Провал

— Это было похоже на ограбление? Ава ждала ответа. В комнате для допросов стояла липкая и плотная тишина, сквозь которую можно было пробраться пальцами, всем своим телом, и утонуть в ней. — Пока что мы не уверены в этом. Мотивы убийцы не ясны. Возможно, даже нескольких убийц. — На что же это тогда похоже? В чём вы уверены?! — Мисс Уомсли, пожалуйста, успокойтесь… — Можно не приглашать мою сестру? — Увы, но она может помочь следствию. Возможно, она знает что-то, видела… — Как она может видеть кого-то за несколько тысяч километров отсюда, за океаном? — Тем не менее. — Детектив мягко улыбнулся. — Я обязан допросить её. — Может, вы ещё скажете, что это я убила Элоиз? И фотографии её после смерти отправила, и всё остальное? — Всё остальное — это… — Да, это. На второй фотографии её девушка, с которой они расстались… совсем недавно. Я не знаю её фамилии, но знаю, что её зовут Вилда. Элоиз мало говорила о своих… Ава резко вздохнула. — Но о ней вы знали. — Да, знала. Она сама рассказала мне. Мы разговаривали по скайпу, ну и потом… правда, ни для кого в нашей семье это не было секретом, но для прессы мы всё же предпочли утаить подробности из её личной жизни. Это было желание Элоиз. — И по какой же причине? Ава неопределённо пожала плечами. — Она боялась слухов или того, что её могут скомпрометировать. Какие-то фотографии, видео… она вообще не любила эти обсуждения. И если вы хотите обвинить Вилду в её смерти… — Пока что не хотим. Но она подозреваемая. Ссора, ревность, любовный… — Нет, — покачала головой Ава, — этого быть не может. Они расстались очень спокойно. Элоиз сама сказала, что они остыли и к друг другу больше ничего не испытывали. Не было ничего… такого. — Ну хорошо. — Детектив едва заметно кивнул мужчине рядом. Тот тоже подал знак, и полицейский за спиной Авы вышел за дверь. — Элоиз обсуждала свою личную жизнь так же подробно со своей младшей сестрой? — Не уверена. Она была откровенна только со мной. И почему вы так вцепились в личную жизнь? Только в неЙ проблема? Почему это не ограбление? — Ограбление с убийством? Вы так считаете? — Это я должна у вас спросить. — Всё очень похоже на ограбление, я абсолютно с вами соглашусь. Если что-то происходит на улице Красных фонарей, то очень редко. Воровство, мелкие махинации… но убийство? Послушайте, убийство — это гораздо более серьёзное преступление. Пропали все деньги из кошелька, причём банковские карточки… — Только настоящий кретин будет пользоваться кредитными карточками своей жертвы. Их же легко отследить. В каждом банкомате камеры. — Именно. Невыгодное получается ограбление. В дверь постучали. Та чуть приоткрылась, и Ава выдохнула с облегчением: с Эффи всё в порядке, она жива, она долетела до Амстердама без приключений. — Эффи? Иди ко мне! Девушки обнялись. Младшая сестра Авы выглядела напуганной и расстроенной. Глаза её покраснели. Ещё бы: только несколько часов назад Элоиз была ещё жива… что им теперь делать? — Мисс Уомсли, садитесь. Детектив поднялся и уступил девушке место. Та, колеблясь, всё же села. — Вы можете рассказать, что произошло? Пожалуйста. — Эффи! — Ава прикусила губу. — Тебе лучше об этом… — Вы детектив? — Эффи не слушала её. — Йонас Фишер, мисс Уомсли. Всё верно. Следователи Карл Мейер и Ханна Беккер вместе со мной уже были назначены на дело о вашей… — Расскажите, что произошло, — ещё раз попросила Эффи. — Не надо от меня ничего утаивать. Детектив Фишер и сестра убитой переглянулись. — Вашу сестру убили прошлой ночью, в промежуток между девятым и одиннадцатым часами, в районе улице Красных фонарей. — Фотографии были отправлены в десятом часу. — Какие фотографии? — слабо спросила Эффи. — Тот, кто это сделал, сфотографировал… труп… и отправил мне. Вместе с другой фотографией, где она и Вилда… — Ава тяжело вздохнула и провела рукой по лбу. — Я покажу тебе потом. Эффи помрачнела. — Ей перерезали горло. Судмедэксперт считает, что это очень тонкий и аккуратный разрез. Профессиональный инструмент. Вроде скальпеля. — А это имеет значение? — с горькой усмешкой спросила Ава. — Теперь? — Пожалуйста, не перебивайте меня, мисс Уомсли. Отпечатков на телефоне нет, только следы его владелицы. Убийца действовал в перчатках, либо предварительно обернул пальцы чем-то. На экране также следы её крови. Убийство было совершено в одной из пустующих комнат, которые обычно используют девушки для встречи со своими клиентами. — А та, кто эту комнату обычно снимает? — У неё есть алиби. Она была в это время за городом, в кругу семьи. Понятия не имеет, что случилось. — А что насчёт других? — не отступала Ава. — Тех, кто в ту ночь работал рядом, опрашивают, но пока ничего не удалось добиться. Одна… — Детектив сглотнул. — Одна постоянная клиентка видела, как Элоиз Уомсли проходила мимо. В одиночестве. Другая проститутка её никогда не видела, но опознала. — Кто-то должен видеть их вместе! — Обещаю вам, — осклабился детектив, — мы сделаем всё, что в наших силах. Вытрясем из каждого свидетеля как можно больше информации. — Ещё бы вы этого не делали, — язвительно произнесла Ава. — А можно… мне сейчас посмотреть фотографии с места убийства? — робко подала голос Эффи, у которой на щеках видны были влажные дорожки от слёз. Ей протянули папку. Эффи думала, что справится с этим. Но она даже не смогла пролистать и несколько страниц. Она уронила папку на пол и заплакала.

***

Её деньги были испачканы в крови. Эти купюры, которые я долго тёрла чуть ли не до дыр. Я всё равно видела следы. И решила на это наплевать. Какая разница, боже. Не время для нового приступа паранойи. Женщины в кассах мило улыбались мне. Предлагали всевозможные удобства. О да, они были правда очень милыми. Больше всего мне запомнилась стюардесса с обсидиановой кожей и очень короткой стрижкой. «Вы придёте ко мне во сне», — сказала я ей, когда она спросила, что я хотела бы выпить. Та только мягко и вежливо улыбнулась. Второй раз переспрашивать не стала. У этой тупой суки были очень красивые зубы. Весь салон самолёта смотрел на меня и улыбался. Это было очень приятно. Обстановка поэтому тоже очень спокойная. Никаких кричащих и вопящих детей, пара симпатичных лиц. Целый час блаженства. Жалко, что моя стюардесса не предложила мне лимонад. Я очень люблю лимонад. Я так давно не чувствовала себя человеком. Даже в школе. Да, школа… сколько же приятных воспоминаний у меня осталось от неё. Если сказать честно, без доли сарказма, то всего-то одно. Я бью наотмашь лицо девочки, вырываю волосы, царапаю её нежную кожу. Бью о кафель в туалете. Мне потом сказали, что я сломала ей нос. «Я просто хотела посмотреть на её новый маникюр», — так она потом всем говорила. Но я-то знаю правду. Я видела, как на меня смотрела эта прыщавая малявка из средней школы. Впрочем, разницы особой не было. Избила бы я её или нет, меня в тот день уже забирали в психиатрический стационар. Мне там нравилось гораздо больше, чем в школе. Я находилась в стационаре шесть месяцев, за которые успела несколько раз поменять курс лекарств, опробовав таким образом весь спектр. Четыре психиатра. Одна из них — очень чувствительная женщина. Её я довела до истерики и заставила отказаться от моего лечения. Нечего делать в стационаре таким как она. Пока никто не видел, я легонько гладила себя по животу. А когда кто-то видел — прижимала ладонь к диафрагме. Она была там, хотя и молчала. Но я всё равно могла почувствовать её. Она всё видела. Всё слышала и знала о каждом моём поступке. Она знает, что я забочусь о ней как ни о ком другом. И скоро мы встретимся. Очень и очень скоро. Я куталась в тёплый полосатый плед, смотрела в окно и тихо напевала себе под нос: «Мерцай, мерцай, моя звёздочка, Я так хочу узнать, кто ты…» В аэропорту Гатвик я решила задержаться. Это был будний день, все полосы загружены. Толпы людей обтекали меня, разговаривая на своём забавном британском наречии. Мне нужно было привыкнуть к обстановке. Торопиться не стоит. Я взяла кофе в небольшом кафе, села за столик и открыла ноутбук. 980 Great West Road, Брентфорд, пригород Лондона. Я не знала, что мне делать с этой информацией. Я могла добраться до главного офиса крупнейшей в мире фармацевтической компании за час. Но я не знала, что мне делать с этим офисом потом. Поджечь бы это всё к чёрту. Но этого делать тоже было нельзя. Я резко захлопнула крышку ноутбука. Глянула на часы: было уже утро. Чем раньше я выпью свои лекарства, тем будет лучше. Если это опять начнётся посреди ясного дня… Я открыла свою сумку, достала банку, в которой намешано было разных типичных и атипичных антипсихотиков. Я давно уже перестала разбираться, что и в каких количествах я принимаю. Главное — это две таблетки рисперидона и клозапина. Всё остальное придёт со временем. Я положила таблетки на ладонь и долго на них смотрела. Прости, Ава. Не сегодня. Запив их кофе, я подняла руку. — Счёт, пожалуйста! — Не желаете ли чего-то ещё? — Нет. — Я улыбнулась. — То, что я хочу, ты не сможешь мне предложить. Парень на меня очень странно посмотрел. Но промолчал. Хороший мальчик, право, хороший. Комнатка, которую я сняла, была маленькой. Мне ничего не стоило её обойти. Три больших шага в ширину. Восемь шагов в длину. Площадь комнаты равна двадцати четырём квадратным шагам. Если не считать туалет и ванную комнату. Мне было очень и очень тесно. За последние 48 часов я заснула всего лишь раз, вечером. Всё остальное время я ходила по комнате и мерила её шагами. Иногда мне казалось, что комната как будто уменьшается. Больше всего на свете я боялась, что она начнёт сжиматься: медленно, съедая по сантиметру. Я начну задыхаться. А потом кто-то сожмёт мою грудную клетку. Лёгкие лопнут, как воздушные шарики, один меньше другого. Рёбра затрещат. От меня ничего не останется, кроме одного размазанного красного пятна на полу, которого тоже скоро не станет. Я мерила шаги, даже ладонями пыталась мерить. Прикладывала их к паркету и считала. Они у меня дрожали, поэтому я каждый раз сбивалась и получала неточные цифры. Каждый раз что-то новое. Эта комната что, издевалась надо мной? Потом я забыла, какая цифра идёт после семи, и остановилась. Времени было уже много. В отеле мне сказали, что ресторан не работает после девяти и они не могут с этим ничего поделать. Они вывели меня по щелчку пальца. Пришлось заказывать что-то из заляпанных соусом газет у стойки. Какое же это злачное и грязное место. Ничего хуже в Бретфорде и найти нельзя было. Мне надо принять свои лекарства… как можно скорее. Я чувствовала, как приступ становится всё ближе и ближе. Это были последние мои мысли перед тем, как на меня накатило. Я выглядывала в окно, приподнимая занавески, и мне казалось, что по улицам кто-то идёт. Кто-то и в самом деле шёл. Приехала машина. Это за тобой. Я не открыла, когда в номер постучались. Стук был резкий, настойчивый. Кто за мной приехал? Кто-то должен был? Нет, это не был мой друг… Я настойчиво повторяла себе: да открой же, открой, ты ведь обещала мне столько раз сделать это, столько раз говорила… кто же это мог быть… А потом я поняла, что это не мой голос и не её голос, а, значит, нельзя было открывать. Нужно всё сделать наоборот. Я осталась сидеть на кровати и истекать потом. Я столько раз повторяла, что мне нужно повысить дозу. Мне нужна целая горсть самого разного дерьма, а в другой руке — бутылочка из мини-бара, чтобы заснуть. Я смотрела на красные маленькие таблетки тиоридазина по 25 миллиграмм и не могла заставить себя взять их. Слишком много побочных эффектов. Я не хочу становиться из-за тиоридазина слепой. В какой-то момент я уже лежала на полу, прижимаясь к нему щекой. В животе что-то двигалось. Я чувствовала это движение, прижимая к нему несколько пальцев. Вверх, по толстой кишке. Затем вправо… Господи, это была она. Я так счастлива. — Здравствуй… — я тихо шепнула ей. — Я скучала. Я скучала по ней. Я никому не рассказывала об этом, всегда хранила в тайне и даже зажимала свой рот рукой, если не могла сдержаться. Нельзя! Нельзя! Они могли забрать её у меня. Я шесть месяцев лежала в стационаре в первый раз. И пять из них я слушала её. Она никогда не говорила мне обидных вещей. Если они и были, то это оказывалась правда. На правду нельзя обижаться. Это она поддержала меня. Это она говорила со мной всё время. Когда от побочных действий, без еды, я падала в обморок, она поднимала меня первой. Она дула на ссадины и синяки, если я ранила себя. Она лечила меня. И разговаривала со мной подолгу по ночам, если мне не спалось. А я готова была мучить себя, лишь бы только она приходила вновь и вновь… Им не удалось выгнать этот последний, самый тихий и нежный голос у меня из головы. Самый сильный. Она просто притаилась и спряталась в глубине меня и взяла обещание освободить. Я пообещала. Я была на пути к ней. За неделю до выписки я сидела на первом этаже, на старом потрёпанном диванчике в холле, где для медработников включали специальные программы. Мне тоже нравилось их слушать. Когда я была в школе, я мечтала лечить людей. А когда я попала в стационар, то мне пообещали, что я смогу это сделать, если постараюсь. Шизофрению возможно вылечить. Только не хроническую, увы. Я сижу в холле и жую кончик своей косы. По телевизору идёт программа новостей. Я вижу высокую худую женщину в очках. У неё светлые, почти что белые волосы. Ужасная короткая стрижка. Эмма Уомсли. Я запоминаю её. Я вижу её дочерей. Запоминаю и их. Одна отличается от остальных. Она много молчит, но по ней видно, что у неё есть много из того, что рассказать. Через пару минут и ей передают микрофон. Я вскакиваю с диванчика, потому что мой голос звучит нереально близко и громко. «Что случилось, Лана? Ты видишь что-то?» Медсестра осторожно касается меня и подходит ближе. Столик, который я только что уронила, продолжает дребезжать, словно струна ударилась о металлическую деку. Я могу подобрать сотню подобных ассоциаций. Они научили меня этому. Ложка упала на лист металла. Гора из посуды стала рушиться. Игрушечная обезьянка ударила по тарелкам. «Нет, нет». — Я мотаю головой. — «Я просто… знаю её». «Кого?» Ещё несколько медработников подходят к нам. Они толпятся, смотрят на меня. Ждут, что я скажу. Сюжет заканчивается, я не вижу никого из семейки Уомсли больше на экране. Я не верю своим глазам. Своим ушам. Я давно перестала доверять им, но вот этому голосу… Ты узнала меня, верно? «Всё в порядке». Они облегчённо выдыхают. «Мне просто показалось, что я знаю эту девочку. Может быть, она из моей школы…» «Вряд ли, Лана», — успокаивает меня медсестра. «Да, вряд ли. Я обозналась». Я очнулась, когда зазвонил телефон. Такой простой, белый. С проводом, доведённым до розетки. Я беру его и зажмуриваюсь. — Ваша пицца ждёт вас на ресепшене. — Моя… пицца? — Это же вы заказывали её в пятый номер? Я слабо качаю головой. — Да… верно… никто не спрашивал меня, не поднимался в номер? — Как мне известно, нет. — Я спущусь сейчас. Подождите. Я бросаю трубку. В ней раздаются гудки. Кто стучал в дверь?