***
Это был, самый жаркий день за все наше путешествие. Но к счастью переход был короткий, иначе, клянусь, я бы схватил солнечный удар. К жаре добавлялись безветрие и серая, всепроникающая пыль, похожая на протертый графит. Море, с его манящей освежающей лазурью, казалось еще ближе, чем вчера, дразнило, но не спасало от жары – пыль из-под копыт лошадей поднималась вверх, обдавая всадников. Местами попадались куртинки чахлых мелколистых кустиков или запыленные розетковидные растения, напоминающие агавы. То и дело дорога огибала древние выходы лавы. Лавовые поля – я скорее назвал бы их «лавовыми полянами» – были черные с вкраплением бордового. Лава представляла собой куски камня, который растрескался от выветривания и распался на множество фрагментов, порой геометрической формы. Иногда попадались глыбы, словно спрессованные из бритвенных лезвий. И да, эти лезвия были острыми! Если смотреть на застывшую лаву, множество блестящих точек вулканического стекла на ее поверхности слепили глаза не хуже электросварки. Потом лавовые поля кончились. Мы вышли к песчаному морю: такого чистого бежевого цвета, какого я даже в магазине тканей не видел. Песок почти мгновенно поглощал наши следы… Где-то за полдень – часов, естественно, никто не наблюдал – когда пески кончились, и снова пошла каменистая пустошь с высохшей редкой растительностью, стала заметна у горизонта небольшая роща. Караван повернул на нее и через час мы увидели глубокую расселину, пересекающую мертвенный пейзаж. К счастью, караванщики знали куда ведут – за одним из пригорков обнаружился мост. Три толстых бревна присыпанных сверху землей, чтобы могли пройти лошади. Спешившись, мы повели их под уздцы. И сразу за мостом, у ближайших деревьев разбили лагерь. Горбай и Тукх объявили, что спустятся в расселину и наберут воды – на дне ее протекала речка. Я решил, что не прочь составить им компанию. Нести бурдюки на плечах мне было не по чину, но почему бы не умыться с дороги? Знавшие эти места торговцы, повели меня к спуску в паре сотен метров от нашего бивака. Здесь стена была не столь отвесна, и можно было воспользоваться несколькими площадками и карнизами, чтобы добраться до самого дна. Я оценил глубину трещины с пятиэтажный дом или немного больше. Внизу трещины был курум, мы прошли по камням назад, до сужения, где теснина напоминала ворота между крепостных башен. Над этим местом сверху нависал мост. Поток был быстрым и глубоким. Выступ, похожий на небольшой мыс, позволял удобно набрать воды. Мои спутники погрузили кожаные меха в воду с одной стороны выступа, а я плеснул себе на лицо с другой. От студеной воды даже заломило переносицу… Мне захотелось разуться и на секунду погрузить в воду усталые ноги. Когда я почти решился на это, то увидел, что в глубине скального коридора, часть стены, будто мазком краски на холсте, была вертикально подсвечена лучами солнца. На узкой каменистой полосе под обрывом протянула ветки молодая ива – такая яркая, золотисто-зеленая на фоне мрачных скал. Что-то было в ней такого, странного… Дерево, путь к которому преграждает холодная бурлящая вода… Откуда тут может взяться чувство дежавю?... Над нами сверху стояла жара, и по синему стерилизованному ультрафиолетом небу медленно ползло облако. Вот оно закрыло от нас солнце, но ива продолжала купаться в его лучах… Воспоминания нахлынули на меня как горный поток, и теперь я знал, что расскажу у костра... Это случилось, когда мне было тринадцать лет. И порядком забылось. По правде, я никому не рассказывал эту историю, хотя люблю припомнить для друзей что-нибудь забавное или интересное из своей жизни. Но, нет… не рассказывал. Будто бы было в этом происшествии что-то болезное, постыдное для меня лично. Хотя, если вдуматься, показал я там себя молодцом, а история эта была самым невероятным, что со мною случилось до того, как я попал в Мир Эйстрел. Мои попутчики, конечно, услышали обработанную для их ушей версию рассказа, но здесь имеет смысл пересказать всю историю полностью, ибо те события, как впоследствии оказалось, имели отношение к нашим с Эйстрел приключениям. Итак, для собравшихся вокруг костра запыленных, изможденных дневным переходом караванщиков, история началась с того, что я и мои родители жили в маленьком поселке в горах на окраине населенного мира. С моих слов этот поселок находился далеко на Востоке, среди гор с суровым климатом (удачное определение для Сибири). Мои родители были благородными господами, вступившими во владение дикими землями, доставшимися им по наследству от моего деда (я тактично умолчал, что земли эти составляли восемь соток, и дикими они стали потому, что целых двенадцать лет никому не вперлись, и заростали бурьяном и смородиной). На самом деле, я вовсе не коренной сибиряк, и не родился в деревне. Все было куда драматичнее… Мои мать и отец по образованию инженеры. И познакомились в одном НИИ на излете СССР. Когда разрешили предпринимательство, мои родители создали предприятие на основе своих научных разработок. Родители купили трехкомнатную квартиру и, казалось, нашу семью ждет прекрасное будущее. Но вскоре на отца и его друзей начали давить с целью отжать бизнес. Когда стало ясно, что всё это добром не кончиться, отец вынужден был продать фирму. Но перед тем, как передать юридическое лицо новым владельцам (то есть рейдерам) он пошел в офис, скопировал данные с жестких дисков, а на их место залил порнухи, купленной в переходе. В тот же день наша семья отправилась за несколько тысяч километров, посмотреть на бывший дедушкин дом. У нас были накопления, которые позволяли прожить, по крайней мере, год. Собственно, так и случилось – я там проходил год в школу, а в начале следующего лета родители получили приглашение из-за границы работать со своими проектами в крупной международной компании. Бизнесменами они не стали, но денег с тех пор зарабатывали достаточно. Я же остался оканчивать школу в родном городе. Рейдерский захват обернулся пшиком: фирма обанкротилась, кто-то был вскоре убит, его подельники сели в ту же зиму, и надолго, а заказчик, вроде бы, как и мои родители, сбежал за границу и возвращаться не собирался. Теперь немного о месте действия. Маленький, затерянный в горной глуши поселок, выживал за счет воинской части при РЛС. Больше половины его жителей составляли семьи офицеров. Автозаправка, два магазина, школа, фельдшерский пункт с аптекой при части и сельский клуб, открытый по выходным, вот и вся доступная гражданским экономика и инфраструктура. Поселок стоял на горной реке. Вверх по реке вела охотничья тропа. Река начиналась из озера в зоне альпийских лугов и снежников, под седловиной, через которую можно было уйти за хребет. Там я никогда не был. Только видел на карте (военная километровка с заштрихованным прямоугольником на месте секретного объекта появилась у отца, после того, как он съездил не рыбалку с местными). Примерно посредине течения реки, были пороги, а за ними ложе реки образовывало что-то вроде чаши метров тридцати в диаметре. Из чаши река вытекала тремя рукавами. Между ними тянулись валы из белой, гладко отшлифованной гальки, на которые течение регулярно намывало упавшие в поток ветки и стволы. Там они лежали, превращаясь на солнце в сухие, белые деревянные скелеты. Этот плавун хорошо горел, и охотники с рыбаками любили останавливаться в этом месте. Когда-то мы сюда пришли с отцом. Эта однодневная прогулка показалась мне легкой. Поэтому я не видел ничего опасного, чтобы подняться сюда еще раз и, поставив палатку, заночевать с друзьями. Конечно, нам следовало бы подготовиться на случай непогоды… Все это я упустил, и начал рассказ сразу с того, как однажды в августе в поселке прошел слух, что охотники видели в горах снежного человека. Когда я попытался об этом говорить в Мире Эйстрел, то выяснил, что «снежный человек» звался здесь «духом отшельника». И вот, сидя в ночной пустыни и, глядя, как искры от костра улетают навстречу звездам в необъятно-глубоком небе, как мерцает Млечный Путь в такт песням цикад, я повел рассказ о своей жизни, в далеком Мире. Такой невозможной, неуместной здесь. И вскоре понял, что то, что вообразили себе мои спутники – волшебней любой сказки, и нисколько не напоминает знакомые картины детства, которые рисовала мне моя память. - Понимаете, - говорю я им, - не очень-то верил я, что я-сёшын[1] существуют, и что мы сможем их увидеть. Но с нами выразили готовность пойти две девочки, и я надеялся, что между нами что-нибудь произойдет в походном шатре, который мы называем «палаткой». И мой друг Борис мне тоже об этом намекал, а я считал его более опытным в таких делах. Так что, я-сёшу это было только поводом. Мы тайно собрались вчетвером, никому из взрослых ничего не сказав. Ну, не совсем ничего не сказав. У меня родители уехали, поэтому Борис сказал, что пойдет ночевать ко мне, а девочки, что будут в гостях друг у друга... В поселке это было обычно, поскольку все друг друга знали, а из преступности случались только кражи (посредством которых общественная собственность переходила в частную). Вообще, компания, с которой я водился, состояла примерно из десяти человек. Но в поход пошли только мы четверо: я, Борис, Лиза и Алиса, которую все звали Л'исой (с ударением на первый слог). Мы собрали рюкзаки, взяли палатку и отправились. Первые несколько часов наше путешествие было успешным. Однако, ближе к вечеру погода начала стремительно портиться. Солнце еще было высоко над горами, когда вокруг потемнело, небо закрыли свинцовые тучи, а вдоль ущелья задул пронизывающий ветер. Вообще, погода в тех местах непредсказуема, и в августе жара могла внезапно смениться бурей, градом и даже снегом. Особенно в горах. Сидим мы в палатке вчетвером. Обсуждаем слухи о снежном человеке, учителей в школе, куда мне только предстоит пойти в сентябре, отношения мальчишек и девчонок из нашей компании. - Ну, есть идея, чем заняться до темноты, - в какой-то момент говорит Борис. – Помнишь, Лиза, игру в фанты с заданиями? Как насчет девочки против пацанов? Лиза, полненькая девочка, повыше нас всех, со светло-русыми волосами, собранными в пучок. Она уже наделена женскими формами и, если оставить школьный стереотип, что толстая девочка - фу, она, действительно, привлекательна. Борис уже давно завладел ее расположением, что известно всей нашей компании. - Согласны, - говорит Лиза и за свою подругу тоже. – У тебя есть бумага? Борис достает маленький блокнот с отрывными страничками. - Как играть? – спрашивает Лиса. Лиса, миниатюрная, меньше нас ростом, и вся такая аккуратная. У нее круглое лицо, почти черные длинные волосы, собранные в толстую косу, которая сейчас лежит у нее на груди. Большие зеленые глаза и чуть приподнятые брови, как будто бы она чему-то удивляется. Я никогда не видел ее накрашенной. Ее лицо, кажется, не нуждается в косметике, а ее тонкая талия в диете – Лиса, как я заметил, те еще сладкоежка. - Да, объясняй, - поддакиваю я, пододвигаясь поближе. - Мы с тобой, - поясняет Борис, - придумываем два испытания для девочек, а они для нас. Задания пишутся на бумаге и затем вытягиваются вслепую. Чье первое вытянули, с того и начинаем. Есть еще фанты, то есть желания. Их тоже записываем и храним у себя. Перед тем, как узнать задание, объявляем фант. Если задание будет выполнено – выполнивший требует желание с любого из игроков на свой выбор. А если провалено, сам делает, то, что загадал. - Испытание может быть отклонено половиной числа голосов, - добавляет Лиза. – То есть, двумя «против». - Согласен, - кивает Борис. – Будет вето. Мы парами быстро переместились в противоположные углы палатки, насколько позволяла ее площадь. Мы с Борисом придумали два задания, на которые, как нам казалось, девчонки согласятся. Алису мы решили заставить выдержать молча минуту щекотки: каждый сделает одну попытку заставить ее смеяться. Мы считали это испытание провальным для Лисы – она боялась щекотки. А для Лизы Борис придумал задание, о котором я расскажу, как до него дойдем. Потом мы записали сами фанты. Их никто никому не показывал – так было интереснее. Записанные задания сложили в несколько раз, а сверху написали только имя, для кого оно предназначено. Теперь надо было организовать жеребьевку. Шляп у нас не было, рюкзаки для этой цели были неудобны. Но вскоре Лиза подсказала способ. Лиса единственная пошла в поход в юбке. Она сидела, подобрав ноги и поместив их сбоку от себя. Лиза заставил ее пересесть, вытянув ноги. Бросила бумажки ей на подол и после, задрав юбку, ей же их и прикрыла. Теперь мы видели почти полностью Алисины ноги в колготках…- это такие чулки, которые сверху представляют собой штанишки, - поясняю я слушателем, - очень удобно, когда холодно. -
…С трепетом, никого не спрашивая, я протянул руку за жребием и вытащил его. - А почему ты первый? – спросил Борис. - Иди, отсюда! – Лиса толкнула Бориса в грудь, - она не собиралась допустить, чтобы ее там пощупали дважды. - Уже вытянули! – сказал я, показывая всем листок. – И это Лиза! - Лиза, тебе слово, - объявил Борис. – На что ты споришь? И с кем? Лиза сообщила, что в случае ее выигрыша Борис лезет купаться в реку. Потом она развернула и прочла листок, протянутый мной. - Что за фигня! – воскликнула она. – Нет, я не стану такое делать. Давайте голосовать, что это глупое задание! Она дала прочитать написанное Лисе, в надежде заручиться ее поддержкой. - Что-то у меня в животе урчит, - сообщил Борис. – Давайте голосовать во время еды. И пусть Лиза объяснит, чем ей не нравиться задание… Идея перекусить вызвала энтузиазм у оголодалых путешественников. Огня, разумеется, не было – никто не готов был разводить костер под дождем. Да и вряд ли это получилось бы у нас. Но у каждого было припасено что-то с собой. Я достал смесь сухофруктов, Лиса орехи в сахарной глазури, Лиза кулек конфет, а Борис, самодовольно улыбаясь, жестянку шипучего джин-тоника…- это алкогольный напиток на можжевельнике – мы храним его в жестяных банках. – я продемонстрировал рукой примерный размер баночки для слушателей -
…Борис, как бы между прочим, играл банкой в руках, Лиза была вынуждена зачитать вслух задание, которое состояло в том, чтобы удержать банку джин-тоника без помощи рук, поставив ее между грудей, пока мы выпьем его. Мы стали шумно обсуждать возможность такого в принципе. Например, что пить нужно через соломинку. Лиза чувствовала, что ввязавшись в спор о технических деталях, она теряет позиции… - Почему же, Лиз, ты не хочешь принять это задание? – перекричал всех Борис посреди гвалта. - Потому что оно, крайне неприличное, Боря! – Лиза с сарказмом спародировала голос училки. - Ха! То есть, то, что мне придется голым лезть в реку перед тобой это прилично!? – возмутился Борис. – Хороша женская логика! Тут Лиза решила, что ей придется выиграть этот спор. Она отвернулась носом в угол палатки и, по-моему, что-то затолкала себе в бюстгальтер снизу…- бюстгальтер, это такая повязка с чашечками для груди, которую носят женщины, – опять должен был податься в пояснения я. -
…Потом Борис установил у нее в декольте кофты и блузки предварительно откупоренную банку. Достал припасенную соломинку (я поразился, как он, оказывается, все заранее продумал) и приник к ней. За ним очередь перешла ко мне. Я оценил, как соблазнительно выглядывают дыньки Лизы в обрамлении распущенного воротничка блузки и кружевной оторочки лифчика. После уступил место Лисе. - Это же алкоголь! – замотала головой Лиса. - Слабый, - пояснил ей Борис. – Ничего не будет. Как от пива. - Моя мама запрещает пить вообще. Знаешь, что она мне пообещала, если узнает, что я пила? Она мне укол магнезии поставит!- Это иголка э,… в общем, это как шершень вас в задницу ужалит! - объяснил я, вообще не найдя адекватных слов для перевода родительского беспредела. -
- Завтра уже никто не узнает! – заверил Лису я, взяв ее за руку. Мне хотелось ее обнадежить. Она жила одна с мамой. Ее мама работала фельдшером в поселке и была очень строгой со своей дочерью. Мы старались Лису выгораживать и не подставлять зря. Но ритуал был бы не соблюден, если бы один из нас отказался от тоника. Что за ритуал? Трудно сказать. Что-то, что объединяло нас всех. Гармония, которую образовывал наш круг, свет фонарика на полу, звук дождя за стенками палатки, запах дождя, палатки, нашей одежды и нас самих. - Не дури! Я не буду! В спор вступила Лиза, которую возмутило такое малодушие подруги. - Я тоже буду! Поэтому придется тебя пить, чтобы ты меня родителям не заложила! - Ты, что ненормальная Лиз? Когда это я тебя закладывала родителям?! - Хорошо, прости! Ты не ябеда. Но все равно, я обижусь, если ты не будешь пить тоник. - А я не полезу в реку, - поддакнул Борис. – Так как испытание будет не засчитано. Лиса начала колебаться. Машинально она сунула в рот конфету из Лизиного кулька. - Ууу, вкусные…. - Кроме того, конфеты с ликером. – хитро подмигнула Лиза. - А ликер, это тоже алкоголь, между прочим. Алиса сдалась и прильнула к соломинке. После настала очередь Лизы. Она взяла банку в руки, запрокинув голову, допила из нее. Я заворожено смотрел на ее квилидж[2] и на то, как движется ее горло, пока она пьет. В это время моя ладонь покоилась на ноге Лисы. Мы четверо были одним целым. Борис начал раздеваться. Оставшись в одних трусах, он отодвинул полог палатки и вылез под дождь. Сняв трусы, забросил их в палатку. Девчонки, хихикая, наблюдали за ним. Им это доставляло не меньшее удовольствие, чем нам доставило бы, если бы разделись они. Когда Борис вернулся весь мокрый и холодный как лягушка, он закричал, что палатка тонет. Тут мы заметили, что вода действительно прибывает. Заднюю стенку внутренней палатки вдавило, дно приподнялось, под нами явно журчал возникший от дождя ручей. - Девчонки, нам нужно перебраться на сухое место! – заявил я. – Иначе мы все искупаемся как Борис! Подталкиваемые мною девчонки и Борис вылезли под дождь, и стали собирать вещи. Пятачок, где мы поставили палатку, фактически стал уже частью реки. Все, что мы оставили под тентом, забравшись во внутреннюю палатку, промокло. Я взялся за складывание палатки. - Куда мы можем пойти? – Борису пришлось перекрикивать шум ветра с ливнем. - Позади нас негде ставиться, - рассудил я. – Слишком узкая тропа и лес. Но дальше есть место, где река разливается и там есть довольно высокий каменистый берег. Можем там попробовать. Я тут уже ходил с отцом. Вроде, не далеко. Зачерпывая обувью заливающую тропу воду, друзья отправились за мной искать сухое место. Особенно плохо было Лисе – она не взяла куртку и теперь насквозь промокла в своей кофте. Когда мы вышли к расширению ущелья, она уже стучала зубами от холода. Нам предстояло преодолеть последнее препятствие, прежде чем мы могли бы подняться на относительно высокий склон, где можно поставить палатку. На нашем пути в реку впадал приток. Когда я был здесь в погожий день, этот ручей мог только замочить подошву ботинок. Но сейчас воды было по щиколотку, а местами по колено. Возможно, в сумерках, да еще и под проливным дождем, я просто не способен был найти брод, как мы сделали в прошлый раз с отцом. Я сказал, чтобы они не снимали ботинки – обувь все равно промокла, а при сильном течении легко было поскользнуться босой ногой или ударить ее о камень. Взяв палку, я побрел через поток. Сила течения была такой, что поневоле я забирал наискосок. Когда первый раз видишь горную реку, то не осознаешь, какой силой обладает вода, доходящая тебе только до колена, – но она способна тебя опрокинуть, если сделать неверный шаг. За шумом воды я даже не услышал, что позади меня Лиса оступилась и упала. Боря с Лизой подняли ее на ноги и помогли выйти на берег. Когда я на нее поглядел на берегу, Лиса была бледной, даже синюшной, только глаза казались живыми, в них было полно страха и мольбы. Хотя к чести девочек, они не жаловались вслух. Я бросил палатку на камни и сказал Борису помогать ее ставить. А сам сразу снял куртку и велел Лисе одеть ее вместо промокшей кофты. Тут же я ощутил сквозь фланелевую рубашку, насколько похолодало. Немного новокаина я получил, мельком увидев коричневую бусину соска переодевающейся Лисы. Это позволило справиться со страхом перед холодом, но не согрело. Вода с волос затекала за шиворот, рубашка быстро становилась ледяной. Мы посмотрели глаза в глаза, понимая друг друга… Всё понимая. Наши улыбки, если бы кто-то видел нас со стороны, были безумны… И тут Борис упустил тент нашей палатки. Ветер поднял его над нашими головами, сделав похожим на рваный серый клок тучи, которые неслись через покрытый более светлым туманом невидимый горный гребень. Непромокаемую ткань повлекло вдоль реки по воздуху, и вскоре она исчезла в косых струях дождя. Я обматерил Бориса, бросил веревку и сказал, что пойду принесу тент. А они пусть пока ставят внутреннюю палатку, она могла стоять и без тента на каркасе. Направление, в котором унесло тент, совпадало с косой из гальки, меж речных рукавов, которые я уже упоминал выше. По ней я и зашагал. Ноги у меня уже заплетались. Видеть мешали капли, которые висели на ресницах. Но я упорно шел… шел… и вышел к реке у конца косы. Кажется, за рукавом реки я увидел несчастный тент – по крайней мере, под кустом, чернел участок, который по контрасту не мог быть просто тенью или каким-то растением. Я убедил себя, что все равно уже весь промок, поэтому полезть в реку мне не повредит. При мне была палка, я нащупал ей дно, и погрузился в пенящийся под камнем бурун. Ботинки и джинсы сразу отяжелели, но ледяная вода оказалась не так страшна, как я ожидал. Я сопротивлялся течению, отдавая этому все свои силы и все внимание. Лишь изредка я мог взглянуть на противоположный берег. И все же он медленно приближался. Течение посреди рукава было не настолько быстрым, как у берега, и дно было повыше. Берег передо мною, скрытый туманным маревом, вдруг прояснился. Каким-то чудом в толще облаков возник просвет и солнечный луч упал на дно ущелья, вертикально осветив часть скалы и дерево – иву на ее фоне. Теперь я ясно мог разглядеть наш тент около кустов. Приложив последние усилия, клацая зубами, я вышел на берег, где веточки деревьев покрывал иней, быстро исчезающий под лучами солнца. Я запомнил кустики брусники, в расщелине камней, покрытые снегом. Вообще снег лежал тут и там, но с того момента, как солнце начало светить в ущелье, везде таял. По тропинке, ведущей вниз, шли Борис, Лиза, а чуть позади Алиса. Лица у первой парочки стали такие, словно они встретили привидение. И только Лиса, обогнав их, улыбнулась… - Что ты здесь делаешь?! – вскричал Борис. - Тент нашел, - я махнул рукой, она едва поднялась от слабости, в сторону кустарника возле тропинки. Они подхватили меня под руки. Лиса сняла куртку и надела на меня. Теперь ей не грозило замерзнуть, поскольку в воздухе разливалось тепло. От земли под солнечными лучами парило. Куртка была мокрой и тяжелой, но теплой. От неё теплой. Я и сам понимал, что случилось что-то совершенно невероятное. Потому что было уже утро. Я должен был быть мертв. Они ожидали увидеть мой окоченевший труп. Просто чудо, то, что я жив, - повторял я себе. Но еще невероятней было то, что я не помнил, что же я делал в эту ночь. Я просто не мог ничего ответить на их вопросы. Не знал, почему не слышал, крики Бориса, который выходил меня звать ночью. Выдумывать что-то у меня не было сил. Поэтому я просто признал тот факт, что ничего не помню… Мы подобрали тент и вернулись в поселок. Оказалось, что нас с утра уже ищут. Мы ничего не сказали о таинственном «возвращении меня из мертвых» - взрослым и так хватило страху из-за нас – они видели, в каком мы состоянии. Кажется, ребята строили самые невероятные предположения, относительно моего отсутствия той ночью. А вот дружба наша как-то сама собой угасла. Возможно, потому, что всем им здорово досталось дома. Я единственный, кого тогда не выпороли. Не потому, что мои родители были такими уж «современными», просто я провалялся неделю с жаром и ознобом в постели – было не до наказания. В конце концов, они решили, что я сам себя наказал. А, возможно, мама Алисы рассказала, что я отдал ей куртку, и это произвело на моих предков впечатление. Не знаю. Лиса – единственная, кто поддерживал со мной близкие отношения весь следующий год. Она была мне благодарна, и я ей очень нравился. А потом я уехал. Я посмотрел на своих спутников. Горбай, Тукх и Анмэ переглядывались друг с другом. Лица у них были такие, словно они увидели привидение… После рассказа они принялись горячо его обсуждать. Но при этом сели так, чтобы я не слышал. Некоторые обрывки фраз, вроде «ты слышал: заставила раздеться и полезть в воду!», «искушенные, словно проститутки в Илланозо…» и «…как шершень в задницу!» все же долетали до моего любопытного уха. Я уже был не рад, что рассказал им все это! Мне казалось, что эротические и интимные темы в Мире Эйстрел обсуждаются свободно, и, надо же, наши невинные детские посиделки эти базарные пустобрехи вообразили оргией извращенцев!.. В это время Эйстрел подсела ко мне и шепнула, что пора переходить к ее плану. И что, как только объявят победителя состязания врунов (тут, впрочем, и так все ясно!), она спровоцирует похитителя шкатулки, если он, конечно, есть среди нас. Немного погодя девушка раздала всем прутики и предложила проголосовать за лучший рассказ. На этот раз прутики были одинаковой длины. Нужно было отдать свою веточку тому, кого ты признаешь победителем. Голосовать за свой рассказ запрещалось. Подумав, я первым передал прутик Горбаю. По-честному, я хотел проголосовать за рассказ Анмэ, но решил, что таким образом обижу Эйстрел, напомнив ей, как смеялся над несчастными женщинами обманутыми Йордом. Рассказ о вине и Войне за Веру показался мне удачным компромиссом. К моему удивлению, остальные протянули мне четыре веточки. Я стал победителем. - Вы имеете право потребовать свой приз, - церемонно поклонилась мне Эйстрел. – Не хотите ли прежде посоветоваться, господин? Я догадался, что ей нужно что-то мне сказать наедине, кивнув, встал. Мы отошли за наш шатер. - Сейчас, я скажу им, что у тебя пропала княжеская грамота. Не вмешивайся, соглашайся со всеми моими доводами и покажи, что ты в сильном гневе, - сообщила Эйстрел. Мы подождали пять минут, изображая какую-то деятельность в шатре, затем направились обратно к костру. - Господин посол страшно разгневан! – воскликнула Эйстрел, вынимая меч и становясь посреди караванщиков. – У него пропало письмо, которое он вез достопочтенному царю Шипуры! Оно было в серебряном цилиндре с княжеской печатью. Никогда еще, говорит мой господин, ему не наносили такого ужасного оскорбления! Ограбили на дороге, как какого-то торговца дынями! - Господин посол, клянусь это не мы! – взвыл Горбай, ткнувшись лбом в песок. - Еще вчера оно было у нас! – продолжала нападать Эйстрел. – Кто, если не вы?! Воительница широко показала рукой на окружающую нас пустыню. Меч в ее руке свистнул при этом, рассекая воздух. - Госпожа может нас обыскать. Если кто здесь вор, то он, безусловно, заслуживает смерти! – попытался образумить ее Анмэ. - Негодяй может надежно припрятать письмо, так что спешно его не найдешь! – ответила Эйстрел. – Но господин посол это так не оставит! Все вы едите вместе с нами завтра до таможни. И вот там, господин посол заявит о пропаже. Тогда вам учинят обыск и все перетряхнут, вплоть до ваших задниц! Казнь негодяя будет ужасной! Однако, по своему благодушию, чествуя свою сегодняшнюю победу, мой господин хочет дать хитрецу шанс. Если вор ночью, пока сидит в карауле, оставит письмо у нашего шатра, мы забудем это происшествие… Посему, мы будем сторожить утром. Первая же половина ночи ваша! Объявив это, Эйстрел учтиво поклонилась мне, и мы с ней удалились в шатер. Должен признать, что задумано было отлично. Как Эйстрел пояснила, вор шкатулки должен был всполошиться из-за предстоящего обыска на таможне. Он не знает, что письмо фикция, и будет уверен, что всех тщательно обыщут, стоит только добраться до приграничной стражи. Письма у него не найдут, но шкатулку… шкатулки он рискует лишиться – она безусловно заинтересует таможенников. Вору в этом случае оставалось бежать, бросив все кроме шкатулки. Тогда, добравшись до границы раньше нас, он спокойно минует ее без досмотра, представившись гонцом с донесением. Мы решили незаметно наблюдать за лагерем. Эйстрел специально поставила шатер в тени деревьев, так, чтобы хорошо видеть место у костра, где будет сидеть часовой. Если он сделает попытку к бегству, то у него шкатулка. Он мог бы поступить и хитрее, попытаться спрятать шкатулку на месте ночлега, чтобы потом вернуться за ней. Например, закопать ее под деревом. Мы должны были увидеть, если часовой куда-то попытаться пойти и проследить за ним. Если проследить незаметно не удастся, его нужно окликнуть и догнать – застигнутый со шкатулкой в руках, он немедленно задаст деру. Наконец, сразу предупредила меня Эйстрел, более вероятен третий вариант – что шкатулки у караванщиков нет. И нам придется, добравшись до Шипуры, начинать поиски заново. - Эйстрел, - тихо спросил я, когда мы легли. – Почему вы все проголосовали за мой рассказ? - Купцы нашли ваши эротические похождения утонченными. Вы, подобно настоящим южным аристократам, отправились сбросить платье[3] туда, где подвергались смертельной опасности. У нас тоже так делают: ищут пик наслаждения на грани жизни и смерти. Будь то война или эпидемия чумы, благородный человек может найти там место для оргии. Как говорят знатоки: чувство смерти поблизости придает остроту сексуальных ощущений. Но… простолюдинам это несвойственно, и ваше поведение удивило наших спутников! - Они подумали, что мы ожидали наводнения или чего-то такого, когда пошли в горы? – изумился я. - Нельзя же жить в горах, и не знать, что погода может перемениться в любой момент! Особенно, если где-то рядом бродит потревоженный я-сёшу. Эйстрел помолчала, затем добавила: - Но более всего их поразило, что ты отдал куртку женщине, с которой ничем не был связан! Долгом или кровными узами. Невоздержанность человека в еде, питие и соитии, поражает его рассудок – так говорят мудрецы, и Горбай убедил своих спутников, что твоя история иллюстрирует это лучше, чем всякая притча. Но я не согласна с ним, что ты не понимал, что делаешь. Этот поступок... Я нахожу его красивым. Но я, правда, не понимаю тебя, Дон! Эйстрел положила руку мне на грудь, и я сплел свои пальцы с ее. - Купцы считают, что твое безумие позволило тебе тогда выжить. У нас есть поверье, что Неназываемый Бог[4], чье имя начинается на руну Ги, приходя забрать чью-то жизнь, иногда оставляет безумцев, потому что хочет посмотреть, что они еще учудят. Я был готов, к тому, что сейчас это с нами случиться… Но, Эйстрел приподнялась, подвинулась к щели в пологе шатра, и жестом показала, что мы должны в эту ночь сохранять бдительность и наблюдать.