***
— Подождите, успокойтесь! Вы можете нам ответить, как все было? — лихорадочно пытался выяснить репортер, пробираясь со своим громоздким микрофоном прямо к женщине, лет сорока. Она плакала и от страха кусала губы до крови, ей уже хотели связать руки, поскольку в приступе шокового бешенства она пыталась выцарапать себе глаза. Сзади нее был красивый двухэтажный дом, светлый как рай — вся отделка была нежно-персиковой и на белом, просторном балконе цвели потрясающие фиолетовые петунии, спускающиеся своими вьющимися косами прямо к входной двери. Но сегодня все было не так сказочно. Помимо этой волшебной красоты, сзади стояли три полицейские машины и скорая, в которую санитары уже загружали на переносках два безжизненных тела, накрытых белоснежным, местами испачканным кровью саваном. — Да вы нашли что спрашивать! — крикнула женщина из ближней толпы зевак и несколько человек громко заулюлюкали, соглашаясь с ней. — Женщина зашла в дом, а у нее мужа и дочь растерзали, хватит издеваться! Репортеры переговаривались друг с другом, решая, оставлять ли эту вакханалию, либо написать очередной громкий заголовок о произошедшем. Толпы человек, объединенные несколькими одинокими кучками, распространились по всей территории двора, чтобы увидеть, что же будет дальше; да и тех, кто в дом пробраться норовил, чтобы посмотреть на все своими глазами, было уйма. Черноволосая худощавая женщина сидела на газоне, подогнув к себе ноги и раскачиваясь со стороны в сторону, бормотала себе под нос что-то невнятное. Сейчас раздумывали над тем, забирать ли ее на принудительное лечение, поскольку справиться самому после такого, было крайне тяжело. Несколько человек окружили ее, пытаясь хоть как-то успокоить, но она как-будто бы совершенно ушла в другой мир, не желая ничего и никого слушать — еще бы. — Забирай. — крикнул санитар своему напарнику и тот, подобрав с земли что-то нелицеприятное, положил это в машину и сев в нее, захлопнул двери. Скорая отъехала, осталась лишь полиция и парочка машин с терпеливыми журналистами, которым уж очень надо было так же пробраться внутрь, ради нескольких громких снимков. — Это Джокер. Убедительно прошу всех сохранять бдительность и держаться вместе, это не шутки. — громко произнес шериф, выходя из злосчастного дома и скидывая с рук окровавленные перчатки. — Скажите, а Вы слышали что-нибудь? — Лишь громкие крики и смех. Еще были странные звуки, как будто знаете... пласт металла трут о другой пласт, скрежет. И тот смех. Так не смеются, когда смешно. — Какой это был смех? Громкий, нервный, заливистый... какой? — Нет, нет... я не могу описать. Это звучит так, как смех одержимого, но не Дьяволом или чем-то... смех. Да, лучше Вам этого никогда не слышать.***
Длинные, кажется, никогда не заканчивающиеся коридоры старой психбольницы, хоть и не пугали своим мраком и мистикой, как во многих лагерных страшилках, но жуть все же навевали. Помещение на втором этаже, представляло собой длинный коридор с белыми кафельными стенами и таким же белым, уже обшарпанным полом, а на светло-сером потолке таким же ровным рядом красовались старые, моргающие лампочки, на удивление неплохо справляющиеся со своей задачей. Вдоль обеих стен располагались обыкновенные большие комнаты, с поржавевшими койками, зарешеченными грязными окнами и желто-белыми стенами с практически полностью уже обвалившейся, дешевой штукатуркой. В каждой комнате было от трех до семи человек, которым так не повезло оказаться в этом ужасном месте, ведь как известно, отсюда никогда не возвращаются. Никогда. Здесь были психи более менее безобидные, в общем-то не страдающие никакими маниакальными расстройствами или же обостренной формой биполярного расстройства — здесь сидели меланхолики, типичные шизофреники и просто молчаливые, раскачивающиеся со стороны в сторону, «личности». Вот например женщина: ей пятьдесят один год, зовут Розали, и ей все время кажется, что за ней кто-то следит. Еще живя в своем доме, она целыми днями сидела в кладовке, а перемещалась лишь намотав на голову тонкое одеяло, чтобы скрыться от мнимых преследователей. Да, и ее упекли тоже. Здесь все время царил шум, гам, ругань санитаров и уборщиц, которым тоже не повезло работать здесь. В основном, в этой части отделения отрабатывали испытательный срок наивные врачи-практиканты, которым все же нужен был опыт, перед переходом к более серьезным делам. А вот на четвертый, одинокий и пустующий этаж, который даже не позаботились привести в порядок и построили, как казалось, на скорую руку — практически никто не совался. Да и что там делать, всего одна палата и охранный круглосуточный пост, совершенно ничего интересного. Вся текучка была на первом и третьем этажах, на первом была просторная столовая, непримечательный ресепшн и обшарпанный диван для гостей, рядом с которым стоял журнальный столик, уже покрывшийся трехметровым слоем пыли. Ну а на втором находилось несколько бухгалтерских комнат, кабинет врача, архив, туалет и ординаторская, рядом с которой же находилась небольшая комнатка, в которой хранились старые дела и никому не нужные книги по анатомии и фармацевтике. Здесь всем было побоку на то, что находилось вокруг; здесь среди сотрудников никто, практически, тепло не общался. Так, как-будто друг друга не замечают и приходят сюда лишь отсидеться за жалкую ежемесячную оплату своего «труда». Это место было таким же прогнившим и жестоким, как ад. А в общем-то, здесь были круги, в виде нескольких этажей, сновали черти — флегматичные докторишки и запах... нет, не трупный, как обычно рассказывают сталкеры. Это был очень сконцентрированный запах противных медикаментов, медицинского спирта и... безнадежности? Да, за недельку отсюда вывозили много «грешников», подвешивающих себя на их же халатах; но, как всегда оно и случается, эти делишки быстро и удачно заминали. Кому тут уж было до этих чокнутых? Разве стоит чего-то их жизнь? Как обычно, санитаров чаще всего не хватало, и поэтому на работу сюда брали многих желающих проходимцев, даже не утруждаясь углубляться в их истории. К больным очень часто относились жестоко, не счесть тех ситуаций, когда эти же работники и забивали пациентов до смерти, ведь, а что им будет? Это же всего лишь психи, никому не нужные шизоиды. И именно это развязывало многим руки. Но что же это мы о чертях и демонах, которые с нескрываемым подобострастием наблюдают за мучениями страдальцев? Дьявол здесь тоже был.***
Две тысячи пятнадцатый год, двадцать шестое июля. Доктор Харлин Квинзель, красивая девушка двадцати пяти лет с роскошными, слегка вьющимися золотистыми волосами, сидела в канцелярии и чахла над очередной стопкой бессмысленных бумажек. Хоть она уже и выбилась из практикантов, дел серьезных она так и не получала, оставаясь каждый вечер перебирать документы, придерживая рядом бумажный стаканчик с крепким горьким кофе. И сейчас она сидела здесь, как и всегда, в маленькой душной комнатушке, пропахшей чернилами от принтера и клеем ПВА, а рядом со столом дешевой отделки, стоял в сиреневом высоком вазоне, размашистый фикус по имени Джеймс, который Харли и притащила из своего дома. Куст как-будто и сам понимал, в каком месте находится и создавал печальный и жалобный вид, понуро опустив свои тонкие ветки с зелеными листьями к полу. — Харлин, Вы не заняты? — раздался мужской голос за дверью. Это был главврач — доктор Аркхем. Он вообще редко наведывался к кому-либо из своих работников, предпочитая не лезть в самое пекло и спокойно отсиживаться в своем светлом кабинете, противоречащем всей этой губительной атмосфере данного места. Но Харлин была исключением, и речь здесь не шла о каких-либо любовных интрижках, дело было уж куда серьезней. Мужчина прошел в комнату и увидел комичную картину: заработавшаяся девушка спала, приспособив как подушку стопку бумаг, лежащую перед ней, а несколько вырванных из тетради, исписанных листов в клетку покоились у нее на голове. Он пару раз культурно кашлянул, чтобы обратить на себя внимание, но успехом эта попытка не увенчалась, поэтому пришлось решиться на крайние меры и с внушительной силой постучать по столу, уже не заботясь о спокойном пробуждении горе-работника. — Да да... изменение личности или познавательной способности на почве органического поражения... — встрепенувшись начала бормотать девушка, предварительно мотнув головой, чтобы избавиться от этих двух листков, придававших ее прическе дурацкий видок. — Харлин! Успокойтесь! — повысил голос главврач и направил свет лампы ей в лицо, от чего блондинка слегка сощурилась, выпрямилась и поправила очки, считая, что никто ничего и не увидел. — А, это Вы. Здравствуйте, что-то случилось? — смущенно пролепетала девушка — А то я тут... читала. — сказала она и начала лихорадочно делать вид особой занятости. — Ну я вижу. — хмыкнул мужчина и увидел три поисковые листовки с фотографиями Джокера, которые девушка моментально смяла и упрятала в карман халата. — Но я не ругать Вас пришел все-таки. Я пришел предупредить. — О чем? Я вроде ничего такого не делала... особенного. — задумчиво протянула девушка и нервно сглотнула. — Харлин, Вы молодая девушка. Красивая, находчивая, даже чересчур целеустремленная, и это хорошо, но... Вы сейчас точно взяли на себя не то, что следовало бы, я так скажу. — загадочно прошептал он и пристально посмотрел ей в глаза. Да, он имел в виду именно то, о чем ты, мой дорогой читатель, сейчас и подумал. Доктор Квинзель, еще с далекого детства стремящаяся постоянно всем доказывать что она была, есть и будет лучшей во всём, снова принялась за очередную тягомотную и опасную работу, на которую по многим причинам, не решились бы и матерые, много чего повидавшие врачи. Куда уж тут наивной девчонке, которая даже не сможет постоять за себя без присутствия целого конвоя охраны? Если всю эту историю максимально сжать, то выйдет вот что — Харлин уже как четыре дня является лечащим врачом самого Джокера. Вроде и не трагедия, но идейка, скажем, не очень удачная для начинающего врача. И все эти четыре дня ничего так и не дают, ну кроме того, что пациент стал более менее спокойным, по сравнению с прошлыми его выходками. Связано ли это с тем, что у него появилось какое-то особенное отношение к ней, или медикаменты наконец начали действовать? Кто знает. — Я ничего не понимаю и сейчас. — недоуменно произнесла девушка и нахмурила лоб. — Да понимаете Вы все. Это Джокер, это не остальные, ты сама не понимаешь за что берешься! Он как был, так и остается проклятием для всех нас и моей клиники. Да что там, целого города. — строго произнес он и сел в кресло напротив — Знаешь ли ты, сколько раз мы перестраивали больницу? И это только из-за него! Девушка слегка попятилась и отъехала на кресле чуть ближе к стенке, потому что никогда не видела своего начальника таким яростным и сильно озабоченным чем-то. Разумеется, он не заботился о ней, либо о ком-то еще из своего персонала, ведь логично предположить, что девушка может сделать что-то не так и это все повлечет за собой огромные проблемы, в виде очередных ярких врак от местных СМИ, вычетов из бюджета и перестроек — поэтому лучше предотвращать «очаг возгорания» заранее. — Знаете ли, я не первая берусь за это, но мне кажется, что так треплете Вы только меня! Чем я отличаюсь от остальных? Опытом? — обиженно спросила девушка и махнула рукой. — Именно. Ты не первая, да даже и не последняя. Неужели тебе невдомек, что за этот месяц, он умудрился отправить трех санитаров и одного врача на больничные койки? Что, думаешь тебя ждут особые привилегии? — брезгливо произнес он и строго сжал губы. — Я не считаю, что он настолько ужасен, чтобы им пугали детей на ночь и выстраивали отдельные этажи. — отрезала Квинзель и гордо выпрямила спину. — Ооо, Квинзель, я же вижу, как Вы смотрите на него. Так на своих пациентов не смотрят, и вы прекрасно знаете о чем я. Не обожествляйте того, кто даже не достоин носить собственное имя, Вы все равно не из первых. Девушка смутилась и опустила свой взгляд в пол. Действительно, прошло так мало времени, а ее отношение к Джокеру в корне изменилось. Когда изначально она даже и не думала идти работать в Аркхем, она испытывала к нему лишь полное отвращение, как и к слушкам о нем. Ей казалось это чем-то немыслимым: как можно убивать столько невинных людей и творить на улицах такой беспредел, даже практически не меняя выражение лица? Неужели это так здорово и весело, купаться в чужой крови под оглушающие звуки выстрелов и изнеможенные крики — нет, нет, это безрассудство. Оно никогда не привлекало Харлин, и после того, как три месяца назад ей удалось успешно ретироваться из очередного кровавого месива, которое он в очередной раз устроил на одной из улиц города, она решила, что если ей-таки подвернется момент, она попытается разобраться в причине его такого поведения и понять, что именно движет им. Но вышло уж так, что она и думать забыла о своей запланированной книге, испытывая теперь лишь личный, животный интерес к нему и его мыслям. — В общем, я знаю, что Вас не переубедить и вот что... — сказал главврач и достал из кожаного портфеля какую-то затасканную книжку в тонкой обложке, которую не один раз перешивали толстыми, черными нитями. — Я думаю, что вы перечитали это не один раз, но все же, ознакомьтесь снова, я буду рад, если Вас это натолкнет на верные мысли. С этими словами мистер Аркхем наотмашь швырнул на стол книгу и брезгливо обтер руку о халат. Даже не попрощавшись, он вышел из комнаты, предварительно конечно кинув на перепуганную девушку яростный, но умоляющий о чем-то, взгляд. Харлин еще с минуту с содроганием смотрела на дверь, переваривая все то, что ей попытался внедрить начальник. Конечно, она не собиралась ничего менять — пока она хотя бы не окажется на полпути к своей цели, она ни за что не остановится. Девушка высыпала из маленькой стеклянной колбочки себе в ладонь пару маленьких синих таблеток и закинула их в рот, слегка поморщившись от неприятного вкуса. Доктор поправила настольную лампу, приведя ее в нужное положение и взглянула на обложку лежавшей перед ней, довольно толстой книжки, на обложке которой, от руки было выведено черными чернилами: Дело №0 — Джокер. Но самое страшное было не в этом, даже не в том, что дело хранилось под таким странным номером, а в жуткой неаккуратной перевернутой надписи, выкарябанной синей шариковой ручкой, еще довольно внушительное количество времени назад, которая гласила: «Да упаси Господь Вас и грехи Ваши». Харли лишь хмыкнула, приняв это за очередной прикол какого-нибудь особо впечатлительного врача и принялась читать, а вернее перечитывать, как и раньше, сгорая от нетерпения.***
На первых двух страницах ничего не было, кроме неразборчивых каракуль, как-будто кто-то вдруг решил расписать здесь ручку, находясь в безудержном бешенстве. А вот дальше уже начиналось самое, можно сказать, интересное. На следующей странице была небрежно приклеена канцелярским скотчем фотография, по-видимому распечатанная на бесцветном принтере и разделенная на две части. На первом снимке Джокер стоял на фоне разлинованного плаката с табличкой в руках, на которой было написано: Joker 19/06/2015 Gotham Police Station Харлин начала внимательно разглядывать снимки — девушку нескрываемо чаровали его глаза, даже через фото глядящие в душу и пробирающие ее до каждой невидимой ниточки. Он смотрел так, как-будто совершенно не признавал своей вины абсолютно ни в чем, обезоруживая своей издевательской ухмылкой, кажется, навсегда застывшей на его бледном лице. Квинзель пару раз отрицательно мотнула головой, чтобы прогнать неправильные мысли и перелистнула страницу, пытаясь вразумить себя тем, что такой как он, нравится уж точно не может. Хоть она и знала о таком приеме как самовнушение и понимала, что это всего лишь плацебо-трюк, но вариантов больше не было. На следующей странице тоже было пусто, как и на первых двух, а вот уже дальше глазам девушки предстала краткая информация о том, кого так безуспешно пытаются вылечить сотни врачей. Год рождения 1982, точная дата и настоящее имя неизвестны. Зовет себя Джокер/Джей/Мистер Джей. Появляется здесь уже не раз, сейчас находится на особом лечении. Особые приметы Рост: 6.2 фута Цвет волос: зеленый Возраст примерно от тридцати до сорока. Имеет множество татуировок различной тематики, цвет кожи бледный, вследствие падения в концентрат хлора. Имидж более схож с клоуном, шутником, от чего скорей и происходит его прозвище. Носит яркие костюмы, редко бывает серьезен в своем внешнем виде, придерживаясь собственного шутовского «стиля». Излюбленное оружие: нож, лезвия в виде игральных карт, яд собственной разработки, к которому он сам имеет иммунитет. Отсутствует и малейшее чувство эмпатии, так же часто проявляет многие другие негативные качества, такие как: Высокомерие Артистичность Притворство Самовлюбленность (обостренный нарциссизм) Играет любую роль, чтобы понравиться Делает других виноватыми Страдает маниакальным психозом, биполярным расстройством личности. Правка от 21/06/2015 Задержан вследствие совершения массового убийства особой жестокости. На месте преступления не было найдено ничего из оружия, кроме истраченных гильз, которые были хаотично разбросаны по всей внутренней территории. Его жертвами на этот раз являлись мужчина лет сорока пяти и девятнадцатилетняя девушка. У обоих найдено около десяти пулевых ранений, а также около пятидесяти пяти колотых ранений у молодой девушки, оба скончались на месте. Своровано ничего не было, лично от себя он оставил лишь огромную букву J, вырисованную кровью одной из жертв. Предположительно, буква и является его излюбленной меткой, соответствующей его же псевдониму. Эксперты-криминалисты начнут более углубленную работу завтра же утром, что является оскорбительным опозданием, но все же выдвинутся как только смогут. Крови было слишком много, со слов очевидцев, «там и светлого места не было». Окна были залиты кровью, так же как и кровать и белый ковёр, на котором найдены кровавые следы мужских туфель, примерно девятого размера. Мотивы убийцы, так же как и дальнейшие действия органов, пока неизвестны, новая правка будет учтена. P.s. Информация косвенна, уточнения будут вноситься по мере поступления. Харли пролистала еще несколько полупустых страниц, на каждой из которых, информации было в два, а то и в один абзац — никто ничего не мог сказать, кроме того, что «правки будут вноситься», сплошная пресная вода, да и только. Девушка недовольно выдохнула и захлопнула книгу. Она медленно и с осторожностью отодвинула ее от себя и задумалась — а что, если доктор Аркхем действительно прав и ей все же не стоит соваться в этот нескончаемый кошмар? Хотя, терять ей было нечего, да и некого — мать умерла еще девять лет назад, отца она никогда не знала, а братьев и сестер у нее и в помине не было, а даже если они и были, то все это время от них не было ни слуху, ни духу, как-будто в трагичной смерти Элизабет виновата именно она. Девушка уже смирилась с тем, что раз ей надеяться не на кого, то все и всегда прийдется делать самой, так же как и пробиваться в люди. Ведь если каждый раз трусливо прятаться перед трудностями, пусть они и являются «вселенского масштаба» в твоем представлении, достигнуть чего-то стоящего будет очень трудно. Да если тебе и самому до смерти интересно, что же будет дальше, то о чем же еще думать? Лишь полный вперед, и плевать там на какого-нибудь алчного Аркхема, который заботится сугубо о своем благосостоянии. Доктор еще раз глянула на черные наручные часы и отметила, что прием у нее уже аж через двадцать минут, следовало бы и поторопиться. Собрав кое-какие бумажки, папки и не забыв захватить с собой уже давно остывший кофе, девушка выскочила из душного кабинета, задорно звеня связкой ключей, подвешенной на указательном пальце. Пусть уже это и является пятым по счету приемом, но каждый раз девушка идет туда с полным предвкушением завораживающей неизвестности, раздумывая над тем, что же он расскажет ей на этот раз и как себя поведет. А может, улучшения имеют место быть? Хотя, она и не отрицала того, что не совсем желает лечить его, воспринимая его лишь как гениального собеседника, которому беспрекословно идет его нынешнее состояние. Да, звучит это абсурдно, врач не хочет лечить больного... но вот, был ли он больным? Эти мысли крутились в голове у Харлин дни и ночи напролёт — на работе, в метро вечером, в доме, в продуктовом магазине... да где угодно, они продолжали преследовать ее. Поэтому ей пришлось и самой проконсультироваться со специалистом, который предложил ей пропить небольшой курс таблеток, которые должны были помочь. Но и они не являлись панацеей: бессонница, навязчивые мысли, приступы неконтролируемой истерики — они теперь составляли непоколебимое одно целое. Харлин была врачом и понимала, что бояться все же нечего, если правильно соблюдать данный рецепт, то все снова прийдет в норму. Сомнений практически не было. И вот сейчас, стоя в тесном лифте с прожженными кнопками и придерживая рукой многочисленные бумаги, которые практически не несут в себе ничего полезного, девушка снова брезгливо морщась разжевывала горькие, бесполезные таблетки, вынутые из стеклянной колбочки, беспрестанно находившейся в кармане белоснежного халата, стойко пропахшего неприятными медикаментами. Неужели безумием можно заразиться? А если нет, то что это? Не существует Страны Чудес, да и никто из нас не Алиса.***
Харлин медленно отворила тяжелую дверь с мистическим номером «13» и подмигнув стоящим рядом охранникам, прошла внутрь. Джокер, как и на каждой их встрече, сидел на металлическом стуле, полностью не имея возможности двинуться, будучи плотно замотанным в белую смирительную рубашку. Квинзель прошла к своему месту напротив, так и не сводя глаз с пациента, который видимо сегодня совершенно был не в духе, ведь обычно он сразу обращал на нее внимание, улыбаясь во все тридцать два, а сейчас просто сидел, понуро опустив голову, как-будто она резко превратилась в невидимку и растворилась в воздухе. — Здравствуйте, мистер Джей. Как Вы себя чувствуете? — непринужденно спросила девушка и сев на мягкий стул, придвинулась ближе к столу. Ответа, как и можно было предполагать, не последовало. Он лишь шумно выдохнул, продолжая играть в статую, не показывая ни одной эмоции. Но все же, то что он дышит, Харлин порадовало — это сейчас было единственным доказательством того, что он еще живой. Черствая, окаменелая статуя из белого мрамора. — Ха, я бы посмотрел, как бы Вы, доктор Квинзель, чувствовали себя если бы Вам на протяжении каждых суток вкалывали литры чертового аминазина. — тихо произнес он и поднял голову, снова демонстрируя свою коронную, пресную ухмылку. — Это Вам же во благо, медсестры рассчитывают количество препарата, все в норме. — неуверенно пролепетала она, вытряхивая из синей папки какой-то листок. Джей окинул доктора мрачным скучающим взглядом и обиженно нахмурился. — Да, а я уж и подумал, что мисс не такая как все остальные здесь. Знаешь, сколько раз я это слышал... Вам поможет... Вам во благо... — как в приступе лихорадки шептал он — Вы вылечитесь. Вот только, больными были только они. И знаешь.. хах.. ха... их ничего не спасло... ахах... — с нервной усмешкой, прерывающей его монолог, завершил он. Квинзель хоть уже не особо боялась его, успокаиваясь от мысли о том, что под столом находится кнопка вызова помощи, он в смирительной рубашке, а за дверью стоит шесть матерых охранников, вооруженных до зубов; но все же сейчас ей стало как-то не по себе, после его нервных смешков и странных мимолетных фраз, больше похожих на такие тонкие, прозрачные намеки. — Так, ну я по записям понимаю, что Вам сегодня уже мерили давление и лекарства Вы уже принимали. — нервно сглотнув произнесла она, делая вид, что очень внимательно вчитывается в медицинскую карту, лежащую перед ней. — Даа, приходила одна... — загадочно протянул он и улыбнулся — Но она какая-то странная. Дуется все время, такая серьезная. Лезет ко мне своими тонкими ручонками, я уже воодушевился, а ей нужно было вручить мне этот чертов градусник. Почему... почему пришли не Вы, доктор? — состроив обиженное выражение лица, спросил он и откинулся на спинку стула. — Я была в архиве, разбиралась со справками. — Фу. Как неинтересно мне это слушать. Хотя, ты можешь продолжать. — снова ухмыльнулся он — Неужели, доктор, Вас так привлекает перспектива вечного копания в бессмысленных бумажках, м? — Я не... а что меня должно привлекать, по Вашему? — заинтересованно пролепетала она и приподняла бровь. Джокер лишь задумчиво посмотрел на нее и озадаченно поджал губы, уже видимо прикидывая, чем еще можно ошарашить непробиваемую докторишку. Действительно, она была такой же серьезной, как и остальные, но вот что-то в ней цепляло, а вот что? Все просто — она совсем не боялась его, у нее не дрожали руки при виде его, она не немела, когда находилась слишком близко, в отличии от примитивных медсестер. Что уж говорить про санитаров, которые очень любят пользоваться возможностью поколотить короля Готэма, когда он совершенно ничего не может сделать в этой... осточертевшей рубашке с дурацкими длинными рукавами. Об этом и говорила свежая ссадина на лбу, но похоже, об этом говорить ему совсем не хотелось — либо он этого уже и не помнил, либо просто ему это не казалось таким интересным, что более правдоподобно. — Ну а как же свобода? М? — Я не сижу в тюрьме. У меня есть дом, интересы, друзья... хобби. — перечисляла она, напряженно пытаясь припомнить все логичные доводы, да поубедительней. — Разве это свобода? Вы загоняете себя в тесные рамки, доктор. В этом нет никакой свободы, свобода — это когда ты не знаешь, что такое зависимость, привязанность... хах... любовь. А Вы привязаны к каким-то жалким людишкам, которые Вас, доктор, не достойны. — прошипел он и притянулся поближе. — Так, я пришла сюда чтобы помочь Вам выбраться из Вашего состояния, а Вы снова заговариваете мне зубы. Давайте лучше... — сказала она и взяла со стола блокнот, спровоцировав этим выпадение таблеток из кармана. Джокер внимательно проследил за происходящим и пристально, с нескрываемым интересом уставился на растерянную Харлин. Она поняла, что он все знает — уж ему то не ведать, что это за препарат. И как только вот ей оправдываться теперь? — Оу, какая неосторожность. Скажите, а Вы от превосходной жизни принимаете антидепрессанты? — с усмешкой поинтересовался он. — Это ошибка. Я просто... у меня бессонница. — дрожащим голосом произнесла она и напоследок кинула мимолетный нервный взгляд на таблетки, перемешавшиеся с осколками от баночки на полу. — Да-да, я так и подумал. Скажите, у Вас какие-то проблемы? Может, я смогу помочь их разрешить? — Вы сидите передо мной в смирительной рубашке. В психушке. Вы правда считаете, что можете мне чем-то помочь? — насмешливым тоном произнесла она, и по правде тут же об этом пожалела. — Я могу всё. И если Вы думаете, что из этой тряпки очень сложно выпутаться и что я не знаю о местонахождении этой чертовой кнопки — Вы заблуждаетесь. — нагнетающе прошептал он и медленно растянул губы в улыбке. Квинзель нервно сглотнула и осознала, что сейчас все медленно, но пятимильными шагами так и уходит от привычного, построенного ею плана. Он плавно, но трезво понимающе, перетягивает на себя основную роль, превращая себя во врача, а девушку в безнадежную психованную дурочку, которая сейчас сидит перед ним и нервно искусывает ногти в очередном приступе панической атаки. Он будто бы гипнотизирует, создавая вокруг тебя дымную, но такую реалистичную сказку, в которую ты уже и готов поверить, но стоит лишь сделать это — лишишься ума. А что страшно, иммунитет к его «играм» имели далеко не многие. — Я хотела спросить. Почему именно Джокер? Что так повлияло на выбор этого имени? — наконец спросила она, чтобы убавить повисшее в воздухе напряжение. — Имя. Честно признаюсь, этой ночью я долго думал о Вашем имени. Оно так ясно мне напоминает что-то... Харлин Квинзель, ведь так? — Да. Но я не могу понять, что же именно Вас могло так зацепить? — недоуменно прошептала она, готовясь к худшему, что на удивление, оказалось напрасным. — Харлин Квинзель, Харлин Квинзе... Харли Квинз... Харлинз Квин... Харли Квинн! Смекаете? Это то, о чем я размышлял все это время. Арлекин! Ваше имя так созвучно с прозвищем циркового шута! — воодушевленно воскликнул он — Чувствуете? Запах карамельного попкорна, крики, смех, шум... вечное веселье! Которое стоит лишь скрасить капелькой крови... — Кхм. Я конечно не против таких ассоциаций, если Вам так будет удобнее. — смущенно проговорила она и нервно застучала пальцами по столу. — Удобно мне? Харли, все люди стали клонами, все похожи друг на друга. А представьте, как Вы, в образе несерьёзного арлекина скачете в толпе этих серых людишек, навевая раздражение, опасность, яркость! — шепчет он, пристально глядя ей в глаза — Как и в этой больнице, Вы будете отличаться от них. И если будет угодно, если Вам не понравится, что они так и не улыбнулись, Вы сможете снять с них скаальп... Вы будете решать, что им делать и чувствовать. Разве не здорово? Весь мир будет у Ваших ног... — Так, все. Достаточно на сегодня, я думаю. Я приду к Вам еще завтра и мы это обсудим. До свидания, мистер Джей. — быстро пролепетала она, и наспех собравшись, выскочила из комнаты как ошпаренная, громко захлопнув громоздкую дверь. Джокер провел ее одержимым взглядом и усмехнулся, поражаясь тому, как легко ему получилось на этот раз испугать кого-то. Все же, неплохая практика, пока он торчит здесь, лишь по своей прихоти и нежелании расставаться с забавной Квинзель. — Я буду ждать. Я непременно буду Вас ждать... — прошептал он и грустно вздохнул, услышав в коридоре грохот солдатских ботинок, судя по звуку, приближающихся именно к нему.***
Харлин бежала по темной, сырой от недавно прошедшего дождя, улице. Хоть она и понимала, что никакой погони за ней нет, и ее сейчас не преследуют те жуткие монстры из примитивных ночных кошмаров, почему-то именно сегодня, хотелось как можно скорее оказаться дома и запереть дверь на все три замка, для пущей надежности. Какой-то необъяснимый тошнотворный страх томился у нее в груди — Джокер больше никому не говорил таких странных вещей. Да, он нездоров и слышать такие вещи от душевнобольного человека это не такая уж и удивительная новость, но... все же это не очень было похоже на обычный бред умалишенного. Арлекин, цирк, смех, попкорн... — и почему же именно это послужило такой яркой ассоциацией? Почему именно с ней? Снова эти извечные вопросы, ответы на которые, уже давно покоятся на самом дне Марианской Впадины, зная, что до них уж точно никто не доберется еще минимум на протяжении одного века. Стук тонких каблуков гулким эхом распространялся по темным, практически уже опустевшим улицам. Здесь, в Готэме, главенствовало непоколебимое годами правило — если ты безобидный человечишка, от чего-то захотевший приключений на свою пятую точку и решивший поселиться в этом городе, то лучше бы тебе оказываться дома ровно тогда, когда начинает садиться солнце, потому что именно в это время суток просыпается настоящая сущность этого зловещего места и кто знает, что может поджидать тебя вон за тем углом? Даже когда Джокер, скажем, «был не у дел», места на это время освобождались для юных пародистов, тоже желающих попробовать себя в этом кровавом амплуа. Девушка решила остановиться у какого-то старого штаба, во дворе которого еще горел яркий желтый свет уличных фонарей. Запыхавшись, девушка оперлась на мокрую и холодную кирпичную стену и взглянула на часы, которые сейчас показывали двадцать минут десятого. Хоть она и молниеносно умчалась от Джокера, даже не досидев еще оставшиеся пятнадцать минут сеанса, удержаться от очередного посещения архива и той же просторной столовой, располагающейся на первом этаже, девушка все же не смогла. О времени ей напомнил сам доктор Аркхем, заволновавшийся о том, что девушка просто нарабатывает себе дополнительный оклад, бездумно отсиживаясь здесь. Вдруг, она почувствовала резкую головную боль, как-будто бы одновременно с двух сторон в виски воткнули два острых лезвия и резко провернули. Девушка зажмурилась и снова продолжила свой путь, уже значительно ускорив шаг. А ведь лечащий врач предупреждал ее о возможных приступах, с этим не шутят, уж ей то стыдно об этом не знать. Да, а завтра еще вставать рано, вначале нужно на прием, а уже потом обратно на работу — болезнь прогрессирует. Девушка снова бежала к дому, надеясь побыстрее попасть туда, чтобы не дай Бог ее состояние по пути не ухудшилось и она не упала безвольным тряпичным мешком на асфальт. А если так произойдет, то крайне мала будет возможность проснуться утром — здесь не помогают. Девушка снова вспоминает про арлекина и ни с того ни с сего вспоминает запах печеного зефира на палочках и карамельного попкорна. А ведь не так уж и плохо жить свободно и беззаботно, не задумываясь о том, что будет завтра и не запоминая то, что было вчера. Харлин Квинзель, Харлин Квинзе... Харли Квинз... Харлинз Квин... Харли Квинн! Она прикрывает глаза на долю секунды и улыбается. Харли Квинн. Ей нравится. Радостно вслушивается в свои звонкие шаги — Хар-ли, Хар-ли... малышка Хар-ли... крутится у нее на языке. Харлин Квинзель, 25 лет Биполярное аффективное расстройство, прогрессирующий гипоманиакальный синдром.