Я не хочу без тебя спать!

Мильковский сидел на диване, нервно постукивая босой ногой по полу. Взгляд его устремлён был на свои наручные часы, пристально наблюдая за бегущими стрелками. Кажется, он глазами скоро дыру прожжёт на них, если продолжит с таким же успехом смотреть, лишний раз не отрываясь, чтобы поморгать. Кирилл всё это видел, поэтому буквально летал по квартире, стараясь как можно быстрее покинуть её, чтобы его парень не успел передумать по поводу запланированного похода к психотерапевту, куда они, собственно, и должны были отправиться. Оба были напряжены, а нервы вот-вот грозились сдать. Бледный неряшливо закидывал нужное в чёрный рюкзак, отпуская время от времени глупые шуточки, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, что, признаться, мало помогало. Женя из последних сил удерживался, чтобы не сорваться и не послать всё и вся нахер, оставаясь дома, как в своей крепости, где его точно никто не тронет. Но глядя на Тимошенко, который с таким яростным желанием старался развести музыканта на этот самый поход к врачу, в чём тот несомненно нуждался — видно было по двум «чёрным дырам» под его глазами, Мильковский просто не мог отказать любовнику в этом. Наконец, глубоко вздохнув, Кирилл выжидающе посмотрел на до испуга бледного от страха Женю и, разделяя его волнение, тихо сказал: — Пора, — с этими словами Бледный подошёл к парню и присел на краешек дивана. — Может, не пойдём?.. Может, ну его нахер, а? — с надеждой произнёс Мильковский, подняв на любовника умоляющие глаза, но заранее зная заведомо отрицательный ответ. — Жень, надо, — терпеливо ответил Тимошенко, взяв чужую руку в свою, — Если что, я тебя спасу, обещаю, — улыбнулся он. — Ладно… — недовольно сказал Женя, поднимаясь на ноги. Его примеру последовал и Кирилл, попутно хватая одной рукой тяжёлый рюкзак, чуть прогнувшись от его веса, и стал пробираться в тёмную прихожую вслед за парнем. Обувшись, они наконец вышли из старого подъезда, с силой толкая скрипучую дверь, и бодро зашагали к парковке, на которой стояла машина Мильковского. Вставив ключ в зажигание, Женя поглядел на себя в зеркало и, дав себе моральный толчок, стал аккуратно выезжать с парковки. Бледный внимательно следил за каждым его действием, насквозь пропитанным неуверенностью и страхом, что передавалось и ему самому. Ехали они в полном молчании, будто не решаясь начать диалог, но на обоих это имело пагубное воздействие, уничтожая и без того раздроченные нервы. Тимошенко сам даже не понимал чего больше боится: то, что Мильковский вот-вот психанёт и бросит всё это, или то, что он сам готов был сейчас асфальт жрать, только бы не наебнуть всю ситуацию собственными силами. Женя намертво вцепился в руль, и оставалось только радоваться, что под руки ему попалось что-то неживое, иначе певец бы всё точно разодрал к чертям собачьим. Пару раз чуть не въехав во впередистоящую машину на светофорах, Мильковский понял, что дальше так продолжаться не может. — Кирюх, не молчи, пожалуйста. Я ёбнусь так, честное слово! — выпалил Женя, бросая беглый взгляд на любовника, а следом — обратно на дорогу. — Ты тоже чувствуешь, как последние мозги вытекают от этого дерьма, да? — нервно хихикнув, начал парень, — Я даже не знаю, что сказать тебе, чтобы успокоить. Я сам уже на взводе. — У меня плохое предчувствие, Кирюх. Пиздец какое плохое! И я знаю, что это маразм, но я панически не хочу туда ехать, потому что, ну блять… Потому что, жопой чую, какая-то хуёвая идея это, — сказал Мильковский и притормозил на переходе, пропуская пешеходов. — Жень, блять! Перестань! Мы же взрослые люди!.. Ну ты-то точно… И что? Будем бегать от доктора? А что если твоя ворчливая задница чихать начнёт? М? Тоже нахуй окопаемся и выходить не будем? — Женя подтвержающе закивал головой на речи парня, заставляя его цокнуть языком от его беспечности, — Чувак, нам не по пять лет, чтобы врачей бояться. — Ладно, всё, не гунди! Приехали. Станция: вылезай-ка, — пробормотал Мильковский, вылезая из автомобиля. Перед ними стояла огромная многоэтажка, сделанная на манер Москва-Сити, но, как минимум, раз в пятьдесят хуже. Проще говоря: грубо, дорого и безвкусно. Запрокинув голову вверх, чтобы оценить масштабы, Бледный чуть на свалился назад, чувствуя, что рюкзак его запросто может перевесить. Женя вовремя подставил руку, чтобы парень не грохнулся на сырую от дождя землю, и помог подняться. — Кирилл, вот нахера ты в сумку накладываешь столько хуйни ненужной, что вес её превышает твой собственный, а, дурачок мой? — сказал Мильковский, с любовью и заботой глядя на Тимошенко. — Прости, папочка, — наигранно ответил Кирилл, ухмыляясь прямо в лицо парню. — Об этом поговорим позже. В более благоприятной обстановке и без одежды, — подмигнул Женя, направляясь к огромной входной двери. Пройдя на ресепшен, Мильковский огляделся и, увидев молоденькую, довольно симпатичную темноволосую девушку, сотрудницу этого заведения, незамедлительно обратился к ней: — Здравствуйте, девушка, у нас приём у Александра Дмитриевича Разумова в 14:00, не подскажите, как и куда нам? — вежливо и по-доброму произнёс Женя, а за спиной его показался уже недовольный Тимошенко, не чуя себя от ревности. — Добрый день! — лучезарно улыбаясь, ответила она, — Он ещё занят, вы рановато приехали. Но так-то вам на третий этаж. Можете скоротать эти сорок минут в кафе, — девушка указала рукой в сторону этого самого кафе, — Или воспользоваться другими услугами нашего центра, — учтиво сказала она. — Спасибо, мы подождём в кафе, — отозвался Мильковский. — Если будут вопросы — обращайтесь. Я с удовольствием вам помогу. Хорошего дня. Парень кивнул ей и, взяв Кирилла, которому хотелось прямо сейчас убить ту девушку от возмущения её поведением с его молодым человеком, за руку, уверенно зашагал к свободному столику. Бледный был вне себя от ревности. Обиженно надув губы, парень плюхнулся на плетёное кресло и отвернулся от любовника. Мильковский непонимающе посмотрел на него, присаживаясь напротив, и, осознав, что ему не показалось, он улыбнулся, умиляясь парнем. — Ты обиделся? — задал вопрос Женя, еле сдерживаясь, чтобы не расцеловать его прямо здесь. — Нет, — кинул Тимошенко и тут же уставился в свой смартфон. — Ясно, ты обиделся… Убери, пожалуйста, телефон, — выдохнул Мильковский, наблюдая за действиями парня, который, судя по всему, даже не собирался слушаться, — И что же я не так сделал? — подпирая ладонью подбородок, спросил он. — Ничего, — не отвлекаясь от экрана, произнёс Бледный. — Понял, ты приревновал меня к той девушке, — вынес заключение Женя, хмыкнув себе под нос. — Больно мне надо, блять, — также холодно, но уже брезгливо продолжал Кирилл. — Ладно, я тебя могу в этом понять, но я, кажется, просил убрать телефон, — уже более серьёзно сказал Мильковский. — Пфф, и не подумаю! — Вот как? — поднял брови Женя, заглядывая в лицо игнорирующему его парню. — Ага, — проговорил Тимошенко, закидывая одну ногу на другую. — Дай-ка сюда, — Мильковский выхватил айфон из рук Бледного, заставляя посмотреть на себя. — Отдай! — возмутился Кирилл, — Какого хуя ты творишь? — прошипел он. — Ты плохо себя ведёшь. Снова, — спокойно ответил Женя, чувствуя своё превосходство. Ревность с волнением ушли на второй план, остался только накаляющийся интерес обоих. — И что ты намерен сделать? — уже по-другому сказал Тимошенко, примерно понимая ответ. — А сам как думаешь? — усмехнулся Мильковский. — Ну и что же ты ждёшь? — Пока ты успокоишься. Пойдём. Женя встал из-за стола и пошёл в сторону туалета, направляясь исходя из подсказок указателя. Кирилл шагал за ним на почти негнущихся ногах, чувствуя накатывающее возбуждение от одной только мысли, что сейчас будет. Почему-то возмущение покинуло, будто ничего и не было, а желание прибавлялось с каждой минутой. Наконец Мильковский оставновился, затаскивая парня за собой в уборную. Бледный чувствовал, как его щёки начинают предательски пылать красным. Женя, осмотревшись по сторонам, захлопнул дверь, закрыв её на щеколду, а после повернулся лицом к парню и хищно улыбнулся. Кирилл сглотнул, а кадык его дёрнулся. Секунда. Две. Внизу живота начало тянуть. Всё здесь было напряжённым. Невыносимо… Тимошенко готов был поклясться, что только от этого молчания у него начала подниматься температура. Колени дрожали, а ноги стали совсем ватные. Мильковский, заметив это, не смог сдержаться от умиления и провёл тёплой рукой по щеке музыканта, заправляя выбивающиеся пряди за ухо. От ласкового прикосновения Бледный чуть расслабился, самостоятельно прислоняясь к ладони парня и прикрывая на несколько секунд глаза. Женя усмехнулся. — Кирюша, Кирюша… Какой же ты глупый и непокорный… Ты же понимаешь, что ты сейчас сделал? — Да… — одними губами прошептал Тимошенко. — И ты понимаешь, что тебе за это будет? — скорее утверждая, нежели спрашивая, сказал Мильковский. — Примерно… — неуверенно ответил Кирилл, закусив губу. Кто бы знал, что всё может вот так вот повернуться… Точно не он. — Никаких «примерно». Для тебя сегодня есть только «да» и «нет» — по-другому отвечать нельзя. Хочу, чтобы ты был уверен в своих решениях. В этот раз я тебя, так уж и быть, прощаю, ведь ты не знал, но это до первого случая. Ах, да!.. Говорить будешь, только когда я тебе разрешу. Вылезешь с языком без разрешения три раза — будешь наказан плюсом. Понял? — Женя приблизился, заглядывая в глаза любовника, который покорно молчал, не смея нарушить установленый только что запрет. — Молодец. А вот теперь говори. — Да, Жень, — Бледный выдохнул, а колени начали поддрагивать от напряжения. — Нет, так дело не пойдет! Обращайся ко мне «господин», — невозмутимо произнёс Мильковский. — Это ещё что за хуёвая пародия на мистера Грея? — не удержался Тимошенко от язвительного комментария и сразу же прикусил губу. — Раз, — сурово сказал Женя, заговорчески сверкнув глазами. — А теперь на колени. И где он только этому нахватался? Но, признаться, это ужасно возбуждало… Кирилл незамедлительно опустился на колени, не отводя глаз от возлюбленного. В голове всё начинало смешиваться, но ведь это только начало. Внизу живота разливался приятный жар, от осознания всего происходящего. Ему хотелось поскорее разрядки, но этого, видимо, не было в планах у старшего. Руки потянулись к ширине на штанах парня, пока Бледный пытался сосредоточиться на настоящем моменте. Честно говоря, выходило не очень. Приспустив чёрные джинсы с трусами, Тимошенко, стараясь ососбо не смущаться, аккуратно и как-то заботливо приблизился к маловозбуждённому органу. Стоило парню лизнуть его, он стал заметно твердить в руках, а Женя погладил партнёра по волосам. Это движение сподвигло не ломаться долго и взять член в рот, стараясь вобрать как можно глубже. Уже знакомое движение головой. Смущения не остаётся. — Хороший мальчик… Кирилл с причмокиванием выпустил ствол изо рта и сразу же вобрал снова. Мильковский выдохнул, положив свою руку на затылок певцу. Бледный осторожно сделал несколько движений, стараясь подавить рвотный рефлекс, и снова высунул, чтобы отдышаться. Озарив музыканта похабной пошлой улыбкой, Тимошенко вернулся к своему увлекательному занятию, которое ему уже начинало нравится, судя по стояку и откликам его тела к каждому прикосновению. Джинсы уже причиняли дискомфорт. Женя ухмыльнулся и надавил на затылок парня по направлению к себе, заставляя расслабить горло и взять целиком. На глазах у Кирилла выступили слёзы, и он был вынужден отстраниться, закашлявшись. — Да… Над глубоким горловым нам ещё работать и работать. Ну ничего. Не сразу. Научишься. Давай, котёнок, попробуем ещё разок? — улыбнулся Мильковский, поглаживая плечи парня, всем телом тянущегося к его рукам. — Да, господин, — протянул Бледный. — Кирюша, два… Я разве разрешал тебе говорить, солнышко? Можешь ответить. — промурчал Женя, расплываясь в снисходительной улыбке. — Нет, господин. — Тогда в чём причина? Скажи мне, Кирюш, у тебя была уважительная причина? — будто разговаривая с ребёнком, спросил Мильковский, на что Тимошенко замотал головой. — Н-нет… Н-нет, господин. — Напрашиваешься, значит… Тогда придумаем тебе стоп-слово, зайчик? М? Что скажешь? — Угу, — промычал певец. — Хм… твоя нелюбимая еда… У тебя ведь она есть? — размышлял вслух Женя. — Это сейчас так важно? — отозвался недовольный затянувшимся перерывом Бледный. — Три. Кирилл, следи за моими требованиями внимательнее, я не разрешал тебе говорить, а ты снова это нарушил. Ты хочешь что-то сказать в своё оправдание? Можешь это сделать. — серьезно заявил музыкант. — Я не хотел… Простите, господин… — Слабовато. Твоё поведение ужасно, сегодня ты очень плохо себя ведёшь. Так как насчёт слова? Что ты думаешь насчёт «ананаса»? Можешь говорить. — Как скажете, господин… А… Я могу задать вопрос? — нерешительно спросил Тимошенко. — Да, малыш. Задавай. — тепло улыбнулся Мильковский. — Вы меня не будете наказывать? — надеясь на отрицательный ответ, проговорил Кирилл. — С чего это ты взял? Наказание тебя уже ждёт. Ты слишком много думаешь и слишком много говоришь, Кирюша. Значит, нужно занять твой ротик, чтобы искушения не возникало. — сделал заключение Женя. Тимошенко послушно взял эрегированный член в рот и стал энергично двигаться. Хоть опять был уже не первым, брать на полную длину сразу было тяжело. Бледный старался привыкнуть побыстрее, чтобы удовлетворить партнёра, что не осталось без внимания. Мильковский не торопил любовника, позволяя делать всё медленно и качественно, хотя очень хотелось плюнуть на всё и грубо оттрахать парня в рот, пока тот будет давиться. Кирилл стал двигаться скорее, желая довести музыканта до разрядки и тут же был остановлен. Мильковский взял его за подбородок рукой и потянул вверх, заставляя подняться с колен. Толком выдохнуть певцу он не дал, жадно впиваясь в его губы. Терпеть немалое возбуждение сил уже не оставалось, потому Женя резко отстранился от парня и повернул его к себе задом, одним движение сдирая с него джинсы. Слегка разработав партнёра, музыкант будто с цепи сорвался, долгожданно толкаясь внутрь. Кирилл застонал, закрывая сам себе рукой рот. На глаза навернулись слёзы, но парень толком не смог сосредоточиться на боли, как Женя снова толкнулся и половнул по чувствительной точке. Тимошенко поперхнулся сам своим же то ли всхлипом, то ли криком. Голова уже не соображала, а ноги подкашивались. Если бы Мильковский не придерживал рукой любовника, тот бы уже рухнул на кафельный пол. Женя продолжал жёстко вдалбливаться в податливое тело. Бледный был готов умолять, чтобы парень не прекращал, а Мильковский и не думал. Старший сжал в руке волосы Кирилла и потянул на себя, заставляя прижаться к себе всем телом и взглянуть в глаза. — Ты усвоил урок, ответь мне, Кирилл? — прохрипел Женя, не останавливаясь ни на секунду. — Да!.. Женя я больше не могу! — простонал Бледный и потянулся рукой к стоячему члену, что уже начал ныть, причиняя дискомфорт. — Нельзя, — остановил его любовник, перехватывая руку и останавливаясь, — Я не разрешаю. Ты наказан. Бледный помолчал пару секунд, переваривая информацию, всем своим видом показывая, что ему есть что сказать, хотя мысли ужасно путались. Мильковский снова толкнулся бёдрами, заставляя парня прийти в себя и подавиться воздухом, но нельзя было дать любовнику впасть в забвение, так что он снова оттянул его за волосы. — Говори. — Женечка, пожалуйста! Дай мне кончить, я буду себя хорошо вести, честное слово! Прошу тебя… — быстро очнувшись, взмолился парень, зажмурившись. — Как нужно обращаться, Кирюш? — прошептал ему на ухо музыкант. — Господин! Господин… — практически запаниковал Бледный, — Прошу, прости меня… Но я больше не выдержу!.. Тимошенко почти плакал. Вся ситуация оказала на него сильное эмоциональное воздействие, после чего он однозначно был бы вымотан. Единственное, что сейчас хотелось — разрядки. Мильковский понял, что издеваться больше нельзя, ведь глаза его любимого были на мокром месте. Он легко поднял парня, заключая в объятия. Одной рукой поглаживая его волосы, он стал надрачивать партнёру другой ладонью. Кирилл прикрыл глаза, тая в руках певца. Он и так уже был на пределе, так что секунд через тридцать-сорок излился в руку Жени и обмяк, сползая на пол на колени и стараясь отдышаться. Оргазм пронёсся ослепительной волной по его телу, опустошая полностью. Приятная усталасть разлилась по телу, не оставляя ровным счётом ничего. Мильковский поскорее закончил сам, оделся и принялся вытирать их обоих салфетками из рюкзака Бледного. Тимошенко же долго не мог прийти в себя, сидя на полу с закрытыми и дыша через рот. Удовольствие того стоило, и Кирилл был благодарен парню за это. — Кирилл, всё хорошо? Я перегнул палку? Ты как себя чувствуешь? — участливо спросил Мильковский, когда понял, что ему смогут ответить. — Всё хорошо… Ты прости, я просто ещё никак в порядок себя не приведу. Это было… Необычно и очень приятно, хотя я не заслужил, наверное. — Бледный взглянул благодарно на музыканта. — Брось! Это всё игра ведь, ломаться входит в сценарий. — будто ничего и не было, отмахнулся Женя. — И всё же. Ты такой… Охуенный, когда так себя показываешь. Я просто… В осадок выпал, ничего сказать не могу. Было невъебенно. — Да… Секс после ссоры, хоть и маленькой, — такая себе терапия. Своеобразная. — подмигнул ему Мильковский, поправляя одежду, — Нам пора. Приводи себя в порядок, я тебя жду за дверью. Парень вышел, послав воздушный поцелуй, а Кирилл остался ещё на несколько минут в уборной, пытаясь до конца вернуться в реальность.