыбается, скрестив руки на груди. Пусть так будет до самого конца. — Ты знаешь… Это? — тихо спрашивает он. — Знаю. Тебе еще больно? — лишь сухо произносит она и осторожно, не зная, можно ли, прикладывает ладонь к месту его ожога. — Нет. Больно было бы, если бы ты этого не сделала. — Совсем… Совсем крыша поехала. — шёпотом произносит она, и поджимает губы. Она снова тихо, незаметно открывает дверь, выпуская тепло из дома, и продолжает смотреть ему в глаза. Как же он прекрасен под этим белым светом луны — все такой же, как и тогда. Высокий, бледный, без единого изъяна, знающий её, как себя самого. Харли с удовольствием продолжает смотреть на него, любоваться его многочисленными шрамами, не раз горячо поцелованными ей. Казалось бы, если бы вдруг случилось цунами или разрушительное землетрясение, он стоял бы так же и смотрел на нее, а она бы в тысячный раз покрывалась очередной волной мурашек от одного его вопросительного взгляда. Кто знает, что разрушительнее — стихийное бедствие или их бездонная, нездоровая, обжигающая любовь друг к другу? Харли жмурится на секунду, дабы прогнать эти надоедливые смутные мысли и наконец решается сказать нечто банальное, совсем не вписывающееся в великолепие их ночи: — Пойдем в дом, на улице холодно. — То есть, ты меня пускаешь? Я знал, что ты расколешься! — вдруг весело говорит он, и, шутовски поклонившись на входе, проходит в дом. Харли лишь заливается звонким смехом, забытым ей ещё с того времени, и шутливо щипает его за плечо. Дверь медленно закрывается и лишь шумный стрекот сверчков в высокой мокрой траве напоминает о том, что время всё ещё движется.