Отрицала

Бессонная ночь уходит, оставляя после себя лишь влажный след от соленых слез на подушке, недавно хлопнувшую входной дверью Алису и протрезвевшего Егора на диване гостиной. — Куда ты намылилась? — Егор стоит, оперевшись на дверной косяк и вскидывает бровью, наблюдая за тем, как я в спешке закидываю в рюкзак чистые футболки. — Съезжу на родительскую дачу, немного разгружу мысли, — я накидываю на плечи джинсовку, — и, Егор, — я обнимаю брата, — никому не говори где я: ни Шатохину, ни Даше, ни другим ребятам и сам ни в коем случае ко мне не едь, — я беру рюкзак и телефон и открываю дверь, — я очень хочу побыть одной и не знаю, на сколько я уезжаю, — я захлопываю дверь с той стороны и выдыхаю. Родительская дача находится в маленькой деревне, в которую на автобусе от Питера, от силы, час езды. Эта дача досталась нам с Егором после смерти родителей и до сегодняшнего дня никто из нас не ступил туда ни шагу, ссылаясь на гнетущие воспоминания, связанные с тяжелым детством. Я дожидаюсь старенький автобус и занимаю место у окна. На самом деле я еду на дачу лишь для того, чтобы немного разобраться в ситуации. После разговора с Алисой я до сих пор не пришла в себя и решила, что мне нужно время подумать и понять, правду она говорила, или нет. Я разглядываю пейзажи за окном автобуса и в голову совершенно неожиданно приходит идея. — Я знаю, кто мне поможет, — я говорю это в голос и бужу парня, сидящего возле меня. — Вы что-то сказали? — он удивленно смотрит на меня. — Нет-нет, простите, пожалуйста, — я достаю телефон и вбиваю цифры. Долгие гудки разделяют меня от правды и я кусаю пальцы, мучаясь в ожидании. — Лина? Слушаю, — парень явно удивлен моему звонку. — Федя, привет, — я выдыхаю, поглядывая на парня возле меня, который продолжает в наглую пялиться, — ты очень занят? — Жду Настю с торгового центра, ей приспичило купить какие-то чашки. А так собирались дома проваляться весь вечер, а что? — Федя явно заинтересован. — Прости, что, возможно, загружу свободный вечер, но, — я кидаю взгляд на моего соседа по сидениям и мысленно выбрасываю его из автобуса, — ты бы не мог приехать через час по адресу, который я тебе скину? На дачу к моим родителям, — Федя молчит, — Федь? — Если это что-то сильно срочное, я прилечу, — я облегченно выдыхаю, благодаря небеса за таких друзей. — Это касается бывшей девушки Артема, — я слышу громкий звук, как будто Федя что-то выронил из рук и тихое «блять, еще одна чашка, Настя точно прикончит», — только, пожалуйста, никто не должен знать о нашем предстоящем разговоре, — я замолкаю. — Я пулей, — Федя сбрасывает вызов, а я пишу ему сообщение с адресом. Я знаю точно, что Федя знает все об этой истории до костей, так как он ближайший друг Артема, но не уверена, что он захочет мне что-либо рассказывать. Я выныриваю из своих мыслей, когда ощущаю на себе все еще пристальный взгляд парня, сидящего возле, и это начинает меня серьезно раздражать. — Зачем Вы пялитесь на меня? — я зло отрезаю фразу и возвращаю его в реальность. — Я... Вы... я просто узнал в Вас кое-кого, но не уверен, — парень заикается, а я уже знаю, кого тот во мне узнал, — Вы Лина Ракитина, да? — черт. Мне ничего не остается, как быстро кивнуть головой и глаза парня увеличиваются в разы. — Девушка Фараона, да?! — он говорит это слишком громко и какая-то блондинка, сидящая на самых задних креслах привстает, чтобы посмотреть на меня. Я чувствую себя, словно зверек в зоопарке, на которого ежедневно приходят поглазеть незаинтересованные и ничего не знающие о нем зеваки. У меня будто уже нет своей жизни, я не могу нормально выйти в магазин за продуктами, не могу отдохнуть с друзьями в клубе, потому что везде меня будут узнавать и называть «девушкой Фараона» или «бывшей девушкой Фараона». Это как своего рода клеймо, выжженное на моем теле на всю жизнь, которое ежедневно преследует меня. — А Вы куда едете? — парень продолжает разговор, хотя я всем видом пытаюсь показать ему, что не настроена на него, — А где Глеб? Вы расстались? — он начинает засыпать меня различными травмирующими вопросами, от которых в голове начинает ужасно шуметь, а тело из-за волнения и злости снова начинает болеть. — Лучше бы Вы так за своей личной жизнью следили, как за моей, — я выплевываю эту фразу и выпиваю две синие таблетки. Остаток дороги я провожу в наушниках и когда, наконец-то, автобус останавливается на нужной мне остановке, я выхожу из него, вдыхая свежий воздух. — О, Лина, Вам тоже сюда? А зачем? — парень продолжает бежать за мной, а мне хочется упасть и бить ногами и кулаками асфальт. Как же это достало. — Вы можете просто отъебаться от меня?! — я срываюсь на крик, когда убеждаюсь, что кроме меня и надоедливого брюнета рядом никого нет, — Я не обязана отчитываться перед Вами, какого черта я сюда приехала и что собираюсь тут делать, — парень поникает, — у меня есть своя жизнь и я не хочу чтобы кто-то в нее лез, в конце-концов, идите блять к Глебу и спрашивайте обо всем у него, — я выдыхаю и достаю с пачки последнюю сигарету, — я все сказала. Парень молчит, бросает тихое «извините» и уходит в противоположном мне направлении. Я нахожу нужный двор и открываю скрипящую деревянную калитку, зеленая краска с которой уже давно облезла. Я невольно вспоминаю, как мы с мамой выбирали цвет краски: я настаивала на красном, а мама тянула на себя зеленую банку и в итоге победила мои предпочтения. На совсем маленькой и тесной территории мой отец когда-то смог уместить одноэтажный домик, удобства, огород, сарай и мастерскую, в которой проводил большую часть свободного времени. Вокруг дома все позарастало непроходимыми дебрями и мне приходится ломать ветки, пробираясь ко входу. Я все же нахожу синюю дверь и по памяти протягиваю руку к треснутому цветочному горшку под которым уже пять лет покоится маленький ключик от деревянной двери. Я улыбаюсь и открываю дверь, когда-то сделанную моим отцом собственноручно. Мама тогда долго вспоминала ему этот «подарок» на юбилей и чуть не огрела его этой «синей чертовщиной». Внутри ничего не изменилось кроме того, что за эти года вся мебель в доме успела покрыться десятками тысяч слоев пыли. В прихожей все так же стоял огромный деревянный буфет с различными ненужными сервизами и прочими безделушками, которые друзья мамы и папы дарили им на все праздники, а в одной единственной комнате, в которой мы с Егором когда-то проводили все свои летние каникулы, по-прежнему остались застеленные старыми простынями две кровати и туалетный столик, на котором до сих пор стоят наши с братом детские фото и лежит мой крестик, который я вечно снимала и забывала на даче. Я прохожусь по комнате, провожу пальцем по письменному столу, на котором раньше обожала рисовать корявые рисунки и в голове всплывают тысячи воспоминаний из нашего с Егором детства до смерти родителей, потому что нашу жизнь после этих событий детством не назовешь. Теплые воспоминания обволакивают меня с ног до головы, порой сменяясь холодным осознанием того, что это все закончилось и ничего похожего больше никогда не будет. Я сажусь на свою кровать и погружаюсь в пучину воспоминаний, из которых меня вытаскивает глухой крик Феди. — Лина, я же не ошибся адресом?! — я выбегаю из дома, пока парень рассматривает двор. — Нет, все верно, ты как раз именно туда попал, — я улыбаюсь, пропускаю парня в дом и тот сразу чихает, окидывая его взглядом. — Ебучая пыль, не помогают никакие лекарства, — он еще раз осматривается и удивленно смотрит на меня, — ты че, жить сюда приехала? — Федя садится на кресло. — Не жить, а переживать, — я по памяти открываю нижнюю полку в буфете и достаю от туда бутылку отцовской настойки, которую мы с Егором прятали от него очень тщательно. Но, видимо, не достаточно, — будешь? — я достаю две рюмки и парень отрицательно мотает головой. — Во-первых, я за рулём, а во-вторых, я обещал Насте приехать трезвым и все же досмотреть какой-то там ее сериал, — я улыбаюсь и оставляю одну рюмку, — давай по порядку, — Федя устраивается на кресле, а я поникаю на несколько секунд, но все же начинаю рассказ. Я в точности передаю наш с Алисой диалог, пока Федя сверлит взглядом пол, иногда хрустя костяшками пальцев. Он знает, видно, что знает. Видно по тому, как он тупит в одну точку, как нервно сглатывает и мотает головой. — Это правда? — я заканчиваю рассказ и с надеждой смотрю на друга, но тот лишь кивает, сочувственно смотря на меня. — Да, — земля уходит из-под ног и я ватно приземляюсь на стул, — правда, — Федя встает с кресла и идет к буфету, разглядывая сервизы, пока я перевариваю его краткое «да». — Расскажи, Федя, умоляю, расскажи, — я умоляюще смотрю на парня, который снует по гостиной, не находя себе места, и вечно смотрит в пол. — Ты чувствуешь что-то к Депохе? — он улыбается и смотрит на меня. — Если бы не чувствовала, я бы не умоляла тебя рассказать мне все это, а просто переспала бы с ним и забила, — я опускаю взгляд в пол и Федя обратно падает на кресло. — Алиса все правильно рассказала, не соврала почти нигде, — он выключает звук на телефоне. — Почти? — я с надеждой смотрю на Федю, хотя вообще не понимаю, на что я надеюсь. — Она слышала о нем после того, как сбежала в последний раз, — он обреченно выдыхает, понимая, что сейчас нужно будет рассказать мне, наверное, самую большую тайну своего самого близкого друга, — когда его забирали санитары в лечебницу, — Федя молчит. Мой мир словно рушится, а я не успеваю дышать. Время словно идет быстрее, чем я думаю и что-либо осознаю. Я ничего не говорю, разрешая Феде дальше продолжить. — Он реально тогда стал зверем, на него было страшно смотреть: вечно обдолбанный и злой, а когда десятый раз «уходил в завязку», чуть ли не рвал кожу на себе и на Алисе, — он мотает головой, — страшно, когда твой друг готов уничтожить тебя за дозу. Он забил на музыку, на дружбу, на отношения, лишь изредка возвращаясь в это не более, чем на пару-тройку деньков, словно он возвращался в «себя». Когда Темыча забрали в лечебницу, ему диагностировали биполярку, — Федя смотрит на меня, а потом возвращается к полу, — и упекли на лечение на четыре месяца, — у меня нет совершенно никаких эмоций, лишь пронзающая насквозь пустота, — но он, на удивление, был не против и добровольно уехал в больницу. — Все было на столько ужасно? — я смотрю на Федю, а тот ухмыляется, но эта ухмылка не означает ничего хорошего. — Сначала не очень, — Федя засмеялся, — знаешь, типо, вся эта рэперская, гангстерская жизнь, ощущение крутости и всевластия, ты думаешь, что тебе все можно, ты самодостаточен и никто не осудит тебя за ту хуйню, которую ты делаешь, а наоборот, еще и пример возьмут, — я киваю, ведь осознаю, что это и вправду так, — ты снимаешь то, как юзаешь, в инсту, скидываешь брату, другу, дяде, собаке, и говоришь себе «чувак, ты крут» и «похуй, один же раз живем», читаешь об этом в своих треках,— Федя поникает, — но потом на дрянь нету денег и ты думаешь, потратить последние бабки на любимое дело, например, купить аппаратуру или еще какую-нибудь нужную херь, или достать героин, кокаин, экстази и прочую хуйню, и, конечно, выбираешь второе, — я сижу и жду, пока мой мозг переваривает поступившую информацию, а Федя без остановки размахивает руками и срывается на крик. Парень встает с кресла и предлагает пойти покурить на террасу, на что я соглашаюсь. — Сначала Тёма баловался, а мы не обращали на это внимания, делая то же самое и в принципе одобряя его действия. Никто из нас тогда даже не говорил ему стопнуться, идиоты, — Федя курит, наблюдая за сигаретным дымом, — а потом все остановились и перешли только на косяки, как разрядку для мыслей, а Депо слезть не смог, — в мое сердце словно что-то вонзают, когда я слышу тихие слова, вперемешку с дымом, — он прятал зипы, шприцы, таблы в разных углах большого дома и квартиры, даже умудрялся прятать свои коробки на студии и в гримерках. Я забирал, но они появлялись там снова и снова, а этот торч даже не хотел меня слушать, — Федя тушит сигарету и достает еще одну. — Как все смогли слезть с этого? — я наблюдаю за эмоциями парня. — Он всем предложил, пару раз попробовали, поняли, что дрянь и жить хочется, да и знаешь, на плаву нас держали люди, которые ни при каком раскладе не должны были пострадать от такого образа жизни, — Федя улыбается и я путаюсь. — Кто? — на улице начинается дождь, но никто из нас не собирается покидать террасу. — Полина, Настя, другие девчонки, — парень проверяет телефон и засовывает его обратно в карман, — мы любили и были любимыми и именно это помогло и до сих пор помогает мозгу работать. Я не хочу, чтобы мои родные страдали из-за того, что я наркоман, ведь это не так. — Но у Артема же была Алиса? — я вскидываю бровью. — Алиса? — парень поднял голову к небу и засмеялся, — Артем никогда не любил ни одну из десятков своих девчонок и поэтому утонул, — Федя пожимает плечами. Я медлю, вспоминая слова Артема о том, что он еще никогда никого не любил. — Это лечение... помогло? — я задаю вопрос и Федя ухмыляется. — Помогло, — я выдыхаю, — он слез с герыча и прочей дряни, повыбрасывал заначки, стал более мягким и адекватным, вернулся в себя, — Федя улыбается, — я не знаю, как и чем его лечили, но это помогло. Только, я не уверен на все сто, и,— Федя доверчиво смотрит на меня, — об этой всей истории знаю только я и Алиса, потому что перед тем, как его увезли на носилках, мы договорились, что он улетел к бате в Барсу и решил там надолго отдохнуть ото всех, — я улыбаюсь. — А наркотики? — Федя притихает и по телу разливается волна недовольства. — Сейчас он убеждает всех, что ему хватает и пары косяков в день, да и по нему заметно, что он не врет. Я не знаю, что сейчас чувствовать. С одной стороны, я понимаю, что Артем, кажется, реально нездоров и в любое время он может вернутся в прежнее состояние, а с другой стороны, Федя уверяет, что он полностью вылечился и никогда больше не станет таким. В голове происходит какая-то война и сопротивление самой себе. В голове проскальзывает мысль, что расстройство это не так страшно, как зависимость от наркотиков, но вместе это убийственный дуэт и я благодарю небеса за то, что они дали парню второй шанс. — Я вижу, что сейчас он выкладывается на полную, — Федя вырывает меня и раздумий, — он пишет музыку, дает концерты, бегает по интервью, в общем, живёт, а не существует, — на моем лице появляется теплая улыбка. Похоже, парень и вправду смог справиться с трудностями и выйти победителем из этой ямы. — Лина, ты нужна Депохе, — он улыбается. — Что? — я делаю вид, что не расслышала, хотя на самом деле от слов Феди у меня пошла голова кругом, и появилось желание больше не отрицать и не сопротивляться. — Он каждый день о тебе говорит, когда мы созваниваемся, — Федя мотает головой, — рассказывает, какая ты ахуенная, при чем во всех планах, — он подмигивает и я смущаюсь, — что с тобой он забывает про боль и про все то дерьмо, которое происходит в его жизни, а его, поверь, у него достаточно, — парень несколько секунд смотрит на меня и от его взгляда по телу идут мурашки, — Лина, если он тебе нужен так же как и ты ему, прошу, будь с ним, помоги ему дышать, он нуждается, — Федя снова залипает в одну точку, — я, честно, никогда Артема таким не видел. Он обычно такой, знаешь, язвительный, грубый, похуистичный и зациклен лишь на себе, но после знакомства с тобой с него словно маску сняли, — он ухмыляется, а сижу и глупо улыбаюсь со слезами на глазах, потому что эмоции во мне перепутались совсем и я не понимаю, что я чувствую. — Спасибо, Федя, — парень обнимает меня на прощание и уходит за дверь, хваля ее высоту, от чего я смеюсь. — Не за что. Лина, возвращайся в Питер быстрее, я не скажу Артему где ты до тех пор, пока он не будет в этом нуждаться, а это, наверное, не больше десяти секунд времени, — я не успеваю ничего сказать, и Федя скрывается за тонированными стёклами своей новой машины. Я падаю на кресло, закрывая лицо ладонями и плачу до посинения. С каждой слезой мое тело словно становится чище и все ужасные мысли покидают голову. — Лина! — я слышу стук в дверь и прихожу в себя. Вытираю слезы, кидаю осуждающий взгляд на свое отражение и иду к двери. В мыслях проскальзывает, что это кто-то знакомый, но я не понимаю кто, пока не подхожу к двери и не захлопываю ее сразу же, как вижу незваного гостя. — Чего тебе? — на пороге мнется парень с автобуса, на которого я пару часов назад накричала. — Я познакомиться хочу, пригласи на чай, я торт принес! — я смотрю в окно и парень тянет коробку с тортом. — Заходи, — может, попить с ним чай это не такая уж и плохая идея, — до первого вопроса о Голубине, — парень притихает, но потом кивает и я впускаю его в дом. Я не знаю, сколько моим мыслям придется пробыть тут на даче, а сидеть тут одной и заниматься самокопанием, как я хотела, когда ехала сюда, после разговора с Федей, я тем более не хочу. Да и не с моей фобией, которой я страдаю еще со дня смерти родителей. Я бы не сказала, что эта фобия очень редкая. Аутофобия — боязнь одиночества. Когда я остаюсь наедине мне всегда страшно и пусто и поэтому приехать на эту дачу одной, с моей стороны было, как минимум, неразумно. Я ставлю на стол две чашки с какого-то привлекательного маминого сервиза, наливаю в них чай и разрезаю торт под пристальным взглядом парня, который меня все же слегка бесит, но мне некуда деваться от самой себя и своих тараканов в голове. — Я, кстати, Женя, — парень протягивает мне руку и сильно зажимает мою, пока я ее вежливо не выхватываю, прикусывая щеку от неприятной боли. Я иду на кухню за тарелками и ложками, по ходу вспоминая, где они находятся, и парень направляется за мной, от чего я немного настораживаюсь, но аргументирую все обычной паранойей. Я роюсь в шуфлядке с приборами и краем глаза вижу, как Женя подходит сзади, странно улыбаясь. Я медленно закрываю шуфлядку и не успеваю обернуться, как чувствую чужие ледяные руки под своей толстовкой. Мой мозг отключается, тело охватывает паника и я не знаю, что делать. — Какого черта ты творишь? — я пытаюсь убрать руки парня от себя, но тот оказывается намного сильнее и прижимает меня к столешнице, — Сука, руки убери, — мне не на шутку страшно, ведь он блокирует все мои движения и пытается поцеловать. — По рэперам скачешь, наверное, как стрекоза, попробуй обычного парня, шлюха, — мои глаза наполняются слезами и я со всех сил пытаюсь сопротивляться. Парень валит меня на пол и грубо целует, от чего мне становится дико мерзко и я упираюсь руками в его грудь, но тот лишь громко смеется, тыкая меня носом в мою безысходность каждым своим прикосновением. — Остановись, — я кричу, но он не слышит меня, продолжая срывать с меня одежду. Пелена слез затуманивает комнату и я вижу лишь мерзкий силуэт, пытающийся выебать меня. У него это получится, потому что а что я сделаю против огромного парня да ещё и с адской болью в теле. Для меня это не впервые, только раньше это делал человек, к которому у меня еще был остаток чувств, а сейчас мою грудь шершавыми ладонями сжимает неизвестный мне парень и мне хочется пропасть из этого мира раз и навсегда. Он расстегивает пуговицу на моих джинсах и жадно облизывает губы, вдавливая свои пальцы мне в ребра. Я бью его кулаками в грудь, царапаю и кусаю, но этот сюр его лишь веселит. — Ты ничего не сделаешь, — он прав. Сейчас этот отвратительный придурок оставит мне еще один шрам на сердце и больше никогда меня не вспомнит, а я больше никогда не буду никому доверять. Я тысячи раз жалею о том, что приперлась на эту дачу, что села в автобусе именно возле него, что не уехала от сюда с Федей, что впустила кудрявого в дом и понадеялась на дружелюбный разговор. Он кусает мою шею, его мерзкие ладони блуждают по моему телу, а я вою от боли, умоляя его остановиться, но безуспешно. — Прошу, не надо, — в его глазах я вижу только желание и безумие и мне страшно. — Лина, открывай, это Алиса! — в мое сердце врезается стрела надежды и я громко пищу, подавая ей звук. Брюнет тупит, а потом бьет меня по лицу и закрывает мне рот. — Что там у тебя происходит? — девушка еще раз стучит в дверь, а я кусаю руку парня и пока тот шипит от боли выкрикиваю ее имя. Спустя секунду дверь открывается и на кухню влетает шокированная Алиса. — Да ебаный в рот, — девушка хватает с полки большую тарелку и огревает ею Женю, который не успевает сориентироваться и падает на пол. — Что ты здесь делаешь? — Алиса помогает мне встать, и я окидываю взглядом лежащего парня. — У тебя нету времени на вопросы, уезжаем от сюда, — девушка хватает мой телефон и рюкзак и мы покидаем дом, в который я не вернусь больше никогда в своей жизни, как и говорила пять лет назад.