***
«Боже, всего лишь один шаг. Шаг!» — эхом отозвалось в голове у Харли. Ей даже не было страшно сейчас, хоть и надо было подумать о том, что кто-то сейчас находится с ней на крыше и этот «кто-то» решил спасти ее. Урод. Она чувствовала лишь злость, ведь чего только ей стоило провернуть все это, да еще и решиться на такой отчаянный поступок — не передать словами. И вот тогда, когда она собрала всю волю в кулак и сделала глубокий вдох, стоя чуть ли не на самом козырьке крыши, все оборвалось к чертям. Ну и все... снова она залетит в участок, получит здорового пенделя от Чарли, да и много чего еще, что она сейчас только могла представить за эти три секунды. Так как ее крепко схватили за локти и заломили руки за спиной, практически полностью лишив возможности защититься, она и не смогла увидеть этого «добровольца», хоть и извивалась сейчас подобно гадюке в охотничьих лапах. Ее поспешно отвели как можно дальше от края, не обращая внимания на ее неистовые дерганья, явно вызванные яростным недовольством. И эта молчаливость и хладнокровность несказанно раздражали девушку, и ей еще больше хотелось сломать нос этому чертовому ниндзя. А что если это Чарли? Хах, ну если в этом случае он сам решит столкнуть ее вниз — то ей даже легче. Пускай. И все же, какой глупой эта ситуация и не являлась, было жутко. Сейчас она осталась одна и никто не сможет спасти ее теперь, увы. А вот «противничков» самозванных у Джокера полно, и никогда не знаешь — что же они задумают учудить на этот раз. А Харли все же, как жесткий диск, заполненный террабайтами нужной им информации. Вряд ли она сможет защититься сейчас... хотя, все же пусть что хотят, то и делают. Пусть такая смерть будет более неприятной, но при хорошем для нее исходе, все должно закончиться быстро. Девушка стояла в скрюченном положении, все так же спиной к спасителю и все так же не слыша от него ни слова и не имея возможности нормально пошевелить хотя бы одной рукой. Ну и хватка же. Прямо как у... — Ахах... точно. Дверь не закрыла. Идиотка, хах. — хрипло шептала она, прерываясь на секундные передышки. Вдруг, кто-то освободил ее запястья, но воли все равно не дал и резко перехватив за плечи, развернул к себе. От такой резкой перемены положения у далеко нетрезвой Харли потемнело в глазах. Да и на улице было уже хоть глаз выколи, так что она не сразу смогла разглядеть того, кто стоял перед ней. — Ты действительно идиотка. — внезапно прозвучал тихий голос из темноты. Девушка замерла и проморгавшись, еще раз, но уже более внимательно устремила свой взор на говорящего. Перед ней стоял... Джокер. Да, именно он. Именно он, в черной рубашке и черном пиджаке, словно намереваясь слиться с глухой темнотой холодной ночи. Лишь его растрепавшиеся волосы, освещаемые отблесками ночных огней можно было еще как-то рассмотреть, что и удалось сделать девушке. И она поняла все. Поняла, но не поверила, хоть и стояла в пятнадцати сантиметрах от него и ясно понимала, что это его голос. Ей легче уж было поверить в то, что сегодня она действительно по-настоящему перебрала, если ей уже видятся такие реалистичные галлюцинации, ну или же он просто восстал из мертвых и прибыл сюда в роли ангела-спасителя. Хотя, знаете, обе версии в этой ситуации звучат как никогда бредово. Девушка не знала, кажется ей это, или же нет. И совершенно не понимала, как вообще реагировать на все это. Хотелось сумасшедше расхохотаться, разрыдаться, а потом вырваться и наконец уж сигануть с этой проклятой крыши, раз уж собралась. Но вдруг, это действительно он? — Окончательно тронулась. — прошептала девушка, изумленно смотря на его лицо и глупо хихикнула. — И разве в том следовало сомневаться? — беспристрастно произнес мужчина. Харли снова вздрогнула, услышав до боли родной голос, который больше никогда уже и не думала услышать. Но нет — он стоял перед ней в эту же секунду. Просто стоял, дышал, говорил и все так же крепко держал ее за плечи. И от него не веяло ничем необычным, и не был он остывшим, словно труп и не пахло от него воском сожженных свечей — ничего этого не было. Он бы и с радостью мог устроить себе подставную смерть, что сейчас с успехом и сделал, хотя и не представлял, что рискует потерять что-то. «Что-то» в лице единственного человека, чья любовь, может быть, в тысячу раз сильнее настоящей материнской. Все так же не издав больше ни звука, продолжая разглядывать его так, словно минуту назад он воскрес на ее глазах, Харли решилась проверить кое-что, чтобы убедиться в том, что не упилась в усмерть. Она аккуратно провела пальцами по его гладкой, даже казалось, фарфоровой щеке и сжала губы, стараясь не расплакаться. А он все так же продолжал стоять перед ней бесчувственной статуей, будто упиваясь ее слабостью перед ним. Это выглядело так, будто два психа сбежавших из дурки, зачем-то забрались ночью на крышу и вот так молча стоят друг напротив друга, вспоминая, кто кому вообще и кем приходится. — Ты... ты жив? — пролепетала девушка, жалобно заглядывая в его глаза. По ее правой щеке уже стекала одинокая слеза, которую все же она сдержать так и не смогла. Ведь она все это время думала, что окончательно потеряла его и уже сама не видела смысла проживать дальше свою жизнь, вмиг потерявшую смысл, а он вот, снова стоит перед ней, словно это какая-то очередная подставная издевка, на которую она повелась. — До сих пор считаешь, что я смертен? — вкрадчиво спросил он, ухмыльнувшись. В его голосе не слышалось ничего — ни ярости на нее, ни раздражения, а лишь какая-то пресная, тихая грусть. Возможно, это все от усталости. Он прекрасно знал, что тогда на счету была каждая секунда и стоило ему просчитаться — от его королевы не осталось бы ничего, кроме мокрой лужи на асфальте. Или же это было просто умиротворение. Созданное лишь тем, что он снова чувствует ее запах и имеет возможность коснуться ее. Харли хочет сказать что-то, но резкое дуновение ветра срывает слова с языка и вновь обжигает влажное от слез лицо. Неужели, вот так все просто? И она глупа, если не догадалась раньше, зная его неподдельную любовь к таким «шуточкам». Это было даже больше, чем тогда, когда он якобы разбился на вертолёте. Да и то, что она чувствовала тогда, тоже не передать словами. Вот только сейчас эти ощущения перемножены на сто. Она решительно сжимает кулаки, хочет стукнуть его со всей силы, оттолкнуть и потребовать объяснений, передавая ему все то, что прочувствовала за все эти дни... но вновь ничего не делает. Девушка просто со всей силы прижимается к нему и обвивает его шею сухими холодными руками, от которых пахнет сталью. И он не отстраняется, а лишь обнимает девушку в ответ и кажется, виновато опускает голову, чуть касаясь ее плеча. Все без слов, лишь редкие всхлипы Харли слышатся, перемешанные с шипящими порывами ночного ветра. Опять не смогла. Ничего не смогла. Он снова искалечил ее, имея совесть вот так снова появиться. А она и не понимает — радуется, или же плачет от унижения? И почему плачет вообще? Это все будто не поддается мыслям, словно это что-то неизведанное... по ту сторону объяснимого. — Ну хватит. Хватит рыдать. Ты же знаешь, что я этого не люблю. — спокойно произносит он, заправляя ее неаккуратно выбившиеся белокурые пряди волос за уши. Она поднимает голову и снова смотрит в его глаза, как пытливый ребенок. Так, как-будто смотрит в последний раз, желая навсегда запомнить это чувство. Чувство, как внутри обжигает самым горячим пламенем, одновременно обдавая жутчайшим ознобом с ног до головы. Все еще тихо плачет, еще не зная, что он вернулся к ней навсегда. И он уже признает это, смотря на ее заплаканное лицо, запачканное размазавшейся тушью. Она улыбается из последних сил, тихо шмыгает носом и часто кивает, соглашаясь с тем, что это все уже действительно чересчур. — Зачем? — выдавливает она, ожидая хотя бы самого обрывчатого ответа. Он лишь молча улыбается краями губ и издевательски щёлкает пальцем по ее носу, снова ставя ее в положение нашкодившего ребенка. — А ты себе задай тот же вопрос, пигалица. — с усмешкой произносит он и снова наклонившись, мимолетно целует ее в краешек губ, специально проявляя показательную хладнокровность. Она на секунду прикрывает глаза и уже тянет руки к нему навстречу, как вдруг он резко прерывает ее, нетерпеливо выпаливая: — Все, пора. Ребята на подлете! Она не понимает ровным счетом, ничего — какие ребята? Что за подлет? И начинает лихорадочно оглядываться, но не видит ничего, а лишь слышит какой-то приближающийся рокот и гудение, и оно действительно все ближе и ближе. Джей резко подхватывает ее на руки и подходит к краю. Харли осторожно поворачивает голову и видит подлетающий вертолет, как и всегда наполненный шестерками и оружием. Это напоминает ей Отряд, что вызывает у нее еще большее чувство смятения, но она вновь не успевает ничего прочувствовать, окунувшись в воспоминания — все происходит слишком быстро. Вниз свешивается лестница и болтается по воздуху, рябя у нее в глазах. Сейчас бы вот хоть не окончить это все, свалившись с нее — проносится в голове у девушки. Джей ставит ее на ноги и она боязливо оглядывается на него, как загнанный котенок. Она понимает, что сейчас любая пьяная оплошность и вправду будет стоить ей жизни и все так и не решается забираться наверх — может, лучше ей по тем самым ступенькам через отель? — Давай, киска... — хрипло шепчет он, с неким азартом в голосе. Харли лучезарно улыбается и вся робость сразу же куда-то улетучивается. Она уже и не чувствует себя дрянной, напившейся девчонкой, неспособной и скоординировать свои движения — вновь чувствует себя Королевой. Властной, непредсказуемой, неповторимой... и немного подчиняющейся его безумию.***
С момента прибытия прошло всего лишь тридцать с лишним минут, а Харли уже успела за это время самое немыслимое по ее меркам — она привела дом в более-менее приличный вид, по-быстрому переоделась и высушила волосы, а еще и сбегала к Томпсон, чтобы уже наконец забрать Тиффи, уже наверное забывшей о том, что такое мама и родной дом. Но само собой, без нелепых глупостей не обошлось. Вначале из-за нервной спешки Харли запнулась о порог и только в тот момент заметила, что пришла в разных балетках, но и это еще не все. Хозяйка открыла дверь в светлый дом, из которого прекрасно пахло свежей едой и радушно улыбнулась, но такое умонастроение продлилось недолго — пока она не обратила внимания на волосы Харли. — Харлин, Боже! Что с волосами? Тебе было так прекрасно и без этого белесого блонда! — положив руку на сердце, воскликнула Томпсон. — Ну хотела как-то измениться... — нервно хихикая пролепетала девушка, закинув волосы назад, чтобы соседка не заметила сумасшедше окрашенных концов. — А это еще что? Тебе пятнадцать лет, Харлин? Ну что же ты... — строго проговорила женщина и показательно поправила очки. — Да это так. У нас на работе был конкурс на корпоративе, а это просто мелок, он смоется со временем. Затем уже выбежала Тиффани со своим нелепым рюкзаком, который по своему виду явно перевешивал ее саму и взяв Харли за руку, потянула в сторону их дома, уже не в силах сдержать предвкушения того, как будет снова расставлять свои игрушки по правильным местам — маленькая перфекционистка. Сейчас девочка сидела за высоким столом и так же по своей обыкновенности болтала ногами, двумя ручками обхватив стакан с апельсиновым соком, который ее мама, по правде, наливает ей уже четвертый раз. Харли сидела напротив и подперев рукой подбородок, пилила дочку восхищенным взглядом и глупо улыбалась, словно не видела ее целых полгода. Надо сказать, сейчас ей даже перед четырехлетним ребенком было стыдно за такое, да еще и Тиффи иногда поглядывает исподлобья так, будто и сама знает всю правду, отчего Харли становилось максимально некомфортно. Но возможно, девочка делала это просто так, чтобы поиздеваться и изобразить из себя глубоко обиженную и обездоленную мадам, прекрасно понимая, что мама сейчас сделает ради нее буквально все что угодно. Да впрочем, как и всегда до этого. — Почему не хочешь есть? — как можно более ласково поинтересовалась девушка, не сводя одержимого взгляда с дочери. Тиффани, все это время смотрящая куда-то вправо, смущаясь пересекаться с ней взглядом, вначале заинтересованно покосилась на мать, а потом и вовсе развернулась, словно забыв все прошлые обиды. — Меня уже покормила тетя Элис, мам. А где мистер Джей? — резко перескочив на другую тему, но уже с более ободренным голосом, спросила она. — Он уехал, у него пока дела. Сказал, что вернется сегодня ночью, ты уже будешь спатки. — спокойно сказала девушка и допив сок из окончательно отодвинутого дочерью стакана, встала из-за стола и отнесла его к раковине. — Мам, а почему тебя так долго не было? Ты меня хотела оставить там? — жалобно спросила девочка и шмыгнув носом, замолчала, напряженно ожидая ответа. Харли резко выключила воду и медленно развернулась — вот именно этого вопроса она и боялась все время, до сих пор не продумав план ответа. Но и она не знала, что этот простой детский вопрос прозвучит в такой роковой форме «хотела оставить». Как психолог, она понимала, что это знак остро требующейся реабилитации отношений между матерью и ребенком. Да здесь и мудрить нечего, любой человек поймет, что это уже смахивает на что-то нездоровое. И ведь она знала, что не собиралась оставлять там ее... хотя, погодите-ка. Кто же это еще буквально два часа назад так прекрасно планировал свое на горячую голову задуманное самоубийство? И разве это можно не считать предательством? Да, она не сделала это по счастливой случайности, но ведь до этого она как-никак отдавала отчет своим действиям, хоть и находилась в нетрезвом состоянии. А значит, абсолютно добровольно уже в своей голове спроектировала то, как ее дочь остается сиротой. Да и к тому же, на тот момент она считала Джокера погибшим, так что осознавала и то, что девочке не за кого будет цепляться. Но она никогда об этом не узнает, нет. Ведь от этого внутреннего отвращения к себе и своим гнусным мыслям, девушка сама себе сейчас хотела разорвать глотку, но лишь смерила пыл, практически окончательно протрезвев. Как она могла так с ней? Со своим единственным в жизни лучиком, который не причинил ей и капли вреда. Который любит ее, даже не зная, сколько до этого сотворила ее мать и что ее руки по локоть... да нет, по плечо в чужой крови. Да и нужно ли ей это знать? Нет. Определенно, нет. — Нет, солнышко! Ты что?! — воскликнула Харли, упав на колени рядом с дочерью. — Правда? — похныкивая спросила девочка. — Ну конечно! Как же я могла тебя бросить? Я же бесконечно люблю тебя, не плачь, мне от этого больно... — как в лихорадке шептала она, расцеловывая лоб и руки Тиффи, которая уже жалобно прижалась к ней, спустившись на пол. — Мам... а ты знаешь, что мы с тетей Элис выучили стишок к твоему дню рождения? — все продолжая шмыгать, но уже более спокойно произнесла девочка, впервые искренне улыбнувшись за это время. Харли на секунду впала в ступор — Боже, тридцать три года как на носу. И действительно, как она проспала тот факт, что сегодня семнадцатое, а ее счастливая годовщина уже через три дня всего. Хотя, оно и неудивительно — еще бы ей было в этом круговороте думать про свой какой-то там праздник, которого она не хотела от слова вообще. Хоть и процесс старения у них с Джеем после падения в кислоту замедлился лет так на десять-двенадцать, что Харли совершенно не пугало, а наоборот, как каждую нормальную женщину — радовало, и она в свои тридцать три все так же выглядит на те лихие двадцать пять, ей все равно все это не особо нравилось. Ведь ей всегда всего казалось мало — уже такой возраст, но ничего стоящего и адекватного она так совершить не успела, ну кроме как родила дочь и... да и все, скудный список окончен. Это ее все так же тяготило, как и раньше, каждое двадцатое июля каждого года. А интересно, Он помнит? — Какой еще стишок? Может, расскажешь сейчас? Заодно и повторишь. — мило произнесла она, проводя теплой ладонью по волосам дочери, как и принято у всех нормальных матерей. — В садике сказали, что у нас будет конкурс и мне сказали выучить стишок. А тетя Элис сказала, что у тебя скоро праздник и мы можем сделать тебе сюрприз и рассказать про тебя. Так что ничего тебе и не скажу. — шутливо фыркнув и скрестив руки на груди, задорно пролепетала девочка. — Ахахах, ну хорошо, не буду больше лезть. Позвоню миссис Томпсон завтра и спрошу, когда и во сколько мне приходить. — А это завтра. Но только я не знаю, во сколько. — беспристрастно сказала Тиффи и вырвавшись из рук Харли, задорно ускакала наверх, в свою комнату. Харли еще с минуту сидела на холодном полу в позе лотоса, с трудом пытаясь переварить только что полученную информацию. Сил что-то делать сегодня, завтра, да и вообще всю эту неделю, абсолютно не было, но и пропустить такое она не имела права. Особенно после того, что умудрилась учудить. Одним словом — мать года, не иначе. — Завтра? Класс. — риторически спросила девушка и обреченно выдохнула, вновь скорчив страдальческую гримасу. Но сейчас ободряло ее лишь одно — скоро приедет Джей, а он уже пообещал ей больше никогда не исчезать. Ей очень хотелось верить это, ведь только ради этой иллюзии, она, наверное, и жила все это время. Ну, попробуем. А кто знает?***
— Во-первых, не лезь туда, куда не просят. — раздраженно разговаривал Джей по телефону, одновременно открывая дверь в дом — Во-вторых, облажаешься снова — вот тогда тебе точно будет весело, ну а в третьих, — продолжал он, уже запирая дверь с другой стороны и немного удивляясь тому, что весь свет потушен. — а в третьих у тебя дочь учится в колледже нашего города, неужели ты станешь рисковать... Он прервался на секунду, как только теплый свет снова залил весь огромный зал. Он посмотрел наверх, но Харли там так и не увидел. Решив, что девушка учудила новый «прикол» он раздраженно нахмурил брови, собираясь вымещать злость на собеседнике. Это вообще странно — такое произошло, а она опять где-то прячется, как дурная. — Все, у меня нет больше на тебя времени. Отключаюсь. — спешно оборвал разговор он и небрежно откинул смартфон вправо, на кресло. Как вдруг, из звенящей сосредоточенной тишины, вдруг кто-то пропел своим милым, но в то же время дьявольски игривым голосом: I wanna be loved by you, just you... Харли вальяжно выскользнула из-за уголка под лестницей, при этом нежно прижимая к себе двух маленьких гепардов, которые являлись лишь результатом ее сумасшедших потех. Она медленно, продолжая томно петь, приближается к нему, пока он, замерев от удивления, просто с интересом наблюдает за этим действом. And nobody else but you, Двигается медленно, с соблазном покачивая бедрами. Не какая-то дешевая девка — сама королева. В ее душе играет все та же собачья преданность, а в глазах читается только ее одиночное решение, мол, я знаю, это я так решила. И это сжигающее пламя эмоций и чувств — тоже лишь ее выбор. Черное как ночь, кружевное неглиже, стоящее как добрая половина гардероба обычного человека, нежными линиями струится по идеальной белой коже, оканчиваясь чуть ниже сбитых колен — это все безусловно сводит с ума, и она сама очень хорошо об этом знает. I wanna be loved by you, alone! Она плавно наклоняется, чтобы отпустить эффектных «котиков» на волю и уже в полной свободе отдаться порыву. Харли продолжает свой холодный, но до безумия раскованный танец, хотя она пока и не сделала ничего «лишнего». Слегка завитые волосы, разноцветными локонами небрежно раскинуты по плечам и порой, кажется, даже сверкают золотом в отблесках искусственного света ламп. Boob-boob-be-doob... dooob. Она теперь слишком близко. Настолько, что уже прекрасно чувствует его как всегда горячее дыхание и непомерный гнев, в котором отчасти виновата и она сама... вот только... это не тот гнев, при котором он готов потратить парочку пуль на любого проходящего мимо — это нечто другое. Более опасное. Она аккуратно притягивает его к себе за воротник рубашки и так же как он тогда на крыше, мимолетно целует его. А он даже и не думает сопротивляться, будто бы решает все же подчиниться ей, воспринимая это как часть некой игры на выживание. — Ооо, ну разве уже и не помнится, что папочка недавно чуть не погиб? — слегка наклонив голову в ее сторону, с толикой игривой издевки, в полтона прохрипел он. — А ты все же надеялся, что наконец избавишься от меня на том свете? — напевно мурлыкала Харли, намеренно сопя в его шею. — Ты бы и так не дала мне этого сделать. — так же спокойно протягивает он с едва заметной ухмылкой. Она лишь игриво хихикает и обхватывает его шею своими тонкими холодными пальцами, а сама тянется за поцелуем. Но он как и всегда реагирует мимолетно, резко повернув голову в профиль, точно желая больше раззадорить блондинку. Она лишь мило скалится от недовольства и слегка прикусывает его щеку, оставляя после себя лишь небольшой кровавый синяк. Но ему этого недостаточно — игра еще не закончена. Он резко притягивает ее еще как можно ближе к себе так, что уже вполне тесно ощущает ее тело, невольно прижатое к нему. Харли скользит пальцами по его рубашке, желая освободить себя, но само собой, ничего не получается. Он так же быстро возвращает себе нужную роль, как и дает принять ее на себя лишь на единое мгновение. В последний момент, когда девушке почти удается вытворить очередной выкрутас для желанного освобождения, он резко приподнимает ее за талию и ей ничего не остается, как обхватить его торс ногами. Она еле слышно обреченно выдыхает в сторону, осознавая, что игра снова проиграна. Но она не сильно этому расстраивается Все заходит слишком далеко, и их уже не трогает ровным счетом, ничего. Ни то, что Харли чуть ли не покончила со своей жизнью буквально несколько часов назад, ни то, что бедному Стиву поручили собирать воедино все то, что осталось от Челси после аварии, чем он сейчас и занимается возможно, да даже то, с какой ненавистью порой они и не думали друг о друге, все так и не имея возможности до последнего выжать из себя эту страсть. Ощущение, которое расцветало в ней, было намного сдержаннее и нежнее, чем бешеное биение ее сердца. Оно было еле уловимым, как ее прерывистое дыхание. Лишь наслаждение, в груди сгорающее вместе с неистовой бурей эмоций, словно она все так же безуспешно старается не выпустить из себя полчища своих немых демонов. Но что-то ее все же слабо сдерживало — то ли извечный контроль над собой, то ли боязнь нарушить тихую гармонию. Ей эта тишина казалась столь неуловимой, подобно одинокой пылинке, безвестно мечущейся в воздухе. Мерные движения, глухой стук сердца, ритмично отдающий в ушах, стук капель недавно начавшегося летнего дождя о завешенные окна — это сейчас не казалось ей раем. Лишь приторным адом на земле, в котором еще долгие века будет править она. Кто еще верит в рай? Они всегда мысленно были друг с другом и лишь с тем, что их вообще могло связывать. И это пьянило разум еще больше, чем первая выкуренная сигарета. Та же глухая ночь продолжала отдавать себя без остатка, словно не собираясь брать недолгую паузу на подступающий рассвет. И эта гармония не имела права нарушиться, пока на черном небе за окном блистал лишь одинокий, серебристо-холодный диск луны. Харли лежала на полу, прижавшись к Джею и потихоньку начинала дремать, положив голову ему на грудь и нарочно вслушиваясь в успокаивающее потрескивание древесины в горячем камине. Он снова, как то и бывало, бессмысленно сверлил взглядом потолок, непонятно о чем думая на сей раз и думая ли вообще. Он лишь расслабленно положил свою руку на ее оголенные плечи лишь потому, что ему так было удобно и еле слышно усмехнулся, когда почувствовал, как вся ее спина в одно мгновение покрылась мурашками. Но возможно, он и сам хотел быть еще ближе, хотя, куда еще ближе, если уже сумел поселиться в ее голове? Свет снова не горел, лишь одинокое пламя разожженного камина, пылая, едва ли освещало зал. Они лежали на полу, буквально в двух метрах от него и Харли прекрасно чувствовала этот жар всем своим телом. Или же дело не в огне? Она медленно перевернулась на спину и ухмыльнулась, сразу же получив на это вопросительный взгляд Джея. — Мне кажется, что я все же сдохла сегодня. Это все так... слишком. — хрипло выдохнула она и зажмурилась, смешно поморщив нос. — Тебе кажется. Спи и не забивай мне голову своими дурацкими рассуждениями. — раздраженно произносит он и накидывает на нее свой пиджак, отчего девушка удовлетворенно улыбается во все тридцать два зуба. Он смотрит на то, как она засыпает, по-детски посапывая и зачем-то подкладывает ей под голову подушку с дивана, чему сам противится, но смотреть на то, как она, съехав на холодный пол ежится, свернувшись калачиком, он не мог. Один-один — ничья. Он подходит к камину и находит на встроенной полке его фотографию, по всей видимости, вырезанную самой же Харли из дурацких новостных газет. — Она их коллекционирует, что ли? — небрежно добавляет он, находя там же еще штук семь таких снимков, на одном из которых она подрисовала ему дурацкую улыбку во все фото. Видимо, тогда, когда пыталась усмирить себя, после его предательского исчезновения. Он лишь еще раз усмехается и без раздумий закидывает это все в топку, закрывая прозрачный затвор камина. Оглядывается назад, снова ловя взглядом как всегда сжавшуюся даже во сне Харли и достав из кармана пачку сигарет, снова возвращается к своей привычке и закуривает, погружаясь в бездну темных мыслей. Убил бы тебя. Да и себя заодно... вот только, рука не поднимется.***
Харли спокойно шла по гладкой асфальтированной дорожке, звонко цокая тонкими шпильками синих лодочек. Она шла неспешно, в блаженстве прикрыв глаза и приподняв голову к солнцу, нежно заливающему своими яркими лучами улицу. По краям дороги росли шикарные кусты фиолетовой сирени, заполняющие воздух приторным запахом нектара, который смешиваясь со свежим ветром, отдавал привкусом нежности и навевал светлое расположение духа. Эта дорога вела к светлому, белому зданию, устроенному в стиле шикарного замка — это и был тот сад, в котором Тиффи с некоторой ненавистью проводила большую часть своего времени. — Здравствуйте, вы тоже на праздник? Меня Эрик зовут, я сюда сына вожу. — залепетал парень лет тридцати, неожиданно выскочивший сюда словно ниоткуда. Харли слегка напряглась, совершенно не рассчитывая на то, что кто-то из родителей вдруг тоже решит появиться здесь за полчаса до начала. Но виду все же не подала, сохранив на своем лице лишь маску непринужденной холодности и продолжила свой путь, настороженно вслушиваясь в мелкие и неохотные шажки Тиффани за спиной. — Да какой это праздник? Вы только на это взгляните. — усмехнувшись, девушка махнула в сторону дочери. Тиффани все так же продолжала демонстративно плестись сзади, нахмурив брови и отвернув голову вправо, с наигранным энтузиазмом считая все расцветшие одуванчики, что большими зарослями раскидывались под кустами сирени. Ей явно не хотелось идти. И не только потому, что она терпеть не могла выступать публично, но и потому, что ей просто все это было скучно и неинтересно. Она искренне не понимала природы горящих глаз извечно радостной чему-то, матери. — Да уж. У нас попроще, мы чуть ли не всей семьей ходим на каждое такое мероприятие. — радостно сказал мужчина, потрепав своего сына по голове. — А почему вы в водолазке? На улице не так уж и холодно. — Вы правы, но иногда так сильно дует холодный ветер, чуть ли не с ног сносит, понимаете? — непринужденно отмахнулась Харли, уже считая секунды до прихода. — Да, что-то ветер сегодня непредсказуемый. А что вы думаете насчет... выпить кофе сегодня вечером в новой кофейне? Говорят... — Я думаю, что не стоит. — с издевательской усмешкой перебила его Харли и наконец открыла дверь учреждения, пропустив туда дочь. — Почему? — с тонкой нитью жалобности в голосе, спросил он. Харли разворачивается к нему на входе и сощурившись, пристально смотрит в глаза на протяжении примерно тридцати секунд, в течение которых, Эрик так же мертво стоит подобно древней статуе, не понимая, что вообще значит этот ее жест. — А вы знаете, что у женщины есть право отказывать без разъяснения причин? — вкрадчиво спрашивает она и наотмашь закинув волосы назад, гордо проходит в здание, оставляя мужчину наедине с чувством жалкой униженности и позора.***
Харли уже минут сорок сидела на утреннике, изо всех сил стараясь не уснуть. Она специально выбрала самый последний ряд в актовом зале, чтобы оставить для себя возможность немного отдохнуть и позаниматься своими делами, естественно, пока не настанет дебют Тиффани. За это время девушка успела посерфить самые глупые статьи интернета, невесть откуда взявшиеся в ее новостной ленте, поковыряться в своей сумке, получив за раздражающее шуршание несколько недовольных взглядов остальных родителей, пару раз снимала и надевала обувь, давая отдохнуть уставшим от вечных каблуков ногам и много еще разной ерунды. Она нервно поглядывала на наручные часы, уже опасаясь, что ее дочь закатила воспитателям слезную истерику и ее убрали из программы, или же просто забыли ее записать. За это она готова была проклясть это чертово место, в которое в итоге бессмысленно приперлась. Хотя, это было практически невозможно — Тиффани хоть и не изъявляла особого желания принимать участие в активных мероприятиях садика, но выучивала все легко и так же прекрасно это рассказывала, все так же скрытно ненавидя этот движ. Харли отметила, что не появлялась на собраниях уже месяца полтора, хотя когда-то раньше принимала участие во всевозможных родительских конкурсах и субботниках. И честно говоря, ее совершенно не напрягало и то, что многие как-то косо посматривают на нее и порой перешептываются, за глаза наверняка считая это ее состояние «высшей степенью неблагополучия семьи». Так было и будет всегда, с ней на другое надеяться бесполезно. — Итак, у нас осталось еще девять выступлений наших юных и талантливых артистов! Признаем, что все прошлые были незабываемыми и яркими, несомненно такими же, как наши предстоящие номера! — разыгрывая высшую степень восхищения, объявляла одна из воспитательниц. Но честно, ее голос между номерами порой звучал обрывками, из-за постоянных, непонятно чему посвященных аплодисментов родителей. — Девять?! Это ж сколько мне еще сидеть? — еле слышно прошептала Харли, машинально подхватывая всеобщие овации зрителей. — Сегодня мы слышали много стихов в исполнении наших малышей, они были про все: про животных, про превосходную природу, про бескрайнее море... но вот следующая участница отличилась! — продолжая лучезарно улыбаться, тараторила ведущая — У ее мамы скоро день рождения, в честь которого она и выучила стих, как самый лучший подарок для любимой мамочки! Поприветствуем! Толпа снова захлопала, а Харли насторожилась и вытянула шею, чтобы лучше разглядеть то, что сейчас будет происходить на сцене. Потому что ей что-то подсказывало, что как раз это и будет ее дочь. Тиффани неуверенно вышагала из-за кулис, выдавив как можно более искреннюю улыбку и подошла к маленькому микрофону, который сама к себе и пододвинула. Воспитатели всегда удивлялись смышленостью девочки, зачастую представляя ее вундеркиндом и будущим гением, ведь она действительно во многих чертах своего поведения и мышления отличалась от своих сверстников, за которых все делали взрослые, растя самых настоящих инфантилов. — Кхм, меня зовут Тиффани и я сейчас... в общем, у меня есть стишок для мамы. — неуверенно лепетала она, с еле заметной дрожью в детском голоске. — Ооо, моя конфетка. — умиленно протянула девушка, не отводя изумленного взгляда от дочери. Она кинула мимолетный взгляд на передние ряды, безуспешно ища хотя бы единое свободное место чуть ближе. Но в итоге оставив в стороне эту идею, пожала плечами и осталась сидеть на своем месте, вытянувшись словно настроенная струна, потому что практически ничего видно оттуда не было, черт побери. — My mother is very nice. She’s got a big beautiful eyes. She’s got a smile to charm us... So... she’s got a voice, to calm us. — смущенно договорила девочка и сразу же получила взрывные аплодисменты из зала, пусть это и самый простой стих неуверенного детского исполнения, но он тронул всех без исключения. Наверное просто потому, что это действительно было искренне и по-настоящему. Харли лишь пустила слезу, потому что на миг ей показалось, что когда-то в детстве она рассказывала своей матери точно такой же стих, что сейчас засело в ее голове лишь далеким грустным воспоминанием о самом дорогом в жизни человеке. Все встали, продолжая аплодировать смутившейся девочке, но лишь одна Харли заподозрила неладное, так и не заметив в ее глазах той детской радости, а лишь грусть и наворачивающиеся слезы. Но причины этому, девушка найти так и не могла. — Только папы у меня нет и никогда не будет. — еле слышно прошептала Тиффи и соскочила со сцены, решительно побежав в сторону выхода. До слуха девушки эти слова дошли и напряженно закусив губы, она пыталась проследить местоположение дочери, удачно скрывшейся между рядов, благодаря своему росту и ловкости. Родители считали, что собственно, ничего не произошло и девочка лишь перенервничала и убежала в свою группу, как и остальные дети. Харли сняла туфли и взяла их в руку, теперь уже босиком пробираясь по залу, неоднократно извиняясь за допущенные ею неловкости. Счет пошел на минуты, и Харли это прекрасно понимала.***
Девочка бежала прочь, точно зная, что бежит на выход. Она разволновалась еще больше, так и не заметив маму — может она уже ушла к тому времени и снова как и обычно оставила ее одну? Ей было стыдно за что-то, страшно и грустно, но в душе еще теплилась надежда встретить маму на выходе и ослабленно броситься в ее теплые любящие объятия. Вдруг, уже не разбирая путь из-за накопившихся в глазах слез, она спотыкается и чуть ли не врезается в стенку, как вдруг чьи-то руки успевают словить ее буквально за считанный момент до падения. — Куда разогналась? М? — бархатным голосом спросил мужчина в черном пальто и шляпе и подхватил девочку на руки. — Мистер Джей? — шмыгнув носом, восхищенно спросила девочка, заметив две пряди зеленых волос, неаккуратно выбивающихся на лоб из-под фиолетовой шляпы. — Я польщен тем, что так хорошо запомнился вам, маленькая леди. Только почему я вижу на лице слезы? — так же гипнотически спросил он, проведя большим пальцем по влажной щеке девочки. — Да я... хм. — пролепетала Тиффи и понуро опустила голову, не зная, что и сказать. Но вот только она ощущала какое-то чистое доверие к нему, еще даже ничем неоправданное. — Просто я не понимаю, почему у меня нет папы. Почему у всех есть, а у меня нет. Я плохая, да? Джей запнулся на секунду, мгновенно потеряв способность к утонченной дипломатии. Это пожалуй, был самый страшный для него вопрос, на который ответа не существовало. Но так открыто говорить что-то такое маленькому ребенку, он не хотел, пусть это и являлось чистейшей горькой правдой. Но долго думать ему не пришлось, девочка снова продолжила свой жалобный монолог. — А ты мог бы быть моим папой? Хотя бы чуууть-чуть? — с вкрадчивой хитрой улыбкой протянула девочка и взглянула в его глаза. — Быть папой... — протяжно выдохнул он и задумался на секунду — Да, конечно, если так угодно. — Ура! Значит, я могу называть тебя «папа»? — восхищенно пролепетала девочка, как-будто и не было до этого никаких слез. — Нет, пока остановимся на «мистер Джей», мисс. — наигранно серьезно заявил он и слегка улыбнулся. Девочка удовлетворенно захихикала, наконец радуясь исполнению своей заветной мечты. Он так нравился ей и до того, а теперь он еще и ее папа! Тиффи просто позабыла обо всех прошлых проблемах, только на мгновение усомнившись — а что скажет мама? Но отставив в сторону и эту волнительную мысль, девочка лишь прижалась к слегка смутившемуся мужчине, уткнувшись холодным носом в его шею. Теперь все будет волшебно, как в сказках. Теперь она нормальная, теперь все как у всех. А за углом тянувшегося вдаль коридора, прижавшись спиной к стене и не издавая не единого вздоха, стояла Харли, все это время слышавшая все происходящее. Она тоже подумала о том, что это что-то на грани сказки, на пути к невозможному, но так или иначе, она сама это услышала. — Боже... — лишь слезно прошептала Харли и блаженно улыбнувшись, прикрыла глаза. Это начало, точно. Но... чему именно?