Обсидиан и Янтарь

Под весом тяжелой шинели кроется худоба, в длинных руках ее скрываются изящные запястья, и вместе с этим она прячет в себе все его недостатки — от тонкой талии и разворота плеч, что был слишком узок, до недостаточно сильных бедер, рук и ног. Стоит приглядеться, если желаешь увидеть это. Но Рену понадобилось лишь одно мгновение. Генерал Хакс — единственный человек, что сумел создать себе броню не из металла, а дорогого и гладкого сукна одежды. Сбрось ее с плеч — и хищная, гордая птица превратится в птенца. И лишь дикий нрав, не угасая, будет отражаться в его глазах — в столь остром взгляде, что подобен скалам, выточенным беспокойными морями Камино. Прямо как сейчас, когда пришло время развеять эту искусно выстроенную иллюзию. Бледные скулы и щеки Хакса едва заметно пропитываются отчетливым румянцем, когда он наконец сбрасывает перед ним одежду, обнажаясь в теплом свете каюты. Сейчас нет места страсти, где мысли о собственном теле не могли бы смутить его — в эти минуты им важна чуткость, внимательность, которую могут дарить заботливые любовники. И потому Хакс почти отводит глаза, но в последнюю секунду справляется с этим порывом. — Прекрасный, — вкрадчиво произносит Кайло, оглаживая взглядом это зрелище. Мягкая и бело-мраморная кожа, не скрывающая на себе россыпь стыдливо-робких веснушек, тонкая, но такая податливая — Рен касается ее ласково и нежно, как она того заслуживает, даже если мысли оставить на ней темнеющие со временем следы все не покидают его. Хакс вздрагивает, но в его движениях нет страха, лишь осторожность и напряжение. Страху и стыду больше не было место в их каюте. — Красивый, — шепчет Рен ему на ухо, оплетая руками его точеную талию. И все же, худощавость не выглядела истощением, грациозность — плавностью и покорностью, а атлетичность не давала забыть, что именно мужчине принадлежит это тело. Хакс не скрывает легкого изумления во взгляде, что разливается в дымчатой радужке и черной бездне расширенных зрачков. Медленно кладет узкие ладони на его руки, замершие на нем, прожигающие кожу своим жаром. Позволяет обнять себя, прижать к широкой груди, где отчетливо чувствовался ритм сердца, а после разрешает скользнуть чужим рукам по свои дрожащим бокам, перейти на ягодицы, где пальцы жестко сжали упругую, но крепкую плоть. — Идеальный, — тихо говорит Кайло. И привлекает обнаженное тело еще ближе к своему собственному, до сих пор полностью скрытому черной одеждой. Так, чтобы еще сильнее генерал Хакс почувствовал свою уязвимость, еще скорее привык к отсутствию своей защиты. И перестал прятать себя от него — ни за вызванным неуверенностью страхом, ни за плотной формой.