Осколок звезды

Заявив, что ему поступил приказ глаз не спускать с драгоценной искры, Северийн заставил притащить в камеру Хиршвы лежанку, и после всех беспокойств, выкинул магов прочь. Его опять стали одолевать пугающие мысли, и правильно связав все в голове, Северийн с опаской приблизился к узкой кровати, где лежал Хиршва. – Что с тобой не так, интересно… Или так и должно быть. Он не понимал, зачем ему говорить с Хиршвой, ведь все пока идет по плану, задуманному Высшей, и даже просыпающуюся силу звезды он почуял. Значит, все идет правильно же? Но какое-то тяжкое беспокойство скребло внутри, какой-то неясный страх. Он походил из угла в угол камеры, потом решительно подошел к Хиршве и откинул одеяло. Тело, как и прежде, выглядело ужасно, все в шрамах, кровоподтеках и ожогах. Впалый живот, все ребра пересчитать можно. В чем только душа держится. Он осторожно, сам не зная зачем, приложил ладонь к животу Хиршвы, и провел ладонью вверх, к горлу. Задержал ненадолго ладонь у горла, и как в трансе, повел ладонь снова вниз, с ужасом чувствуя, что тело под его ладонью оживает. Быстрее забилось сердце, Хиршва задышал чаще, и вдруг со стоном распахнул глаза. Уставился на Северийна – взгляд этот магу совсем не понравился, но по крайней мере, в этих глазах светился разум. Хиршва молча, устало смотрел на него, а Северийн выпалил то, что так и вертелось на языке: – Странно, что ты не спятил, человек. Ты очень меня удивил. Северийн отдернул подальше руку, так и тянувшуюся продолжить начатое – гладить, гладить это тело, что вообще? Как можно хотеть это делать. Он сел в кресло, Хиршва даже головы к нему не повернул, так и смотрел вверх, изредка моргая. Так-то Северийн понимал его – с обреченностью тот принимал уже все, что происходит вокруг, и его особо не пугал смутно знакомый темноволосый и темноглазый маг. Что еще такого он может сделать с ним, что другие не делали? Северийн уже открыл было рот, чтобы спросить что-нибудь, как вдруг, совсем неожиданно Хиршва прохрипел: – Спятил. Давно уже. Почему вы… не даете мне умереть? Столько глухой тоски и боли прозвучало в его голосе, что Северийн нахмурился. Он совсем не собирался жалеть Хиршву, и раньше не жалел, не такой он был человек. Вызывал какие угодно эмоции у других – похоть, страсть, ненависть, раздражение, ярость, но почему же сейчас что-то виноватое, болезненное заворочалось внутри. Северийн откашлялся, преувеличенно бодро ответил: – Для спятившего ты слишком хорошо выражаешь свои мысли. А умереть ты еще успеешь. Ты просто должен своей смертью принести пользу ордену. Хиршва помолчал, потом с трудом повернул голову к нему, спросил, глядя со страстной надеждой на мага: – Когда?! Северийн нахмурился. Хочет умереть, но это Северийну и так было ясно, специально все делалось для этого, может, важно было для ритуала чтобы страдалец именно мечтал умереть? – Еще тринадцать дней, – выдавил через силу Северийн. Хиршва еще какое-то время пристально смотрел на него, потом отвернул голову и закрыл глаза, выдохнув: – Хорошо… Хорошо, что умрет, или хорошо, что знает время? Или то и другое вместе. Больше в этот вечер Хиршва ничего не сказал. Всю ночь Северийн не мог уснуть, только под утро задремал. Посетили его какие-то странные и не очень приятные видения. Почему-то старая карга Высшая хохотала высоким девичьим голосом, и что-то с ней было не так, она будто менялась, истекала из формы в форму и так отвратительно быстро, что нельзя смотреть. В каком-то странном зале с исписанными заклинаниями стенами висел над алтарем сверкающий сине-голубым кокон, и корчился в агонии на полу в его собственной приемной Леран, окровавленный, явно умирающий. Он что-то пытался выговорить непослушными губами, но изо рта толчками выходила кровь. Напуганный последним видением, Северийн подскочил на своей лежанке, для того, чтобы увидеть, как в камеру проскальзывают давешние четыре мага. И один из них жадно глядит на спящего Хиршву. Вот скоты. Он не дал им и рта раскрыть, мгновенно разъярившись. – Вон отсюда! – заревел он. – Это теперь моя работа! – Нам не поступало таких распоряжений, – пискнул было самый смелый и похабный, Северийн встал со своей лежанки и подойдя к магам, непреклонно заявил: – Как раз сейчас вы их получаете. С самой верхушки ордена. Я знаю, что делать, и я доверенное лицо Высшей. Она меня сюда и прислала, если вы забыли. Идите, ознакомьтесь в канцелярии с депешей, у меня все полномочия. Маги потоптались и вышли, недобро зыркая на него. Северийн послал им вслед внушение, чтобы забыли о своей такой важной миссии, и чтобы не вздумали слать письма Высшей с вопросами. Сильный вроде него маг мог манипулировать и сознанием слабых магов, не только людей. Совершенно успокоенные маги умелись, а Северийн топтался возле лежанки Хиршвы, и вспоминал, как вчера прикоснулся к нему. Интересно, что это такое было? Магия звезды? И ведь не противно было. Не то, чтобы он внезапно воспылал чувствами к Хиршве, его по-прежнему хотелось убить. Какое там сексуальное желание?! Он вызывал кучу неприятных эмоций, от зудящего беспокойства до страха, и потому желание вновь коснуться Хиршвы было Северийну абсолютно непонятно. Точно магия. Весь день он провел в камере с Хиршвой, выходил только пожрать в общую залу, и теперь уже веером распространял внушение на обитателей замка, мол, все хорошо, все так и надо, что пришел тут чужак и делает что хочет, ну какой же он чужак! Он правая рука главы ордена. Да, правильно, он все делает правильно. И осколок звезды готовит как надо, и нечего обижаться, что пришел под конец и все сливки снял, вы в прошлые разы уже успели облажаться. На самом деле Северийн не трогал спящего Хиршву. Он видел, тот в глубоком сне, не в беспамятстве. Не прикасался даже, боясь давешней реакции, вдруг его опять потянет ласкать это избитое тело? Нет, нет. И почему-то не беспокоила мысль, что он откровенно нарушает ебучую инструкцию. Под вечер Хиршва проснулся, и без удивления посмотрев на Северийна, хриплым голосом попросил пить. Маг и накормил его заодно. А потом Хиршва уставился на него прояснившимся взглядом, задавая немой вопрос – что ты здесь делаешь? Кто ты такой? И почему мне кажется знакомым твое лицо. Неуверенное узнавание Северийн прочитал в его взгляде. Удивительно, как много можно сказать без слов. Но он не ответил на незаданные неудобные вопросы, зато высказал то, что занимало его: – Тебе стало лучше. В глазах Хиршвы добавилось недовольство. И даже что-то вроде сарказма, мол, да? Ты удивлен? Когда людей не пытают, оставляя в покое, им становится лучше. – С тобой другой случай. Ты чуть не впал в кому, в тот день, когда тебя не трогали. Почти отправился за грань, – немедленно высказался маг. – Как жаль, что «почти», – прошипел Хиршва, и Северийн увидел в его глазах ненависть. Отчего-то порадовался. – Как же я вас всех ненавижу. Чтоб вы все сдохли. Твари… За что? Почему я? – Еще скажи, что ты нежная фиалка, – Северийн поудобнее уселся в кресле, мечтая глотнуть чего-нибудь покрепче. Так, выпив, наверно, проще было бы пытаться объяснить, что герцог сам по себе не нужен ордену, но вот его дар. Его нераскрытый дар, он нужен, и да, герцогу, можно сказать, не повезло. Не было бы этой проклятой искры, света звезды – продолжал бы беспрепятственно трахать свой типа гарем до глубокой старости, пока член бы не отсох. Или пока не убил бы его какой-нибудь ревнивец. Последнее, кстати, вполне было вероятно, вон как легко удалось сговорить недругов герцога, когда-нибудь они бы додумались и сами, и возможно, им, коллективным разумом, удалось бы избавиться от невыносимо заносчивого ебаря-засранца. Додумав эту мысль, Северийн убежденно сказал: – Тебя бы пристукнули в самое ближайшее время за твои постельные подвиги. Хотя бы тот графчонок. Хиршва снова повернул к нему голову, на это раз резко, аж дернулся. – Откуда ты… – прищурился и выпалил с ненавистью: – Советник! Да ты же советник короля, этой тряпки. Это ты меня сюда… Точно. Ты! Северийну еще раз довелось послушать виртуозную брань в исполнении Хиршвы, на этот раз обращенную к нему лично. Хиршву аж трясло, а Северийн отчего-то, широко ухмыляясь, наслаждался. Наслаждался узнаванием. Но Хиршва быстро выдохся, и тяжело дыша, со всхрипами, закрыл глаза, пытаясь скрыть внезапные слезы, его все еще трясло. – Какая же ты мразь… Убить вас всех. Всех, чтобы пыли не осталось… – Все рано или поздно сдохнем, – Северийн перестал ухмыляться, вздохнул, – а твоя смерть принесет пользу. Он чуть не добавил «возможно», он сам теперь не знал, будет ли эта польза, и не будет ли, хм. Наоборот.