Отрицала

Мы едем молча. На улице глубокая ночь и дорогу освещают лишь фары легкового автомобиля, который мчится по дороге, везя в себе груз этого дня. Я туплю в одну точку, не обращая внимания ни на любимый трек, играющий в салоне, ни на уведомления на телефоне, ни на панику, ни на до ужаса непонятные мысли и чувства. — Кто это был? — Алиса поглядывает на меня, пока я безразлично смотрю вперед. — Не знаю, какой-то озабоченный, — я решаюсь не выдавать парня, хотя не совсем понимаю, какая мне с этого вообще выгода, — куда мы едем и зачем ты приезжала? Вообще, как ты узнала, где я? — этот вопрос интересовал меня больше всего, так как я слёзно просила Егора и Федю держать рот на замке. — Это не важно, я приезжала срочно кое-что обсудить, — девушка притихает и убавляет скорость. — Что? — я недоверчиво смотрю на брюнетку. — В общем, Шато пропал, — я несколько секунд словно вдыхаю эту информацию, а потом земля медленно начинает уходить из-под ног и я словно утопаю в кожаном сиденье кресла красного автомобиля модели. — В каком смысле пропал? — на лице Алисы можно заметить легкое волнение, а мое же, наоборот, преподносит всю палитру моих эмоций на блюдечке. — Я подозреваю, что это один наш общий знакомый, — я непонимающе смотрю на девушку, которая одета в джинсы и большую темную кофту, что совсем не похоже на ее стиль одежды: нету брендовых обтягивающих платьев, топов, и это меня настораживает. Какой общий знакомый и куда пропал Артём? Почему с каждым днем проблем в моей жизни становится все больше и больше, они накапливаются, словно тяжелый груз на спине, а когда я позволяю себе расслабиться и забыть обо всем, этот груз прижимает меня к сырой земле, напоминая о том, что он все еще со мной и я не смогу даже с места сдвинуться без него. — Какой знакомый? — Алиса сворачивает в сосновый лес и едет по узким дорожкам, — где мы? — Я понимаю, что ты ничего не понимаешь, но и я чувствую почти то же самое, что и ты, — девушка останавливает автомобиль и выходит из него, — дальше пешком. — Да куда?! — я трясусь от страха и негодования, — Я с места не сдвинусь, пока ты мне не расскажешь, что за хуйня происходит и где мы. — Мы в лесу, — Алиса иронично улыбается, а я испепеляю ее взглядом, — Ладно, ты только успокойся и не нервничай. Вокруг царит сплошная темнота, везде слышно какие-то жуткие шуршания, ветер тревожит верхушки деревьев и вся эта атмосфера нагоняет страх и ужас, тем более когда не знаешь, что с тобой в этом лесу будут делать. — Это бесит меня еще больше, — как я могу не нервничать, если я сейчас в какой-то заднице с бывшей девушкой Артема, который к слову, пропал, и речь идет о каком-то общем знакомом. — Сегодня, когда ты уехала, мне позвонил Артем, и, в общем, начал допрашивать что я тебе рассказала, — Алиса опускает взгляд в пол, — я бросила трубку и поехала по своим делам, а потом мне позвонил Федя и спросил, не виделась ли я с Артемом сегодня, потому что тот не отвечает на звонки и его нет ни в загородном доме, ни в квартире ни на студии, — я вскидываю бровью и мое сердце начинает бешено стучать, — он упомянул, что из-за меня ты уехала на эту дачу и он вынужден теперь рассказать тебе всю историю от «А» до «Я», — теперь я понимаю, от куда девушка узнала мое местонахождение, но злиться на Федю я не вижу смысла. — Он рассказал, я все знаю, — я укутываюсь в худи, ощущая лесную прохладу. — В этой истории замешан наш общий знакомый, — Алиса выдыхает пар в холодный воздух, — Голубин. Я застываю на месте, а тело покрывается мурашками. — В какой истории? — я догадываюсь, но решаю подтвердить свои теории. — Я не могу тебе рассказать большего, пусть это сделают те, кто варился в тот период в этом, например сам Артем, — Алиса наблюдает за моей реакцией, — мне кажется, его похитил Глеб, и я прекрасно знаю мотив, — я понимаю. Я все понимаю и понимаю то, что нельзя ждать так долго, ведь если это дело рук блондина, то Артему не поздоровится. Сейчас мне кажется, что Алиса знает все обо мне и про мою столичную жизнь, даже я помню меньше. — Алиса, помнишь, ты подобрала меня тогда в частном секторе в синяках? — девушка кивает, — Я выбежала от Голубина, — модель широко распахивает глаза и пялится на меня, но не удивляется. — Я знаю, — удивляюсь я и вопросительно смотрю на Алису, — это очень запутанно, но сейчас нам нужно найти Артёма и тогда ты все поймешь. Может быть. Идем. Девушка идет вперед, освещая дорогу, застеленную сосновыми иголками, фонариком от телефона. Мы идем быстро, почти бежим, мое дыхание сбивается и я обессилено останавливаюсь, опираясь на дерево. — Еще немного, там вдалеке старый дом, в котором мы когда-то зависали, вероятнее всего, он там. Там ребята всегда прятались от полиции, когда нужно было, и ключи есть у всех. Я продолжаю идти и осознаю что это все — бред. Чем мы поможем Артему сейчас, придя туда? Мы можем сделать еще хуже, но Алиса меня не слышит, упрямо шагая на тусклый свет из окон одноэтажного здания. Вам знакомо то чувство, когда ты напрягаешь все механизмы внутри себя, пытаясь осознать происходящее, но в голову не приходит ничего, кроме осознания того, что ты ничего не знаешь даже о самой себе? Мне знакомо, ведь именно эту тьму я чувствую внутри, мне тяжело понять, что произошло тут во время моего отсутствия и почему я теперь из-за этого страдаю. Я уверена, что Глеб похитил Артема из-за меня, ведь он еще тогда меня предупреждал, что уничтожит всех, кто ко мне приблизиться. Но я не понимаю, каким образом Алиса пересекалась с Голубиным и от куда она знает, что происходило между нами в столице. Я корю и безостановочно ругаю себя за то, что я нырнула в это все и не смогла «нажать стоп» вовремя. Возможно, скоро я буду знать ответы на волнующие меня и мою голову вопросы, но сейчас я отрицаю совершенно все свои теории, догадки и предположения на этот счет, пытаясь максимально сконцентрировать разум на ситуации, в которую я попала. Мы подходим к полуразваленному дому посреди леса. Алиса заворачивает в правую сторону от входной двери, хватая меня за рукав толстовки. — Будь тише, обойдём с другой стороны, там есть окна, попробуем посмотреть, — я неодобрительно смотрю на Алису, но следую за ней, стараясь не наступать на сухие ветки и листья под ногами. — Как мы его от сюда вытащим, ты с ума сошла, — я смотрю в окно, но из-за низкого роста мне приходится становится на носочки. В большой тускло освещенной комнате привязанным к стулу сидит Артем. Я вижу его разочарованное лицо. Его тело покрыто кровавыми ранами и ссадинами, глаз почти не видно. Парень сидит в одних штанах и на его теле я могу рассмотреть царапины и синяки от нещадных ударов. Он еле держится, изредка сплевывая на деревянный пол бордовую кровь. От увиденной картины я леденею, сердце уходит в пятки и я не могу вымолвить ни слова. Мне страшно и я закрываю глаза, но Алиса просит меня прекратить «свои спектакли» и сосредоточиться. Блондин медленно приближается к несчастному шатену, я мутно слышу, о чем они говорят, пытаясь не закричать, и бьет его в живот, от чего Артем сгибается пополам и мерзко кривится. Я снова ловлю омерзительное дежавю, словно это уже происходило. Мне становится жаль человека, привязанного к стулу, ведь я вижу в нем себя: такой же беспомощный, разочарованный и готов принять унижение и смерть. Это страшно. Я хочу сжечь себя, потому что понимаю, если бы после ссоры с Голубиным не поехала в Питер, возможно, Артем бы сейчас не истекал кровью, а писал музыку в маленькой студийке с двумя друзьями, потягивая косяки и жить своей жизнью, не отдуваясь за мои грехи. Это все из-за меня и я никогда не смогу простить себя за это. В голове проносятся слова Феди о том, что близкие не должны страдать от твоих проблем и я плачу, прикусывая губу, чтобы не издать ни звука. — Не реви, — Алиса прижимает меня к себе, — послушай лучше, о чем говорят. Я слушаю девушку и прекращаю плакать, вслушиваясь в глухой, слегка расслабленный низкий голос Глеба, от которого хочется лезть на стену. Я кожей чувствую, как блондин скалится, обнажая свои клыки, словно вампир, от одного укуса которого о твоем существовании забудут те, кто клялся никогда не забывать. — Если бы не она, Лина бы сейчас не страдала от твоих кулаков, — Глеб бьет Артема еще раз и тот тихо шипит от боли, — бей меня сколько влезет, просто признай, что ты тогда сделал это нарочно, чтобы я «прочувствовал вкус несладкой жизни», да, Глеб? — мутные глаза блондина наполняются яростью и он закипает, а шатен измученно улыбается, как будто бы ему вообще все равно, что происходит. — Нет уж, Шатохин, ты сам согласился тогда взять, сам согласился попробовать, потому что тебе захотелось такой жизни, как у меня, ты понял, что ты слабый и ущербный, что образ пятнадцатилетки на сцене — не такой уж и образ, да? — Глеб заливисто смеется и кажется, что лучше бы сейчас лопнули мои барабанные перепонки, чем слышать этот смех, — Ты просто осознал в один момент, что я могу в разы больше, чем ты, что ты — мягкотелый, ты — обычная половая тряпка, об которую я очень любил и любою вытирать ноги, — блондин показательно, с мерзкой ухмылкой, проводит подошвой ботинок по черной штанине Артема, на что тот лишь ухмыляется, — тогда ты приполз ко мне и попросил «поделиться секретом», помнишь? Я поделился и понеслась, дальше ты сам во всем виноват, не она и не я, а ты. Ты, Шатохин, виноват в том, что страдаешь ты и все вокруг тебя, потому что все страдают из-за твоей никчемности, братишка, — Глеб еще раз бьет обессиленного Артема и тот валится на пол вместе со стулом, сплевывая океаны крови и тихо шипя. Я вижу в глазах Артема… боль? Стыд? Согласие? Я не понимаю, почему те синие глаза, в которых буквально вчера я видела лишь пустоту, но мне хотелось нырнуть в этот омут и остаться там, сменились глазами, полными непонятных, несвойственных шатену эмоций, и мне совсем не хочется даже смотреть на него. Я наблюдаю за каждым движением какой-либо части тела Артема, выслеживаю и пытаюсь просчитать каждое из заученных действий Глеба и слышу только шум в голове. — Тебе и вправду так интересна эта шваль? Или это просто очередной «эксперимент», как Алиса? — девушка разочарованно потупляет взгляд в пол, но пытается держаться, сжимая в руках край худи. — А тебе? Ты же тоже «экспериментируешь», — Шатохин язвительно улыбается, чем еще больше выводит Глеба из себя. — О чем они, блять?! — я смотрю на Алису и вижу по ее взгляду, что она все понимает, но не хочет, чтобы понимала я. — Я повторяю вопрос, — Глеб садиться на кровать и с ухмылкой наблюдает за вымотанным Шатохиным, который безостановочно кашляет кровью. — Нет, — Артём леденеет и отрезает ответ. — Что «нет»? — мне тоже это интересно, Глеб. — Мне она нахуй не нужна, — Артём отворачивается от Глеба, а тот громко смеется. Я смотрю на шокированную Алису. Она явно не ожидала, что все так обернется, как и я, хотя я вообще ничего не знала и не знаю. Мои ноги начинают трястись, глаза наполняются слезами обжигающей обиды и я тихо падаю на пол, начиная рыдать и громко всхлипывать. — Тихо, — Алиса пытается прислушаться к разговору парней, а я больше не слышу ничего, кроме злости и обиды. Он все это время просто «экспериментировал»? «Экспериментировал», когда знакомился со мной, когда приезжал по первому зову, когда спасал от панических атак, когда спал со мной, когда целовал, когда обнимал? Я отрицаю, я не хочу принимать то, что мною снова играют, как куклой, как ненужной вещью на один разочек. Так мерзко и так отвратительно. Еще минуту назад я винила себя за то, что дорогой мне человек страдает из-за меня, а сейчас мне все равно на него, все равно, что сделает с ним Глеб и доживет ли он вообще до утра. Я чувствую себя какой-то лабораторной крысой, над которой обожают проводить свои опыты безумные ученые и это чувство вызывает у меня отвращение и жалость к самой себе. Почему он так поступает? — Дай послушать, — я отдергиваю Алису, но та упирается и мне приходится дослушать разговор. — Что, прям так не нужна? — Глеб обходит Шатохина и гадко улыбается, словно победил в какой-то войне и убил врага. — Не нужна. Я не нуждаюсь в ней, она ведь просто очередная девчонка, которая помогла мне отвлечься от дерьмовой жизни, — Артем говорит это спокойно и безразлично, словно это на самом деле так, но я отказываюсь в это верить, — я никогда никого не любил и не собираюсь этого делать, а инстинкты нужно удовлетворять, кому как не тебе это знать, — Шатохин закрывает глаза, а Голубин опирается на стену и одобрительно кивает головой. Алиса хватает меня за руку и ведет к машине, игнорируя мои слова о том, что нас могут услышать. — Это бред, — девушка захлопывает дверь красного автомобиля и разводит руками, раздраженно выкрикивая. Я смотрю в одну точку, пытаясь переварить услышанное и не обращаю внимания на негодование модели. — Шатохин не мог снова так поступить! Это все Глеб и его хуева манипуляция, чтобы он горел в аду! — Алиса кричала, стуча руками по рулю. — Может, ты что-нибудь мне, блять, объяснишь?! — я поворачиваюсь к Алисе и испепеляю ее взглядом. — Нет, не сейчас, поехали ко мне, отдохнем, а потом сообразим, — я непонимающе смотрю на девушку, но мирюсь с ситуацией. Перед тем, как погрузиться в сон я думаю о том, что еще утром Федя говорил мне, как я нужна Артему и я верила в эти слова, собираясь вернуться в Питер и нырнуть к шатену в такие теплые объятия, а уже ночью синеглазый демон сам перечеркнул все одной фразой, выплюнутой в лицо Голубина. Могла ли я когда-либо в детстве, когда игралась с девочками в кукол «Барби» на пушистом покрывале во дворе на даче, подумать, что в двенадцать я попаду в плохую компанию и начну разрушать себя изнутри, в четырнадцать прибегу домой пьяной и разрешу такому же отцу отвезти маму к бабушке, переживу похороны собственных родителей, в семнадцать уеду в Москву и попаду в тенета тяжелых наркотиков, океана дорогого алкоголя, шлюх, рэперов и прыгну в постель к Фараону, надеясь на то, что он «не такой, как все»? Не о таком я мечтала, не этого я хотела. Я хотела поступить в гребанное МГУ на журфак, писать интересные статьи, которые люди будут и вправду читать, путешествовать по миру, потом завести семью, мечтала о том, что мы будем жить в уютном домике где-то в Калифорнии, у нас будет двое детишек, домашний питомец, машина и обычная бытовуха после нескольких лет отношений. Я хотела спокойствия, даже обычной рутины, чтобы в конце этого всего просто лечь в гроб и отправиться на тот свет и не из-за передоза или какого-нибудь заболевания. Но в итоге, что мы имеем? Точнее я. Я имею бесплодие, горы таблеток вместо еды, тысячи порезов, шрамов и синяков по всему телу, полностью «собранное заново» тело, как минимум две фобии, панические атаки и букет прочих проблем. У меня нету высшего образования, нету целей в жизни и желания жить. Такой жизни я не желаю даже самом злейшему врагу, хотя мой злейший враг и без моих пожеланий себе все организовал. — Вставай, мы приехали, — я слышу высокий голос Алисы и неторопливо открываю глаза, — выходи из машины, — я выхожу и осматриваюсь. Машина остановилась у большого особняка, сильно похожего на загородный дом Артема. Меня хватает сильное дежавю, которое сменяется колючей болью в области грудной клетки, когда я вспоминаю слова Артема. — Только, — Алиса закрыла машину и указала на вход, — я живу не одна, — я перевожу удивленный взгляд на девушку. — С молодым человеком? — я улыбаюсь. — Нет, с подругой, — Алиса грустно смотрит в пол, — с знакомой. Мы с Алисой идем ко входу, пока я рассматриваю территорию, окруженную штучно насажденными соснами. — Это твой личный дом? — я провожу ладонью по мраморной колонне у входа. — Да, родители подарили на восемнадцатилетие, — по эмоции на лице Алисы было видно, что родители — не самое лучшее, что случалось с ней в жизни. Мы заходим в дом и я сразу подмечаю, что девушки, живущие в нем, почти не бывают тут, потому что на то, что это жилой дом, не указывает даже неподвижно лежащая на диване блондинка. — Алеся, ты спишь? — Алиса подходит к девушке и осматривает гостиную, громко выдыхая. Я перевожу взгляд на две пустые бутылки полусладкого и осушенный бокал, стоящий на стеклянном столике у дивана. — Что же мне с тобой делать, господи, — Алиса убирает бокал и бутылки и выносит их на кухню, — если не наркомания, то алкоголизм, — брюнетка замолкает, осторожно поглядывая на меня, вероятно понимая, что проговорилась, — ладно уже, поможешь занести ее на второй этаж? — я киваю. Мы берем девушку под руки и под ее невнятные негодования тащим в непонятном мне направлении по холодной закрученной лестнице. — Обычно я делаю это одна и обхожусь парой синяков из-за собственной неосторожности, — Алиса приоткрывает двери в большую спальню, — давай осторожно сюда, — мы переносим блондинку на простыни, Алиса укрывает ее одеялом, пока та произносит невнятные речи. — Кто это? — я задаю вопрос, пока Алиса показывает мне комнату, в которой я буду спать. — Пожалуйста, давай завтра, я дико устала и мне еще нужно кое-куда съездить, — я удивляюсь, но улыбаюсь девушке в ответ и та тихо закрывает за собой дверь. Я падаю на мягкую кровать и меня словно обдает кипятком: адские боли возвращаются в мое тело опять и я не могу даже сдвинуться с места. — Давно не виделись, — я шарюсь по карманам черных джинсов и нахожу две синие таблетки, глотая их. Снова вернулось прежнее состояние никчемности и беспомощности, вернулась боязнь одиночества, волоча за собой замученную паническую атаку, которая уже заебалась посещать меня, а я встречать ее. Снова я остаюсь наедине, скручиваясь калачиком на бирюзовых простынях в чужом доме, плачу и кричу в подушку, надеясь на помощь. Но помощи не будет: в моей жизни больше нет людей, которые могли бы приехать из-за одного твоего звонка со словами «приедь пожалуйста», нет человека, который прижмет тебя к себе и разрешит залить своими слезами всю его толстовку, будет шептать на ухо успокаивающие слова и убеждать в том, что все плохое позади. Эти люди отказались от меня. Использовали и выбросили, словно какую-то одноразовую вещь, у которой нет души и сердца, которая не способна переживать взлеты и падения. Я сжимаю простыни от боли, тихо захлебываюсь в рыданиях и смотрю в потолок, пытаясь успокоиться, но безуспешно. В голове всплывают события пятилетней давности, затем я вижу перед глазами одну за другой ссоры с Голубиным и что-то во мне твердит, что я сама во всем виновата. Мое дыхание постепенно выравнивается, а мышцы расслабляются и сон снова настигает меня. Перед тем, как закрыть глаза и дать измученному телу покой, я вижу на экране телефона звонок, слышу вибрацию, затем еще одни звонок и еще один, они обрывают мой телефон, но мне нет дела ни до кого: будь это Егор, Артем, Федя, Алиса или другие. Я не хочу больше слышать никого из них. И засыпаю.