Жизнь после смерти

      Выплакав всё без остатка в тот вечер, Питер ощутил, как стало легче на душе. Возможно, боль ушла лишь на время, но эта передышка была очень кстати. Питер начал потихоньку убеждать себя в том, что заслуживает полноценной жизни, без оглядки на прошлое.       Он верил в это не до конца, но двигался в правильном направлении, насколько это было вообще возможно в текущих условиях. Питер всё ещё оставался разыскиваемым преступником, скрывался под маской выдуманного британского героя, контролируя свой акцент, и держал под боком сумасшедшего наёмника. С последним и вовсе всё было сложно — хоть соответствующий статус в социальных сетях ставь.       Уэйд не лез к соседу по квартире с непристойными предложениями и больше не заводил тему о влюблённости, но всё же что-то изменилось. Питер пока не понимал, что именно. Ему казалось, что Уэйд стал более… внимательным что ли. Даже однажды принёс пакеты продуктов из супермаркета. В основном там было пиво, конечно, но сам факт того, что Уэйд ходил в магазин за покупками напрягал.       Наверное, стоило поговорить с ним о том, что это был «всего лишь трах», как Уэйд сам выразился ранее. Но Питер не находил в себе решимости обсудить это вслух. Только крутил и крутил в голове, пока не становилось тошно.       Такое чувство, будто Питер не поддался случайному порыву, удовлетворяя свои мирские желания, а замуж вышел. Уэйд смотрел с ним фильмы, меньше матерился и мог ни с того ни с сего заключить в объятия. Он оставался придурком в полном смысле этого слова, но такое «семейное» отношение определённо заставляло нервничать.       — Почему ты сказал, что женат формально? — поинтересовался Питер в один из совместных вечеров.       — О, ты меня ревнуешь? — моментально вскинулся Уэйд, хоть собеседник и поморщился. — Всё просто. Шикла, моя жена, не совсем человек. Точнее, она совсем не человек. И на этой бренной планетке она появляется крайне редко. Тогда и… вспоминает о своих супружеских обязанностях.       Не то чтобы Питер горел желанием услышать в подробностях об этих самых обязанностях. Он знал, что Уэйд непременно поделится и такими вещами, если его вовремя не остановить, поэтому резко поменял тему. Хватит с него «горячей штучки», и дело было вовсе не в ревности. Нет, правда, Питеру было глубоко плевать, с кем ещё трахался Уэйд. Они же не были вместе. Ни в каких смыслах этого слова.       Зря Питер в целом переживал из-за того, что произошло той ночью. Когда яркие эмоции схлынули и трезвый рассудок согласился на сотрудничество, стало ясно, что никаких особенных чувств к Уэйду Питер не испытывал. Да, этот болван был ему дорог, но как друг. Причём друг, от которого непонятно, чего ожидать.       Правда, оказалось, что наглому организму Питера было мало одной оплошности. Не прошло и пары недель, как Питер вновь оказался под Уэйдом — стонущий, потеющий и извивающийся на простыни от удовольствия. А через неделю снова, и ещё через одну… и, чёрт, Питер не мог себя в этом винить. Уэйд действительно хорошо справлялся с задачей «снять напряжение самым приятным образом».       Со временем стыд ушёл и тягостные мысли всё меньше беспокоили Питера. Он поступал не очень красиво, когда эгоистично брал от Уэйда всё, что было нужно — крышу над головой, еду и секс. Только вот Дэдпул совсем не жаловался — было бы на что! Молодой и горячий супергерой с очаровательным британским акцентом был не только интересным собеседником и весёлым соратником в их бесконечных битвах за Землю. Уэйда такой симбиоз ничуть не смущал, так отчего же он должен был беспокоить Питера?       В итоге последний расслабился. Его всё ещё пугала вероятность застрять на этом этапе жизни надолго, но хотя бы с собственными чувствами Питер разобрался. Жаль, этого спокойствия хватило лишь на пару месяцев.       Именно такой была жизнь Человека-паука — полной случайностей и собственной глупости, чья гремучая смесь переворачивала события с ног на голову. И вновь всё неслось в лихорадочном темпе, в попытках исправить сотворённое.       Наступила весна, промозглая и сырая. Деревья ещё не очнулись ото сна, а небо постоянно хмурилось тучами. Вся эта атмосфера действовала на нервы, и даже первый тёплый ветерок не принёс с собой надежды.       Питер пытался радоваться мелочам, как, например, тем дням, когда он остался в квартире совершенно один и был предоставлен самому себе. Уэйд долго прощался перед отъездом в Канаду по каким-то делам, подхватил свой рюкзак — школьный, с той розовой кошечкой, которую обожали маленькие девочки, — и исчез к вящей радости соседа.       Это было забавно, но Питер полагал, что в одиночестве, не скованный присутствием другого мутанта, он переделает кучу дел. Да что там, буквально горы свернёт! Он отмоет, наконец, кухню и приготовит себе то, что любил, и будет есть это один, наслаждаясь каждым мигом, а не торопясь ухватить побольше, пока не отобрали. Потом сядет смотреть фильм с чашкой чая, к которому привык за всё то время, что изображал британца, и никто не будет досаждать своими комментариями.       В конце концов, Питер спокойно и не дёргаясь помоет голову и походит немного без маски, от которой уже откровенно чесалось всё лицо. Может быть, даже дойдёт до супермаркета, чтобы купить какой-нибудь успокаивающий крем для кожи.       Отличные планы, после которых можно было и поблуждать по городу, отыскивая нуждающихся в помощи, как в старые добрые времена. Жаль, Питер не дошёл до выполнения даже первого пункта.       Заперев дверь так, чтобы снаружи её было не открыть, Питер стянул маску, плюхнулся на диван и залипал в телефон часа два, рассеянно почёсывая щёку. Когда аккумулятор потребовал зарядки, он поднялся и даже дошёл до кухни, но потом долго стоял, безмолвно осматривая тот беспорядок, что устроил Уэйд в попытках состряпать «прощальный ужин».       — К чёрту, — выдохнул Питер, доставая из холодильника остатки недожаренного мяса, которое Уэйд упрямо называл «с кровью» и говорил, что так и было задумано.       Жуя холодный стейк, забравшись с ногами на диван, Питер краем сознания чувствовал себя свиньёй, но эта тонкая мысль легко подавлялась ленью. В конце концов, мог он пожить хоть немного для себя? Подеградировать, впасть в лёгкую депрессию, или как там ещё люди оправдывают прокрастинацию?       Впрочем, первые звоночки нервных заболеваний действительно нельзя было исключать. Уж слишком многое наваливалось на Питера, не давало оправиться и передохнуть от предыдущих потерь и травм. Но об этом он так и не узнал — сходить к психологу (любимое занятие американцев) Питер попросту не мог. Объявления с его лицом сверкали в каждой газетёнке, чуть ли висели на столбах с надписью «Разыскивается».       Он скучал по тёте и печалился от невозможности встретиться с ней, хоть как-то намекнуть на то, что с ним всё в порядке. Однажды Питер отправил анонимное письмо, без подписи и обратного адреса. Оно было кратким, без подробностей, и ощущал себя Паучок так, будто вырезал буквы из газет. Словно он был Зодиаком, направлявшим издевательские сообщения об убийствах в полицию.       Питер не знал, дошло ли то письмо до Мэй, ведь наверняка все входящие звонки и корреспонденцию отслеживали. И эта мысль выбивала почву из-под ног Питера. Надо же, преступник государственного масштаба. Как он докатился до такого?       В общем, несколько дней Питер вёл бесцельную жизнь и даже не выбирался из дома за продуктами. Не хотелось светить новой личностью в одном и том же районе так часто, а мотаться в другие магазины не было никакого желания. Так что все эти дни Питер посвятил самокопанию и попыткам найти выход из сложившейся ситуации.       Иногда он писал Уэйду, спрашивая его о том, когда тот планирует вернуться. Наёмник отвечал почти сразу, словно сидел с телефоном в руках и ждал, когда экран оживёт и высветит уведомление о входящем. Интересно, как он назвал Питера в списке своих контактов? И кто в этом списке вообще был, кроме Мартышки?       В ответных сообщениях было много смайликов и глупых надежд на то, что Питер скучает. Последний же преследовал более эгоистичную мысль — узнать, сколько он мог ещё наслаждаться свободой и не надевать постиранную маску сразу на голову, не дав ей хотя бы немного просохнуть на трубах.       Ближайшую неделю Уэйд возвращаться не планировал, но Питер всё равно интересовался этим почти каждый день. Вдруг планы поменялись? Всё же он был очень осторожен и собирался придерживаться такой тактики как можно дольше.       В четверг погода стала совершенно отвратной. Постоянно моросил холодный, противный дождь, отчего небо нависало особенно угрюмо. Питер проверил замки на двери и пошёл в ванную, чтобы успеть вымыться до того, как начнётся полюбившееся ему кулинарное шоу. Было приятно посмотреть на то, как мастера не просто готовят, а творят шедевры.       За шумом воды Питер расслышал какой-то треск, но решил, что это окно вновь распахнулось от порыва ветра. По крайней мере, никто совершенно точно не ломился в дверь, звук был совершенно иным, поэтому Питер не спешил выбираться из душа. Этой квартире точно не станет хуже, если на пол прольётся немного воды.       Он закрутил поскрипывающие от налёта и ржавчины краны и вышел на сложенное в четыре раза полотенце, что служило ковриком для ванной. Питер быстро вытирался, стараясь как следует подсушить волосы, распрямившиеся от влаги. Он мелко подрагивал — в маленькой убитой комнатке было холодно, так что хотелось скорее одеться и забраться под плед, ждущий на диване в гостиной.       Дверь распахнулась так резко и неожиданно, что отреагировать успело только паучье чутьё, оглушившее Питера. Уэйд стоял на пороге ванной с дурацкой улыбкой и не менее дурацким букетом цветов. Правда, улыбка эта быстро угасла, а цветы выпали из руки, в которой моментально возник пистолет, выхваченный из-за пояса.       Питер замер, его суперспособность не помогала в таком маленьком помещении, а только мешала, толкая хозяина то в одну, то в другую сторону. Но тут и там были стены, а слева и вовсе пожелтевший сортир, не очищаемый никакими средствами.       — Уэйд, нет… — только и успел проговорить Питер, беспомощно выставляя руки вперёд, словно желая закрыться от пули ладонями.       — Устроил, блядь, сюрприз, — зло выплюнул Дэдпул, что совсем недавно слал смайлики в виде сердечек и поцелуев в их переписку.       Он явно был не из тех злодеев, которые разоряются пафосной речью перед тем, как совершить нечто плохое. Уэйд не собирался посвящать соседа ни в какие планы или выслушивать его оправданий. Уже долгое время Дэдпул искал по всему городу Человека-паука с целью уничтожить того, кого считал негодяем и за кого государство отстёгивало немало денег. Так что Уэйд предпочитал действовать.       Разумеется, он не был и тугодумом. Мысль о том, что его сосед, с которым они развлекались в последнее время, и есть Питер Паркер, пришла в голову Уэйда в ту же секунду, как раскрылся обман. Но это только сильнее разозлило наёмника. Он изливал душу этому двуличному созданию, признавался в своих идеалах и рассказывал о том, о чём не знал ни единый живой человек на этом свете, а что в ответ? Очередная ложь Паркера?       — Я не… — отчаянно закричал Питер, пытаясь хоть как-то оттянуть время и вывести мужчину на разговор.       Оказалось, что этих трёх произнесённых букв было достаточно, чтобы Уэйд взвёл курок и нажал на спусковой крючок. Этих букв стало достаточно даже для того, чтобы пуля, раскалённая скоростью, податливо вошла в твёрдую кость черепа, ломая и дробя её, как тонкий лёд. Неплохой результат для Уэйда.       Только Питеру об этом было уже не суждено узнать. Он даже забыл о том, что хотел сказать бывшему соседу. И ничего не ощутил — лишь сильный толчок, влекущий его обратно, в открытую душевую кабину. Возможно, на долю секунды его мозг и взвыл болью, но вскоре угас, и темнота сомкнулась перед глазами Питера.       Сломанной марионеткой он рухнул на пол, заливая кровью кафельную стену и грязный пластик душа. Эта же кровь с кусочками плоти и мозга устремились в слив, журча так, словно кто-то включил слабый напор воды.       Если бы Питер мог чувствовать, пока его сердце лихорадочно билось на каком-то автомате, заставляя тело подёргиваться в агонии, ему бы стало до крайности обидно. После того, что он пережил, хотелось бы и умереть как-то красиво. Например, зимой, окропляя снег красивыми брызгами. Но никак не на замызганном полу ванной, рядом с унитазом, да ещё и не с аккуратной дырочкой во лбу, как показывали в фильмах, а с раздроблённой и оторванной половиной черепа и лица.       Обнажённое тело дёрнулось последний раз и затихло. Стихло и хриплое рваное дыхание, застряв где-то в заляпанном кровью горле. Питер замер в луже собственной мочи и прочих выделений тела, выдавленных судорожно сокращавшимися мышцами. Да, такую смерть никто не назовёт красивой, но Питеру было уже всё равно.       Темнота стала для него спасением. Он не чувствовал боли, не видел себя со стороны, как иногда рассказывают те, кто пережил клиническую смерть. Он был ничем и находился нигде, и даже не знал, сколько длилось это ощущение.       Сперва вернулось сознание. Темнота не расступилась, но Питер начал осознавать, что он есть, как, наверное, чувствуют дети при рождении. Потом вернулось зрение. Тьма вокруг начала бледнеть, превращаясь в серые клубы тумана. Не было ни пола, ни потолка, ни верха, ни низа. Питер не видел собственного тела, но и не испытывал желания увидеть.       Пришло какое-то осознание, спокойное и даже немножко небрежное — он умер, и теперь всё будет так. Питер плыл по серому туману ещё какое-то время, чувствуя, как на него смотрят и оценивают. Эти незримые взгляды не были ни добрыми, ни злыми. Они были никакими и всеми сразу, но это не пугало Питера.       Он прошёл проверку, хоть не было никакого объявления об этом. Просто на душе как-то полегчало и больше не осталось вопросов, тревог и сомнений. Питер знал, что он умер, и это его устраивало.       Туман расступился, и Питер ступил на сумрачную землю. Его тело вернулось к нему, но было легче пёрышка. Он знал, что может летать, если захочет. Он знал, что может выбрать, где находиться — здесь не было правил и законов, здесь был только покой, который Питер так давно искал.       Он не видел других существ, но знал, что они были рядом. Неспешно прохаживались и пролетали мимо, обращали на него внимание, но давали время освоиться, прежде чем приставать с мысленными беседами. Им ведь не нужны были слова, грубо слетающие с языка, у них было всё, чтобы обойтись без человеческой речи.       Сердце вело Питера дальше. Он искал что-то. Какая-то навязчивая, несформировавшаяся мысль засела в голове, и Питер пытался вспомнить то, что забыл давным-давно. Или он забыл кого-то?       Если бы он обладал живой плотью, сердце бы забилось чаще. Сейчас же радость ощущалась иначе, всем существом — бесплотным, сотканным только лишь из эмоций и чувств.       Тони… Он должен был найти Тони. После того, что этот мужчина сделал для человечества, серый туман был обязан его пропустить. Он должен быть здесь — и после этой мысли Питер ощутил уверенность в том, что любимый человек где-то рядом. Он потянулся к нему всей душой, и ощутил слабый ответ, воодушевивший Питера сильнее, чем что-либо на свете. Пейзаж вокруг и тот начал обретать цвета, следуя чувствам Питера.       Он скользил вперёд, ориентируясь на внутреннее чутьё — теперь оно вещало не об опасности, а о мире рядом с тем, ради кого когда-то билось сердце. Питер не держал зла на Уэйда, даже напротив, немного радовался тому, что тот приблизил их с Тони встречу. Мысленный зов последнего становился всё громче и звучал всё ближе.       Питер начал уже распознавать отдельные слова, отдающиеся в голове родным голосом, которого он не слышал так давно. Если бы Питер мог плакать от счастья, он непременно бы сделал это, таким было его ощущение. Он стремился вперёд, всё быстрее, почти взлетая над землёй.       Он увидел колеблющуюся тень, начавшую приобретать очертания знакомой фигуры. Слышал, как Тони зовёт его — удивлённо, растерянно, но ощущая то же счастье и любовь, что накрыли Питера с головой.       — Ты слишком рано, Пит, — отчётливо прозвучал голос Тони, пусть самого его ещё было не разглядеть       — Я вовремя, — отозвался Питер не бесплотными губами, но силой разума. — Я навсегда…       Но едва прозвучали слова, как какая-то сила, словно огромная незримая рука, начала медленно тащить Питера обратно. Тень перед ним колыхалась, словно сомневаясь, а стоит ли формировать человеческий облик, столь желанный для Паучка.       Тот начал сопротивляться — отчаянно, изо всех сил. Он тянулся разумом к Тони, и хотел остаться с ним навсегда. Быть рядом с ним, пусть даже в загробном мире, стало сильнейшим желанием для Питера. Но оказалось, что этого недостаточно…       Неведомая сила продолжала оттаскивать Питера назад, к клубящемуся туману, возникшему из ниоткуда. Голос Тони стихал, и Питер чувствовал себя обманутым. Обида переполняла его, ведь он почти добрался, почти воссоединился с любимым, почти вздохнул с облегчением. Почему это снова забирают у него?       Клочки тумана заползали на лицо, но Питер больше не чувствовал их. Вскоре вокруг стало вновь темно. Какое-то время Питер ощущал лишь страстное желание вернуться обратно — гораздо более сильное, чем желание жить, — но вскоре угасло и оно.