Я не хочу без тебя спать!

Парень обернулся. Попытки вглядываться в темноту не увенчались успехом. Даже если бы это и помогло, ему бы это не понадобилось. Голос, такой родной и близкий, мягкий и слегка хрипловатый, такой манящий и притягивающий, но при этом обречающий на страдания. Он не мог его ни с кем спутать. Узнать его было легко и не составляло большого труда. Да что там говорить, Бледный не имел право перед самим собой на это.                                                  Несомненно. Неужели? Да нет... Луна было полная и отливала желтоватым оттенком, при этом не освещала пространство. Совсем наоборот, она слепила и заставляла колебаться, сея сомнения в глазах Кирилла. Луна была чересчур яркой, что не давала возможности увидеть тёплых глаз собеседника, или слишком тёмной, застилая глаза пеленой беспросветной тьмы.              Что он должен делать? В данный момент существует выбор. Закончить свою жизнь и существование прямо сейчас, так и не увидев глаза такого родного, знакомого незнакомеца? Или поддаться эмоциям, кинувшись на шею к своему спасителю от самого себя и забыть эту глупую ситуацию как страшный сон? А может... А есть ли у него ещё варианты? Существует ли вообще выбор в целом? Конечно же, нет... Как он может оставить его? Или же может? Затуманенный разум отказывался это воспринимать, а ноги подкашивались. На крыше стоял ни кто иной, как его самый дорогой человек... Молчание кричало и обжигало своими беззвучными словами. Эти двое, что одиноко стояли на крыше, терялись среди кучи несуществующих лиц. Всё летело. В бездну. И Кирилл. И никто не в силах этого изменить или помочь ему. А может, в силах? — Зачем?— прорвал тишину Тимошенко, не меняя местонахождения. — Что именно?— ответил апонент. — Зачем ты здесь?— повторил Бледный. — Не знаю... А ты как думаешь?— усмехнулся парень. Тусклый свет фонаря отразился в его глазах, и Кирилл осёкся. Оно сверкнуло достаточно резко и было... Обеспокоенным? — Мы с тобой уже всё решили, я не намерен с тобой разговаривать и попрошу, чтобы ты не мешал мне закончить моё существование. Думай, что хочешь, но не трогай меня! Мы же оба поняли, что тебе на меня наплевать! Так не лезь ко мне! Хорошо? Окей?— промямлил Бледный. — Хорошо— тихо произнес тёмный силуэт. — Хорошо?— удивился Кирилл. — Да, хорошо...— подтвердил второй.— Раз мне на тебя наплевать, то зачем я должен тебя останавливать?! Если мне на тебя наплевать, почему я отмазывал тебя от родителей, когда ты пропадал ночами. Если мне на тебя наплевать, то зачем я тебя откачивали, когда ты был под очередной дурью!? Если мне на тебя наплевать, зачем спасал тебе жизнь!? Я этого разве не делал?! Но мне же на тебя наплевать!? Кирилл, посмотри чуть дальше своего носа! Мир прекрасен, и ты достаточно взрослый, чтобы это понять! Ты всегда был умным мальчиком, а сейчас стоишь здесь! Что ты здесь делаешь? Это поможет? — Да, поможет! Ты совсем не понимаешь моих чувств ко всему происходящему и к тебе в частности! С расчётом, что ты меня простишь, ничего не изменится, а ты в свою очередь, не простишь! Мне не нужны эти нелепые "игры в дружбу"! Я хочу любви! Любви с тобой! Нежной, пылкой и страстной. До чёртиков милой и сопливой, как мелодрамы для пятнадцатилетних девочек! Здесь лишь два выхода и они неизбежны! Либо мы остаёмся друзьями, либо мы оставляем друг друга. Да, пусть даже таким идиотским методом, но оставляем... — Так что же мы тогда ждём?— собеседник начал приближаться. Свет падал на его голову, но умело скрывал глаза. Не осталось никаких сомнений, которых в прочем и не могло быть, уж слишком хорошо они друг друга знают. Да, это Женя. В этих четырех буквах заложены все чувства Бледного. Начиная от ненависти, заканчивая любовью. Как много они значат, а точнее их обладатель...— Давай сделаем это вместе!— встав рядом с Кириллом, произнёс Мильковский. Он схватил его ладонь и крепко сжал её в своей руке. — Что ты делаешь?— изумился Тимошенко, когда ему в нос дал манящий аромат одеколона Евгения. Кирилл готов был поклясться, именно он заставил его окончательно протрезветь. — То же, что и ты. Творю глупость. Но правильную глупость!— отозвался Женя, повернув голову к Кириллу он произнёс, — А что мне жизнь без тебя? Зачем она мне? Я не переживу такой потери... Давай прыгнем вместе, и никто не будет мучеться! — Нет, Жень... — Да! Ты мне предлагаешь, смотреть на всё происходящее, когда ты летишь в бездну?! Разбиваешься!? Ты хочешь, чтобы я это видел!? Нет уж, я прыгну вместе с тобой! У обоих на глазах начали появляться слёзы. Они смотрели друг на друга впившись ими, не отпуская ни на минуту, будто могут потеряться если это сделают. Визуальный контакт был не то чтобы напрягающий, он был приятным. Не хотелось прирывать этого. — Решил такое приключение без меня пережить? Летать с крыши, мой дорогой, будешь со мной! Тем более, это ж ты! Мой любимый засранец! Накосячишь ещё там, кто отмазывать тебя будет?...— слабо улыбнулся Мильковский. Парни рассмеялась. Смех сквозь слезы звучал настолько искренне, настолько душевно, что казалось, так и должно быть. Всё правильно. Они должны прямо сейчас стоять на крыше, должны говорить именно эти слова. Вот Женя заключает в объятия Кирилла и чувствует, как тот всхлипывает, содрогаясь всем телом. Как он улыбается ему в плечо и шепчет что-то невнятно,но понятно. Он благодарит его. Но за что? За то, что Мильковский существует. Он делает тоже самое, поглаживая Кирилла по спине. Успокаивает своего мальчика. Постепенно они садятся чуть дальше но края, но не слишком далеко. Так, что ноги могут свешиваться вниз. Они не отпускают друг друга. Ничего не говорят вслух, будто могут вспугнуть что-то. Наконец, Кирилл поднимает глаза на возлюбленного. Такие обжегающе тёплые. Он тает в них своими глубокими голубыми, но всё же осмеливается сказать то, что задумал. — Жень? — М? — А всё-таки, для чего ты пришёл? Мы же просто друзья... Да к тому же, не друзья уже в тот момент были... — Глупенький ты мой...— ответил парень, прижимая крепче второго.— Ты мне не друг уже очень долгое время... Кирилл с испугом посмотрел на него. — Я люблю тебя, мой дорогой... Но как-то сказать неудосуживался... — Так я тоже... Они потянулись друг к другу. Между губами оставалось менее одного сантиметра, а между парнями не осталось недосказанности. Момент. Долгожданный поцелуй. На душе становится так легко, словно ничего и не было. Всё так, как надо. А что будет потом не волнует, они оставят это для других. Поцелуй был даже ни капли не пошлым, в нём было заложено столько нежности, сколько нет даже в любых словах и подарках. Момент в который они счастливы. Оба. Вместе. Такие коварно разные, но такие похожие. По щеке Кирилла скатилась маленькая слёзка. Ощутив солёный привкус на губах, Женя взглянул на него. — Какой же ты милый... Не плачь только, не надо...— проговорил Мильковский, аккуратно вытирая слезу. — Я от радости, Жень... От радости... Неужели, всё сложилось? Неужели, мы будем вместе? — Будем, принцесса моя!— улыбнулся он. Не смотря на хорошую погоду, ночью было достаточно холодно. Какое-то время они всё так же сидели, прижавшись. Их грело изнутри приятное чувство, но чтобы не схватить воспаление легких, пришлось выбираться. Парни медленно пошли к дому Мильковского, не освобождаясь от объятий. *** Оказавшись в квартире, Женя понёсся на кухню ставить чайник. Кирилл был здесь дохреллион раз. Как мы знаем, Мильковский по своей сути перфекционистом, обычно всё всегда лежало на своих местах, ничего не было разбросано, и ни дай бог, какая-то баночка-скляночка будет стоять вверх ногами, он жутко взбесится. Кирилл будто существовал, чтобы бесить возлюбленного. Честно, он не нарочно. Скорее по-привычке. Но это, наверное, и привлекало Женю к нему. Пройдя в гостиную, Бледный ахнул. Все вещи, лежащие обычно на столе, были сброшены на пол, табуретки были перевёрнуты, кровать не заправлена. Да даже стол стоял косо, а на нём красовалась открытая бутылка Джека Дэниалса со стаканом. Алкоголь был совсем немного отпит из бутылки. Тимошенко посмотрел на свои босые ноги, как тут появился Женя с подносом. — Извини, у меня тут ужасный беспорядок... Так, вот чайник, вот чашки, а вот тапочки.— ставя поднос на стол и кидая под ноги Бледного тапочки, произнёс хозяин квартиры.— Сейчас принесу тебе полотенца, зубную щётку и чистую футболку. Ты же не будешь в уличном спать! А уж потом разберёмся со срачем в комнате! Я разозлился на себя, когда ты под дверью сидел и всю квартиру к чертям собачьим разнёс. А убраться не успел— торопился просто. Но это мы исправим!— протараторил Мильковский. — Жень, ради бога! Присядь, не мельтиши! У меня такой срач постоянно, на регулярной основе!— схватил его за запястье Кирилл. — Ну, хорошо... Завтра с утра уберусь, но вещи я тебе обязан принести! — Вай! Хозяюшка моя!— только успел крикнуть в след Тимошенко удаляющемуся другу. Нет, больше чем другу.