Осколок звезды

Северийн очнулся в каком-то темном помещении, и некоторое время приходил в себя. Потом вспомнил все, и задергался, с удивлением понял, что закован. Темница? Огляделся и понял, да. Это подвалы Синего замка. И он, кажется, лишившись магических сил, лишился и своего неприкосновенного статуса. Вскоре он убедился в своих выводах. Явились в камеру синекамзольщики, и торжественно, если не торжествующе, объявили ему, что он отныне отступник и предатель. Убил Высшую, желая занять ее место, и сорвал ритуал, ну а как же, он ведь его проводил, и Высшая исчезла. И, мол, божественные силы наказали его за это преступление, отобрав магическую силу. И теперь его судьбу будет решать совет ордена, скорее всего казнь, ехидствовали они. А до решения совета он пленник Синего замка. Северийн их даже где-то понимал, он и сам был таким, совсем недавно, нерассуждающим, хех. Тупым орудием правосудия. И ладно бы это орудие было в правильных руках. И понимал их злорадство, как же приятно пнуть того, кто так высокомерно, кичась своей магической силой, проходил мимо не замечая тех, кто слабее, помыкал ими, командовал, творил что хотел. Северийн никогда не кичился, он просто не замечал, он занят был всегда, но что такое зависть знал, прожив так много, и будучи второй фигурой при дворе короля Карнеи. Он думал, что сможет весь этот фарс пережить достойно, возможно даже, его оставят жить. Ведь ни для кого из магов не представляет опасности лишенный магии. Собственно, не только магии. Через день после пленения он не смог подняться с постели. Вернее, смог, но с большим трудом, руки и ноги не слушались его, он только мог добраться до толчка и обратно. Есть принесенную охранниками пищу мог тоже с трудом, конечности ослабли, были как будто ватные. Холодея, Северийн думал про «месть богов», но старался не впадать в уныние. Ведь он уже достаточно наказан, разве нет? Он не оправдывал себя, да, виноват, но ведь он старался облегчить участь Хиршвы в Синем замке, и отчаянно хотел бы все изменить, если бы повернуть время вспять, он бы все сделал не так. Он поверил, что его уже наказали, и смирился, верил, что дальше его незначительная персона высшие силы интересовать не будет. Но вскоре он понял, что значит настоящая месть богов. Его сны превратились в ужасающую, страшную явь, полную боли. Сны были такими страшными, каждая черточка в них, каждый образ были полны реальности, и жертва в этих снах был он, и его терзали и мучили. Он перестал спать, но больше двух суток не протянешь без сна, особенно без магических сил, и… Опять накатывал муторной волной сон, и Северийн отбитыми внутренностями и саднящим задом понимал, еще не открыв глаз – он снова в этом кошмаре. Во сне, реальном до жути, и он тут не посторонний зритель. Ввалились в камеру снова те же, кого он видел в первый свой приезд в Синий замок, кураторы, кого он выставил вон, но сейчас он сделать этого не мог. Маги не отличались каким-то особым умом или способностями, вообще было впечатление, что они делают привычную и не то, чтобы любимую работу. Жалости или радости не проявляли, ну разве что один из них «работал» ревностнее других. Так скажем, отдавался работе со страстью. На этот раз у них шло в программе что-то иное кроме привычного траха и тычков, ударов, применения инструментов, они сгрудившись, совещались вполголоса, как «это» сделать. Северийн настороженно наблюдал за ними сквозь щелки заплывших глаз. Наконец, воскликнул тот, самый похотливый: – Да в чем проблема, щас, намагичу, можно и без рук такое же примерно сделать. – Мы должны следовать инструкции, – забубнил второй. – Ну, раз нельзя подвесить за руки, подвесим за что-то другое, – расхохотался первый, – за член, например. Он споро намагичил крепкий крюк в потолке, с него спускались толстые цепи. – Ну вот, – удовлетворенно сказал первый, – готово. Северийна обуял ужас. Но шутник подвесил его все-таки не так, как грозился. Две широкие ленты перепоясали его в подмышках и чуть ниже ребер. Его прицепили к цепям и вздернули повыше. Северийн болтался теперь в воздухе, задыхаясь от стянувших грудь лент и нелепо дергая культями. Говорить он от ужаса ничего не мог, лишь хрипел, да и кто бы стал его слушать. Они никогда не слушали… Получилась из него отличная груша для битья. Его пинали так, что он сильно раскачивался, налетал уже на кулак, снова ногами отпинывали. Кости трещали, задыхаясь от слез, Северийн натужно с хрипом дышал, каждый раз сбиваясь от очередного удара. Только бы дышать. Свет померк перед глазами от двойного пинка в живот, после били по лицу, от мощных оплеух Северийн очнулся и жалобно заскулил. Его продолжили методично избивать, пока он не превратился в окровавленный мешок с переломанными костями. Ему так казалось. Просто распухший синий мешок с кровавой маской вместо лица. Голоса слышались как в тумане, он проваливался, но никак не мог до конца уйти в спасительную темноту. Хозяин сказал так оставить, до вечера… инструкция, все верно… придет лекарь, настойка… не сдохнет? Настойка же… не, я это трахать не буду… какой ты добросовестный! Как хочешь, мы пошли. Ждем тебя в трапезной, жрать охота… Потом он качался на цепях под чьими-то толчками, еле слышно воя от боли в переломанных костях. Каждый толчок вызывал волну этой боли, а давно растянутый зад Северийн почти не чувствовал. Он Северийн… или Хиршва? Да. Это же Хиршву он доставил в Синий замок, а теперь каждую ночь, каждую ебаную ночь проходит его путь. Северийн резко, со свистом вдохнул ставший таким густым воздух и выпучив глаза, сел на лежанке в своей камере. Грудь ходила ходуном, воздуха все равно не хватало, хотя ребра были целы, он нервно ощупывал себя непослушными руками, не мог остановиться. Потом скрючился весь, уронил лицо в ладони и разрыдался. Это невыносимо. Это было невыносимо, и винить некого, кроме самого себя. Он знал, что происходит, отлично знал, тот монстр в теле мертвого Хиршвы на алтаре… Монстр тогда говорил с Высшей. Он ничего не сказал Северийну, только посмотрел своими льдистыми, без белка глазами. Пообещал без слов, что без внимания его не оставят. И теперь он проходил путь Хиршвы, на своей шкуре ощущая все прелести черной инициации. Но Северийн не уверен был, что ему хватит сил, ему уже сейчас, всего после недели жутких снов казалось, что он рассыпается на куски. Что он не выдержит долго, так долго, как Хиршва. Будь проклята сгинувшая Высшая. Будь проклят этот орден. Будь проклят он сам… *** Северийн продержался еще три недели кошмаров, а потом случилось то, чего он все время с ужасом ждал. Едва он провалился в сон, как в камеру кроме привычной уже четверки палачей вошел еще один, с чемоданчиком, сразу насторожившим Северийна. Новый маг брезгливо осмотрел его, ощупал, не забыв надеть перчатки, после приказал: – Отнесите его в лабораторию. Не будем тянуть, у меня еще сегодня седьмая и тридцатая камеры, там посложнее дело. Развеселившиеся маги подхватили забрыкавшегося Северийна и вскоре он оказался привязан к металлическому столу, с широко раздвинутыми культями ног, закрепленными так, что не сдвинуть, спеленутый с шеи до пояса широкими резиновыми лентами. Уже догадываясь, что сейчас произойдет, Северийн лихорадочно шептал, голос пропал куда-то: – Не надо, не надо, пожалуйста, нет… Задыхался, хрипя от страха, маг в перчатках подошел к верхней части кушетки и с силой залепил ему оплеуху. Как ни странно, Северийн задышал, маг холодно, равнодушно сказал, обращаясь к своим помощникам: – Вон ту бутылочку дайте, зеленую. Северийн взмолился: – Не делайте этого, пожалуйста, прошу! Я же все делаю, я все… – Ты и так все сделаешь, что нам нужно, – отрезал док, впервые обращаясь к нему, и ловко нажав на челюсти, начал вливать в него какую-то вонючую жидкость. Северийн едва не поперхнулся, глотал с усилием, из глаз катились слезы. Донесся до Северийна голос одного из помощников дока, его вечных палачей: – Зачем тебе хуй, все равно больше никого не выебешь. И ехидные смешки других. Потом стало странно – как в вакууме. Он видел, слышал все, но пошевельнуть даже ресницами не мог. Чувствовал, как его касались там, внизу, но ощущения были притупленными, вот будто жидкость какая-то, обмывают? Вот что-то щиплет, будто удаляют волосы, вот кто-то в горсть взял его гениталии, и… сперва тупая, еще терпимая боль. А потом такая острая, пронизывающая все тело, в голове будто взорвалось что-то, даже отступило действие зелья, Северийн выгнулся на столе и дико завыл. Он орал и орал, пока не сорвал голос, потом только сипел, но проклятое сознание не покидало его. Он чувствовал, как док, недовольно бурча под нос, вставляет внутрь какой-то тонкий резиновый то ли провод то ли шланг, как зашивают что-то, обрабатывают его пах какой-то мазью, как туго перевязывают, выставляя резинку наружу. Док быстро ушел, сославшись на дела, маги понесли его обратно в камеру, попутно показав кровавые ошметки в тазу, рядом с кушеткой. Они говорили что-то, наверно, явно издевательское, но Северийн их не слышал уже, он был в таком ужасе и шоке, что тупо смотрел, и ничего не понимал. В голове билось – нет, нет, нетнетнет, этого не было, этого не может быть. Это не с ним. Никогда. Но тупая боль в паху и тугая перевязка говорили об обратном, ставили его перед ужасающим фактом – он больше не мужчина. А кто он? Кто? Северийн или Хиршва? Это правда все было, произошло с ним? И если неправда, почему он никак не вынырнет из этого кошмара. Северийн резко очнулся от сна, и бессмысленно огляделся вокруг. Руки сами непроизвольно потянулись к паху, он схватился судорожно за член, и обмяк. Кошмар не отпускал, он был все еще там, в аду. Жить не хотелось.