***
Утром я подскочил на постели оттого, что некий предмет ударился о мою голову. Захлопав ресницами я увидел на соломе зеленый такы — местный плод, практически такой же, как земное яблоко. Оглянувшись, встретил озорной взгляд Эйстрел, которая просунула голову в щель между стеной и крышей, заменявшую в казарме окна. Девушка, которую я собирался «научить готовить суп» принесла мне на завтрак яблоко — уже хорошо! - подумал я, выходя на улицу и демонстративно откусывая зеленый, хрусткий бок. С восхода солнца прошло наверное уже около часа, но в казарме все спали, очевидно побудки по утрам, без должных причин к этому, в княжей армии не практиковались. Нам же пора было отправляться в путь. Поначалу надлежало зайти в Калки[6]. Сопровождал нас туда сам, «его сиятельство» Сурия Крист Магратх. Вскоре, мы вновь петляли по кривым и пустынным утром улочкам. На одной из улиц мы постучались в харчевню, разбудили пожилую чету хозяев и велели готовить завтрак. Сами же перешли на противоположную сторону улицы, к лавке имевшей опознавательным знаком ступку и пестик. Князь, отворил дверь, будто зная, что она не заперта, и вошел внутрь. Я, начиная уже разбираться в местной письменности (она здесь слоговая, но — благо — легкая) прочел вывеску.Херб Изоморыc
- Что такое херб изоморыc? - спросил я у своей спутницы, указывая на медную табличку. - Это такие составы из трав, если принять которые у тебя, например, перепонки между пальцами появятся или хвост вырастет, - ответила Эйстрел. - Не может у человека вырасти хвост оттого, что он будет есть любые травы, - сердито возразил я. - И, вообще, у взрослого человека хвост вырасти не может. Совсем. Я был настроен спорить, хотя, по-правде, после истории с уы'ком, не был полностью в чем бы то ни было уверен. - Послушай! Эта лавка тут уже давно, лет десять, - терпеливо пояснила Эйстрел. - Если бы этот старик продавал то, что не дает обещанного эффекта, недовольные покупатели давно бы распустили по городу слух, что он мошенник, и он бы давно разорился. Я немного опешил от такого доказательства, но все же не хотел соглашаться с возможностью трансформации тела человека посредством трав. Тогда Эйстрел зашла с другой стороны. - В дружине Князя был один воин, - начала она рассказ. - Я его знала. Однажды в бою ему отрубили левое ухо. Князь предлагал отрубить ему второе ухо для симметрии. Но этот человек пошел в эту лавку и купил средство для роста ушей. И у него выросло новое ухо. Но его правое ухо тоже выросло, как лопух. И он стал из-за этого таким уродом, что уже готов был согласиться отрезать оба уха. Но выяснилось, что его левое ухо вообще не слышит, зато большее слышит очень хорошо. Вулон, что лечил тебя, говорил, что это оттого, что в левом ухе у него повредили перепонку. А зелье, которое ему продали здесь, перепонок не восстанавливает... - …Потом этот человек заслушался ночью русалок и они утопили его в радужном глазе на болоте, - закончила Эйстрел свою невероятную историю. - Тебе бы книжки сочинять, - буркнул я, покачав головой. - Была бы ты богаче Джоан Роулинг! - А кто это? - Одна школьная учительница, которая сочинила историю про школу магии и заработала на этом целое состояние... - Так ведь я не умею сочинять! - усмехнулась эта потрясающая девушка, отворяя дверь, через которую десять минут назад входил князь. - А те, кто правду пишут — у нас долго не живут... Эйстрел пропустила меня впереди себя в сумеречную комнату, напоминающую лавку аптекаря из века так 18-го, как я это представлял себе. Всюду полки, пузырьки, сушеные травы, на столе, заваленном снадобьями и бумагами, весы — большие, поменьше и совсем маленькие... В комнате царил изрядный беспорядок: шкафы открыты, с части полок все сметено под чистую. Около стола валялись разбившиеся песочные часы — красный как охра песок их разнесли ногами по щербатым доскам пола. Из лавки была открыта дверь во внутреннюю часть дома и мы прошли туда. Там уже был не беспорядок, а настоящий разгром — сломанные стулья, опрокинутый столик дымчатого дерева (я вспомнил, что эту же редкую породу дерева видел в кабинете Князя, где из меня хотели изгонять духа), а подле столика, явно не на своем обычном месте, тахта на которой лежало тело очередного покойника. Я подумал, что уже начинаю привыкать к виду людей умерших не своей смертью. Ну, собственно, тела-то мы не видели — оно угадывалось под покрывалом, которым накрыли труп от кишащих в комнате мух. В дальнем углу комнаты кто-то, выдвинув оттуда сундук, вскрыл пол — или, возможно, там находился потайной люк, — сейчас открытый. Рядом с дыркой в полу стояли Князь и еще некто, кого я принял за мальчика-подростка. Просто людей маленького роста ты склонен сначала воспринимать детьми, пока не присмотришься... Когда этот человек, с небольшим масляным светильником в руках, встал между мной и Князем и пристально вгляделся мне в глаза, я понял, что ему ближе к сорока, чем к четырнадцати... Я полагал странным, что Эйстрел, рассказывая мне историю, заставляет Князя ждать (вроде по субординации это не положено), но теперь я понял, что она сделала это специально, дабы Князь мог принять доклад одного из своих вассалов, возможно, посвященного в некие секретные дела. Когда мы все успели обменяться взглядами, Эйстрел произнесла, обращаясь большей частью ко мне: - Нет сомнений, что это очередная работа Рогатого. - А что здесь произошло? - Рогатый напоследок разгромил лавку и убил мастера изготовления изоморных снадобий. Злодеяние обнаружили вчера вечером соседи — дверь была не заперта. - Почему именно он? - Орм. Рада того, чтобы его заполучить они что угодно сделают. - Что такое орм? Князь выступил в мою сторону и показал пузырек в руке. Небольшой из зеленого стекла, примерно на 20-25 миллилитров. В склянке пересыпалось нечто, похожее на кристаллы марганцовки — черные. - От этого мутанты не то что засыпают, а перестают на время что-либо воспринимать, коченеют, - объяснила Эйстрел. - В таком состоянии их трудно отличить от мертвых. Не знаю, что они испытывают при этом, но это единственная вещь, ради чего они готовы работать на человека, сделать то, что им скажут... - А если человек это попробует? - Умрет. - Ясно. А что они сами не могут это достать? Из чего это снадобье делают или это секрет? - Помнишь раковину в которой обитал уы'к? Чаще всего их находят пустыми. Но иногда рыбаки достают в сетях или выбрасывает на берег раковину, в которой живет моллюск. Он ядовит и люди его избегают. Но для орма нужны его жабры. Я ныряла возле острова Йорда в море и видела раковины, откуда моллюск выставил жабры, похожие на два раскрытых листа папоротника. Он чувствует движение воды и если приблизится к нему ближе чем на длину моего роста, тут же втягивает жабры в раковину... Его жабры сушат с толченым известняком в печи. Затем тонко перемолотый порошок варят в смоле дерева глийр. Это дерево растет в Диких Землях, через которые мы поедем. Причем, нужно, чтобы вещество кипело шесть дней. При этом сосуд должен вращаться. Теперь тебе понятно, почему орм трудно добыть... - А этот откуда? - я кивнул на склянку, которую Князь вертел в руке. Низенький человечек пытливо посмотрел мне в глаза, потом вымолвил: - Нашли в поясе покойного. - Почему же Рогатый его не забрал? - Видимо нашел, что ему было надо внизу. Там лаборатория, где Хикс (здесь он указал на убитого) готовил орм. - А зачем люди вообще делают орм? - Хорошему человеку незачем делать орм, - заметил Князь. - Готовить его может только тот, кто решил якшаться с мутантами. Но пакостник Рогатый показал ему, чем кончаются подобные дела. - Не может ли шкатулка быть здесь? - высказал я предположение. - Может Хикс просил Рогатого ее принести? - Это бессмысленно для мастера зельеварения, - отрезала Эйстрел. - Ее может хотеть только колдун. Но она должна вернуться к Йорду. - В любом случае, раз Рогатый отсюда ушел, то и шкатулки здесь нет, даже если была, - добавил Князь. - Мы все перевернем здесь. Но вы не должны терять еще сутки. - А известно, куда отправился Рогатый? - Ну, знаешь, тебе надо быть судьей, - усмехнулся Князь. - Тот тоже задает вопросы, на которые у всех разные ответы, а он хочет иметь один, да еще правильный... Мы прыснули, коротышка-тайный агент громче всех. - Давай соображать последовательно, - продолжал Князь, который, видимо, не знал слов «логика» и «дедукция», но именно этими методами решил воспользоваться. - После того, что натворил этот подлец, следует думать, что ему осталось только бежать подальше. Жаль мы не сможем расспросить зельевара... Но от города Калки, где мы находимся, до границы Диких Земель ближе всего на юг. Туда же и караванный тракт уходит. Поэтому будем думать, что он сейчас, в этот момент, въезжает в Дикие Земли. Конечно, есть Йордов шанс[7], что он побежал в другую сторону и где-то шляется по моей земле, но тогда вы не найдете на тракте его следов, а я, рано или поздно, получу от моих осведомителей весть, где он объявился. Поэтому сегодня мы расстанемся и вы, как мои представители и послы, отправитесь хоть до самой Шипуры. Это, похоже, было прощание. Эйстрел кивнула и поправила ремень, на котором висели ее дорожная сумка-тубус и меч. Князь заметил это ее движение и с улыбкой положил мне руку на плечо: - Я знаю, что ты убиваешь колдунов тарантулом из рукава рубахи. Но на всех врагов, что встретятся вам на пути, пауков не напасешься... возьми! - он снял с пояса один из двух мечей в ножнах, которые носил по-самурайски, и подал мне. - Благодарю, Князь! - сказал я, не зная, нужно ли мне исполнить при этом какой-нибудь ритуал. На всякий случай, я пафосно добавил: - В моих руках он будет продолжением твоей воли. - Хэй-яяа! - вскричал Князь, видимо в восторге от моей речи. Лошади ждали нас у ворот при выходе из города. Причем, покинули Калки мы через Западные ворота, а только после уже обогнули город по посадской дороге, среди садов и ферм, словно прочие княжьи дружинники, которые отправляются в дозор или, наоборот, возвращаются в казарму. Видимо, Князь не хотел афишировать наш отъезд. Когда мы свернули на южный тракт у рощи деревьев с серебристой листвой, никто не смотрел нам в след.***
Мы миновали границу – столб, раскрашенный зелеными и черными горизонтальными линиями. За ним дорога убегала на юг по широкому полю златогрива, меж двух холмов, вздымающихся как огромадные, но пологие зеленые волны. Иллюзию моря, дополняла рябь пробегающего по верхушкам трав ветра. Едва начавшие желтеть метелки златогрива качались, на гибких стеблях, пригибаясь и вновь поднимаясь во весь двухметровый рост. Это было прекрасно, и, одновременно жутковато – не заблудиться бы здесь, не получить бы «морскую болезнь», не быть раздавленным под пятою холмов, ежели те двинутся с места, как волны... Низкорослые лошадки, что везли нас с Эйстрел, были не очень быстры, зато выносливы. Они готовы были трусить по дороге без остановки от завтрака до ужина. На привале их следовало расседлать, напоить, а затем отпустить пастись в какой-нибудь роще, где они будут, словно земные козы, ощипывать листья с деревьев – златогрив (тутошний ковыль) не годился им в пищу. Я спросил Эйстрел, откуда она уверена, что Рогатый избрал именно это направление. Воительница отвечала, что полностью не поручиться за правильность пути, но если Рогатый побывал в Калки, что около границы, разумно предположить, что он хотел покинуть страну. А в Диких Землях дорога через прерию одна – Великий Ка´ал-батой (так называют тракт, по которому идут калси – караваны). - К вечеру мы это узнаем точно, - приободрила меня Эйстрел. – Я намерена расспросить на всех постоялых дворах, как хозяев, так и встречных нам путешественников. - На это может уйти много времени, - возразил я. – Ведь если останавливаться на каждом таком пункте, то это будет нас задерживать. А если спешить и заезжать лишь в некоторые, то можно пропустить ту станцию, где побывал Рогатый. - Дон, ты просто не в курсе, – их здесь три штуки, на первый день пути, - засмеялась она. – Дальше меньше будет, целый дневной переход между двумя станциями. - Ну тогда ладно. А он не свернет? - Не свернет. Через такую высокую траву лошадь не пойдет. Благополучно мы добрались до первой станции и там расспрашивали людей. Но никто не видел странного человека в тюрбане. Возможно, расположение харчевни в ста шагах от дороги, внизу у речки не способствовало тому, чтобы видеть всех проезжающих по ней странников. В следующей ночлежке, хоть и находилась она на возвышении, а дорога обвивала ее полукольцом, тоже было глухо. Последние полтора часа ехали мы в бледно-красных лучах закатного солнца, что скрывалось за очередным пологим холмом, и над нами кружила, жадная в вечерней прохладе, местная степная мошкара. Вот показалась роща деревьев и мы въехали на небольшой хутор: домики, крытые стеблями все того же златогрива, амбары, колодец с поилкой для животных, за огородами блестело озеро. Эйстрел уже с меньшим, чем прошлые разы энтузиазмом, начала расспрашивать хозяйку постоялого двора(всюду на нашем пути за обслуживание гостей отвечали женщины). И, надо же, грудастая тетка, вытаращив глаза (от пережитого вчера страху) подхватила тему тюрбана давешнего гостя и прочих, имевших с ним место, странностей. Мы узнали, что тюрбан был (представьте себе!) не белым, а «красным, как кровь»... «а глазищи под ним узкие, и так и колются, как две пики». Тут с соседнего стола послышалось, что «дятлом долбанный чужестранец ехал не на коне, как добрые люди, а верхом на пхыфе». - На ком? – переспросил я. - Ну, ты парень, верно и не видал их, в деревне-то... – издевательски заметил наш сосед. Я сделал вид, что не заметил язвительного тона, но Эйстрел отреагировала мгновенно. - А и не тебя, говнотряс, спрашивают! Скотина такая, пьет и ест редко, а ходит быстрее лошади... – только тут я понял, что со слов «скотина такая» спутница моя перечислила достоинства средства передвижения Рогатого, а не недостатки смущенно умолкшего купца... Заржав как конь, я собрал на себя недоуменные взгляды трактирщицы и постояльцев, а купец отпустивший вольную шуточку на мой счет, даже немного отодвинулся на лавке к стеночке. Тут в разговор вмешался некто посмелее. - Ходит-то он быстро. Да, только, если это пхыф, купленный в Калки, то чужестранец ваш сейчас у Иктуса. Пхыф сделает дневной переход быстрее лошади, но не пойдет дальше гостевого двора Иктуса, ибо знает, что эта стоянка последняя, и далее, на целый дневной переход ничего ему не светит, - заявил незнакомец. Эйстрел оживилась. Она пихнула меня в плечо и шепотом сказала, что все хорошо, и у нас, пожалуй, неплохой шанс нагнать Рогатого, если мы заночуем завтра не в гостинице. - Ну, что ж... было бы лошадям, что поесть, а уж выспаться в степи проблемы не составит, - ответил я. Мы сняли одну комнату на двоих. Не то, чтобы у нас не было денег, – Князь снабдил нас изрядно – но, выслеживая добычу, не следовало забывать об осторожности, чтобы самим не стать ею. Что касается общественно мнения, – Эйстрел давно было плевать. На полу мы перетащили шкуры, на которых спят, так, чтобы нас нельзя было увидеть из окна. А дверь заперли на засов. Встать решили на рассвете, часов около пяти, если предположить, что в Мире Эйстрел можно было бы посмотреть на часы. Эйстрел будильник не требовался. Если она хотела встать за полчаса до рассвета, то просыпалась ровно за полчаса до того, как солнце, поднимаясь из-за горизонта, начинало отсчитывать время на солнечных часах – самом распространенном здесь инструменте измерения внутрисуточных временных отрезков. Итак, к неудовольствию наших лошадок, выехали мы рано. «Ладно, ладно! - говорил я им. – Вы-то хоть что-то пожевали. А мы, вообще, не завтракали». Лошадки ответили мне тихим ржанием, а Эйстрел фыркнула. Утром лулк (так называются здесь прерии, которые не знают летней засухи, и трава в них все лето зеленая) очень красив и ярок, жизнь в нем пробуждается быстро и ее особенно много. Низко летают мелкие птички, вроде щурок, в погоне за насекомыми, земляные пчелы собирают нектар с метелок златогрива, высоко в небе на распластанных крыльях кружат пернатые хищники. В этот раз пара их увлеклась друг другом, забыв об охоте, а я с интересом следил за их брачными играми. Часом через шесть, мы завидели издали постоялый двор Иктуса у поворота дороги. Гостиница соседствовала с рощицей деревьев, высокие стволы которых увенчивались широкой кроной, напоминающей зонтики. В стороне от рощи и ближе к дороге, росло дерево иной породы, внешне напоминающее кипарис. На нижней его ветке, метрах в пяти от земли нечто болталось. Эйстрел даже привстала в стременах. Вид у нее был самый скептический. Минут через десять и я непроизвольно пощупал рукой меч на поясе. На дереве вниз головой висел человек. - Вот тебе и сюрприз, - протянул я. Эйстрел лишь мрачно кивнула. Однако еще минут через пятнадцать и она не смогла сдержать возгласа. - Упасть мне в Небо! Это же Рогатый! Мы пришпорили пятками лошадок и подскакали к дереву. Труп мутанта висел ногой в петле из широкой полосы алого шелка, которая, как нетрудно было догадаться, когда-то служила ему тюрбаном. Противоположный ее конец был обвязан вокруг ствола дерева. Самое удивительное, что на шее Рогатого, тоже болталась то ли какая-то веревка, то ли ремень. Остекленевшие глаза его были выпучены, язык торчал изо рта. Осмотрев это, Эйстрел осторожно вынесла диагноз: - Удавился. А затем, для надежности, повесился. Нет, явно его кто-то уделал! Но кто его мог одолеть? - Смотри, Эйстрел, там в траве что-то есть. Мы отошли метров на двадцать с дороги в примятую траву. Здесь рос не златогрив, а другие растения, пониже, в основном трава, напоминавшая зонтичными соцветиями пижму, но, как оказалось, колючая. В этой «пижме» валялась чрезседельная сумка. Эйстрел, с не слишком оптимистическим выражением лица, осторожно пошарила в ней, выкладывая вещи на траву. Шкатулки, как и следовало ожидать, не было. Денег, кстати, тоже. - Конечно, необходимо обыскать еще и труп. Но я чувствую, что ничего у него нет, - заявила Эйстрел. - Если ты поможешь его снять, то я могу обыскать его, - предложил я, понимая ее неприязнь к покойнику. - Запросто, - голос Эйстрел прозвучал чуть веселее. Она прямо из седла вскарабкалась на дерево. Достала меч и перерубила тюрбан. Тело с глухим стуком упало на землю. Лошадки всхрапнули и шарахнулись в сторону. Я поймал пустую лошадь Эйстрел под узцы и притормозил, сжав колени, свою. Управившись так лихо с лошадьми, я почувствовал за себя гордость и это придало мне силы, чтобы разобраться еще и с трупом. Я разрезал его рубаху, чтобы не расстегивать пуговицы. Торс, в отличие от головы, был волосатый, как у наших южан. От тела мерзко пахло, хотя пятен разложения пока не было видно. За пазухой ничего не было. Карманы на штанах также отсутствовали. - По-моему, пусто, - сказал я, вопросительно глядя на Эйстрел. Девушка кивнула. Осмотр тела и места происшествия можно было считать законченным. Оставалось «опросить свидетелей» на постоялом дворе. Сначала я опасался, что мы увидим там новые следы насилия. Затем, мне стало казаться, что дом просто пуст. В помещении трактира было не тронуто и безлюдно. Мы вышли на улицу и обошли дом. Здесь была еще одна дверь, которая, как сказала Эйстрел, вела на половину дома, где жили хозяева. Дверь была не заперта и Эйстрел, вынув из ножен меч, заглянула внутрь. С минуту она неподвижно стояла на пороге. Затем крикнула: - Вылезай, кто тут есть! Послышалась возня, и мы увидели двух детей. Пацана лет тринадцати, который вышел в нашу сторону из дальней комнаты, и девочку лет десяти, которая пыталась удержать его за руку. Третий ребенок, не поймешь, мальчик или девочка, прятался за их спинами. Паренек шел к Эйстрел с таким видом, словно ничего не поделаешь, если убьют, то так тому и быть. Эйстрел, отведя меч в сторону, освободила проход, давая ему понять, что хочет, чтобы он вышел во двор. На не совсем твердых ногах паренек спустился с крыльца. Девочка, сопровождавшая его, осталась в доме. - Где хозяева? – спросила его Эйстрел. - Мать в доме лежит. В себя еще не пришла. А отец умер. - Убили? – уточнил я. - Нет. - Тогда чего? - Вчера приехал тут новый постоялец – чужестранец, - начал подросток. – Приехал он на пхыфе, хотел дальше ехать, а пхыф не идет. И орал он на него, и лупцевал. А тот все свое! Пхыф, одним словом! Тогда влетает он в харчевню и спрашивает у трех купцов, что здесь были, есть у кого шкура Хо´о-шэ[8]. Так оказалось, что у одного купца была. Шкура-то очень дорогая. Но чужестранец этот хотел только клок шерсти с нее состричь. Сторговались они. Есть такой способ заставить скотину идти, затолкать ей в раздвоение копыта шерсть хоо-шэ. Только дело это плохое. Сдохнет она вскоре, через несколько дней. - Не факт, - возразила Эйстрел. - Еще как факт, - убежденно заявил мальчишка. Рассказ, казалось, вывел его из состояния ходячей сомнамбулы. Видимо, ему нужно было выговориться и он почувствовал себя лучше, когда нашлись слушатели, которые сели под стеной дома, заставили его начать облекать горе в слова, а после позволили ему говорить дальше... - Ну, так вот. Позвал он отца, чтобы тот помог ему пхыфа подержать, пока в копыта ему шерсть не воткнет. Отец взял аркан, чтобы пхыфа держать и за ограду вышел, а вскоре вернулся и рассказал. Сделали они это ведовство[9]. И пхыф, как понесся, а гость сидит у него на спине. Только скотина пхыф бежит не куда-то по дороге, а круги вокруг дерева ву’ук нарезает. Так он бегал долго, ибо я слышал крики, и уже хотел идти к отцу, хотя тот не велел. А потом отец закинул аркан, чтобы остановить пхыфа. Мой отец хорошо метает аркан. Только этот раз судьба была против него. Петля, вместо пхыфа, упала на шею гостя и вырвала того из седла. Когда отец подошел к нему, тот лежал без тюрбана, мертвый. И на голове у него были рога. Тогда отец вернулся домой и сказал, что убил колдуна и все мы будем прокляты и умрем... И чтобы на нас всех проклятие не попало, он бросился в колодец и утопился. Слушая рассказ и представляя этого пхыфа с Рогатым, я квохтал от смеха, как квочка на яйцах. А когда мальчишка дошел до конца, то пораженный своей бестактностью умолк и минуты три сидел абсолютно неподвижно. В это время Эйстрел подошла к колодцу перед домом, сняла крышку и заглянула вниз. - Даа, вода испорчена, - сказала она спокойно. Потом, подумав, спросила: - А этого с рогами твой отец на дерево повешал? - Нет, конечно! – воскликнул почти в суеверном ужасе мальчишка. - Я так и думала, - кивнула девушка. - А то непонятно, зачем бы ему топиться... - Не понимаю... – начал, вдруг еще сильнее побледнев парень. - Колдунов не вешают за ноги, чтобы бронси[10] вытрясти. В моей голове отчетливо возникла картина, как партнер Рогатого раскачивает меня за ногу на крыше отеля «Интернациональ». Это было неделю назад. С той поры прошла вечность, не меньше. Затем, давно минувший день сменило воспоминание мертвого Рогатого, падающего с дерева точно груша. Я очнулся от грез, разбуженный голосом, исполненным жалости, резанувшей мое сердце: - Неужели отец... – и я ожидал, что у мальчика сейчас случится истерика и слезы... Но госпожа Эйстрел положила ему руки на плечи и, заглядывая в глаза, попросила: - Помоги достать тело из колодца, дюрк[11].