***
В тот момент, когда Вероника проливала горькие слёзы, а Элизабет молча сидела на своей постели и всматривалась в стену, Янис занимался менее полезным делом — выпивал. Дорогой джин должен был притупить горе, но пока со своей задачей он справлялся слабовато. А чем хуже становилось состояние Яниса, тем больше он пил. Обычно, когда он впадал в меланхолию, к джину, также, прибавлялась какая-нибудь хорошенькая девочка, но это не тот случай. В конце концов, он только что похоронил друга. Лучшего друга. В тот момент, когда он узнал, что Сильвер пустил себе пулю в лоб, когда он понял, что больше никогда в жизни его не увидит, он не смог в это поверить. Два дня до похорон Сильвера, ему казалось, что его просто разыгрывают. Это не могло быть правдой. Это всего лишь дурной сон. Но только увидев его мертвое тело в гробу, отрешённое выражение лица Элизабет, заплаканное лицо Вероники, он понял, что это правда. Вместо хорошенькой девочки рядом сидела Дорис. Она была совершенно трезвой, и уже битый час сидела с вдрызг пьяным Янисом, исключительно из цели проследить, чтобы он в таком состоянии ничего не натворил. Её лицо выражало высшую форму раздражения, но она старалась сохранять спокойствие. — Это ведь я во всём виноват… Чёрт меня потянул доложить на него полиции! — начал он излюбленную тираду, которая, за последний час, повторялась как минимум шесть раз, — Он ведь наверняка застрелился из-за этого! — Я тебе уже который раз пытаюсь втолковать, Янис! Ты тут совершенно не причём. И полиция тоже не причём. Знаешь, что я думаю? Это ведь Элизабет, с этой проституткой, Вероникой, легко могли застрелить Сильвера! — она аж вскочила со стула, когда эта мысль осенила её, — Им это ничего не стоит, они с лёгкостью могли выдать это за самоубийство! Им выгодно, выгодно получить его наследство! — Да? Дорис, я знаю Элизабет Кэррауэй восемь лет, ещё с тех пор, когда она была Элизабет Бейкер. И она бы не при каких обстоятельствах… Он не сумел договорить, его тут же перебила Дорис. — Я и не говорила, что она сама до этого додумалась. Конечно же, её подбила на это Вареску! — Ронни? Да что ты, ты слишком плохо о ней думаешь. Вероника вовсе не такая. — Да? Да это ты слишком хорошего о ней мнения! Ради денег она способна на всё. Она же спала с тобой, только чтобы выйти за тебя замуж, вернее, не за тебя, а за твой кошелёк! — Правда? А я-то думал, что это просто потому, что она крайне легкомысленная особа… — Она гораздо коварнее, чем мы себе представляем. Это ведь только из-за неё погиб Сильвер, только из-за неё! И ей надо отомстить за него. Жестоко отомстить.***
Элизабет всё ещё смотрела в стену, или вероятно, пыталась смотреть сквозь неё. Она не была способна на что-либо другое в тот момент, и находилась в своеобразном трансе, но её вырвал оттуда тихий голос: — Мэм? Извините, я могу с Вами поговорить? Это касается… Это касается Вашего мужа, — на пороге спальни стояла их служанка, Дороти. Она явно была взволнована, слегка переминалась с ноги на ногу и теребила подол своего платья. — Да, конечно… — Элизабет была удивлена до глубины души подобным, но думала, что Дороти просто выскажет свои соболезнования. — Дело в том, что… Я не знаю, как бы начать этот разговор… Так вот, в тот злополучный день, когда мистер Кэррауэй… Ну… Вы, я думаю, поняли. Так вот, в тот день, незадолго до того, как всё случилось, когда Вы и мисс Вареску ушли на прогулку, я открыла дверь нескольким полицейским. Они попросили проводить их в кабинет мистера Кэррауэйя. Когда я привела их туда, он сказал мне, что я могу идти в свою комнату, так я и сделала. Они, вероятно, о чем-то разговаривали, я переживала за мистера Кэррауэйя. Но через пятнадцать минут я услышала выстрел. Я уверена, уверена, что это не он сам, это были они! Я так испугалась, что заперла дверь своей комнаты. В скором времени, они уходили, вероятно, они забыли обо мне. Они проходили мимо моей двери, и я слышала часть их разговора. Они говорили о Вас, мэм и о мисс Вареску. У Вас серьёзные проблемы, мэм. Скорбь, как остатки сна, ушла из сознания Элизабет. Её захватила одна мысль — спасти себя и Веронику. Она спешно вошла в её комнату, распахнув дверь, и пока та не успела опомниться, сказала: — Собирай вещи, Ронни, живо! Мы едем в Глазго, я потом всё объясню, сейчас нет времени!