«Ich halt dich neben mir, Und über Nacht wird alles gut, Komm schlaf jetzt ein»*
«Wird alles gut», Eisheilig
Спустя некоторое время отец с сыном вышли из буфета с пакетом выпечки и ещё чего-то из еды, тепло попрощавшись с Сарой, которая дала им этот пакет, не принимая возражений, и вернулись обратно к скамейке, ставшей им своеобразным домом. К ним подошёл доктор Уильямс. — Нам нужно вас обследовать. Всё готово, пройдёмте со мной. Если Дина и накрыл с головой страх, то этого никто не увидел, ведь он практически уже научился сдерживать свои эмоции и держать лицо, чтобы никто не мог догадаться, что он чувствует. Ведь ему уже целых семь лет, и он достаточно взрослый, чтобы это сделать. Папа всегда говорит, что мужчина должен быть сильным, и никто не должен знать, о чём он думает или что чувствует. Дину пришлось спрятать руки глубоко в карманы, чтобы никто заметил, как они предательски начали дрожать. Дин с самого детства ненавидел уколы, а теперь это ожидает его в двойном объёме. «Это всё ради Сэмми» — проскальзывает мысль змеёй, и Дин сразу старается приосаниться, гордо поднять голову, расправить плечи, делая то, что нужно, чтобы не позволить его брату умереть. Анализы у них брали отдельно, и доктор Уильямс остался с Дином, чтобы поддержать его, ведь он знал, что тому будет очень страшно, как бы он ни скрывал. В конце концов, страх — это совершенно нормальная эмоция. И хоть Дин ничего не показывал, но он был безумно благодарен доктору за это, чувствуя себя более уверенно. Однако когда началась подготовка к анализу на совместимость костного мозга, ребёнок в Дине всё же взял верх, тихо-тихо спросив у доктора Уильямса, который всё время был рядом: — Это будет больно? — Дину как будто было стыдно за такой вопрос. Он достаточно взрослый, чтобы не спрашивать такого и молча терпеть. Он не должен бояться. Конечно, это будет больно, о чём он спрашивает. Уильямс взял ладонь мальчика в свои руки, и тот ухватился за них как утопающий за спасательный круг. Доктору оставалось только поражаться тому, что Дин всё это время ни разу даже не пискнул, стойко переносил все процедуры и только на самой последней не выдержал. Сердце его сжималось от одной мысли о причинах такого нетипичного поведения такого обычного на первый взгляд мальчика. — Да, — не стал скрывать врач. — Но осталось потерпеть совсем немного, это последнее. Дин не смог не закатить глаза на очередную банальность по типу «потерпеть немного, и скоро всё закончится», будто он сам этого не знает, будто все так не говорят, будто это не очевидно, но руку доктора не выпустил. Это из разряда любимой фразы взрослых: «Всё будет хорошо». Реакция ребёнка не скрылась от доктора, и ему стало немного стыдно за такую тривиальность, когда от него ждали только правды. Он постарался искупить свою вину: — Знаешь, а потом мы с тобой можем выпить чай с десертом, — заговорщически подмигнул доктор. Дети обычно на такое ведутся, и Дин, к счастью, не стал исключением и выгнул губы в подобие улыбки. Это была неплохая идея, но ему всё же очень хотелось увидеть брата. Он чувствовал, что нужен ему. Уильямс продолжил: — Затем я постараюсь добиться того, чтобы вас пустили к Сэму. Дин клюнул. Он широко улыбнулся и коротко кивнул. — Приготовься, — предупредил доктор Уильямс. Мальчик лишь сильнее сжал его руку, зажмурил глаза и будто перестал дышать. Слёзы непроизвольно брызнули из глаз. Он ведь не должен кричать, нет. Не может этого делать. Но пронзительная боль обжигает, рвёт на части в буквальном смысле слова. Он чувствует, как между позвонками впивается игла и как что-то высасывают из его организма. Он не должен плакать, не должен кричать, но продолжительный стон боли сквозь стиснутые зубы вырвался наружу. Дину хотелось рыдать. — Всё закончилось, Дин, — прошептал доктор, когда медсёстры уже начали убирать все приспособления обратно. Если бы он мог каким-либо образом уменьшить страдания малька, то несомненно бы это сделал. — Самое страшное позади. Мальчик не смог сразу расслабиться и в неверии приоткрыл один глаз, затем, убедившись в правоте слов доктора, второй и наконец отпустил руку доктора. Ему снова стало стыдно за свою слабость. А что скажет отец, узнав об этом? Он не имеет права подвести его. Его стон был ошибкой, так не должно быть. Уильямс будто прочитал это в его глазах. — Сейчас тебе не обязательно быть сильным. Ты можешь позволить себе слабость, — наклонившись, прошептал он Дину на ухо, чтобы только он услышал. Ребёнок с недоверием взглянул в карамельные глаза доктора. Как он может знать это? Но, кажется, доктор был уверен в своих словах, и Дин решил поверить в это. Дин вышел из кабинета и стал ждать доктора Уильямса. Мальчик не понимал, что с ним происходит, его словно ударили чем-то тяжёлым. — Пойдём найдём твоего отца, — врач протянул руку ребёнку, которую тот, впрочем, не решился принять, и они пошли искать Джона. Джон освободился чуть раньше и ждал своего сына на том же месте, где они расстались. Увидев, что Дин идёт с доктором и на первый взгляд с ним всё хорошо, отец немного расслабился. — Ты в порядке? — всё же поинтересовался он у старшего сына. Тот лишь утвердительно, хоть и немного сдавлено, кивнул. Дин не хотел делиться своими мыслями с Джоном. Доктор Уильямс обратился к отцу: — Сейчас ваши анализы пошли на проверку. Если всё будет хорошо, то часа через три должны прийти результаты. И тогда можно будет делать выводы. Состояние Сэма пока стабильно. — Когда мы сможем его увидеть? — невозможность увидеть младшего сына нервировала Джона, хоть он это и мастерски скрывал. Самоконтролю охотника оставалось только позавидовать. — Сейчас я решаю этот вопрос. Думаю, скоро можно будет. — Спасибо. — Послушайте, Джон, вы не хотите выпить чаю? — Нет, не думаю, благодарю. На этих словах Дин сразу напрягся. Когда он был с доктором Уильямсом, он и забыл, что отец скорее всего будет против этой затеи и не согласится отпустить его. Честно сказать, он вообще не думал в тот момент об отце. Ему хотелось побыть немного ребёнком, не хотелось строить из себя достаточно взрослого, чтобы справиться со всем, не было сил этого делать, и врач ему это позволил, но отец — это другой разговор. Когда Сэм рядом, он старается быть старшим братом, подавать пример, быть защитником, но кого сейчас защищать? Кого теперь оберегать? Его братишка лежит в больнице и серьёзно болен, ради кого теперь быть сильным?! Дин уже опустил голову, смиряясь, что ему не удастся попить чаю, который — он был в этом уверен — непременно окажется вкусным, как у тёти Сары, а может и ещё вкуснее. — Когда мы были на процедурах, Дин сказал, что хочет пить, и я предложил ему потом выпить чаю у себя в кабинете. Позволите ли Вы это сделать? Как Дин и предполагал, Джон был недоволен такой перспективой и не собирался отпускать сына с врачом, каким бы добрым он ни был. Они не нахлебники какие-нибудь, и им самим не требуется помощь, лишь только нужно было вылечить Сэма. Да и не очень, если говорить начистоту, охотник любил врачей, которые чаще всего ассоциируются с болью и таким теперь ненавистным Джону белым цветом, намертво напоминающим ему о жене. Но взглянув на Дина и на его моментально упавшее настроение, живо отразившееся на лице, он всё же смягчил свой нрав. «В конце концов, он очень устал. А так у него будет маленькая возможность расслабиться и отдохнуть. Тем более, видимо, Дин доверяет этому доктору, а это дорогого стоит» — рассудил Джон. Ради сына он всё же готов пойти на эту небольшую жертву, которая, по большому счёту, ничего ему не стоила. Охотник давно замечал, что его старший сын обладает каким-то чутьём на людей: он очень хорошо их чувствует и почти с одного взгляда может определить, какой перед ним человек. Он ни разу ещё не ошибался. Бывало такое, что даже Джон уже поверил человеку, но не Дин. И в итоге он оказывался прав. Так было однажды и с другом пастора Джима. В первую их встречу ему самому Дин доверился практически сразу, и теперь они с Сэмом любили бывать у него, когда отцу необходимо уехать. Как однажды заявил Сэмми, в их личном списке тех, у кого им нравится бывать, дядя Бобби был на первом месте, и пастор Джим на втором. На вопрос, кто же был на третьем месте, мальчик, смутившись, промолчал, прижавшись к брату. Как раз в один из таких вот приездов к пастору он познакомил Джона и сыновей со своим другом и коллегой в приходе пастором Майклом. Охотнику он казался славным малым, да и мнению своего хорошего друга он доверился, а вот Дин не воспринял его чуть ли не с первого же взгляда, потом наотрез отказываясь с ним пересекаться и встречаться, всеми силами выгораживая и братишку. Джону показалось такое поведение старшего сына странным, и он предпринял попытку поговорить с ним, разъяснив, что даже если человек ему и не нравится, не нужно выражать это открыто, необходимо проявлять уважение. Но обычно послушный Дин в тот раз упёрся, не собираясь уступать и признавать правоту отца. О причинах он не сообщал, и в конце концов неповиновение сына вывело Джона из себя, что повлекло за собой серьёзное наказание. Впрочем, даже это не возымело воздействия, и мальчик продолжал стоять на своём. В последствии выяснилось, что этот самый пастор воровал из бюджета церкви и делал всё, чтобы она не развивалась. Когда это всплыло на поверхность, то вызвало огромную волну недовольства, после чего он был практически с позором при всех прихожанах выгнан с прихода и отлучён от церкви. Даже пастор Джим, который всегда был миролюбивым и гуманным, не смог сдержать гнева. После рассказа своего друга о всех событиях Джон был в неком недоумении, если так можно сказать, и только Дин, который слышал разговор взрослых, хоть ему и запретили, был совершенно не удивлён, будто наперёд знал о его поступках. В тот раз Джону было на самом деле стыдно перед сыном за свою несправедливость, и, пожалуй, необходимо было извиниться перед ним, но признавать перед кем-то свою неправоту и ошибку было для него из ряда вон выходящим, поэтому все сделали вид, что успешно забыли об этой истории. Хоть первое время Дин и обижался на отца, вскоре он всё же простил его. — Хорошо, нет проблем. Я буду здесь, — выдохнул Джон, наблюдая за сыном. Широкая улыбка на лице Дина не заставила себя долго ждать, и он уже вскочил, готовый идти. Джон не мог не улыбнуться в ответ. Как же часто он, оказывается, забывает, что Дин всего лишь ребёнок, требуя от него слишком многое, порой ему непосильное, но тот даже слова не скажет. — Спасибо, пап! Доктор лишь кивнул, тоже улыбаясь, и протянул руку Дину, за которую уже моментально ухватились. Стараясь не сильно подпрыгивать от радости, Дин вместе с врачом направился в его кабинет. Это была очень странная картина для Джона: его Дин идёт за руку с человеком в белом халате в хорошем настроении, при том, что он самый первый, кто больше всех переживает за Сэмми. Винчестеру оставалось только удивляться такому чуду, иначе и не скажешь. Дин, привыкший к разведённому бледного оттенка чаю и твёрдому овсяному печенью (у которого скоро истекал срок годности), никогда не думал, что они могут быть такими вкусными, и он просто терялся, что же сделать сначала: выпить глоток чая или откусить печенье. После пожара, который до сих пор иногда снится ребёнку в кошмарах, семья редко позволяла себе сладости или что-то такое, а вкус приготовленных мамой блюд уже начинал забываться, как бы сильно Дин не старался удержать эти крохи счастливых воспоминаний. И только одно он никогда не сможет забыть. Как он выбежал из горящего дома. Это словно отпечаталось у него в подсознании навеки. Доктор Уильямс видел, что ребёнок практически счастлив от всего этого, и ему самому становилось радостно от искренней улыбки семилетнего мальчика. Что бы ни было в его жизни, доктор понимал, что Дин всё равно ещё оставался ребёнком в душе, и иногда ему надо давать выход. Проработав в этой больнице уже десять лет, в последнее время Уильямс всё чаще и чаще задумывался, зачем он выбрал эту профессию. Ещё тогда, в молодости, когда ему были открыты практически все двери. Лучший выпускник одной из самых престижных школ — почему он выбрал медицину? Почему именно врач-онколог? Чтобы помогать людям? Стараться вылечить практически неизлечимое? Почему? Чаще всего это всё же неблагодарная профессия, наполненная болью, отчаянием, чувством безысходности, горем. А вечный невидимый и неощутимый её спутник, который всё же был повсюду — Смерть. Иногда её можно было остановить и спасти ещё одну душу из её цепких лап, но через некоторое время она всё равно возвращалась и брала своё, возможно, даже в двойном размере. И кажется теперь, Уильямс нашёл ответ на свой вопрос: несмотря на все сложности, трудности, потери, боль, преследующие его постоянно, самую искреннюю благодарность можно получить только здесь, а это в нашем мире дорогого стоит. Доктор понял, что ему всё же нравится приносить людям радость и счастье, когда ему удаётся выхватить и спасти очередную душу, видеть на их лицах широкую улыбку, а в глазах — мелькающие искорки. Нравится давать людям надежду, а иногда и веру в себя или в Бога, неважно. Главное было то, что такие люди уходили от него в полной уверенности, что абсолютно всё в этом мире преодолимо, кроме одного. А если очень повезёт, то и этого на время можно избежать. Чаще всего после него люди начинали жить в полную силу и находили наконец своё счастье. И этот самый удивительный ребёнок по имени Дин Винчестер помог ему наконец понять это, принять и разобраться в себе. Кажется, что всё это такие мелочи, на которые и не нужно обращать пристального внимания, но ведь на самом деле из такого и состоит жизнь. Дин и доктор разговаривали обо всём на свете. Начиная с мультфильмов и заканчивая тем, кем Дин хочет стать в будущем. Конечно, мальчик понимал, что его судьба предрешена, и им с братом придётся продолжить семейный бизнес. Но так хорошо было на время забыть об этом и представить, что Дин будет успешным механиком и откроет свою мастерскую, которая, несомненно, будет пользоваться успехом. А ещё у него будет большой и уютный дом. И они с Сэмми будут жить по соседству, а летом всегда будут ездить в разные страны и изучать их. Они говорили о футбольных командах, о различных штатах, где уже успели побывать Винчестеры, об играх и книгах. Разговор невольно зашёл о матери братьев. Доктор подсознательно чувствовал, что это рыхлая почва, и определённо неприятная для Дина. Его правота подтвердилась, когда он заметил поникшее состояние Дина, который даже опустил голову, говоря через силу и переступая себя. Дин ни с кем до этого не разговаривал об этом, в их семье эта тема была под запретом, а на вопросы Сэмми Дин вечно находит какие-либо отговорки. Благо, что вопросов пока немного, но мальчик подозревал, что вскоре ему придётся рассказать брату правду. Он боялся, как Сэм воспримет эту новость и что с ним будет, ведь больше всего Дин не хотел причинить братишке боль. С помощью аккуратно заданных вопросов Уильямсу удалось узнать, что их мать погибла при пожаре, и с тех пор они много ездят по всей стране. Подробностей всей истории доктор благоразумно решил не выяснять, ему было достаточно и этого, чтобы понять многое. Вскоре разговор плавно перетёк в мирное русло, а Дин снова оживился. Тем не менее, как бы ни было, отсутствие сна в течении продолжительного времени и сильное эмоциональное потрясение у ребёнка дало о себе знать после того, как Дин позволил себе немного расслабиться. Под конец он уже чуть ли не уснул прямо за столом, но доктор вовремя заметил и подсуетился, предложив мальчику лечь на диван. Дин не стал спорить, потому что не было сил, и он на самом деле жутко хотел спать, хотя немного не возразить он не мог, скорее из упрямства: — А как же Сэм? Мы же хотели пойти к нему, — даже находясь в таком состоянии, Дин не переставал думать о братишке. — С ним всё хорошо. Сейчас он скорее всего тоже спит, что предлагаю сделать и тебе. У нас есть время до тех пор, пока не пришли результаты анализов, — поспешил успокоить его доктор и продолжил: — Когда они будут известны, я обязательно тебя разбужу. — Хорошо, — дальше Дин не мог бороться со сном и очень быстро уснул, как только голова полностью коснулась подушки. Уильямс тихо накрыл его пледом и вышел из кабинета. Надо было предупредить отца и навестить младшего из братьев. — Мистер Винчестер, — отец мальчиков тоже дремал, и доктору пришлось разбудить его. — Ваш старший сын спит у меня в кабинете. Если хотите, вы можете отдохнуть там же. Как только анализы будут готовы, я непременно вам сообщу. — Я понял, — согласился Джон, не став спорить. — А Сэм? — Также спит, — пришлось приврать доктору, так как он не знал наверняка верного ответа. «Надо было сделать наоборот» — мысленно ругаясь на себя, подумал доктор. — Спасибо вам, доктор Уильямс. Я, пожалуй, останусь тут. Врач лишь молча улыбнулся и кивнул, намереваясь теперь уже проведать Сэма. Зайдя в специальную палату, он увидел, что был прав: младший сын спит. Показатели в норме, дыхание и сон спокойные, значит, состояние стабильное и пока не ухудшается. Препараты давали свои результаты, поддерживая ребёнка, но за то, что так оно и будет дальше продолжительное время, он ручаться не мог. Доктор заметил необычную бледность мальчика, но при таком заболевании это не удивительно, а также обратил внимание, как он непроизвольно сжимает в руке одеяло, будто держит чью-то руку. И почему-то Уильямс подумал, что это рука брата, а не отца. Видимо, ребёнка это успокаивает. Хорошо, если это так, и он не сжимает одеяло от боли. Убедившись, что с Сэмом всё в относительном порядке — если ребёнок с лейкозом вообще может быть в порядке — доктор вышел из палаты. Скоро мальчик сможет увидеть своих родных. Телефон в кармане Уильямса издал звуковой сигнал, оповещая хозяина, что ему пришло сообщение. «Вероятно, результаты анализов готовы» — подумал доктор и оказался прав, после чего сразу пошёл в лабораторию, надеясь, что будут хорошие новости. Надежды подтвердились, но не совсем так, как он предполагал. Брат и отец — они все родственники, а значит шанс совместимости возрастает в разы и уменьшается возможность отторжения организмом. Совпадение с отцом равно трём из шести, то есть ровно половина, что довольно рискованно в данном случае. Совпадение с Дином — шесть из шести. Это одно из самых редких идеальных сочетаний. Шанс отторжения равен одному проценту. По большому счёту, это практически ноль. Такое бывает лишь один раз на тысячу пациентов. Максимальным сочетанием, которое Уильямс встречал за всю свою практику, было лишь пять из шести. И даже в таком случае был ощутимый риск. Оставалось только благодарить небеса, что на его практике этот риск не оправдался и всё прошло гладко. Видит Бог, доктор Уильямс очень хотел, чтобы всё сложилось наоборот, но так не произошло. К сожалению, донором придётся стать семилетнему Дину, потому что найти ещё такое же идеальное сочетание практически невозможно. Как же он не хотел подвергать его этому испытанию. Но ничего не сделаешь, остается утешаться тем, что такая операция в итоге должна пройти практически без последствий и для Дина, и для Сэма. Сразу же сообщать результаты семье доктор не спешил, решив дать им ещё немного времени отдохнуть и сделать передышку самому. За всеми событиями он и не заметил, что время движется к ночи, а ел он что-либо посущественнее печенья последний раз лишь утром: один сэндвич и кофе. После во рту не было ни крохи, и теперь, когда стало более-менее спокойно, желудок решил напомнить о себе, возвещая всё это ворчанием о том, что ему необходимо что-то более питательное. Не став спорить с собственным организмом, Уильямс направился в столовую. Так обычно и бывает: врач заботится о благополучии и здоровье своих пациентов и их близких, напрочь забывая о себе. Пока доктор обследовал Сэма, пока разговаривал с отцом, пока подготавливал всё для анализов, пока был с Дином во время их проведения, пока ждал результаты, всё ещё заботясь о ребёнке, он даже не вспоминал о себе. Ему необходимо спасти трёхлетнего малыша с серьёзным заболеванием и позаботиться о его брате. Последнюю цель он ставил себе не как врач, а как неравнодушный к судьбам других людей человек. Он просто не мог оставить этого удивительного ребёнка, который, по всей видимости, видел и знает намного больше своих сверстников. Если бы доктор только знал, как был прав на этот счёт. Жизнь охотника на нечисть оставляет отпечаток навсегда не только на нём самом, но и на всей его семье. Если бы он только знал, что не так давно Дин впервые в своей жизни держал дрожащими руками пистолет, но, тем не менее, уверенно стрелял по мишеням, чем очень радовал своего отца. Если бы он только знал, какими именно знаниями обладал семилетний мальчик. Доктор даже не хотел представлять, что это могло быть, ведь очевидно, что эти вещи ужасны. Не сомневался, что это может выходить за рамки его понимания. Ему хватило того, что сын называет своего родного отца «сэр». «Куда это годится?!» Тем более в конце двадцатого века. Доктор решительно этого не понимал. А в том, что Джон был действительно отцом братьев, Уильямс не сомневался. Об этом говорили схожие черты лица, некоторые повадки и жесты. Когда доктор впервые увидел их семейство, он в самом деле не был уверен, что они семья, ведь на первый взгляд они совершенно ничем не похожи, но стоило ему приглядеться, и он понял, что ошибался. Это удивительно: общие черты дают в сумме такие разные картины. Хотя цвет глаз оба брата, видимо, унаследовали от матери, ведь у отца глаза были тёмно-карие, практически чёрные. После беседы с Дином Уильямсу многое стало понятно и про братьев, и про самого отца мальчиков. Он не мог винить Джона за его систему воспитания детей, хоть и понимал, что она неверна. Неизвестно, как бы повёл себя сам доктор, окажись он в аналогичной ситуации.