Ночь, когда пролились звезды

Она могла бы придумать тысячу объяснений тому, почему в каждой картине отчетливо проглядывалось сходство с ее собственным лицом. Миллиард причин поверить в то, что все это лишь нелепое совпадение. Сотни фраз, чтобы разбавить неловкую тишину между ними. Но это было бы глупой ложью самой себе. Сердце замерло, будто Люси шагнула с большой высоты в пропасть. И сейчас этой пропастью были два серых глаза, что смотрели на нее в немом ожидании. Но она не понимала, чего он от нее ждет. Она бы многое отдала, чтобы не стоять сейчас здесь, под этим напряженным, внимательным взглядом прищуренных глаз. Она была растеряна. Грей почти неуловимо изменился в лице, когда она наконец смогла поднять на него взгляд. Глаза чуть расширились, дернулись желваки, поджались губы. Люси никогда прежде не видела его таким. Таким… незащищенным. Он словно ждал, когда она вынесет ему смертный приговор и отведет на эшафот. И лично приведет приговор к исполнению. А Люси же вообще не могла произнести ни слова, словно забыла, как это делается. Внутри творилось что-то необъяснимое, буря эмоций пожирала ее изнутри, скреблась когтями, прося, умоляя выпустить ее наружу. А когда терпеть все это стало просто невыносимо, Грей скривился то ли от отчаяния, то ли от гнева, и сделал к ней резкий шаг. — Так и будешь молчать? — бросил он, плохо скрывая ярость. — Ты что, издеваешься надо мной? Люси ничего не ответила и даже не обиделась на резкие слова. Потому что его глаза выражали совсем другую эмоцию, не имеющую ничего общего с гневом. Она почувствовала его. Впервые за все время их знакомства, она увидела настоящего Грея. Без налета сарказма, брони из отстраненности и очков безразличия. Она увидела, что ему не все равно на то, что она скажет. Она поняла, что все — абсолютно все — что было между ними до этого момента она понимала неправильно. Все его слова, поступки и действия — все это имело абсолютно иной смысл. — Люси, — гнев в его голосе вылился в отчаянную мольбу. Кажется, он впервые произнес ее имя. Будто сдаваясь. Словно он проиграл. — Люси, — сдавленно повторил он еще тише. И она едва не задохнулась от резких чувств, вызванных этим шепотом. То, что происходило, сводило ее с ума. Она не понимала, что с ней творится и почему. Это очень пугало, но в тоже время, ей хотелось еще. А после его брови нахмурились, а на лице застыла отчаянная решимость. Сделав к ней еще один шаг, он заставил ее отступить к стене и расставил руки по обе стороны от ее головы, облокотившись о стену. А после резко подался вперед. Но остановился в каком-то мгновении от ее лица, прикрыв глаза и обдав ее горячим дыханием. И это мгновение между его порывом и резким отрицанием стало для нее переломным. Сердце затрепетало в груди, как сумасшедшее, разливая по всему телу кипяток, который осел где-то в районе живота и заставил ее приоткрыть губы и закрыть глаза. Она сделала это абсолютно непроизвольно. Кислород покинул легкие вместе с последними остатками разума. Все в ее сознании смешалось в один беспорядочный поток: глупое смущение из-за каждой брошенной им фразы, его гневные взгляды, в глубине которых всегда было гораздо больше, чем он говорил, слова, идущие наперекор действиям, и ее собственные ощущения теперь, когда его лицо было так близко. Жар, смущение, растерянность, невозможность нормально дышать, оцепенение и томительное ожидание того, чего она ужасно боялась и в тоже время хотела попробовать. Как дотронуться рукой до огня, который казался таким теплым, но и опасным в тоже время. Ей не было страшно от близости его лица и потемневшего взгляда, застывшего на ее губах. Она вдруг осознала, что совсем не боится его, а напротив. Это было так естественно, так правильно. И ей нравился этот трепет, разливающийся по телу нестерпимым жаром. Она чувствовала его, чувствовала каждую его эмоцию на коже, на волосах, на губах. И то, какой болью в нем отозвался его собственный порыв слабости она почувствовала тоже. И это словно отрезвило ее. Как пощечина. Тогда, когда дымка, накрывшая ее с головой, резко развеялась, ей сразу стало страшно от самой себя. Как она могла думать, что это правильно, когда это ужасно, дико, бесконечно неправильно! Так не должно, не должно, не должно быть! — Лицо, — тихо, едва слышно, выдохнула она. Ее голос предательски дрожал. — Оно везде разное. — Да, — Грей поднял взгляд с ее губ, заглянув прямо в глаза. Его радужки будто заволокло пеленой, а кончики их носов при этом соприкоснулись, снова путая ее разум и вызывая мурашки. Щеки пылали огнем. Но на этот раз она не позволила себе провалиться в эти ощущения вновь. Лишь занесла ногу над пропастью и пошатнулась. — Это все потому, что ты рисовал по памяти? Она понимала, что еще мгновение — и она окончательно перестанет контролировать себя и ситуацию. Но к счастью, Грей, услышав ее вопрос, прикрыл глаза и резко оттолкнулся от стены, освобождая ее из плена. Проведя рукой по лицу, он отвернулся от нее и отошел к противоположной стене, нервно сунув руки в карманы. Тогда-то все и закончилось. Чувства отхлынули так же внезапно, как и появились. Только сердце все еще учащенно колотилось в груди, и горело лицо. Она не понимала, что с ней только что произошло и как к этому относиться. Ей стало страшно, захотелось побыть одной, но бежать ей было некуда. Да и Грея оставить одного сейчас она бы никогда не решилась. Она просто чувствовала, что должна быть рядом. Все прошло, оставив после себя одно сплошное недоумение. И она понятия не имела, как ей к этому относиться. И что было бы, не остановись он в самый последний момент. — Тебе было бы легче, если бы ты рисовал, смотря на мое лицо? — спросила она первое, что пришло в голову. Что угодно — не важно. Лишь бы отвлечься. Лишь бы перестала кружиться голова. — Слушай, куколка, — его голос хрипел, но когда он снова обернулся, то казался вполне обычным. Немного растерянным и потрепанным, да, но уже вполне владеющим ситуацией. — Это было моей тайной, понятно? Да, иногда я ухожу сюда и рисую. Это… ну знаешь, успокаивает. И мне бы очень не хотелось, чтобы об этом кто-то узнал. А тут ты! Вот я и психанул. — Я никому не расскажу, — пообещала Люси и попыталась улыбнуться. Но Грей продолжал смотреть на нее и хмуриться. — У тебя черты лица нестандартные. Вот и все, — поджав губы, он привалился спиной к стене и скрестил руки на груди. Его поза казалась расслабленной, но все тело при этом было напряжено. Даже ткань футболки на руках опасно натянулась. — Нестандартные? — вскинула брови Люси, покосившись на ближайший к ней портрет. Где-то под слоем краски проглядывались глаза, нос и губы, но после сверху их накрыло широкими и нервными мазками. — Да, — повторил он. — Я нарисовал много разных лиц, а твое у меня почему-то не получалось. Поэтому портретов так много. Так что не обольщайся. Ничего в тебе особенного нет, кроме непропорционального лица и ужасно несимметричных губ. Грей хмыкнул, переводя взгляд на одну из картин, и ухмылка тут же пропала. А Люси даже немного обиделась, но в памяти все равно всплыл один момент, которому раньше она не придавала значения. Грей, привалившийся спиной к дереву и водящий по земле тонкой веточкой, украдкой поглядывающий на нее. — И да, — все еще не смотря на нее, Грей замолчал ненадолго, прочищая горло. — Мне было бы проще, если бы ты позировала мне. — Даже не знаю, справится ли с этим мое непропорциональное лицо, — обиженно буркнула Люси. Тогда Грей покосился на нее и долго рассматривал, пока и вовсе не… улыбнулся? — Ладно, может я и преувеличил, — беспечно пожал плечами он и иронично изогнул бровь. — Не такое уж оно и ужасное. Бывает и хуже. У Нацу та еще рожа. Ну, ты и сама видела, что я рассказываю. — Таких комплиментов я от тебя еще не слышала, — беззлобно закатила глаза Люси, радуясь тому, что напряжение между ними хоть и не исчезло, но по крайней мере ослабило свою хватку. — Ты очень красивая, — вдруг твердо произнес Грей без тени улыбки, смело смотря ей прямо в глаза. А Люси почувствовала, как снова вспыхивает, как спичка. И тут же смущенно отвела взгляд, судорожно ища в комнате что-то, что помогло бы ей сменить тему. Потому что чувствовала, что еще одно слово, и над пропастью окажется и вторая нога. — А это что? Она указала на стопку совсем маленьких холстов, что были прислонены к стене и повернуты к ней лицевой стороной. Помедлив, Грей нехотя подошел к ним и присел на корточки, разворачивая работы и демонстрируя их Люси. — Я серьезно, куколка, если ты хоть кому-то расскажешь… — на всякий случай повторил он, устрашающе округляя глаза. — Поняла-поняла, — отмахнулась Люси, присаживаясь на корточки рядом с ним и наклоняя голову, чтобы лучше рассмотреть картину. — Убьешь меня. — О, нет. Смерть для тебя тогда покажется блаженством. Люси уже не обращала на его слова никакого внимания, они уже не вызывали в ней неконтролируемый страх. Она внимательно рассматривала картины, на которых — о чудо — не было ее лица. Выходит, что Грей и правда рисовал что-то еще. Может и зря она так разволновалась? На первом — самом маленьком — холсте было очень много черной краски. Прямо по центру — Рваный диск полной луны. Ночное небо, что видела над головой каждую ночь, она узнала сразу. И так на каждой картине. Темное небо. Яркая луна. Где-то полная, где-то лишь полумесяц. Но было в этих картинах нечто странное, что объединяло их, и отличало от настоящего ночного неба. Помимо непроглядной черноты и яркой луны на каждой из них, Грей изображал что-то еще. Например, на первой картине вокруг луны, прямо на черной краске, были равномерно разбросаны короткие палочки неона. Голубые, розовые, фиолетовые — все они светились рядом с луной. А на второй картине вокруг луны пустились в пляс маленькие иксиды с белоснежными крыльями. На третьей луну обрамляли три зажженные лампочки, от которых по всему небу тянулись черные провода. А на четвертой и вовсе все ночное небо заняли полуголые девицы, которых смущенная Люси спешно отставила в сторону. — Так странно, — вынесла она свой вердикт, поворачиваясь к Грею. Было видно, что ему важна ее оценка. Ему было не все равно, он действительно горел этим делом. И Люси ему даже немножечко позавидовала. Ей бы тоже хотелось найти такое дело, от которого и руки будут чесаться, и глаза сиять. — Это же не правда. Нет на небе ничего, кроме луны. Я думала, что ты рисуешь только то, что видишь. Грей тихо хмыкнул и ненадолго задумался над ответом. А после, наклонив голову на бок и переведя взгляд на картины, ответил: — А какой смысл рисовать то, на что и так можешь посмотреть ночью? Это же скучно, — отодвинув еще пару холстов, он остановил взгляд на ночном небе, по которому рассекали огромные снежинки. — У тебя никогда не было ощущения, что луне не хватает какой-то компании? Днем вот на небе чего только не бывает. И птицы, и Иксиды, и облака — каждый раз разные. — Даже не знаю, — протянула Люси и уселась поудобнее, облокотившись спиной о стену и обнимая колени. — А мне нравится луна. Когда смотрю на нее, думается так легко. Ну и что, что она там одна, зато сколько людей на нее каждую ночь смотрят… Когда я думаю об этом, мне кажется, что я не одна, а со мной рядом все те, кто смотрят на нее в этот же момент. Как будто она нас всех объединяет. Странно, наверное. Ей нравилось то, как резко изменилась атмосфере между ними. Теперь и древние бревенчатые стены уже не казались ей такими тесными, а напротив. Уютными. И Грей вдруг спрятал от нее свои привычные колючки и снова стал вполне… терпимым. Он уже открывался перед ней раньше — тогда, у Пегасов — поэтому она знала, что как только они покинут эту комнату с рассветом, все закончится. И ей хотелось растянуть этот момент на подольше. Грей нравился ей именно таким. Отставив картины, он сел рядом с ней и повторил ее позу, закинув руки на согнутые колени и откинул голову на стену. Теперь она поняла, чем от него все время так неуловимо пахло, вперемешку с его обычным запахом. Это были масляные краски. — А мне неприятно думать, что на эту же дурацкую луну когда-то смотрели те, кого сейчас нет рядом. Потому что их нет. Что бы ты там себе не представляла, глупая куколка. — Неприятно? — удивилась Люси и перевела взгляд на его расслабленный профиль и прикрытые глаза. — Это же прекрасно! Разве это не делает вас хоть немножечко ближе друг к другу? — она опустила взгляд на картину с бледно-желтой луной на полу. — Смотришь на нее и понимаешь, что не один. Грей ничего не ответил и какое-то время они сидели молча, слушая лишь тихий скрип дерева и отдаленное шуршание откуда-то сверху. — Как думаешь, Нацу там в порядке? — как бы она не старалась отвлечься рассматриванием мрачных картин, где единственным ярким пятном были карие глаза, мысли то и дело возвращались туда. К древним развалинам, где они оставили его совсем одного. — Однозначно лучше, чем я, — Грей поморщился и встал на ноги, подходя к нише с матрасом и сдергивая со всей этой небрежной напольной конструкции плед. — Что это значит? — не поняла Люси, наблюдая за ним. А тот устало плюхнулся на подушки, ложась лицом к стене и подложил руку под голову, даже не удосужившись предварительно разуться. — Кровать здесь одна, а спать на полу я не собираюсь, — вместо ответа, сказал он, больше не оборачиваясь. А у нее от этого его тона появилось ощущение, будто на нее вылили ведро ледяной воды. Снова. Сначала обогрели и укрыли одеялом. А после снова выставили на улицу и облили водой. — Может посмотрим, вдруг Светочи уже ушли? — особо ни на что не надеясь, предложила она. — Не ушли, — отрезал он. И замолчал. Люси так и осталась сидеть у стены, прикрыв глаза и сходя с ума от того, что они вынуждены торчать здесь тогда, когда Нацу там, один. Но в то же время она понимала, что он прав. Что бы не разозлило этих Светочей, так просто они от них не отцепятся. Вскоре дыхание Грея выровнялось, а сам он перевернулся на спину. Его лицо разгладилось во сне, стерев с него все следы раздражения. Волосы спадали на глаза, от чего он хмурился во сне. Люси поймала себя на мысли, что смотрит на него, а руки так и чешутся, чтобы смахнуть его надоедливую челку. Чтобы ничто не мешало ему спать, ведь всю прошлую ночь он охранял ее сон. После недолгой внутренней борьбы, она так и поступила. Тихонько подобравшись к нему, она села на краешек матраса, стараясь не разбудить его, и невесомо смахнула волосы в сторону, лишь слегка коснувшись пальцами его щеки. Она была такой колючей. При этом губы показались ей безумно мягкими, но проверять она не решилась. Сложнее всего было не дотронуться до шрама у верхней губы. Почему-то ей этого очень хотелось. Посидев еще немного, Люси прилегла на самый край матраса, так, чтобы их тела не соприкасались. Но сон все никак не шел. Она думала. Думала о словах Грея. О его картинах и странных предметах рядом с луной. У этого парня в голове было столько интересных мыслей, которыми он никогда не делился. И больше всего ей было интересно: почему? Почему он так ненавидел луну? Почему изображал ее лицо рваными злыми мазками? Почему вел себя так, а не иначе? Перевернувшись на спину, она запустила озябшие пальцы в карманы куртки, чтобы согреться. А когда нащупала там что-то инородное у нее в голове словно что-то взорвалось. Сон покинул ее окончательно. Резко приняв сидячее положение, она достала из кармана маленький камень, напоминающий Эфирион, но фиолетового цвета. Тот самый, что дал ей тот парень — Мест. Камень, который имел доступ к чужим воспоминаниям. Она не должна, не должна была этого делать! Это ведь неправильно. Особенно учитывая то, как сильно Грей был против того, чтобы она просто заходила в ту лавочку. Но соблазн был так велик. Вот он Грей, абсолютно беззащитный и с кучей секретов в своей голове. А вот она, с ключом к ним в руке, но разрываемая изнутри сомнениями. А имеет ли она на это право? А стоят ли его воспоминания того, чтобы тратить на них столь ценный дар? Прикрыв глаза, она сильнее сжала в руках камень и глубоко задышала, считая про себя до десяти, как учил ее Нацу. Конечно. Конечно, она не имела на это абсолютно никакого права. Она понимала это. Но желание было сильнее ее. Поэтому она мягко наклонилась к беззащитному Грею и коснулась кончиком камня его лба, покрытого испариной. Ничего не произошло. И она досадливо выдохнула, ругая себя на чем свет стоит за слабость. Хорошо, что ничего не вышло. Да. Это было бы ужасно-ужасно неправильно! А после мир перед ее глазами начал расплываться. Пол ушел из-под ног, и она полетела вниз. Все произошло так быстро, что она и вскрикнуть не успела. Пространство вокруг было вязким, тягучим, и она сама была частью этого чужеродного пространства. Она не ощущала ни рук, ни ног, зато все тело охватило знакомое покалывание. Такое же, как при раскалывании Эфириона. Ее наполнила магия. Чужая магия. А после картинка перед глазами восстановилась так же внезапно, как и пропала. Она увидела лес. Невысокий склон прямо под ней, и она свесила с него ноги, подставляя лицо прохладному ветру. Пахло недавно прошедшим дождем, а на деревьях листья были окрашены в желтый, красный и оранжевый. Такая же гамма рассыпалась прямо внизу склона, у нее под ногами. Только вот… Это были не ее ноги. Не ее рука выводила веткой на земле очертание деревьев. — Опять опаздываешь, — прозвучал мужской голос. И она поняла, что сама же и произнесла эту фразу. Ее губы шевелились, но не она управляла ими. Не ее взгляд сместился с рисунка себе же за плечо. А его. Грея. Он еще не видел ее, но уже слышал шуршание опавшей листвы под ее ногами, и обернулся, чтобы увидеть, как неуклюже и робко она будет приближаться к нему. Так же, как и всегда. За этим было крайне забавно наблюдать. А еще забавнее будет после, когда она обиженно надуется и будет обвинять его в том, что он смеется над ней. А он будет делать это специально. Ему нравилось, когда она смущалась. — Прости меня, милый Грей, — крикнула она, привычно растягивая слова и подходя ближе, касаясь ладонью каждого дерева, мимо которого проходила. — Никак не могла накопить магию. Гажил меня отвлекал. Пожаловалась она, а ему было уже все равно. Главное, что она пришла. Он скучал, хоть никогда и не признается ей в этом. Наверняка, она до сих пор думает, что он приходит к ней только из-за того, что она приносит ему краски, которые делает сама. Но это вовсе не так. — Я уже говорил тебе — один кулон решает сразу все твои проблемы, — закатил глаза он, смахивая рукой с земли рисунок. «К тому же, он идеально подойдет к твоим глазам» — подумал он, но вслух не сказал. — Зачем он мне, когда вокруг столько деревьев? — легко пожала плечами она и остановилась у одного из них, облокачиваясь о ствол и обнимая его руками. Как и всегда, ее глаза блестели на солнце, а с губ не слетала улыбка. Он и правда ни разу не видел ее без нее. Каждый раз, с того самого дня, как они встретились в лесу, и она с ходу заявила, что влюблена в него, он не видел ее другой. Наверное… Наверное, и он со временем стал влюбляться в нее в ответ. По крайней мере, она этого заслуживала. — Джу, — закатив глаза, он поднялся на ноги и подошел к ней ближе. Он знал, что она не может оторвать руки от дерева, ведь только так она поддерживала в теле баланс магии. — Тебе придется надеть его, когда ты переберешься ко мне в лагерь. Если, конечно, ты не передумала. Он скрестил руки на груди, боясь показать ей, как сильно он боялся услышать от нее, что она действительно передумала. А она, как и всегда, легко взмахнула ресницами и подалась вперед, падая в его объятия. Вот так всегда. Он говорил ей серьезные вещи, а она даже не слушала! Вечно легкомысленная и летящая особа. По началу это ужасно раздражало его, как и ее навязчивая одержимость его персоной, над которой не уставал подшучивать Нацу. Но она была такой… до безумия искренней и доброй. Она была вся нараспашку перед ним, абсолютно вся. И именно этим взяла его. Полностью. Всего. — Конечно я не передумала, — залепетала она, а он прижал ее спиной к дереву и обнял, пряча лицо у нее в волосах. Так странно, она всю жизнь прожила в лесу, а пахло от нее соленым морем. — Просто там… у нас… — Ох, я понял, — Грей отстранился и заглянул ей в виноватые синие глаза. — Ты им не сказала! Не сказала, что решила уйти со мной! — Просто не было подходящего момента, — подавлено выдохнула она и подняла на него виноватый взгляд. — Или ты скажешь им до завтра, или я сделаю это сам. — Ладно-ладно! Только не злись, пожалуйста, милый, — она коснулась прохладными пальцами его щеки и тут же виновато одернула их. Все еще не привыкла, что он позволяет ей это делать. — А тот кулон, что я для тебя сделал? Ты его не потеряла? — Нет-нет! Конечно, нет! — испугалась она и чуть отстранилась, доставая из кармана слишком легкого для поздней осени платья, маленький голубой камешек на веревке. -Сегодня, — хмуро повторил Грей, а она быстро закивала головой и вторила ему: — Сегодня. Лицо с огромными наивными и слегка испуганными глазами расплылось у нее перед глазами. А после она увидела лес уже ночью. На этот раз лил дождь. Капли с шумом разбивались о листья, шорохом заглушая все посторонние звуки, но этот звук он слышал отчетливо. Ему вторило его бешено колотящееся сердце. — Это что… Джу? — повернув голову, он увидел Нацу. Его волосы были насквозь мокрыми, он тяжело дышал, но изо всех сил бежал рядом. А когда крик повторился, они оба ускорились. А после все, что он запомнил о том дне, осталось в воспоминаниях, поддернутое пеленой красной дымки. Вот они вбегают на ту поляну, где остановились шаманы, в племени которых и состояла Джу. Они познакомились с ними полгода назад — обычно на такой срок шаманы оседали на новом месте, после чего шли искать новое, полное магии. И эти скоро собирались уходить. Но Джу должна была остаться. Ради него. Вот он видит знакомые лица и пять палаток, с которых стекает вода. При виде него два молодых шамана отскакивают в сторону, будто совсем не ожидали его увидеть. И эта встреча крайне не входила в их планы. Странно, ведь они всегда ладили. Вот лицо Нацу. Он увидел что-то первым, и пораженно замер. А после его лицо перекосило от гнева. Вот и он сам перевел взгляд туда же, куда и Нацу. Там он нашел, что искал. Вот она. Его Джувия. В его любимом летнем платье на одной косой бретельке. Как и всегда босая, с распущенными вьющимися синими волосами. Мокрыми от дождя. Но вот странно — она не улыбалась. Тогда-то он и понял, что она больше никогда не сможет улыбаться. Голубая ткань струилась по ее ногам, заканчиваясь чуть ниже колена. А дальше, по белоснежной ноге стекала кровь. Голова безвольно повисла набок, глаза были открыты — абсолютно стеклянные глаза. Вокруг ее талии была повязана веревка, накинутая на ветку дерева, на которой ее и подвесили. Ногам не хватало всего каких-то пары сантиметров, чтобы коснуться земли и впитать необходимой магии, чтобы дышать. Чтобы просто сделать глоток кислорода. А кулон… Его кулон валялся на земле прямо под ней. Там же лежал и Гажил — ее лучший друг. Он был весь в крови и избит — видимо, пытался ее защитить. Он все еще дышал. До него очередь еще не дошла. Он убил их всех. Каждого. Всех до единого. Так же жестоко, как они убили ее лишь за то, что она решила связать свою жизнь с чужаком. Решила предать их веру и надеть на шею кристалл. Нацу пытался остановить его тогда, но не смог. И уже после, когда он снимал ее маленькое хрупкое тело с дерева, чтобы похоронить, у него перед глазами, как наяву, проплывали воспоминания прошлого. Именно из-за них он так долго не подпускал ее к себе. Именно из-за них он поклялся себе больше никогда и ни с кем не сближаться. Но снова дал слабину. И снова его переворачивало наизнанку от боли и собственного бессилия. Так же, как и тогда, когда его родители — шаманы — ушли на охоту и больше не вернулись. Как и тогда, когда он сбежал из родного поселения, чтобы найти их. Тогда его нашла одинокая странствующая шаманка и ее ученик чуть младше его самого. Не повезло им встретить именно его. Потому что только он виноват в том, что полез куда не следует и привлек внимание пары высших демонов, которые и разорвали в клочья его новую семью. Люси стояла там. Теперь уже прямо у него за спиной, наблюдая за тем, как он молча закапывает тело девушки по имени Джу. А в руке она все еще сжимала тот фиолетовый камень, который и привел ее сюда. «И будьте осторожны, оказавшись в нужном воспоминании, вы можете нарушить его и изменить. А при желании — стереть совсем» — вспыли в голове прощальные слова Места. Люси снова перевела взгляд на меленький фиолетовый камушек в руках. Такой хрупкий на вид. В ее силах было прекратить все это. Лишь немного надавить и все эти воспоминания рассыпятся в прах вместе с камнем. Одно легкое движение пальцев, и больше не будет боли. Она чувствовала ее вместе с ним. Эти тиски больно сжимали и ее грудь тоже. Это было невыносимо. До боли, до крика, невыносимо. Но она могла просто прекратить это. Стереть, уничтожить, заставить забыть. Решение оказалось прямо у нее перед носом. Зажатое между большим и указательным пальцем.

ROCK PRIVET — Тело