Колыбельная для самоубийцы

Чонгук не может похвастаться хорошим сексуальным образованием. Родители были стыдливо молчаливы, в школе все ограничивалось сперматозоидом, встречающим долгожданную яйцеклетку, некоторые пассии (да и друзья) были уверены в возможности забеременеть через минет, следовательно, обогатить полезными знаниями его не могли. Интернет — кладезь всевозможной доступной информации — интересовал Гука только в двух аспектах: игры и порно. Первое больше учило жизни не в рамках существующей реальности, второе же открывало запретные дверцы с табличкой «ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ», вело кругами, обманывало (об этом Чон узнает куда поздней), а важные знания таило, не давая к ним прикоснуться. Тонкости сексуальной жизни, а также сопутствующие ей болячки, раскрылись Гуку только в армии. Там он и познал степень своей недалекости. Благодаря старшим он многое узнал о женских и мужских телах, о болезнях, о самых странных и непостижимых уму извращениях. О СПИДе он узнал раньше, но знал только, что он процветает где-то там, за морем, где сексуальная революция и беспорядочные половые связи сломали многим жизнь. Чимин объяснил емко, коротко, не вдаваясь в тонкости. Поэтому Чонгук решился вдаваться в них самостоятельно, позвав на помощь могущественный интернет. Благо, информационный век на дворе: найдется все и даже больше. Только читай и вникай в прочитанное. Гук просматривает статьи, написанные умным научным языком, затем записи более близких сердцу и уму обычных людей, подверженных вирусу, включает обучающие мультфильмы, где в шесть минут вкладывают самое важное, а маскот, — розово-серый медведь в докторском халате со стетоскопом, — раздает советы и показывает, как натягивать презерватив на эрегированный член. На фильмы времени мало, тем более на художественные, поэтому Гук ограничивается одним под названием «ЖИТЬ». Наибольший интерес для Чонгука представляет форум, где люди с ВИЧ рассказывают о своем опыте или же просят советов. «Мы переспали только раз. Один. ТОЛЬКО ОДИН. И всё? Этого достаточно?!» «Ему не нравились презервативы. Говорил, ощущения не те» «Я беременна. Отец положительный. Какова вероятность, что и ребенок будет с ВИЧ?» «Он умер. Теперь моя очередь» «Есть ли смысл продолжать? Может, и не надо лечиться. Пусть болезнь сделает свое дело. Устал» «Слишком долго. Позорно. Лучше уж самоубийство» Гук узнает много полезной информации. Например, пары, в которых один положительный, а другой — отрицательный, называются дискордантными. Оказывается, что можно жить много лет в браке с положительным человеком и не заразиться. Даже можно рожать здоровых детей. Конечно, вирус никуда не денется, но если найти хорошего инфекциониста, принимать препараты и выполнять предписания, то жизнь будет мало чем отличаться от жизни здорового человека. Однако общество может не принять. Страх, невежество, банальная ненависть. «Жить с ВИЧ сложно не только физически, но и морально: ты вечно под огнем чьей-то злобы», — пишет неизвестный, рассказывая о том, как потерял семью и друзей, узнав о своем ВИЧ-статусе. А как к Чимину относятся другие? Его ненавидит некоторое неопределенное количество людей, а что насчет близких? Семья, друзья и прочие. Чохи была добродушна и тепла, обнимала Пака со всей искренностью. Она знает о его недуге? Он вообще кому-нибудь из близких о нем сказал? Гука же посвятил. Не сразу, но ведь открылся! Чонгуку хочется поинтересоваться, но вопрос кажется недопустимо личным. Будет ли Чимин отвечать? Или же скажет что-то вроде «не лезь не в свое дело»? Чимин выходит из комнаты к девяти и сразу тащится в ванную комнату. Опять мыться. Сколько можно-то? Чонгук читал, что важно при ВИЧ-инфекции соблюдать гигиену, но это уже переходит все границы. От своего рвения Мин скоро кожу снимать будет. — В вашем медицинском центре есть группы поддержки, где вы обсуждаете ваши фобии? — смелея, интересуется Гук. — Фобии? — искренне не понимает Чимин, поворачиваясь к нему лицом. — Разве не из-за нее вы не вылезаете из ванной? Вы считаете себя грязным или заразным, вот и торчите там часы напролет. Знаете же, что во всем важна мера? Чимин молчит. Лицо не выражает эмоций. Чонгук уверен: он попал в цель. Гуку так-то все равно, как живет Пак, но все же эта тенденция к очищению вряд ли приведет к чему-то хорошему. Потому что Чимин не грязный. Да, у него ВИЧ, но несколько часов в горячей воде вирус из крови не растворит. Это то, с чем надо научиться жить. Чимин скребет себя остервенело, вымачивает в ваннах с солями и прочей ерундой, натягивает перчатки, но чище для самого себя не становится. Ему нужна чья-то помощь. Хорошо, если он ее уже от кого-нибудь получает. Нельзя же все оставлять вот так. — У меня нет фобии, — после длинной паузы выдает тихо Чимин. Голос звучит твердо, уверенно, непоколебимо. Но Чонгук не верит: Мин прячет взгляд, смотрит в сторону. Будь он уверен в том, что говорит, смотрел бы прямо в глаза. — Ну, раз нет, — пожимает плечами Чонгук, отворачиваясь. — Что вам заказать на завтрак? — Я не голоден. — Я прочитал, что людям с ВИЧ-инфекцией стоит придерживаться диеты. А также им не стоит пить. Да и вообще надо отказаться от вредных привычек. — Когда это ты успел переквалифицироваться из моего телохранителя в инфекциониста? — Надо же было чем-то занять себя ночью, — усмехается Чон. — В мои обязанности входит поддержание вашего здоровья. Не вредничайте. У вас же сегодня встреча. Хотите упасть в обморок от голода? Чимин мычит что-то в ответ, по гримасе видно, что сдаваться не хочет, упрямый же, будет сопротивляться до последнего, но через минуту мучительных размышлений он робко кивает, прося яичницу с беконом и кофе. — Вам кофе точно можно? — Чонгук, — строго цедит Мин. — Не перегибай. — Кофе так кофе, — сдается Чон. На этот раз Чимин проводит в ванне не так много времени, как это случается обычно. Да и выходит он из нее в очень приподнятом настроении. Похоже, он очень ждет встречи с важным человеком. Осколок ревности бьет прямо в солнечное сплетение Гука. Он старается не показывать свои эмоции, но его злит эта некая важная персона. К кому Мин так прикипел? Из-за кого так счастливо улыбается? Эта ревность абсурдна. Надо ее подавить, задушить и забыть. Чонгук пытается, разделяет себя и свои эмоции, но когда Чимин говорит: «Надо ещё что-то в подарок купить», — он не выдерживает. — С кем встреча? — спрашивает он нарочито важно, будто имеет право знать. — А ты с какой целью интересуешься? — недоверчиво хмурится Мин. — Я ваш телохранитель, поэтому должен быть осведомлен. — Что-то раньше ты об этом не говорил. Интересуешься только потому, что ты телохранитель, да? Не потому, что ты ревнуешь? Чимин начинает раздражать своей проницательностью. Он словно видит Чонгука насквозь, и тому категорически не нравится быть открытой книгой для любопытных карих глаз. Это он должен быть посвящен во все тайны души клиента, а не наоборот. Гук вновь надевает маску безразличия, равнодушно хрустит тостом, а в голове в панике перебирает варианты: что нужно ответить? Фраза должна быть меткой и наповал, чтобы Мину больше не захотелось продолжать диалог. Подобрать оружие такой силы сложно. Чимин языкаст, и, к несчастью, отвечать умеет. — А вы так хотите, чтобы это была именно ревность? — натягивая самую довольную улыбку, интересуется Чонгук. — Раз так, то, конечно, я вас безумно ревную. Удовлетворены? К удаче Гука, тарелка Мина оказывается на столе, а не у него на голове. Чимин ограничивается прожигающим нутро взглядом и молчанием, которые Гук трактует, как победу. У него получилось! И это было не так уж сложно. Надо всего лишь… — Иду на встречу со своим бывшим парнем в ресторан. А ты останешься на входе. Вдруг подумает, что я с тобой. Чимин обладает поистине сверхъестественной способностью. Он может довести Чонгука до точки кипения одной лишь фразой. Гук уверенно запихивает в рот тост до конца, не давая звукам негодования и злости литься, как из рога изобилия, заполняя просторный номер. Мин наблюдает с усмешкой. Победа все-таки за ним. Одевается Пак непривычно долго. Обычно он быстро собирается, а тут тратит уйму времени на одежду. Он выходит в знакомых Чонгуку черных брюках и черной шелковой рубашке с красным жилетом. Выглядит он, как обычно, потрясающе. Не иначе, как принц из какой-нибудь детской книжки с красочными иллюстрациями, которую мама читает на ночь, лаская глянцевые странички, ладонями пахнущими кремом с лавандой. Только вот на ее страницах он должен спасать не прекрасную принцессу, заточенную в высоченной башне, а завоевывать сердце угрюмого дракона, протягивая тому на закуску очередного несчастного. Аутентично. — Я выгляжу хорошо? — вдруг спрашивает Мин, подходя к Чонгуку, затягивая черно-красный галстук. Гук удивляется и ищет подвох. С чего бы Чимину этим интересоваться? Раньше его мнение Чона не интересовало совершенно. Это какая-то очередная шутка-подколка? Ловушка? Или же чистый, искренний интерес, вызванный важностью события и жаждой впечатлить бывшего возлюбленного? Ответ зависит от намерения. Но Пак смотрит такими жаждущими истины глазами, что Чонгук решает не юлить. — Вы выглядите прекрасно. Откуда сомнения? — Говорят, мне идет черный, — признается Чимин, поправляя сережки в ушах. — Мне кажется, что вам идет все. — Тебе бы поучиться лести. Звучишь неправдоподобно. — Я говорю честно. Вам бы поучиться верить другим людям. — Чонгук. — Хотите сказать, что платите мне не за то, чтобы я с вами препирался? — вздыхает Гук: опять на те же грабли? — Нет, — быстро отвечает Мин. — Спасибо. Колючки Чимина колют больнее, чем шипы прекрасных роз, кровь пускают и вызывают раздражение. Но он умеет быть милым и трогательным созданием, которому позволяешь себя подвергать пыткам и сам прокалываешь нежные подушечки пальцев колючками. Почему он не ведет себя так всегда? Зачем ранить всех? Даже тех, кто не желает зла и вообще изнемогает от нежности и сердечной муки. Чонгук поддается всплеску радости и хватает Мина за запястье, а затем теснит к стене, заставляя Пака стукнуться об нее лопатками. Разница в росте у них невелика, но Гуку все равно нравится нависать над Чимином, изучая эмоции на его зачастую бесстрастном лице. Сейчас Чимин спокоен. Даже чужая ладонь, сжимающая крепко (но бережно) запястье не смущает его. Он смотрит на Чона бойко, самоуверенно и почти насмешливо равнодушно. Чонгук его не впечатлил. Гук же желает немного иной реакции: смущение, неловкость, нервозность… Получает лишь оскал. Никакого страха. Он наклоняется к губам Мина. Хочет получить испуг, смешок или жалостливое «нет, не надо». А получает коленом в пах. Лягается Пак отменно. Не так сильно, но достаточно, чтобы отпустить запястье, пошатнуться и самому облокотиться об стену, оставив Чимина в покое. Чон опускается на колени, борясь с приступом боли. — У меня черный пояс по тхэквондо. Не думай, что я только на клавиши нажимать умею. — Это было очень самоуверенно с моей стороны, — сдавленно произносит Гук. — Чонгук, завязывай со своими брачными играми. — Завязать с сердцем нельзя, — приходят на ум Чонгуку слова друга. Мин ничего не говорит в ответ. Перед тем, как явиться в ресторан, Чимин решает отправиться в магазин за подарком. Как бы Чон ни гримасничал, переубедить Пака не удалось. Чонгук отвез клиента в ближайший торговый центр. Там Мин сразу же отыскал ювелирный магазин (ориентируется Чимин на местности определенно лучше Чонгука). Возможно, со стороны парень в панамке, очках и черной маске кажется странным. Так еще и с Гуком за спиной, который внимательно следил за обстановкой. Но Пак ведет себя уверенно, разглядывая бижутерию. Ему очень нравятся серьги с лунным камнем и гранатовые бусы. Он долго выбирает между ними и делает выбор в пользу сережек, которые тут же оказываются в красной бархатной коробочке. — Ваш бывший бойфренд тяготеет к женским побрякушкам? — ядовито интересуется Чонгук, наклонившись к Мину, рассчитывая его задеть. — Ты из какой пещеры вылез? Я, если ты не заметил, тоже ношу сережки. Гук осознает тупость предъявы, но его все равно раздражает, что Чимин с таким воодушевлением выбирает подарок. Да и вообще все утро Мин мучал планшет, выискивая лучший ресторан, чтобы вкусно накормить бывшего бойфренда. Чон и представить не мог, что настолько может быть ревнив. Наверное, все из-за тех слов. У них с Чимином быть ничего не может, а вот с бывшим парнем он весело идет на свидание, закупаясь подарками. Разве это справедливо? Чонгук уверен, что заслуживает к себе большего уважения. Он же вовсе не так плох. Вторым подарком оказывается шарф. Полосатый. Серый с голубым. Чимин потратил почти тридцать минут на его выбор. Долго выбирал между ним и чисто синим, затем потянулся к клетчатому и к пыльно-серому, но остановил выбор на сером с голубыми полосками (или же наоборот). Гук на кассе не сводил взгляда с прямоугольной коробки рапсово-желтого цвета, куда уложили шарф. С коробкой ничего не случилось. Очень жаль. К четырем часам они прибывают к выбранному Паком ресторану: огромному и весьма красивому заведению с розами на столах в элегантных вазах и официантами, свободно говорящими на пяти-шести языках. Чонгук паркует машину и тащится уныло за Чимином, готовясь к тому, что ему придется стоять у входа и занимать себя ерундой, пока Мин будет ворковать с бывшим любовником. Злит? Ужасно. У Гука зубы скрипят, и он все хочет сказать Чимину что-то очень едкое и противное, чтобы продемонстрировать свою злость. Вдруг Чонгук замечает, что на Паке нет его излюбленных белых перчаток. Еще в магазине они были. Ему хочется выразить гордость и как-то похвалить Мина, но кажется, что это будет не самый уместный комплимент. Быть может, Чимин наоборот разгорится злобой и напялит их назад. Перед стеклянной дверью Пак останавливается, поворачиваясь к Чону. — Стоило, наверное, тебе остаться в машине. Я же надолго. — Я постою тут. Все в порядке. Если будут проблемы, просто наберите мой номер. — Уверен? Не замерзнешь? Осень на дворе. — Если так волнуетесь, то быстрее прощайтесь с мерзавцем и возвращайтесь ко мне. Чонгук ожидает, что Мин разозлится. Нагло же прозвучало, да? Даже готовится к удару. Но вместо ожидаемой агрессии Чимин добродушно смеется, оголяя белоснежные зубы. Вдруг он открывает коробку с шарфом, достает тот из нее и укутывает в него Гука. Сердце Чонгука делает немыслимый кульбит. Он замирает. Едва дышит, не веря в происходящее. — Это бонус, — едва слышно говорит Чимин, а затем скрывается в теплом помещении ресторана. Если бы они были в другом месте, Чонгук бы не выдержал. Он бы взял и поцеловал. Гуку очень интересно, как же выглядит бывший парень Чимина. Это тот самый, что заразил его ВИЧ? Или другой? Чонгук слишком сильно дулся, чтобы поинтересоваться, а Пак и не подумал объясниться. Впрочем, и не должен был. Но было бы здорово узнать. Чонгук уверен, что он лучше. Куда уж лучше этого парня. Чон мысленно создает список своих исключительных достоинств, но быстро сдувается, понимая, что навык поедания острой лапши на скорость Чимин вряд ли отметит так же высоко. Небо темнеет, заполняется хмурыми тучами, готовыми отдать влагу земле. Чонгук с любопытством наблюдает за тем, как затягиваются просветы голубого неба, словно их закрашивает кисточкой чья-то умелая рука. Совсем скоро хлынет дождь. Гук стоит под широким козырьком рядом с деревянной скамейкой, урной и пустой клумбой. Дождь не заденет, но холод достанет. Как бы не простыть. Чон даже подумывает о том, чтобы написать Чимину смс и пойти к автомобилю. Там переждать дождь будет проще. Но все еще скребется ревность в груди. Хочется Чонгуку убедиться, что бывший парень Мина — сказочное ничтожество, недостойное такого, как Пак, парня. Поэтому он намеревается упрямо ждать, прислонившись к кирпичной кладке. Интересно, как долго продлится встреча? Чимин выглядел очень счастливым и взволнованным. Наверное, они будут долго говорить. Проходит двадцать минут. Чонгук пишет Хосоку от скуки, спрашивая, как дела, а тот кидает уйму рыдающих смайликов. Судя по всему, вновь что-то с Тэхеном. Разбираться сейчас нет смысла. Это дело пары кружек пива и тишины. Надо как-нибудь встретиться с хеном. Вот закончит работать на Чимина и тогда… И, правда, совсем немного же осталось до расставания. Неужели это будет конец? Гук еще не успел серьезно поразмыслить об этом, поэтому тень будущего окутала сердце тревогой. Не хочется с Чимином окончательно разрывать связь. Их отношения — хлипкий домик из красного кирпича, который Чон старательно и самоотверженно строил, пока Мин выступал в роли сил неистовой природы и все пытался загубить их, между прочим, совместное сооружение. У них уже есть что-то. Немного откровенности, понимание, желание. Неужели после расставания все придется жирно перечеркнуть и никогда к этому не возвращаться? Наверное, Чимин будет рад такому повороту. Без лишних сантиментов отбросит ненужное знакомство. У него Япония, богатство, музыка, обожание, цветы сакуры… У Чонгука деньги, поиски квартиры, поиски работы. Слишком уж разные жизни, чтобы часто сплетаться вместе. Гук пытается отдаться мечтам. Вообразить, что они с Чимином пришли к соглашению, забыли о ВИЧ и отдались водам любви. Какая бы их тогда ждала жизнь? Мин бы продолжал играть и сочинять музыку, а Чонгук отважно везде следовал за ним, защищая от всех опасностей и освещая путь? Слабо верится в такую сахарную иллюзию. Чон осознает, что ему нужна работа, а Чимину безопасность, но помочь в этих делах они вряд ли друг другу могут. У Чонгука должна быть какая-то другая работа, которая не делает его паразитом на Паке. Вероятно, Мин, даже если они начнут встречаться, рванет в Японию. Там тише, спокойней, там его дом. А может ли Чонгук так же оборвать всё и отправиться в чужую страну? Гук никогда не задумывался об этом серьезно. Взять и куда-то уехать. Навсегда. Да разве кто-то может принять такое решение за пару минут обдумывания? Чонгук ничего против Японии не имеет, но он кореец, да и языка не знает. Вряд ли страна примет его с распростёртыми объятиями и прижмет к горе Фудзи. Это не то решение, которое сейчас может принять Гук. Об этом надо много думать, рассуждать, взвешивать «за» и «против»… «Еще скажи, что все будут о тебе тосковать», — ехидничает внутренний голос. Чонгук недовольно щелкает языком. На самом деле его действительно тут почти ничего не держит. Только мама с ее редкими звонками и Хосок с Тэхеном. Вот и все. «Ради него ты готов уехать?» — спрашивает самого себя Чон, рассчитывая, что ехидно звучащий внутри голос сейчас поделится таинством, откроет сердце, до которого безуспешно пытается достучаться Гук. «Я не знаю», — стучит в висках. Не знаю. Не знаю. Не знаю. Начинается дождь. Он ритмично барабанит по козырьку и щедро поливает улицы, наполняя воздух свежестью. Чонгук делает глубокий вдох, наслаждаясь какофонией дождя, выискивая в ней мелодию схожую на сердцебиение взбудораженного сердца. Вдруг дверь ресторана с лязгом открывается. Гук бросает быстрый взгляд на вышедшего человека. Им оказывается уже немолодая женщина в платке, очках и теплой куртке. Она боязливо оглядывается по сторонам, а затем торопливо семенит в направлении остановки. Чонгуку кажется она знакомой. Будто бы он уже с ней встречался. Гук не успевает понять, где видел ее раньше, как дверь открывается вновь и на улицу выбегает Чимин, догоняя торопящуюся женщину прямо под дождем. — Мама! Прошу тебя! Хотя бы выслушай! — молит Мин, настигая ее, хватая за руку. Тут женщина резко вскрикивает и с силой бьет Чимина, чтобы оттолкнуть. В худосочном тельце немолодой леди сил не так много. Вряд ли она могла нанести серьезный удар. Но Мин отступил, испугавшись ее бурной реакции. Чонгук стремительно шагает к ним и видит, какой ужас застыл на лице несчастной. Она в настоящей панике. — Никогда не трогай меня! — кричит она, прижимая к груди дрожащие руки. — Никогда! — Хорошо, хорошо, — нервно соглашается Чимин, пряча руки за спину. — Только давай поговорим, хорошо? — Мы уже поговорили, — страдальчески выжимает из себя женщина, сдерживая слезы, застывшие в покрасневших глазах. — Чимин, если ты еще любишь, то прекрати. Хватит преследовать нашу семью. Я прошу тебя. Мы достаточно настрадались из-за тебя. — Мама, пожалуйста, выслушай меня. Женщина отрицательно качает головой, прикрывая ладонью полные губы, которые унаследовал ее сын. — Он не готов… И я тоже. После этих слов, она спешно уходит. Чимин стоит на месте, не двигается, позволяя дождю полностью захватить себя. Чонгук не знает, когда уже стоит вмешаться. Он стоит в нескольких шагах от него и не знает, что сказать. Ему не хотелось становиться свидетелем сцены. Получается, встреча была не с бывшим парнем, а с мамой. Вновь Мин его обманул. Чон должен разозлиться, но он рад. Неправильно рад для такой ситуации. — Мама! — вдруг кричит Мин. — Пожалуйста! Не оставляй меня! Он зовет ее, как потерявшийся в парке ребенок. Так же отчаянно и безутешно. Но она его не слышит, продолжая шагать вперед, прижимая к телу сумку. Люди оглядываются, дожидаясь продолжения занимательного представления. Чонгук видит их злорадные и насмешливые лица и понимает, что пора ехать домой. Да и Чимин уже весь промок. Он подходит к нему, снимает с себя пиджак и накрывает его, пытаясь укрыть от дождя. Мин не двигается. Лицо без выражения, а взгляд остекленел. Он смотрит вдаль. Из-за дождя непонятно: плачет он или нет. — Вы так подхватите простуду, — говорит Чон, пытаясь закрыть собой Мина от любопытных глаз. — Пойдемте в машину. Я отвезу вас в отель. Чимин не сопротивляется, позволяя себя увести и усадить в машину. Взгляд все так же бессмысленен, эмоций нет. Чон пристегивает его на всякий случай. — Вас накрыть? В багажнике есть покрывало. Будет теплее. Мин ничего не отвечает. Чонгук сам принимает решение, вытаскивая клетчатый плед и укутывая в него клиента. Чимин не говорит всю дорогу, а в отеле сразу идет в ванную. Обычно Гук дожидается Мина на диване, но сейчас ему чересчур неспокойно, чтобы сидеть и ждать. Поэтому он становится напротив дверей ванной комнаты, скрещивает руки на груди и дожидается, когда Мин закончит с водными процедурами. Прощальный разговор с мамой, судя по всему, шокировал его. Надо как-то выразить ему поддержку. Чон не знает, какие Мину нужны сейчас слова, но он хочет помочь. Только вот каким образом? Неужели словами можно прикрыть такую чудовищную рану? Может, будь на месте Гука кто-нибудь другой, он бы смог придумать что-то хорошее, а у Чона только улыбка и неловкое и бессменное «Все хорошо?». Тишина за дверью вдруг разбивается звуком воды. Мощным и даже чуть пугающим. Чонгуку это не нравится. Мин обыкновенно сначала принимает душ, а затем нежится в ванне, играясь с пенками и всевозможными добавками. А сейчас Гук отчетливо слышит, как свирепствует душ. Почему-то Чон уверен, что это не к добру. Тревога щекочет внутренности. Чонгук выжидает несколько минут, надеясь, что вода перестанет неистово литься. Однако ничего не происходит. Поэтому Гук подходит к двери и стучится. — Эй, все хорошо? — повышая голос, спрашивает он. Ответа не следует. Чон еще пару раз стучит, но получает в ответ только гнетущую тишину. Он отходит от двери в противоположную сторону, барабанит пальцами по гладкой поверхности стены. Успокаивается. Душит тревогу. Но страх не отпускает, впиваясь в его душу когтями гарпии. Надо забить и спокойно сидеть в гостиной, развалившись на диване и не сводя глаз с телевизора, вникая в перипетии драматичной любовной линии: она любит его, но он помолвлен, однако, его сердце всегда будет с ней, только вот соперник не дремлет, надеясь ее завоевать хитрым способом, пока за ним самим бегает ее сестра, влюбленная в него с первого взгляда… «Не делай глупостей», — просит себя самого Чонгук, но уже шагает к двери и резко открывает её. В комнате душно, влажно, нечем дышать, вьется клубами белый пар. Чимин сидит в ванной, прижав к груди колени и опустив голову, а по его спине жестоко бьет горячий душ. Под действием адреналина Чон преодолевает расстояние до ванной в считанные секунды и перекрывает поток воды, закручивая вентиль до упора. Чимин не двигается. Спина его сильно покраснела и выглядит болезненно. — Какого черта?! — рычит Гук. — Свариться хотите?! Чимин молчит, а через минуту спокойно поднимается, переступает бортик, становясь на белый коврик. — Подай полотенце, — совершенно спокойно произносит он, не поворачиваясь лицом к Чону. — Вы с ума сошли?! — не успокаивается Чонгук. — Вода горячая, но не обжигающая. Это что-то вроде контрастного душа. — За идиота меня держите? Чонгук берет полотенца с полки и кидает их в ноги Чимину, а затем выходит из ванной комнаты, с грохотом закрывая дверь. У него зла не хватает. Этот Пак Чимин! Совсем уже головой уехал! Гук отчаянно старается успокоиться, нарезает круги по комнате, сжимая и разжимая кулаки, считает от одного до десяти и назад и так до тех пор, пока из ванной не показывается Мин. На этот раз он не надел халат. На его бедрах висит полотенце, а другим он вытирает волосы. — Покажите спину, — командует Гук, подходя к клиенту, испепеляя того взглядом. Чон не уверен, что Мин его послушается, но тот все же поворачивается, демонстрируя искалеченную кожу. — Покраснело. Нужно хотя бы мазь нанести. — Все в порядке. — Молчите, — требует Чон. — Садитесь на диван. Пока Чимин покорно устраивается на диване, Чонгук достает тюбик мази из своей личной аптечки. Хосок тогда смеялся (да и Гук с ним): при каких обстоятельствах может понадобиться эта мазь? Глупость же. Примерно такая же, как сидеть под горячим душем, дожидаясь… Чего дожидаясь? Чон вдруг понимает, что не может даже вообразить на кой черт себя калечить. Из-за того, что мама отвергла? Это плохо, но не конец же света! Чимин совсем не кажется трепетной ланью, тонкой и все остро чувствующей натурой, у которой от любой неурядицы сердце разбивается и ртутью разбредается по периметру. Так какого черта он творит? — Повернитесь ко мне спиной, — просит Гук, присаживаясь на диван. Чимин вдруг поворачивается и с ужасом глядит на его ладони, сжимающие тюбик. — Надень перчатки, — говорит твердо Мин, не сводя глаз с рук Чонгука. — Серьёзно? — не верит Чон. — Хватит глупостей. Это дело минуты. — Пожалуйста, надень перчатки, — требует Чимин, мотая головой. — Надень перчатки. Чонгук бы поспорил, но разве можно сейчас медлить? Нужно срочно где-то найти эти долбанные перчатки. Или на худой конец пакеты. Он выходит из номера и находит горничную, которая следует в подсобку за чистящим средством. Чон не вдаваясь в подробности, просит у нее чистые перчатки. Девушка быстро моргает, переспрашивает, не представляя, зачем те могут понадобиться писаному красавчику. — А целлофановые подойдут? — спрашивает она, вытаскивая маленький квадратик из передника. Гук благодарит ее за помощь и уходит, не оборачиваясь, слыша, что девушка робко просит номер его телефона. В номере Чимин уже лежит на животе и водит пальцем по полу, собирая пыль и грязь. — Я принес перчатки, — сообщает Гук, махая ими перед лицом Мина. — Хорошо, — тихо отвечает он. Чонгук надевает перчатки, выдавливает на ладони мазь и втирает ее в плечи и шею Пака, попутно внимательно осматривая повреждения. Кожа слегка покраснела, но волдырей нет. Вода была не так горяча, но посиди Чимин в ней подольше, то точно бы покраснением не отделался. Придурок. Паку повезло, что Гук быстро додумался открыть дверь и заглянуть внутрь. — Больно? — спрашивает Чон, снимая перчатки. — У меня высокий болевой порог, — признается Мин, поднимаясь. — Я знаю, где грань. Тебе не стоило так суетиться. Еще чуть-чуть и Чонгук начнет кричать. Он встает с дивана и отходит в сторону, делает глубокий вдох и старается говорить как можно спокойней. — Не знаю, что у вас там произошло, но ни к чему заниматься членовредительством. Вы взрослый человек или нет? Это недопустимо вести себя… — Да что ты обо мне вообще знаешь? — раздраженно цедит Чимин. — Ты и представить себе не можешь, как я живу! Так сделай одолжение и заткнись! Никто тебя о советах не просил! Пак ужасно расстроен и зол. Чонгука даже пугает его гнетуще-печальное настроение. Настолько разбитым он его еще не видел. Это пик. Максимум. Гук не представляет, что должен делать. Ему стоит сказать что-то утешительное? Вроде: «Все будет окей»? Да кому вообще сдались эти дешевые слова поддержки? Чонгуку они тоже не помогли. Вдруг Чимин стонет от невысказанной боли и закрывает лицо руками. Ему очень больно. Но дело не в травмированной коже на плечах. Это другая боль. Куда более сильная и долгая, которой Мин подвергается давно. Оттого он и не может сдержать стона. Он от нее безумно устал. Гуку сложно понять насколько же тяжко его бремя, но вряд ли Чимин играет на публику, выискивая в зрителях сострадание к себе. Чонгуку его жалко. Мин ведь не такой плохой. Конечно, святым его не назовешь, да и невыносим он временами, но он неплохой. Даже наоборот… — Я просто хотел, чтобы она меня обняла, — вдруг произносит Чимин. — Я… Я же лечусь. Если она дотронется до меня, то ничего не случится. В голосе Пака слышатся слезы. Чонгуку становится совсем невыносимо. Он терпеть не может этих сцен. Когда кто-то рядом плачет, он чувствует себя унизительно бессильным и бесполезным. Даже когда умер отец, он не смог остаться с матерью и разделить ее горе. Для него это слишком — смотреть на то, как люди плачут и ломаются, разваливаясь на куски, открывая сокровенную сердцевину своей души. А ты на это смотришь и не знаешь, что делать. Да, тебе дали посмотреть, узреть воочию муку и боль, но что с этим знанием теперь делать? Пригладить и сказать, что все будет хорошо? Ничего же не изменится! Рана останется раной, а человек с ней останется с болью, а Чонгук так и будет лишь презренным наблюдателем, который ничего не может сделать для близкого сердцу человека. — Я их всех разочаровал… Я неудачник… Чимин утонет в грусти, боли и ненависти к себе. Чонгук видит, как скрывается его светлая макушка под едко голубой волной. Сейчас его унесет окончательно в безбрежный океан отчаяния. «А ты будешь стоять, и смотреть», — не спрашивает, уверенно утверждает внутренний голос. Хоть раз сделай ты что-то полезное! Чонгука вдруг озаряет. Возможно, очередная абсолютно тупая мысль. — Ты бесполезный и глупый идиот, который до конца жизни останется обузой и неудачником. Чимин убирает руки от лица и поднимает красные от слез глаза на Чона, не понимая. — Так сказал мой отец перед смертью, — объясняет Гук, усаживаясь рядом с Мином. — В общем-то, он прав. Я именно такой. Он не хотел об этом рассказывать. К чему? Будто его кто-то будет гладить по головке и жалеть. Да и не нужно ему это! Он сам во всем виноват. Это его жизнь и он жил ее так, как считал нужным. Даже Хосоку он не стал все подробно расписывать, зная, как серьезно хен к этому отнесется. А зачем? Реальность она такая. От того, что об этом будет знать кто-то еще, она не трансформируется во что-то другое, а мертвый отец не воскреснет. Жизнь переиграть нельзя. С этим Чонгук успешно (вроде бы) смирился. Если кто-то должен услышать эту скучную и унылую историю, то пусть это будет именно Чимин. — Я потерял Ёнджу, когда отказался заводить с ней семью. Затем я отказался пойти в университет, разочаровав родителей. Потом я ушел в армию, вновь всех разочаровав. Затем я вернулся, а мой отец умирает. И я не нашел ничего лучше, чем разочаровать его еще раз, отправившись учиться на телохранителя. А когда я получил желанную работу, когда свернул горы и обрел место, о котором больше всего мечтал… Я вновь всех разочаровал. Чонгук пытается не заострять на этом внимание. Осознание больно режет, грубо бьет и истязает постоянно. Всякий раз, когда он думает обо всех неудачных событиях, сложенных в цепочку, ему становится невыносимо стыдно. Перед всеми. В часы сплина, когда он поддается разрушающему чувству стыда, он сильнее всех на свете ненавидит себя. «Это моя жизнь и только моя», — повторяет он остервенело мантру, пока не забывается тоска, и не стираются из воспоминаний слова близких и их угрюмые голоса. — Я был телохранителем у одного обеспеченного клиента. У нас сложились довольно хорошие отношения. Об этой истории знает только Намджун и Хосок. Знают ее в том виде, в котором ее видит Чонгук. У остальных другие версии: искаженные, перевернутые, преувеличенные. По-настоящему все было вот так. Гук и не думал, что когда-то будет рассказывать об этом. Уже прошло. Уже неважно. Вроде бы. Чонгук хочет, чтобы было неважно. Урок извлечен. Кара получена. Что еще надо? — Он сильно напился. Я тоже немного выпил и… Я ему очень понравился и он… В общем, я стоял у стены, а он терся о мои бедра членом, пока не кончил. Чонгук смутно помнит тот день, когда они заказали вино и карбонару. Одно точно: им было очень весело. Он был весьма успешным бизнесменом, который любил развлекаться и с телохранителями зачастую имел дружеские отношения. Он только что заключил очень выгодный для себя контракт и пригласил Гука в свой личный загородный дом, спрятанный в густых зарослях, где они пили вместе вино. Гуку было сказочно весело и хорошо. Хозяин отлучился в ванную, чтобы сполоснуться, а Чон разбирал его виниловые пластинки, посмеиваясь над изысканным вкусом клиента. Тогда он вышел из ванной. Чистый и свежий в белом халатике. Чонгук все смотрел на пластинки, читал названия, когда мужчина подошел к нему со спины и крепко обнял, прижавшись всем телом, дав ощутить свое возбуждение. Гук не знал, чем все это закончится. Он не помнит, как оказался прижатым носом к стене. Зато помнит, как царапал ее яростно ногтями, пока боров терся о его брюки членом и стонал, дыша влажно в шею. — Я позволил ему это сделать. Не знаю почему. Потом я понял, что мне тошно. И от себя, и от него. Я разочаровался в себе. Не думал, что ради денег опущусь настолько. А потом… Дальше все совсем, как в густом тумане. Чонгук помнит, что когда все было кончено, он резко развернулся, оттолкнув от себя клиента. Тот был красный, поплывший и ужасно счастливый. — Глаза мне застелила такая ядрёная злоба. Я больше не мог себя контролировать и разбил ему лицо. Об этом узнали в агентстве, меня уволили и хотели даже лишить лицензии и затащить в суд, но обошлось, потому что он испугался, что я всем расскажу о том, что было там, в загородном доме. — Чонгук… Позорная история. Чонгук не хочет слушать слова утешения. Хватило тогда Хосока, который пребывал в настоящем ужасе от услышанного. Гук наслушался слов поддержки, поэтому даже не рассказал маме и Тэхену истинную причину своего ухода. Проще было сказать «Меня уволили», чем объяснить, почему позволил какому-то мужику мастурбировать о собственные бедра. — Я сплошное разочарование, Чимин. Постоянно выходит так. Но, как мне кажется, что в этом и есть суть жизни. Всегда будет идти что-то не так. Вечно будут те, кому мы не нравимся, и кого сам факт нашего существования разочаровывает. Но это не значит, что мы должны быть несчастны. Моя жизнь полна ошибок. Да и жизнь любого человека тоже. Но она продолжается. Не дай назойливым голосам заставить тебя перестать любить самого себя. Чону, правда, стыдно за то, что он не оправдал ожидания всех близких. Но это уже пережитый этап. Всем угодить не выйдет. Да и большинство людей всегда будут искать в тебе недостатки. Так хотя бы ты сам должен ценить себя, холить и лелеять. Жизнь так коротка. Потратить всю ее на слезы и ненависть к себе так тоскливо и больно. Нужно найти что-то другое. Найти свой собственный свет, обрести маяк в мире упущенных возможностей и безвозвратно утраченного времени. «Жизнь коротка», — повторяет про себя Чонгук и накрывает ладонь Чимина своей. Вновь хочется рисковать. Гук наклоняется к Мину, погруженному в думы, и невесомо целует в шею. Чимин не реагирует. Поэтому Чонгук его приобнимает, вновь касаясь губами открытой кожи. — Какого черта ты делаешь? — вспыхивает Чимин, поднимаясь и впиваясь в Чона злым взглядом. — Просто подумал, что так бы мы могли сбросить напряжение. Ты давно сексом не занимался? — Чонгук, ты меня вчера слышал!? У меня ВИЧ! — И что? Люди с ВИЧ-инфекцией сексом, что ли, не занимаются? — расслабленно произносит Гук. — Слушай, раз мы оба нравимся друг другу, то давай переспим. Без обязательств. Просто ради удовольствия. — Ты чокнулся! — свирепеет Мин. — До тебя не доходит, что ли? — Нет, это просто ты нагнетаешь. Ну, ВИЧ у тебя, я в курсе. И что с того? Ты проходишь ВААРТ, да и презервативы придумали давно. — Ты вообще себя слышишь? — Похоже, что только ты меня не слышишь, — поднимается с дивана Чонгук и становится напротив Чимина. — То, что у тебя ВИЧ, не значит, что надо заматываться в простынь и ползти на кладбище. Пак хочет его ударить, дать пощёчину, но Гук перехватывает ладонь, переплетая пальцы, заставляя Чимина краснеть и извергать еще больше гневно-смущенных тирад. Мин вырывается и уходит, запираясь в своей комнате. Отлично поговорили. Продуктивно. «Теперь он меня точно ненавидит», — решает Чон, заваливаясь назад на диван. Он хотел Чимина как-то подбодрить. Стоило остановиться на словах поддержки. Но захотелось большего. Секс — не самое плохое утешение. Зря Пак отказывается. Чон задумывается, а поступил ли он верно, рассказав обо всем этом? Наверное, да. Кажется, что Чимин считает себя исключительно несчастливым, прямо эталоном неудачника, когда газеты раньше называли его обласканным богиней удачи. Пусть видит, что не только у него проблем целый лес. ВИЧ-инфекция, конечно, не подарок, но к чему так убиваться? Руки целы, ноги целы, голова на месте (пусть и мозги в ней спеклись). Создавай музыку самозабвенно и наслаждайся жизнью. ВААРТ убережет от СПИДа и не даст раньше времени склеить ласты. Конечно, если Чимин будет соблюдать предписания, а не стремиться к самоуничтожению. Вдруг раздаётся трель. Чонгук тогда у ресторана не успел перевести телефон в беззвучный режим. Пишет Хосок. «Гук-а, я у вашего отеля, нам надо срочно поговорить», — Сок редко пишет сообщения такого плана. Значит, что-то реально серьезное. Чон не против проветриться после унылой исповеди и очередной ссоры с Паком. — Мне надо уйти, — приоткрывая дверь в комнату Мина, но, не заглядывая в нее, говорит Чонгук. — Я приду через час или два. Молчание — знак согласия, решает Гук, отправляясь на выход, не забыв укутаться в подаренный Чимином шарф. Хосок оказывается недалеко от отеля. На нем шорты цвета хаки и черная толстовка. Выглядит он крайне взбудораженным и нервным. Явно, не к добру. Они отправляются в ближайший парк. Дождь прошел, но влага осталась. Дышать приятно и легко. Они бредут по выложенной мелким серым кирпичом дорожке и молчат, пока Хосок, собравшись с духом, не решается заговорить: — Прости, что позвал тебя, но мне очень надо было с кем-то поговорить, — торопливо говорит он, без конца дергая за собачку на кармане шорт. — Ты мог просто позвонить, хен. Что случилось? — Короче, у нас с Тэхеном был секс. — Что? — переспрашивает Гук, не веря. — Настоящий секс! — восхищенно говорит Сок, глядя в небо и размахивая руками. — Он позвонил мне, попросил встретиться, я пригласил его к себе и он с порога меня засосал. — Офигеть… Чонгук и не думал, что у них все так быстро разрешится. Это же Тэхен и Хосок! Они столько лет хороводы вокруг друг друга водили. Что произошло? Откуда такая резкая перемена? Гук удерживает челюсть от падения и пребывает в крайней степени восхищения. Кто бы мог подумать! — Потом мы переместились в спальню, сначала я его взял, а потом он меня, — смущается хен, отводя глаза. — Я так стонал, что охрип. А утром он готовил нам завтрак, и я в качестве благодарности сделал ему минет. У нас ебучий медовый месяц, Чонгук-а! Господи, только бы мы ничего не испортили. Только-только у нас что-то начало получаться. Ну, а что новенького у тебя? — У человека, который мне нравится, ВИЧ-инфекция. — А, вот, как, — не слыша Гука, говорит Хосок, все еще купаясь в воспоминаниях о страстной ночи, но тут до него доходит: — Стой! Что ты только что сказал? У кого ВИЧ? — У человека, который мне нравится. — Стой-стой! Какой ВИЧ? Откуда? Вы спали? Без презика? Чонгук, только не ври мне! Хосок окончательно переключился из режима «вечный любовник» в режим «мамочка Чон Чонгука». — Да не было у нас секса, — отмахивается от чересчур взволнованного хена Гук. — Он мне сказал, что у него ВИЧ. — Твоя подружка — шлюха? Или наркоманка? — Хен, ну какого хера? — мрачнеет Чонгук. — Ее заразил бывший партнер. — Ты уверен? Ну, что это правда? Она не врет? Чтобы, например, вызвать в тебе жалость? — Хосок, еще слово в таком ключе о человеке, который мне нравится, и я с тобой общаться больше не буду. — Эй, ты чего? — Ничего! Просто перестань нести чушь. ВИЧ не только у проституток и наркоманов. — Окей, — поднимает вверх руки Хосок, сдаваясь. — Тебе лучше знать. Прости за резкость. Я не знал… В общем, сморозил глупость. — Из-за этого она не хочет со мной быть. — Оно тебе надо? Ну, отношения с ней? — Мне она нравится. Я бы хотел попробовать. То есть, ну, если бы ВИЧ не было, мы просто попытались встречаться. Почему сейчас нельзя? — Ты знаешь причину, Гук-а. Тебя не напрягает? Ну, отношения с… Ты меня понял. — Сначала меня это испугало и покоробило, но я многое узнал и теперь не так страшно. Я понимаю, что это болезнь, но мне кажется, что мы можем встречаться. — Ты сказал ей об этом? — О чем? — О том, что все понимаешь и готов рисковать. Может, она боится, что сломает твою жизнь своим присутствием. Или думает, что для тебя это минутное увлечение. Ты просто хочешь ее трахнуть или все у вас серьезно? — Не знаю. — Что это значит? Чонгук, надо как-нибудь определиться. — Я просто хочу быть рядом с ней. — Вам надо поговорить по душам. Где-то Чонгук уже слышал такой совет. Они говорят с Хосоком еще о всякой ерунде. Гук желает Соку удачи с Тэхеном, обещая поговорить с Кимом, как освободится, чтобы узнать, что он думает насчет их отношений. Хен подбадривает Чона, говорит, что если от него откажется персона с ВИЧ, то он ничего не потеряет! Ведь кругом столько хорошеньких девушек! Гук тянет тоскливую улыбку. Ему так-то никого и не хочется. Пока его интересует только Чимин. Если ему не интересно, то… Может, стоит побыть одному. Раньше же был. Чонгук прощается с Хосоком, обещая перезвонить, когда освободится. В номере отеля привычно темно. Чимин так и не вышел. Чон стучится к нему в дверь и говорит, что пришел, но реакции не следует. Значит, все еще злится. Чонгук сначала думает извиниться, но за что? Он ничего не сделал. Всего лишь попытался поддержать. Чон ложится на диван, кутается в шарф и слушает «Легенду об одном самоубийце». Чимин реально гений. Чонгук слушает альбом несколько раз, а затем останавливается на полюбившейся «Колыбельной для самоубийцы». Музыка его успокаивает, полностью расслабляясь, и Гук поддается сну. Просыпается Чонгук через несколько часов. Он встает с дивана с решительным намерением. Хосок прав. Им надо поговорить. Для начала надо определиться, что именно нужно сказать Мину, но Гук вечно действует на опережение: сначала что-то сделает, потом разгребает последствия. Чонгук открывает отважно дверь в комнату Пака, совершенно не зная, о чем будет говорить. Чон смотрит себе под ноги, сжимает дверную ручку и открывает рот, собираясь показать самый стремный экспромт: — Знаешь, я тут понял, что хочу сказать тебе, что мне все равно на ВИЧ. Ну, то есть, болезнь — это отстой. Но ты это не только ВИЧ. Ты Пак Чимин. Гениальный пианист! Ты добрый парень, пускай временами и жутко вредный. Ты мне нравишься. Не знаю, чего именно я хочу от наших отношений. Я просто хочу быть рядом и, в общем… Чонгук не успевает закончить речь, как на пороге появляется Чимин в одной только белой рубашке на голое тело. — Ты меня слышал? — интересуется Гук, смущаясь, боязливо глядя на Мина. — Я не хотел бы повторять, потому что… Гук не успевает договорить. Он не успевает даже подумать, как Чимин хватает его за воротник и наклоняет к себе, хищно впиваясь в губы. Чонгук чувствует чужой язык во рту и горечь виски. Он не думает. Подчиняется инстинктам, заключая Мина в объятия и отвечая на страстный поцелуй. На часах пробило 00:00.