Are you sorry 2: kill me with love

      Пропахшее гарью и сыростью маленькое помещение, снаружи напоминающее ржавую, железную коробку, как будто бы сдавливало со всех сторон, заставляя каждую минуту судорожно оборачиваться по сторонам. На бетонном, низком потолке была лишь одна старая лампочка, которая уже сдавала свои позиции и то и дело мигая, наводила еще больше жути.       Девушка сидит смиренно, прислонившись спиной к стене. Ее руки не связаны и ее движения ничего не сковывает, но она не может и пошевелить пальцем, даже если очень постарается, как будто на неё наложены какие-то мощные чары, либо ею просто овладевает животный страх — тот страх, который пробирает своим холодом до самых костей и медленно начинает поедать тебя изнутри.       Вдруг, дверь со скрипом открылась, а затем последовали тяжелые шаги. Девушка поморщилась и бессильно попятилась назад. — Ты как? — спросил незнакомец. Его лица не было видно, но его голос был настолько мелодичен и приятен, что вначале можно даже было подумать о том, что он тут совершенно лишний и ничего гнусного этот человек уж точно сделать не может. — Зачем ты? — тихо, почти беззвучно шепчет девушка. Её вопрос — бессмыслица, но не задать его она, почему-то, не могла. Таинственный незнакомец все не желает выйти из тени и остается где-то вдалеке. О его присутствии напоминают лишь блеклые очертания его тени, доступные взору лишь благодаря этой жуткой, еле-еле работающей лампе. Он усмехается и делает шаг назад, по направлению к двери. Неужели он хочет уйти вот так просто, ничего не сказав и не показав свое истинное лицо? — Подожди, ты куда? — хрипло шепчет она и пытается встать на ноги, но ничего не выходит. Ее как будто приковали невидимыми чугунными цепями к этому шершавому бетонному полу. Незнакомец, вновь игнорируя её вопрос, открывает дверь, но всё же в последний момент произносит: — В твоих глазах сидит дьявол. Зачем ты притворяешься? Голос затихает, и дверь снова с тем же жутким скрежетом закрывается. Вдруг, лампочка наконец лопается, и ее осколки с веселым звоном рассыпаются по полу, подобно новогоднему конфетти.       Харли вскакивает с кровати, вернее как вскакивает — слетает с нее кувырком. Она шарит рукой в темноте, в попытке найти свой телефон и посмотреть время. Яркий, бело-синий свет дисплея заставляет привыкшие к темноте глаза сощуриться на пару секунд. 5:03 — на улице как раз уже начинает светать. Джонс бросает испуганный взгляд на кровать, но сразу успокаивается, увидев, как Тиффани мирно дремлет, завернувшись в одеяло с головой. Они с Джокером сидели внизу до трех часов ночи, большую часть времени просто молча глядя друг другу в глаза, и только когда Харли начала засыпать сидя, соизволили разойтись по комнатам. Девушка ушла в свою спальню на втором этаже, а Джей остался внизу, одиноко лежать на диване и всё так же, по привычке бездумно смотреть в потолок. Но сейчас он уже наверное спит, хотя...       Харли сидела на полу и пыталась привести в порядок свое сбивчивое от страха дыхание — да уж, давно ей не приходилось видеть такие странные сны. Что это такое? К чему это? Но сейчас ее радовало то, что это был всего лишь сон. Но вот осознать одну вещь ей пока было трудно — то, что он сейчас по-настоящему здесь, в этом доме. Он правда приехал и она это знала, но все же что-то заставляло сомневаться в том, что это явь, а не очередной столь же реалистичный сон. Вместе с тем, в её душе крепко засело чувство беспокойства, вызванное потерей привычки к его присутствию рядом.       А вдруг, так и есть? Ничего этого не было, и Стива она тоже не встречала. И окажется, что она так ничего и не смогла исправить, и ей осталось только продолжать изнурять себя каждодневной скорбью по прошлому и так же метаться в суматохе с работы, в садик, по магазинам и так по кругу. Хоть эти резкие перемены для нее все так же оставались какими-то шокирующими, она очень не хотела, чтобы они были лишь сказочным, несбыточным сном. Она подумала о том, какую же боль испытает, если выйдя на лестницу сейчас, и посмотрев вниз, увидит лишь пустой, нетронутый диван. И сможет ли она вообще после этого как-то продолжать жить?       Харли тихо спустилась вниз по скрипучей лестнице и уже внизу, нащупав в темноте выключатель, зажгла свет. Картина, которая сразу же предстала перед ней в этот момент, одновременно шокировала и пугала ее — Джокера на диване действительно не было. И пледа тоже не было. Неужели так все и есть? Так, как она и думала? Нет, бред, не могут же её периодические больные галлюцинации быть настолько реалистичными. Девушка осторожно прошла по залу и огляделась по сторонам — совершенно никого не было, только стеклянная прозрачная чашка на столе с недопитым чаем, давала знать о том, что все же все это происходило в этом измерении, а не только в ее голове.       Она сделала еще один робкий шаг вперед и вдруг почувствовала, как кто-то подошел к ней со спины и резко положил руки на плечи. — Попалась. Сначала девушка испугалась, еще до конца не принимая его присутствия здесь, а в следующую секунду даже почувствовала злость и резко развернулась: — Ты… Зачем ты это делаешь? Я проснулась, тебя нигде нет, ты... — прошипела Джонс и громко выдохнула, не найдя больше никаких разумных и уместных слов. — Ты такая забавная, когда пугаешься. — беззаботно произнес он, и, щелкнув тонким, длинным пальцем пальцем по носу девушки, гордо прошагал обратно к дивану и невозмутимо грохнулся на него.       Харли проводила его взглядом, до краев наполненным досадой и злостью, теперь понимая, что его такие шутки, кажется, будут преследовать ее до конца жизни. Несмотря на видимое возмущение, глубине души ей это очень даже нравилось. Шатенка с интересом не отводила взгляда от Джея, который опять принял свою привычную позу и задумчиво устремил взгляд в уже вполне изученный им за это время потолок. — Сколько сейчас времени? — тихо спросил Джокер и зачем-то отвел взгляд на стеклянный шкаф с разными побрякушками типа бижутерии или сервиза, который никто даже, кажется, и не трогал за все эти пять лет. — Сейчас полшестого, тебе зачем? — слегка раздраженно спросила девушка и налила себе холодной воды из графина. — Причина не особо важная, полагаю. Хочу узнать, когда я смогу увидеть... — на секунду замолчал он, подбирая нужное слово — В общем, увидеть ее.       Харли этот вопрос снова напряг, как и в первый раз. Да, она опасалась его реакции, ведь наверняка злость, которая накопилась у него за эти годы, будет направлена именно на беззащитную Тиффани. Потому что он, видимо, до сих пор считает ребенка виновником этой ситуации, ведь даже так нагло и напоказ пренебрегает ее именем. Но у медали опять же, две стороны — была еще некая долька эгоистичности. Нельзя скрывать, что девушке было очень приятно думать о том, что это он сделал первый шаг навстречу к их примирению и приехал к ней, но у него теперь появился другой объект, которому он наверняка будет уделять куда больше внимания, пускай даже и не совсем привычного. Но Джонс было и одновременно противно от этой мысли — ревновать Джокера к их же дочке? Что? Глупейшая мысль, особенно несуразная сейчас хотя бы потому, что никаких былых прав на Джокера она за собой не признавала. — Не знаю, Тиффи обычно рано встает. Часа через два точно проснется. Джей еле слышно усмехнулся, а потом задумался на минуту, как будто анализируя полученную сейчас информацию. — Тиффи? Что это за имя? Мне это напомнило… Болезнь, «тиф»называется. Почему не Чума? Почему не… Не Испанка? — продолжал с издевкой говорить он и лениво размахивать руками все так же, лежа на спине. Это девушку, конечно, оскорбило и особенно огорчило, ведь ей это имя нравилось — Тиффани. Ей казалось его звучание столь изящным и утонченным, как будто капельки воды с крыши звонко капают по стеклу. Она не знала, что и ответить, чтобы еще больше не усугубить происходящее, ведь пойти в атаку на Джокера — то же самое, что спокойно идти навстречу разъяренному быку, или дураку доказывать, что он неправ. Все равно толку не будет, а мало того, он тебя еще и убедит в твоей неправоте и еще на один никчемный сантиметр понизит твою избитую самооценку. Вот так. — Не знаю, мне нравится. — сказала Харли и пожала плечами. — Ясно. Хорошо. Мне все равно. Нормальное имя. — вдруг твёрдо отчеканил Джокер и замолчал. Джонс подошла к еще теплому камину и приложила к нему руку. В доме опять резко стало холодно — видимо, сегодня опять придется затапливать все, что только можно и натягивать до колен шерстяные носки. — А ты не замечаешь, что ты думаешь только об одной черноте? — спокойно спрашивает она и уже не опасаясь, садится в кресло, стоящее рядом. Джокер бросает на нее мимолетный, незаинтересованный взгляд и, нахмурив брови, снова задумывается о чём-то. — Подожди-ка, а ты вспомни, какие мысли в твоей голове были раньше? — прищурившись спросил он и повернулся набок, уже устанавливая с девушкой зрительный контакт, заставляющий ее неуверенно поежиться. — Это не так важно. Не спорю, в голове у меня была полная каша, и я не могла сосредоточиться ни на одной здравой идее, поэтому приходилось жить чувствами — это симптомы психоза, я знаю. Со стороны, эта картина напоминала прием у психотерапевта, только сейчас было непонятно, кто, и в чьих мозгах роется. — А ты как будто и не знаешь, доктор Квинзель, о чем все думают. — произносит он пристально смотрит ей в глаза. — Никто не может знать… — Каждый человек устроен так, что он пытается думать лишь о том, чего от него ожидают. Мне так всегда казалось. — вдруг произносит Джокер, смотря уже не на Харли, а сквозь нее. — Подруга, которая признается тебе в искренней и теплой любви, не посмотрит даже в твою сторону, когда ты будешь харкать кровью, сидя на мокром асфальте; врач, который улыбается тебе во все тридцать два, уже записал в блокноте сумму, недостающую к отпуску; да даже твои родители, ослепленные особенностью и неповторимостью своего чада, в итоге видят каждый день не тебя, а спроектированную ими же идеальную голограмму. — произносит он и смыкает руки в замок.       Джокер отводит в сторону опустошенный взгляд, начиная корить себя за то, что всё же посмел рассказать ей все это — она все равно вряд ли поймет всю суть, и тогда зачем он хранил это в себе так долго? Он понимал всю эту суть еще с самого детства, и, наверное, то в какой-то мере и было причиной того, что все его сверстники считали его сумасшедшим — но так устроено общество, что поделаешь. — А сейчас, вспомни себя. Ведь даже ты сама себя обманываешь изо дня в день, и уже не замечаешь этого. Да в каждой мелочи, если задуматься, мы все себя постоянно обманываем глупыми предубеждениями, даже если безвылазно сидим в доме. Всем стоит сейчас о чём-то задуматься. — наконец произносит он и снова переворачивается на спину и закрывает глаза, давая этим тонкий намек на то, что он уже все сказал и продолжать не намерен.

***

      — Ты не замерзла? Сейчас семь часов утра, прохладно. Я могу отдать тебе плед. — спокойно произнес Джокер и посмотрел на подрагивающую от холода Харли, в полном непонимании того, почему же она до сих пор не вернулась обратно к себе в постель. — Да нет, не надо. Я сейчас чай заварю себе горячий и все будет хорошо. Больше спать я уже точно не смогу. — криво усмехнулась девушка и уже засобиралась и вправду пройти на кухню за очередной порцией согревающего и «болеутоляющего», как вдруг услышала резкий грохот, а потом и пульт у себя под ногами. Улыбается. Джей решил поиграть в снайпера, и, надо сказать, у него неплохо получается. Если он конечно не целился ей в голову. — Куда ты все время убегаешь? Мне приходится постоянно привлекать твое внимание. —изображая обиду, произнёс он и вновь уставился на смущенную Харли, подперев голову рукой. — Я просто хочу избежать вот этих твоих язвительностей, которые ты постоянно демонстрируешь. И почему ты до сих пор не оделся? — спрашивает Харли, в попытке перевести тему, и небрежно швыряет в него высохшую за это время рубашку. — Подожди, так я же не полностью разделся. Всего-то снял рубашку, а ты уже злишься. Раньше тебе нравилось. — произнося последнюю фразу намного тише, снова усмехается он и падает на спину. — Ну вот, опять за свое же. — почему-то смущенно и одновременно раздраженно отрезает она, изо всех сил стараясь чем-нибудь занять свои руки. Харли смотрит на часы: ровно полвосьмого утра. Уже не так много времени осталось до...       Девушка еще раз посмотрела на Джея, который как и всегда улыбался своей самодовольной, победоносной улыбкой и, вновь сменив позу, продолжал в открытую пялиться на нее, наслаждаясь мыслью о том, сколько же неудобства это все ей доставляет. Она решила, что этот час все же нужно поспать, потому что не очень-то и хотелось ходить все оставшиеся дни импровизированного, так сказать, отпуска, с огромными синяками под глазами и быть похожей на панду. А тут еще такие люди в доме, которы явно не упустят возможности простебать ее по этому поводу.       Джонс молча погасила свет и направилась к себе в спальню — только сейчас она вспомнила про Тиффани, которую оставила одну, а ведь она до безумия боится темноты и особенно пугается, когда просыпается посреди ночи одна. Такой же страх и у Харли был в детстве, она кричала почти каждую ночь, находясь возрасте от двух до четырех лет и никто, ровным счетом никто, даже специализированные врачи не могли понять, в чем же причина. Интересно, что же такого ей тогда снилось? Вполне возможно, ее жизнь в будущем, но это уже какая-то мистика.       Она тихо, на цыпочках проходит в комнату и тихо прикрывает дверь, ощущая непередаваемое облегчение от того, что Джокер больше ничего ей вслед не сказал и предпочел промолчать. Либо сам устал, либо понял, что пока этих издевательств достаточно. Пока. Девушка аккуратно, даже не дыша легла на кровать, стараясь не потревожить сон дочери, ведь чем раньше она проснется — тем раньше придется устраивать эту нежеланную ей встречу и объясняться перед обоими. Как же всё-таки ей хотелось оттянуть время еще на два дня назад и еще раз насладиться той горькой, но вместе с этим и безмятежной свободой, которой она, как оказалось, не вполне тогда дорожила. С этими мыслями девушка уснула, даже не желая представлять, что ждет ее в скором времени.

***

      На улице уже практически полностью рассвело: небо наливалось оранжево-желтыми красками, а солнце снова приходило на смену одинокой, белой луне, которая уже к раннему утру проступала на небе как прозрачное облачко причудливой формы. Электронные часы, стоящие на тумбочке рядом с одним из кресел, показывали без пяти минут восемь, а это значило, что уже совсем скоро начнется тот самый пик в общественных местах и на дорогах — всем куда-то непременно будет нужно в эту как и всегда занятую среду. Джокер так и не заснул за все это время — да и как тут уснёшь, находясь в такой, так скажем, противоречивой и даже в какой-то степени новой для него ситуации. Он даже подумал о том, что, возможно, действительно, зря сюда приехал. Ведь ничего того, что он ожидал увидеть здесь и услышать, и в помине не было. Нет, он не ожидал, что Харли с особыми, свойственными ей выплесками накопившихся чувств бросится к нему на шею и, засмеявшись тем же безумным смехом, согласится снова уйти с ним куда-то в закат и поджечь этот чертов дом вместе с этим чертовым ребенком, который сейчас Джеем расценивался никак иначе, как обуза или тяжеленный балласт.       Он прекрасно видел, как девушка настырно продолжает строить из себя непонятно кого — того, кем вовсе не является, в общем-то как и всегда. Джокер несомненно продолжал подыгрывать ей и этой второсортной идиллии, которая как будто царила в этом доме. Мужчина, конечно, очень надеялся на то, что этот спектакль особо долго тянуться не будет, ведь в итоге у кого-то из них по-любому сдадут нервы или же Харли просто надоест играть в свою любимую игру «угадай-ка». Он привык к прямолинейности и хотел, чтобы девушка, после стольких лет разлуки наконец разложила все по полочкам, и, возможно, что они даже пришли бы к какому-нибудь одному решению всех их совместно нажитых и неизбежных проблем, но нет же, она продолжает играть по своим правилам, словно они виделись уже неделю назад, как лучшие друзья на посиделках.       Ладно, с заигравшейся арлекиной еще можно было как-то сладить, в этом у Джокера большой, даже если можно сказать, громаднейший опыт, несомненно; но вот Тиффани... Это создание сейчас казалось для него самой грандиозной проблемой, в которую он когда-либо вляпывался. И что он ей скажет? «Привет, знаешь, я избивал твою маму до потери сознания почти систематически, а сейчас вернулся, потому что соскучился, твой папа». Полное безрассудство. И это все казалось Джею очень странным, ведь каждый раз, в какую бы ему дрянь не приходилось ввязываться, в голове у него всегда вырисовывался твердый и четкий план — он их иногда нарушал конечно, но очень редко, потому что уважал себя и свое затраченное на что бы то ни было время. А вот сейчас в голове у него была какая-то густая туманность, как в хвойном лесу утром после дождя — ни дороги тебе разобрать, ни согреться.       От досады мужчина что-то пробурчал себе под нос и, громко показательно фыркнув, перевернулся на другой бок, глупо внутренне надеясь, что это ему сейчас как-то сможет помочь. В кого же он здесь превращается… Он еще даже грезил во внезапно наплывшей полудрёме, что прямо-таки сейчас на втором этаже откроется дверь, потом послышится быстрый бег по лестнице, а потом радостный крик: «Пуудинг!». Ну а дальше… А дальше как и обычно: жили они долго и счастливо, бла, бла, бла. Только эта сказка, конечно, казалась ему скучной и до тошнотворности сентиментальной, — куда интереснее было бы участвовать в ней с теми же персонажами, практически по тому сюжету, но добавить в сценарий пару ноток крови и хаоса — идеальная взрывная смесь, которой сейчас так не хватало, кажется, им обоим.       Джей потупил взгляд, с неподдельным интересом считая узоры на обоях, и пытаясь хоть чуть-чуть отвлечься и все же дождаться того самого «момента истины», как вдруг, дверь в спальне на втором этаже и вправду открылась. Мужчина даже привстал от неожиданности и, насторожившись, уставился на самый верх лестницы, ведущей в покои всё еще его королевы. Но ничего так и не было видно, перила с балясинами были размещены так, что лежа на диване или даже сидя на нем, нельзя было увидеть того, что происходит в проходе спальни. Мужчина точно убедился, что это не Джонс, ведь дверь так и оставалась открытой в том же положении, а последующих каких-либо действий слышно не было.       Он по своей назойливой привычке снова поправил растрепавшуюся за время бессмысленных валяний, прическу, и встал. Стоило ему это сделать, как вдруг, послышались лёгкие шаги, судя по звуку, следующие вниз по лестнице; но это и шагами назвать было нельзя: такие аккуратные, крадущиеся шажки, звучащие так, как будто кто-то маленький босиком шлепает по полированному паркету. Потом вдруг все снова затихло где-то в конце, примерно за две ступеньки до пола. Это несомненно была Тиффи, которая проснулась от лучиков раннего солнца, щекотавших ей лицо. Удивительно, что ей удалось так ловко и тихо пробраться мимо вновь заснувшей очень чутким сном Харли. Да и как вообще девушка могла заснуть, да так, чтобы ничего не услышать и не почувствовать? Да уж, кажется, скоро будут визги, крики и очередной разгром в комнате. Ну и нехилый нагоняй персонально для Тиффани, ведь девочка даже не знает, кто расположился внизу и кого же мама, обещающая оберегать её от всего-всего, уже успела запустить в их уютное, светлое гнездышко.       Джокер увидел Тиффи и сделал два уверенных, но при этом все же тихих шага навстречу, чтобы поближе ознакомиться, так сказать, с нарушителем «спокойствия». Девочка отвлеклась на секунду, а потом замерла, увидев перед собой совершенно незнакомого человека, которого она совсем не ожидала встретить здесь. Но, что странно, пятиться или пытаться отдалиться она не пыталась, а просто завороженно принялась рассматривать высокую фигуру стоящего перед ней Джея, словно древнейшую статую в музее искусств.       Джокер заметил, что ребенок уже находился на грани и вполне возможно, что девочка сейчас, как, насколько он знал, и свойственно всем детям в ее возрасте, истошно завопит на весь дом: «мама!». А тут уже бед не отмахнешься будет, это уж точно. Поэтому, в самый последний момент, мужчина приложил палец к губам и как-то воровато осмотревшись по сторонам, прошептал: — Тише, я друг твоей мамы, и, возможно, твой друг. Не шуми. Знаете, хоть образ этого психопата и внушал страх в огромном большинстве случаев, но почему-то его отточенное до самой незаметной мелочи поведение и монотонный, размеренный голос, мог заставить любого думать совершенно по-другому, стоило только тебе оказаться так близко к нему — и сейчас это все так же подействовало на ребенка, как лошадиная доза успокоительного. Тиффи была послушной, но чаще всего ее неуемное любопытство и страсть к всевозможным приключениям затуманивали ее живой рассудок и выдавались наружу искристым блеском в заинтересованных глазах, так же, как и в эту минуту. Джею этот взгляд очень даже понравился, и это, наверное, было первым шагом на пути к... Здесь очень сложно подобрать нужное слово, учитывая всю непредсказуемость наших главных героев, но с этим мы с вами все же потом разберёмся. — Как тебя зовут? — заинтересованно спросила девочка и обхватила руками два деревянных столбца лестницы. — Джей. Меня зовут мистер Джей, будем знакомы. — с ноткой несерьёзного, шутливого презрения сказал он и протянул руку девочке в знак приветствия. Тиффи ответила на жест, пожав его неестественно бледную руку своей маленькой ручонкой и слезла со ступенек, уже почему-то практически полностью доверяя своему новому знакомому.       А Джей лишь с любопытством разглядывал дочь, и, к своему удовольствию, с каждой минутой находил в ее облике все больше и больше собственных черт.