Осколок звезды

Все последующие два, вернее, полтора дня камеру Хиршвы караулили усердно, и кроме Высшей никто не смел туда заходить. Ведьма беспрерывно проверяла уровень силы звезды и состояние ауры, все больше приходя в нервное возбуждение. С каждым часом приближалось то, чего она пыталась добиться вот уже триста лет. Неужели в этот раз все не сорвется? Северийн молча выслушивал нравоучения ведьмы, ее рассуждения, выносил ее укусы и попытки уязвить, а сам был там, в камере, и мысленно разговаривал с Хиршвой. «Я, кажется, совсем неправильно жил, Хирш. Делал то, что приказали, и никогда не рассуждал. Сомнения давил в корне, ведь так проще, правда? Тебе сказали – ты сделал, и вина не твоя, ты лишь орудие возмездия, орудие… Просто орудие. Неодушевленная вещь, бездумная. А вот ты всегда был не такой, делал, что хотел, и плевать тебе было на мнение общества. И ведь велись они на тебя, подпадали под твое обаяние – те, кого ты хотел очаровать. А те, на кого тебе было наплевать – стремились влезть в круг прихлебателей, но ты не жалел никого, высмеивал, издевался, превращая просто подхалимов во врагов, и не боялся никого, не думал об опасности. Непостижимый Хиршва. Никогда я не имел такой свободы как ты, ты даже сейчас свободнее меня, а я связан по рукам и ногам кабальной цепью…» Заклинания Северийн запомнил крепко, кровавыми буквами вставали в памяти иероглифы, стоило только подумать о ритуале. Наконец, пришло полнолуние. Сидел, ждал, вновь и вновь прокручивая в памяти порядок ритуала, и пялясь бездумно на деревянную старинную коробку с кинжалами. Ровно в полночь за ним пришли. – Пора, – сказала Высшая, старательно пряча волнение. Но побледневшее, осунувшееся лицо говорило ясно, ведьма неспокойна. Повела его куда-то длинными скудно освещенными факелами коридорами, потом толкнула противно заскрипевшую дверь и вошла первой. Северийн шагнул вперед и оцепенел на пороге. Он узнал этот зал – из сна! Расписанные магическими знаками стены, алтарь, еще что-то было, странное, никак не вспомнить. На каменном алтаре сейчас лежал Хиршва, затейливо примотанный к нему тонкими но прочными цепями. Заторможено Северийн вспоминал, что тогда ему приснился умирающий Леран и… что-то еще. Что? Ведьма оглянулась и повелительно махнула кистью, иди сюда, что ты медлишь? И как молния вспыхнула перед глазами – ему же снилась Высшая тогда! Он почти сразу забыл, думая лишь о друге, а в том сне, оказывается, вещем, присутствовала ведьма… Она, но молодая. И что бы это значило. Он отчетливо вспомнил картинку, до того омерзительную, что мозг отказывался ее сохранить, и Северийн благополучно забыл. А сейчас, очутившись в этом зале, вспомнил, что его тогда во сне поразило и напугало. Ведьма перетекала из одной формы в другую так стремительно, что похоже было на мерцание, вот старуха, вот девушка, и снова старуха, и это было так нечеловечески быстро, так ужасно, как будто корчилось и издыхало на его глазах невиданное чудовище, старательно пытающееся натянуть на себя человеческую личину, а у него все не получалось. И сейчас сознание противилось сохранить в памяти ужасную картину трансформаций, дрожь отвращения пробегала по телу. Что это было? Или, вернее, будет? Или не будет? Как понять. Северийн посмотрел на алтарь и все мысли о проклятой ведьме вылетели из головы, его будто со всей силы ударили ментальным молотом. Снова сдавило внутренности, пережало горло, любовь, ненависть, горечь, ужас, неотвратимость наступающего, все это шарахнуло и раздавило Северийна. Он уже не видел ничего вокруг, только Хиршву, от которого уже почти ничего не осталось. Какие-то едва видимые ниточки и пятнышки ауры, тело еще более истончилось, усохло, лицо только было прежним, и пугало его умиротворенным выражением. И пугало, и вызывало понимание. Да, для него ад почти закончился, а вот у Северийна он только начинается. Северийн очнулся от того, что ведьма вцепилась ему в плечо, он услышал, как она шипит: – Северийн, пора! Начинай читать заклинания. Как во сне, Северийн положил коробку с кинжалами на высокую подставку, открыл ее, и губы сами собой начали шевелиться. Он говорил сперва хриплым шепотом, потом все громче. Калейдоскопом проносились перед ним все картины прошлого, где он видел Хиршву сперва красивым, сильным, здоровым мужчиной, нахальным и самодовольным, брызжущим силой и энергией, потом казематы, он на дыбе, поливает бранью дознавателей и палачей, а вот и казнь, и Хиршва все равно не сломлен. Потом Синий замок, истерзанный и искалеченный Хиршва, и вот он здесь, на алтаре. Руки сами выводили заученные пассы, вокруг алтаря завертелись всполохи магии, алтарь засветился. Нужно было вонзить в тело пять ножей, острых, тонких и длинных. Рассчитать время так, чтобы пятый нож вошел в сердце ровно в тот момент, когда погаснет последняя ниточка ауры. Северийн смотрел на тающие нити ауры, и читал заклинания, вот потеплел в руке и засветился первый кинжал. Руки были твердыми, хотя внутри все тряслось, и слова сами текли из глотки, без подключения мозга, за триста лет сильный маг давно научился входить в рабочий транс, и сейчас боялся только одного – что не выполнит обещания и сорвется. Его разламывало изнутри, крутило и ломало, орало и визжало, билось там что-то, но внешне Северийн казался невозмутимым, разве только могли выдать его сумасшедшие глаза. Самое страшное, Хиршва лежал с открытыми глазами, и, кажется, все понимал. Повернуть голову не мог, но следил за Северийном, очень пристально. Северийн наклонился над Хиршвой, он не мог сейчас ничего ему сказать, не мог прервать заклинание, но мысленно говорил другое – ты не почувствуешь боли. Я все сделаю быстро. Он лгал, не быстро, не так быстро как хотелось бы, но вот боль он действительно мог убрать, хотя бы от первых четырех кинжалов. Пустил свою магию на ритуальный кинжал и вонзил его под правую ключицу. Хиршва даже не дрогнул, не моргнул, смотрел сияющими глазами на Северийна, и пытался пошевелить непослушными губами. Еще одно заклинание, и еще один кинжал, теперь под левую ключицу, кинжал вошел легко и безболезненно, Северийн и в него влил нейтрализующую боль магию. Следующее заклинание, и еще один кинжал. Одновременно творить заклинания, и вливать магию в кинжалы было чревато огромной потерей силы, но Северийну было плевать. Огромным усилием воли он блокировал бушующие зверем внутри эмоции, и сосредоточился на третьем кинжале. Влил в него магию и точным ударом вонзил ритуальное орудие в пупок. Аура стремительно таяла, Хиршва бы должен был уже впасть в беспамятство, но и в этот раз он не был как все. Северийн удивился бы, если остались бы силы удивляться. Или восхищаться. Хиршва еле заметно вздрогнул и прошептал: – Северийн… Северийн чуть не сорвался, чуть не выронил четвертый кинжал, уже нагревающийся в руке, от смерти Хиршву отделяло всего пара минут, а он… Он… Он говорит, и произносит его имя. Северийн не отрываясь, смотрел в лицо Хиршвы, тот, кажется, пытался улыбнуться. Почти сорвало транс, но Северийн все же собрал себя из кусков, и бестрепетной рукой вонзил кинжал в солнечное сплетение, не забыв приправить его нейтрализующей боль магией. И нельзя даже слова Хиршве сказать, нельзя прервать гребаный ритуал, остался последний шаг – над алтарем уже набухало и светилось что-то, ворочалось гулко, давило мощью, лились над алтарем слова последнего заклинания а проклятый герцог Хиршва улыбался ему, и шептал: – Я знал… что ты придешь. Губы сами бормотали нужные слова, всего-то последние несколько слов осталось, договорил и замолчал. В руке нестерпимо горячим стал последний кинжал, требуя крови, а Северийн стоял и не мог поднять руки, вот сейчас – не мог. Самый последний шаг сделать не мог. Истаивали последние нити ауры, где-то позади, далеко за магическим светящимся кругом, опоясавшим алтарь орала что-то ведьма, а Северийн застывшим памятником стоял и… не мог. И не чувствовал, что плачет, просто почему-то щекам мокро и Хиршва стал расплываться перед глазами. Хиршва, очевидно, понял что-то и, собрав последние силы, прошелестел: – Северийн. Пожалуйста. Сделай, что обещал. Так надо, я чувствую… И тогда я… я смогу… вернуться. Хиршва содрогнулся и закрыл глаза, медленно бледнея. Северийн выпал из окаменелого состояния, паникуя, всмотрелся в линии ауры. Не осталось ни одной, истаивал последний отсвет. Последний шанс. Внутренне мертвея, Северийн сомнамбулически поднял кинжал и вонзил его в сердце Хиршвы. Тело вздрогнуло и на синеющих губах Хиршвы сложилась еле заметная улыбка. Успел? Наверху над алтарем с мощным гулом формировался кокон, но Северийн не смотрел туда, он не мог оторвать взгляда от остывающего тела Хиршвы. От его умиротворенного и такого прекрасного лица. Транс отпустил, руки тряслись немилосердно, его шатало, Северийн потерял много сил от ритуала, а ему казалось, что он потерял жизнь, и не осталось в ней никакого смысла. Он протянул дрожащую руку к лицу Хиршвы, бережно огладил щеку. Прощай. Он не верил, что Хиршва может вернуться. Никто не возвращается оттуда, из-за последней черты.