Ремиссия

Он плохо помнит следующие дни. Помнит занятия. Помнит вымученную улыбку мамы, когда она кладет ему завтрак с собой, и тишину в доме. Помнит сообщения от Джоске. В голове вертятся слова: «измена», «любовница», «внебрачный сын». Он пытается представить себе эту любовницу, этого сына, и не может. Не знает, как их зовут, и сколько им лет. Но, наверное, она была моложе бабушки, красивее. Иначе бы дед не изменил. Это напоминает онемение от злобы. Джотаро постоянно хочет что-нибудь ударить, лучше всего — деда, но он держится. Мама ведь тоже злится, и не может ни на кого сорваться. По вечерам он только слышит из своей комнаты, как она плачет, пока разговаривает с бабушкой по телефону. Джоске пытается говорить с ним, когда после занятий Джотаро заходит в библиотеку, падает на соседний стул и долго молчит. Джоске беспокоится. Джотаро говорит, что у него проблемы в семье, и он не хочет это обсуждать. Незачем втягивать в это кого-то ещё. — Джотаро... — Он осторожно гладит его по плечам. — Всё наладится. Пока все живы и здоровы, всё поправимо. Он думал, Джоске не отстанет, попытается его разговорить, но... он просто поддерживал, как мог. Джотаро сказал бы себе, что он ничего не понимает, но Джоске старше. Наверняка пережил не один семейный переполох. Непонятно, собирается ли дед возвращаться назад, к ним в дом. Все вещи он оставил здесь, хотя ему ничего не стоило прислать за ними машину. Вряд ли он улетит назад в Штаты. Иначе бабушка расцарапает ему лицо. Иначе он сорвет переговоры, которые вот-вот закончатся подписанием контракта на кругленькую сумму. Может, мама позвонит деду, когда остынет. А может, Джотаро опередит её. И всё-таки проверит, не заселился ли дед в свой излюбленный отель. В итоге дед опережает его. На сегодня пары закончились, и Джотаро понимает, что его всё достало. Это продолжается уже неделю. Он просто не хочет идти домой. Там проблемы. Там слёзы мамы и бабушки. Он старается быть рядом с мамой, но он ничего не может изменить. Дома — бессилие. Ему очень, очень нужна передышка, и он найдет её только в одном месте. Ноги сами несут в нужный район города. Правда, Джоске заранее сказал, что сегодня его никак нельзя беспокоить. Дел по горло. Наверное, занят диссертацией, как обычно. У него бывали дни прорыва, когда текст писался сам собой, и Джоске не мог думать ни о чем другом, но Джотаро надеется, что несильно его побеспокоит. Просто посидит рядом, почитает, порубится в приставку Джоске. В крайнем случае закинет к нему вещи и уйдет гулять. Проветрит голову, покурит. Нет, всё осточертело, и курить хочется прямо сейчас: это Джотаро понимает, когда подходит к дому Джоске. Он останавливается за углом, у высокой ограды в тени деревьев. Кругом ни души. Прекрасно. Не успевает он прислониться к стене, как слышит шаги. Здесь кто-то ещё. Один. Плевать. Джотаро вытаскивает сигарету, собирается поджечь её. Он слышит скрип парадной двери. Ещё шаги. А потом — голос Джоске. — Джозеф Джостар... верно? И другой голос, хриплый. — Да... Здравствуй, Джоске. У Джотаро холодеет в животе. Он мельком выглядывает из-за ограды. На одну только секунду, чтобы убедиться. Нет, он не ослышался. Они правда стоят там, у входа: дед и Джоске. О господи. Что дед тут забыл?! Джотаро хочет выйти из укрытия, вмешаться в разговор, но останавливает себя. Это глупо. Лучше затаиться и послушать. Он может прийти Джоске на помощь в любую секунду. — Я представлял Вас... — Джоске тяжело говорить. — Нет, не знаю, как я Вас представлял. Мало что можно представить после пары звонков. — Да. А я... — Дед мнется. — Если честно, я раздобыл твои фото. До сих пор не верится. — И мне. — Джоске напряженно усмехается. — Не знаю, как Вы узнали обо мне, но хорошо, что решили не втягивать мою маму. Я ценю это. — Я не стану беспокоить Томоко. Только с твоего позволения. Насколько я знаю, теперь ты глава семьи. — О. Да... Пожалуй. — Я... узнал о тебе совсем недавно, и поэтому... думаю, просто хотел увидеть. — Они долго молчат, и Джотаро подглядывает сквозь сетку ограды. Видит, как дед сжимает плечо Джоске, смотрит ему в лицо. — Ты и правда мой сын. Джотаро роняет сигарету на землю. Он пытается не упасть следом. Что... что происходит?.. Он вспоминает. Тогда, за ужином. Это Джотаро сказал: «Хигашиката. Тебя в молодости напоминает». И услышал в ответ: «Спрошу-ка у одного своего инвестора. Очень похоже, что это его... сын». Свинья. Настоящая свинья. — Да, мы в чем-то похожи, — неловко отвечает Джоске. — Если честно, я совсем не знаю, о чем говорить. Всё собирался с мыслями, пытался что-то сообразить, но... ни в какую. — Он шмыгает носом, снимает очки. Дед неловко похлопывает его по плечу: боится придвинуться ближе. — Всё хорошо. Всё наладится. — Да. — Джоске трет глаза. — В-Вы по телефону сказали, что... хотели обсудить что-то важное? А то я... видите, так растерялся, что и двух слов связать не могу... Дед кивает, улыбается ему. — Это пройдет. Мы можем подняться к тебе? — О, конечно. Идемте. Он открывает дверь. Дед хочет зайти в подъезд, но оступается, не замечает маленькую ступеньку у входа. Джоске ловит его: придерживает за локоть, за пояс. Опора и поддержка. — Осторожнее. — Спасибо. Ха, стар я стал. — Вы... ещё очень даже ничего, — бормочет Джоске, и дед смеется. Дверь за ними закрывается. Джотаро сползает вниз по стене, на корточки. Сигарета так и лежит на земле. Он пытается прислушаться к голосам, но они уже стихли. Стоит ли ворваться в квартиру Джоске и разрушить всё окончательно? Притащить деда домой? Нет, один вариант хуже другого. Оставаться здесь нельзя. Джотаро бежит прочь, подальше от дома Джоске. Он что-то не так понял. «Ты и правда мой сын». Так не бывает. «Дел по горло». Семейных. Джоске ничем не лучше деда. Узнал, что столько лет спустя объявился его отец, и не сказал Джотаро ни слова. Наверное, потому, что до этого услышал: «Джоске, у меня проблемы в семье. Не хочу это обсуждать». Он ничего толком не знает о семье Джоске, не так уж много знает и о нем. Джотаро ведь сам заметил сходство с дедом. Который изменил бабушке много лет назад. Джотаро бредет по улице, не видя перед собой дороги. Не знает, куда идти. Дед с Джоске сидят там, в квартире. А если он каким-то непостижимым образом заметит след Джотаро? Сын деда. Брат мамы. Его дядя. Чутье взывало к нему. Умоляло. Просило, чтобы он снес себе голову прежде, чем ввяжется в это. Джотаро не послушал. Ему некуда идти, и он ещё с час болтается на улице. Выкуривает три сигареты подряд, не может успокоиться. Рано или поздно придется вернуться к маме, посмотреть ей в глаза. Не так, как он репетировал. Не так уверенно, как смотрел каждый раз, возвращаясь от Джоске. Он идет домой. Мама уже не спрашивает, почему он припозднился. Замечает, что что-то не так, но ничего не говорит. Пускай думает, что Джотаро поссорился с... Она говорит ему поужинать, но кусок не лезет в горло. Рис с карри. Они ели то же самое, когда дед сидел напротив и врал ему в лицо, а Джотаро ни на секунду не задумался, отчего тот замер, отчего замялся. Видать, думал, его интрижка никогда не обнаружится. И тут он услышал от внука фамилию любовницы. Как теперь говорить с Джоске? Вряд ли тот поймет, что происходит — только если дед не скажет ему, что у Джоске есть племянник и сестра. Семья Куджо. Он едва слышит, как мама заходит в кухню. — Ты ненавидишь его? — спрашивает она, стоя у порога. Джотаро не доносит рис до рта. — Кого? — Папу... Деда. Если бы она спросила об отце Джотаро, ответ бы несильно изменился. — Он ответит за то, что так поступил с вами. Не знаю, перед кем, но ответит. — Не говори так. — Она хмурится и присаживается напротив него, на край стула. — Знаешь, а я за эту неделю... немного примирилась. Мама говорит ужасные вещи, но... я не могу разорваться. Я люблю и её, и папу, и тебя. Мы семья, мы должны держаться вместе. И... — Она отворачивается, прикрывает рот рукой. — Я не могу перестать думать об этом мальчике. Не могу. Я хотела бы его увидеть. Своего брата. Джотаро сглатывает. — Зачем? — Он рос без отца... или растет. Наверное, даже ни о чем не догадывается. А я слишком хорошо знаю, каково растить ребёнка одной. И что потом с ним бывает. Он морщится. — У меня есть отец. — Да. Где-то далеко. — Они оба знают, о чем она. — С этим я тоже примирилась, но мне это знакомо. Джотаро хватает её за руку. Где-то далеко. И пускай, пропади он пропадом. Она — рядом, всегда вместе с ним. — Ты не обязана мириться. Не обязана терпеть. — Но кто-то из нас должен остановиться, — говорит она, оглаживая его пальцы. — Перестать ненавидеть. Пускай это буду я. — Мама разжимает его хватку. — Ладно, извини, что нагружаю. Поешь спокойно, отдохни. Ты устал, а? Джотаро кивает. Она улыбается, похлопывает его по плечу. Говорит, что ей тоже надо бы отдохнуть, и выходит из кухни. У неё были холодные руки. У Джотаро они сжаты в кулаки. Его ужин уже остыл, и он доедает его холодным. Не хочет греть. Не хочет в душ перед сном. Там будет горячий пар, будет воспоминание о Джоске. Лучше почистить зубы и завалиться в кровать. Он попробует забыть. Нет: когда Джотаро ложится на бок и укрывается одеялом, то вспоминает, как к нему много раз прижималось тело. Тело его дяди. До сих пор не верится. Дядя. Это такое пустое, бессмысленное слово. У него никогда не было дяди, и Джотаро знает его всего ничего. Между ним и Джоске нет ничего родственного. Есть другое, и оно стократ громче, сильнее. Но прямо сейчас дед сидит у Джоске в квартире, называет его сыном и пытается вернуть назад то, чего никогда не было. Может, сработало бы, будь Джоске ещё мальчишкой, или хотя бы подростком, но не сейчас. Не сейчас, когда ему двадцать восемь. Джотаро утыкается лицом в подушку. Хорошо, что его отец не пытается найти к нему подход. Он просто не приезжает.