***
Вокруг нового золотисто-зеленого дузама собралось порядка двадцати самых почтенных купцов. Дах-Ор-Тарс даже среди них выделялся богатством одеяния. Я сел напротив него. Мне не нужны были церемонии. Но всё же я выждал некоторую паузу – молча кусая самую большую смокву, которую взял с общего блюда. Неторопливость с разговорами – признак аристократа и мудрого человека. Покончив со смоквой и протянув кружку сидящему от меня слева человеку, чтобы налил гостю, я задал вопрос Мастеру Каравана: - Куда путь держите? - В Кобар, господин. - В Южный иль Восточный? - Кто куда, уважаемый. Я поведу своих пхыфов в Восточный. А друг мой, почтенный Мальфус Рёк со своими спутниками последует в Южный. - Значит караван разделится? - Так и есть, господин. Сегодня вечером прибыв к реке Гамун до переправы мы заночуем. А наутро, когда Лохмачи переправят нас на левый берег, разделимся – каждый своей дорогой. - Кто такие эти Пушур[1], которые вас переправят? Местные паромщики? - О, господин, это дикое речное племя. Они кочуют по реке, ловят и продают рыбу. Но там, где проходит тракт постоянно кто-нибудь да бывает. И они предоставляют лодки, чтобы переправить караван за плату. - Ты говоришь они дикие? Сильно? - Совсем дикие, господин. Волос не стригут. Живут в тростниковых хижинах. Скот не пасут, землю не возделывают; питаются рыбой, сладким тростником и водяными орехами. - Ого! Пожалуй, это интересный объект для антропологии! – воскликнул я. - Господин, вреда от них никакого, - поспешил добавить Дах-Ор-Тарс. – Если их извести, кто же будет помогать с переправой караванов? Вот и правители Кобар так решили! - Не собираюсь я их изводить, - поспешил я откреститься от таких подозрений. – Просто хочу остановиться возле переправы. Посмотреть на них поближе. - А, ну тогда для меня будет честью сопроводить вас туда, - вроде как обрадовался Дах-Ор-Тарс. - Вот и хорошо! Для меня будет в радость, если вы предоставите мне еще одного пхыфа на время, чтобы я сложил на него шатер безумного колдуна, от коего я вчера вас избавил, – сделал я встречное предложение. – И пусть твоя дочь Шэна этим пхыфом управляет. А как доберемся до переправы, я отпущу вас с миром. С этими словами я допил последний глоток разбавленного вина, дожевал сладкий пирожок и, встав на ноги, кивком простился с сотрапезниками. Отойдя на несколько шагов, я услышал, как они начали шепотом спорить, но уык уже ничего не переводил мне. По дороге к шатру я еще раз обдумал то, что сказал Мастеру Каравана. Сделал я это спонтанно. Просто мне не хотелось оставаться здесь, в этом оазисе одному, не считая раздувшегося трупа. По всему выходило, что я принял удачное решение. Среди Лохмачей не так одиноко, у меня будет пища, которую я смогу обменять на часть безделушек колдуна. Спросив у них про меня, меня будет легко найти. Оставалось лишь как-то предупредить Эйстрел. То, что она появится в оазисе – я не сомневался. А куда первым делом идет человек оказавшись в оазисе? К воде. Я огляделся. Неподалеку от поилки все также лежал завернутый в ковер труп. Я подошел к вещам у свернутого шатра. (Шэны поблизости не было). Достал бутылочку с подводкой для бровей и большое перо. Безусловно, мертвец у воды привлечет внимание кого угодно. В том числе и Эйстрел. Присев, и стараясь дышать через раз, я начал писать тушью на гладкой изнанке ковра: «Ищи меня на переправе через Гамун[2]. В племени Пушур.» На местном языке, но русскими буквами, которых здесь никто не знает. Кроме Эйстрел, который предназначалось послание. Остальные решат, что я колдую. Вон, Шэна, явившаяся невесть откуда, уже поглядывает на меня, втянув голову в плечи. - Больше он нас не потревожит! – сказал я громко, к ней повернувшись. Дневной переход к реке Гамун прошел без приключений. Единственное, что мне запомнилось, был вопрос Шэны, действительно ли я собираюсь глотать пхыфа. Это было неожиданно. Девушка ехала рядом со мной на расстоянии вытянутой руки, тайком изучая меня глазами. И без предисловий обратилась с таким странным вопросом. - Скажи, а ты правда сожрешь моего пхыфа? - Я хорошо поел утром. С чего бы мне глотать пхыфа на котором ты сидишь? Шэна осторожно махнула рукой вперед, по направлению головы Каравана. - Когда вы ушли, они говорили, что один пхыф, даже если вы его проглотите, не такая большая плата за то, чтобы от вас избавиться… Я усмехнулся. Вот, оказывается, как… То, что я спас их задницы от колдуна, – это бесплатно. А за мое «до свидания» они, так и быть, готовы простить мне пхыфа! Солнце было еще высоко, когда мы прибыли туда, где тракт выходит к реке. Она была широка, первобытно прекрасна в зеленых берегах. Несла с собой свежий ветерок и птичий гомон. Мне понравился здешний пейзаж. А вот люди, которых мы повстречали на берегу, вызвали во мне разочарование. Увы, они не соответствовали тому, какими я ожидал увидеть диких речных кочевников, живущих в гармонии с природой. Племя Лохмачей оказалось просто сборищем нищих оборванцев, не следивших за собой, и не имевших чего-то аутентичного… Поселок из тростниковых хижин, имевших вместо дверей циновки, и площадку с очагом перед входом, подозрительно напоминал трущобы Шипуры. А сами «дикие люди» походили не на аборигенов Австралии, а на современных нищих попрошаек из Каира, которые обступают тебя, стоит только оторваться от гидов и самостоятельно пуститься на «поиски приключений». Такие же крикливые, с жаждой наживы в глазах и какой-то «нескрываемой хитростью»… Я шлепнул по колену зазевавшуюся Шэну, и велел ей разворачивать пхыфа и выбираться из толпы. На тех Лохмачей, которые норовили попасть под ноги моего пхыфа, я указывал колдунским посохом и грозно произносил: - Брых!.. Дрых!.. Улук!... – и прочую односложную белиберду, которая заставляла их в последний момент исчезнуть с моего пути. Я заставил Шэну отъехать на треть тапа от поселка и развьючить пхыфов на возвышении берега, под большим раскидистым деревом. Здесь я приказал поставить шатер. Место было хорошее. При желании можно было спуститься к воде. Днем дерево своей тенью прикрывало от солнца, а если бы пошел дождь, частично защитило бы и от дождя. Поселка Лохмачей не было видно – его скрыли рельеф берега и высокий, до крыш хижин, тростник. Зато хорошо просматривался тракт, ведущий к реке. Если в ближайшие дни Эйстрел поедет по дороге, я издали замечу ее, а она, в свою очередь, увидит мою палатку. Когда шатер был установлен, а поклажа размещена рядом, я отпустил Шэну с ее пхыфом. Ее я лично поблагодарил за хорошую службу и разрешил забрать ящичек с косметикой. А прочим, на прощание я решил ничего не передавать – мне казалось, что караванщики не нуждались в этом. Этим вечером я был обеспечен ужином из своих запасов. А утром намеревался прийти в поселок и попытаться выменять что-нибудь ненужное из вещей на съедобное. Итак, пришла ночь, и я решил устроится спать. Надо сказать, что за все время, до заката солнца, никто не появился вблизи. И я расслабился, думая, что местные жители сюда не придут. Поэтому не стал заносить внутрь ограниченного шатра никаких вещей, кроме самых ценных. Я постелил себе внутри единственную шкуру, которую нашел самой чистой, бросил в ногах сумку со Шкатулкой и сумку с золотом. А рядом со своим ложем положил меч. Прочие пожитки остались снаружи. Там же пасся расседланный пхыф. Возле вещей, как грозное предупреждение, я воткнул колдунский посох. Я был уверен, что купцы из каравана за вечерним дузамом обсудят события последних двух дней, а местные услышат эту сплетню – вскоре она обойдет всю деревню – и суеверные дикари поостерегутся ко мне наведываться. Пока всё говорило за эту гипотезу… Ночь выдалась жаркой и влажной. Я страшно потел на пушистой шкуре. Даже пару раз порывался выйти, спуститься к реке и, только неведение, чего можно ожидать на крутой тропинке, останавливало меня от того, чтобы омыть себе лицо и голову плещущей в жемчужном лунном свете водицей. Стоя у кромки обрыва из сырой глины, я поймал себя на сожалении, что неоткуда достать и выкурить сигарету… При том, что сигареты в земной жизни я пробовал от силы десяток раз, несколько лет назад… Невидимые в тростниках над моей горькой судьбой смеялись лягушки. Плескали внизу рыбы, гудели и трещали насекомые, где-то вдалеке свистела таинственная птица чужих субтропиков. Я был одинок в этом полном жизни мире. Над моей головой разворачивались созвездия. То и дело их перекрывало облаком. Порой с неба срывалась звезда, исчезая где-то на Востоке в пустыне. А река внизу подтачивала берег и кропила растения вокруг меня росой. Наконец я задремал. Мне снился костер у шатра, который кто-то вновь развел, раздув угли. Желтое пламя, треща, взметнулось над чем-то похожим на пучок ваты… Я глядел на это безучастно, как положено во сне, не удивляясь тому, что вижу сквозь стенку шатра. Мне хотелось, чтобы Эйстрел пришла скорее ко мне внутрь. Но она не шла. Костер сменился пейзажем далеких пустынных гор. Я трясся в седле. «Поганец! И ночью ты не даешь мне покоя! Ну, что ты за такая скотина!» – отчитывал я своего пхыфа. Он же молча нес меня навстречу синим горам за бескрайними просторами пустыни. Пока я не уткнулся в его шею, зарывшись руками в рыжий, тяжелый мех… Проснувшись я обнаружил, что лежу уткнувшись носом в пыльную шкуру, а пальцы мои все еще сжимают ее, словно она может куда-то выскользнуть из-под меня. «Фух!» - произнес я вслух. – «Ну, сегодня можешь отдохнуть, Ласточка! Будем бездельничать. Уверен, тебе это понравится». Никто мне, конечно, не ответил. Тогда я вылез на свет божий… Первое, что я увидел был колдунский посох. Он торчал словно куй – один-одинешенек – отмеряя длинной тенью утренние часы. Сундука, седла и прочих вещей под ним не было. Оглядевшись по сторонам, я не увидел и Ласточки. Трехэтажной фразой объединил я и куй, и пхыфа и то, чем все это должно было накрыться… - Шэна! – прокричал я в сторону деревни и лагеря караванщиков. – Шэээнаааа! Разумеется, ни первое, ни второе не принесло никаких результатов. Тогда в приступе паранойи я полез в шатер и нашарил в сумке Шкатулку. Облегченно вздохнул. Вновь выбрался из шатра и, вооружившись мечом и посохом, с драгоценными сумками через плечо, направился в деревню. Дузам уже собрали. Кругом купцы суетливо паковали свои вещи, вешали тюки на спины пхыфов и лошадей. Рядом с деревней находились настилы из бревен и тростника, которые спускались к воде, где причаливали лодки. На этих настилах было наибольшее оживление. С лодок, плотов и плотиков полуголые пушуры зазывали путешественников к себе, показывали на пальцах плату за проезд. Поднявшись на верхний настил и встав у какого-то столба, я стукнул посохом о бревна. А затем, не сдерживая своего гнева закричал: - Где мой беговой пхыф с позолоченным седлом?! Где два ковра и три шкуры??! И сундук с прочим добром???! Немедленно верните их мне! А не то с этого места не уйдете! Наступила гробовая тишина…. Наконец, находившийся неподалеку Дах-Ор-Тарс осторожно приблизился ко мне и, снова как первый раз, бухнулся на колени: - О, великий Господин! Не гневайся на нас! Мы не знаем, где всё это… Я махнул на него рукой, призывая замолчать. - Уверен, что не может быть так, чтобы вообще никто ничего не знал. И если вора здесь нет, то есть тот, кто его видел или что-то знает… Ибо пхыф не мог сам по себе улететь вместе с поклажей! – я указал пальцем в небо, а потом коротко распорядился. - Посему созови сюда ВСЕХ из каравана и тогда мы с тобой спросим еще раз!.. Вскоре вокруг помоста собралось более полусотни калсьен[3], включая слуг и охрану каравана. Посредине полукруга, у столба туда-сюда расхаживал я – ни дать не взять воплощение бога. Да, того самого, который приходит в конце с папирусами и палочкой для письма…[4] Мне не пришлось долго ждать тишины – предчувствие чего-то ужасного заставляло людей вжимать головы в плечи и стараться слиться с местностью. Чувствовалось, что ноги присутствующих готовы дать стрекача, глаза тоскливо смотрят вдаль, куда они могли бы скрыться, и только предательская жадность, подобно силе гравитации, не дает им осторожно сделать первые несколько шагов и стремглав пуститься к горизонту… Казалось, эти люди клянут себя за то, что не могут бросить на произвол судьбы разложенные на земле тюки, мехи и лари. При этом слуги находились позади господ, как бы на низком старте. Возможно, подумал я, пяток оборванных, презренных, ничем не обремененных рабов, уже заныкались в тростниках или смешались с аборигенами в деревне. Я обратился к присутствующим, кратко поведав, что этой ночью был ограблен. И поскольку до сих пор (хотя в это трудно поверить!) никто не признался в этом гнусном преступлении, я намерен провести настоящее расследование. При этом все, кто помогут расследованию (сколь бы это ни казалось удивительным!) будут мною помилованы!.. Произнеся эту оптимистичную, мотивирующую речь, я попросил всех немного подумать, не видели или не слышали ли они этой ночью чего-нибудь подозрительного… Пока люди молчали, я осторожно наблюдал за ними. Большинство, то и дело, бросали взгляды в сторону деревни Лохмачей. С трудом среди толпы отыскал я Шэну. Мне сразу показалось подозрительным, что она старается не попадаться мне на глаза, укрываясь за спинами слуг, в самом отдалении, и склонив голову смотрит куда-то в землю… «Похоже, Шэна имеет ко всему этому отношение» - решил я. Конечно, украсть пхыфа она не могла. Хотя бы потому, что девочке просто по статусу не положено владеть такой вещью, как пхыф и перевозить собственные товары. Личная косметика, это потолок, на что мог бы согласится ее отец. Но… Определенно, она что-то знает… Я не стал спрашивать ее напрямую. В этом случае, она заперлась бы, и все стала отрицать. Наконец, Дах-Ор-Тарс, несколько заикаясь и путаясь в словах, прервал молчание: - Великий Господин Грома, ни… никто из ка… варана не решился бы взять волоска из ваших шкур… Поэтому… - Я тоже так полагаю, - пришел я ему на помощь. – И поэтому, ты хочешь сказать, что виноваты Лохмачи… По облегчению на его лице, было ясно, что я угадал, куда он клонит… - Но, видишь ли, мне хотелось бы знать, – продолжил я мысль, постепенно повышая голос. – Кто конкретно из них это сделал? Просто истребить их всех было бы легко… Но мало! Поскольку это не вернет мне моего пхыфа!.. - Господин, вы могли бы спросить у них… - Верно. Но их тут слишком много – человек двести. И они прячутся по хижинам. Поэтому пойдем со мной и укажите мне у кого спросить первым… Такой нехитрой манипуляцией я повел за собой «добровольное войско», готовое кошмарить Лохмачей, которые, в отличие от моих солдат, не испытывали передо мной такого страха. Долго искать не пришлось. На самом видном месте в поселке стояла самая приличная хижина, обладающая чем-то наподобие террасы. Кроме плетеных циновок, закрывающих вход, большая циновка лежала на террасе перед входом. Там, где терраса обрывалась, находилась площадка с очагом. А правее этой площадки странное сооружение, вроде совсем маленькой хижины или шалаша (куда с трудом мог бы протиснуться, вставший на четвереньки, человек). Так сказать, на пороге этого шалаша, лежал птичий череп размером в два кулака, с острым с зубчатыми краями клювом. Форма глазниц указывала на то, что птица обладала развитым зрением и примитивным мозгом, с трудом помещавшимся за большими глазами. Пока я любовался черепушкой, Дах-Ор-Тарс и Мальфус Рёк вошли в хижину и вывели оттуда седого как лунь старика. Наверное, ему было за семьдесят, если в этих диких условиях доживают до такого возраста. - Это старейшина деревни? – спросил я Мастера Каравана. Старик поглядывал на меня искоса и скалился последним оставшимся зубом… - Да, Устрашающий, - ответил Дах-Ор-Тарс. За стариком на некотором расстоянии последовали две женщины. Тоже старые, но не лишенные еще всех зубов, и не иссохшееся до сходства с мумиями. Наверное, его дочери. А, возможно, жены. - Сии почтенные мужи, - я указал на Дах-Ор-Тарса и Мальфуса, - полагают, что жители деревни, этой ночью увели моего бегового пхыфа. И с ним много ценных вещей, сложенных у входа моего шатра… Старик помотал головой. Похлопал пальцами по своим ушам. - Ты слышал, что тебе сказали? Старейшина вновь помотал головой. - Что ты знаешь о похищении пхыфа и поклажи сегодня ночью?! – проорал я ему в ухо. - Ничего! – он наклонился и начал потирать свое колено. Казалось, еще немного, и он упадет в золу очага. Но при этом старик не только не выказывал страха, но оставался полностью невозмутимым. Больное колено беспокоило его куда больше, чем наличие толпы важных людей, половина из которых была вооружена луками и копьями. - То есть, ты утверждаешь, что ничего не знаешь… - вслух подвел я итог. Я поманил его к шалашу с птичьим черепом. И Дар-ор-Тарс с Мальфусом подвели его за мной. - Поклянись перед этим вуух[5], что ничего не знаешь о этой краже. Пусть за правду он даст тебе долгих лет, а за ложь… - я наклонился к его уху. - Высохнет река и сгорит весь камыш… Старик ошеломленно пялился на меня. С подобным же выражением, взирали на меня женщины с ним. И караванщики, слышавшие мои слова… Много позднее я узнал, что вуух этого племени Лохмачей был земляной страус Шурунч. Проворная птица эта копает норы и известна своей удивительной способностью к маскировке. У Лохмачей же их племенной тотем помогает «выходить сухими из воды» после всяких сомнительных дел. То есть, я потребовал от старейшины поклясться говорить правду перед духом, который помогает обманывать… И пока присутствующие гадали, что бы сие значило и что будет далее, тишину нарушил вопль: - Мерзавка! Разбойница! Кудра блохастая!!! На тропинке, ведущей через заросли тростника к поселку, появилась необычная троица. Двое лохмачей пытались успокоить своего буйного товарища. Но тот их не слушал. На весь Свет распекал он кого-то, подбирая всё новые нелицеприятные эпитеты и выражения. Выглядел возбужденный субъект «бомжевато» даже на фоне своих соплеменников – грязный и оборванный он топал босиком по дорожке, поминутно оборачиваясь и потрясая кому-то невидимому за своей спиной кулаком. Сей троице деваться было некуда, поскольку тропинка выводила прямо на площадку перед хижиной старейшины. И вскоре мужчины, не имеющие представления, что же происходит в их деревне, оказались в кругу, центр которого занимали я, два досточтимых Мастера Каравана и Старейшина страусолюбивого племени. - Кто, кудра блохастая? – спросил я, как только они предстали передо мной. - Моя сестра! Которая мне больше не сестра! – проревел чумазый лохмач. - Чего же она сделала тебе? - Сделала? Спроси лучше, что она не сделала! – схватившись за голову этот тип огляделся. – Жожелица подлючая! Сбежала! И Борзодела с ней! - Отыщим, - заверил я его, хотя понятия не имел, о ком речь. Однако, что-то подсказывало мне, что сей субъект окажется ценным источником информации. - А, скажи для начала, кто ты такой? - Светлоликий[6], я - Чертело[7]… Усмехнувшись про себя столь подходящему к нему имени, я отодвинул от него соплеменников, которые пытались урезонить разошедшегося оборванца. Взяв грязнулю под локоть, я попытался его подвести поближе к вооруженным охранникам каравана. Подмигнул копейщикам, надеясь, что они поймут мой намек - обеспечить безопасность свидетелю, я обратился к столпившимся купцам. - Вы что не видите? У человека горе! Принесите ему вина! Снова повернулся к свидетелю: - А кто этот… Борзодело? - Мой шурин. Этот драный кот с сестрой заодно! Под юбку ей метил! Я похлопал его по плечу… - Все наши беды от женщин. Тут даже Бог ничего не может поделать… - выдал я, посмеиваясь про себя, и даже не представляя, насколько в тот день это окажется близко по отношению ко мне. - Лучшего пхыфа ей отдал! Какой пхыф был! Когда я этой шлюхе погоняло в руку передал, он положил мне голову на плечо, как будто говорил: Чертело, зачем ты вручаешь мою судьбу гадалке и ворожее?! На кого ты меня покидаешь? Не увидишь ты более меня и этого сундука! Какой пхыф был!.. - Вот выпей, - подал я ему чашку, куда один из купцов, окружавших нас, плеснул золотистой жидкости из меха. - А про какой сундук речь шла? - Ей девчонка принесла. С черными волосами, зеленоглазая. - Зачем? – изумился я. - Вахмурилла счастье ей нагадала[8]. За счастье-то платить надо… Тут у меня, надо сказать, едва челюсть не отпала. Я даже выпал из роли утешителя этого пройдохи. - Она что, целый сундук ей принесла??? Уже хмельной Чертело кивнул, тут же отрицательно помотал головой, и протянул кружку за второй порцией. - Не сама, конечно… - когда ему налили продолжил он, - Борзодело ей помог во-водрузить сундук на пхыфа… И, и… Привезти в дом… бывшей сестры моей Вахмуриллы. Я посмотрел по сторонам. Купцы, включая Дах-ор-Тарса, тоже выглядели опешившими. - Дарагой, - обратился я к Мастеру Каравана. – Пусть приведут Шэну. Заметив, что кто-то из слуг неохотно вышел из круга, отправившись на поиски девочки, я спросил у Чертело: - А что потом было? И какое ты имел ко всему этому отношение? - Вахмурилла получила оплату и тут вспомнила, что дела у нее в Шипуре. - Такие срочные, что прямо ночью ехать надо? – спросил я. - Точно! Тааак она и сказала. - Кудра! – повторил я новое слово. Пьяный брат Вахмуриллы кивнул. - Ну, а ты? Ты-то как без пхыфа остался? - Потому что на свою беду в ее доме оказался. Вахмурилла мне сказала, что еще один пхыф нужен. На одного-то мы мой сундук погрузили. На пхыфа с седлом, которого зеленоглазая привела, сама Вахмурилла села. А третий моего шурина был. Мне пхыфа не досталось, и пошел я к себе домой за вторым пхыфом... У меня их два… Быыыло! – взревел Чертело белугой. - Как сундук твоим-то оказался? Ты же говорил, что Вахмурилла получила его за гадание, – не понял я. - Потому как она обещала сундук мне отдать, если я помогу вещи погрузить. - Как ты думаешь, Чертело, не является ли то, что ты рассказал участием в воровстве? - Верно, светлоликий, обещала отдать сундук и не отдала – обман, да еще и пхыфа увела – воровство. Получается, я жертва такой мегеры, что Свет не видывал! - Но она, кстати, твоя сестра… – подлил я масла в огонь. - К Йорду такую сестру! Я узнаю-то ее только для того, чтобы волосы все выдрать! Ырла копучая, чтобы у нее ноги отсохли… Чтоб халлихэрн ее забодал в горах!.. - Чертело, а куда ты-то собрался с ней ехать?... - Я… Так я… Тоже по делам собрался в Шипуру, - пояснил Чертело. - В Шипуру? - В Шипуру. Где же еще базар-то найти хороший? - Итак, оставив одного пхыфа дома у Вахмуриллы, ты отправился за вторым? - Да… - Конечно, Вахмуриллы на месте не оказалось? И Борзоделы? - Не то что на месте?! Я за ними до рассвета гнался в Шипуру. Пока не взошло солнце. И горизонт открылся… Тогда я понял, что змея подколодная за мою доброту воздала мне ядом – вместо Шипуры, по реке, да в горы свернула… Одно слово – ведьма! - Знаешь, где ее искать? Куда с Борзоделой они могли податься? Чертело глядел вдаль, куда-то на Юго-Восток, где голубела тонкая полоска горных пиков. - Йееээээ! – возопил он и плюнул в пыль у очага. Мне стало понятно, что у него нет ни малейшего представления об этом. - Что же, Чертело, погоди, сейчас мы послушаем еще одного свидетеля, - сказал я. Крепко держа перепуганную Шэну за запястье, приблизился к нам один из стражников Каравана. В центре круга зевак из разодетых купцов и оборванных речных аборигенов, образовался треугольник: по левую руку от меня Шэна, а по правую ее отец, бросающие друг на друга мрачные взгляды. - Шэна, как пришла тебе в голову гениальная мысль, отдать гадалке – это слово я выделил презрением, - можно сказать, всё мое имущество?! - Это не правда! Ничего твоего я не отдавала! – уперлась Шэна. – Только свои краски! - А куда же делись мой пхыф, ковры и прочее?.. – спокойно спросил я. - Они нужны были «видящей» для привязки… Я их не отдавала! - Ничего не понимаю! - Чего тут понимать! – рассерженно закричала на меня Шэна, - Вахмурилла просила их притащить только на время! - Зачем? - Потому что искать лобковые волосы у шатра было темно! - Лобковые волосы… - только и смог повторить я, вытаращив глаза. - Да, твои… - хлюпнула носом девочка. - Шэна! Мерзкая девчонка! Что тебе понадобилось у тараканщицы[9]? – вышел из себя Дах-ор-Тарс. Если Шэна, казалось, вот-вот расплачется, то ее отец, красный от гнева, готов был наброситься на нее с кулаками, и только мое присутствие, удерживало его от рукоприкладства. - Да, Шэна, у меня аналогичный вопрос. Меркантильные мотивы Вахмуриллы мне более-менее понятны. Но что тебе от нее было нужно? И причем тут мой пхыф и волосы? - Она сказала, что для обряда нужны волоски пхыфа, на котором ты ездишь, и твои лобковые волосы, которые надо поискать в твоих вещах… И тогда ты воспылаешь желанием… - К пхыфу?!?!?! – в ужасе воскликнул я. - Ко мне! - Подожди, Шэна, повтори еще раз, конкретно: что ты попросила у этой хитрой бабы Вахмуриллы? - Чтобы я осталась с тобой! Уже не сдерживая слезы, она продолжала: - Вахмурила срезала у меня волоски оттуда и велела сжечь около твоего шатра вместе с твоими… - Вот гадюка! – воскликнул я про Вахмурилу. - Недостойная дочь! – схватился за голову Дах-ор-Тарс. – Кто же платит выкуп за приворот?! Мастера Караванов можно было понять. Во-первых, зять инквизитор - все равно, что тигр дома без клетки. Во-вторых, хотя у торгового сословия за девушку и полагается уплатить «калым» ее семье. Однако, существует маленькое исключение из этого правила – приворот девушкой мужчины. В этом случае он берет ее, как бы, не по своей воле, поэтому не обязан оплачивать женитьбу. В-третьих, в данных обстоятельствах, Дах-ор-Тарсу надеяться следовало не на "калым", а на то, как бы его голова осталась на своем месте... - Но, наверное, провидица что-то напутала и ты… Тебе, твой пхыф дороже! – выпалила, заливаясь слезами Шэна. - Ну, знаешь! – я не нашелся, что сказать… Вместо рыдающей на корточках Шэны, я обратился ко всем остальным свидетелям этой сцены. - Вы мне за это заплатите! По крайней мере, одного пхыфа с седлом и новый сундук, - я развернулся и пошел переваривать этот «завтрак» в свою палатку. - Погодите! Я тоже пострадал не меньше! – закричал позади охмелевший Чертело. – Кто вернет пхыфа и новый сундук мне?! Но его в поднявшемся шуме и гаме никто не слушал. Часа два полеживал я у шатра в тени. Это сказалось на мне благотворно. Во-первых, при здравых рассуждениях, выходило, что, исключая пхыфа, потерял я лишние вещи, от которых никакого проку. Только таскать их замучаешься. Шатер при мне, и без пыльных шкур теперь. Меч при мне. Золото. И, конечно же, Шкатулка. Пхыфа же я добуду у Дах-ор-Тарса. Но даже если бы я не получил его, когда приедет Эйстрел, мы наймем животных для перевозки в первом же караване. Денег у нас хватало, не только для путешествия в портовый город, но и чтобы купить место на корабле до острова Йорда. Что будет потом, я не очень задумывался. Как я представлял себе, Эйстрел триумфально вручит шкатулку в Святилище, нас будет чествовать как героев, соответствующе наградят, и мы сможем остаться на острове или отплыть на Север, к князю Магратху, чтобы получить у него какое-нибудь новое задание. Кроме того, после возвращения Шкатулки, я собирался сделать Эйстрел предложение. Романтично обставлю этот момент, скажу, что желаю видеть ее своей женой и странствовать вместе с ней, куда ветер нас понесет. А после, сразу, не дожидаясь свадьбы, займусь с ней сексом. Ибо здесь никаких формальностей для этого не требуется… Так помечтав, я почувствовал некоторый голод. «Схожу-ка к переправе, - подумал я. – Найду чего-нибудь поесть, а заодно, проверю, приготовили ли для меня пхыфа». Приближаясь к лагерю караванщиков, я заметил, что обычный для сбора в дорогу ажиотаж, выглядит как-то странно. Вместо того, чтобы толочься у своих тюков и животных, караванщики сбились в компактную толпу возле мостков и настилов у реки… Они живо спорили и обсуждали что-то полукругом у того столба, от которого утром я толкал к ним речь о пропаже моего пхыфа. Я заметил, что у столба кто-то находится с обнаженной спиной. Оказавшись поближе понял, что человек этот привязан к столбу, руками и за талию. Подойдя сзади к стоящим слугам, я узнал в фигуре у столба Шэну. На девочке была только тоненькая нижняя юбка, медового оттенка, сквозь которую просвечивали ее округлые ягодицы. Внутренне закипая, я стал проталкиваться сквозь толпу… У самой платформы перед мостиком-сходнями стояли Дах-ор-Тарс, Мальфус Рёк и несколько других богатых караванщиков. Они спорили. - После пятидесяти удавов плетью Шэна может не выдержать дневной переход на пхыфе… Даже мужчина может спечься под пустынным солнцем, - говорил Мальфус. - Но вам придется отдать пхыфа и традиция требует такого наказания для того, кто виноват в его потере, - возразил незнакомый мне купец. - Нет нарушения в том, чтобы разделить наказание на здесь и там. Например, пятнадцать плетей и тридцать пять, - вмешался в их спор третьим какой-то сволочной дед с седой бородой и богато украшенной камнями чалмой. Тем временем вокруг Шэны прохаживался мускулистый молодой стражник, держа в руках пока что свернутую в пять колец кожаную плеть. Он остановился перед обнаженной по пояс девушкой и для вида подергал ее путы, как бы проверяя их надежность. - Пожалуйста, не надо… - жалобно умоляла мучителей Шэна. Это было абсолютно бесполезно. Вероятно, она стояла здесь уже полчаса в ожидании позорной экзекуции. Солнце напекло ее нежную кожу на спине, которая из почти белой успела порозоветь. Привлеченные потом на обнаженное тело Шэны садились мухи, которых много летает у реки. Девочка тихо плакала, это было заметно по тому, как подрагивали плечи и склоненная шея. Зрелище было настолько невыносимым для меня, что я даже подумать не успел, что скажу, как поднялся к самому столбу и громко обратился к этой напыщенной толпе. - Так, слушайте все сюда! Как вам вообще пришло такое в голову? Вы что, не знаете, что детей бить нельзя?! Спорщики мигом затихли. Судя по выражению их лиц, они этого не знали. - Каких детей… нельзя? – удивленно спросил сволочной дед, который предлагал разделить порку на два этапа. Он оглядывался, ища внизу по сторонам, словно пытаясь увидеть, о каких детях я веду речь. Я вспомнил, что не слышал, чтобы в Мире Эйстрел слово «дети» применяли к подросткам. - Ну, Шэну тоже можно считать условно ребенком… Я сделал шаг в сторону, показывая рукой на связанную девушку. Снова наступила тишина. - Как это «условно»? – теперь обратился ко мне ее отец. - Это значит, что в некоторых ситуациях она ведет себя, как ребенок, - пояснил я. – Делает плохо не намеренно, а по глупости. Надо вначале это выяснить, прежде чем наказывать. - Мы это выяснили, досточтимый Румата, - сказал Дах-ор-Тарс. – Шэна, к моему сожалению, будет наказана из-за своей глупости. - Вы считаете справедливо дать девочке пятьдесят плетей за глупость? – изумленно обратился я к собравшимся. Мужчины стали переглядываться. Некоторые что-то начали говорить соседям. Экзекутор с плетью терпеливо ждал. Поскольку ему нечего стало делать, он присел на досках перед Шэной и снизу разглядывал ее грудь. Наконец, из толпы поднялся один голос, обращенный непосредственно ко мне. Толстый торговец, на голове которого была овечья шапка вместо чалмы, попросил: - Поясните, господин, нам про справедливое наказание за глупость. Это больше пятидесяти плетей или меньше?… - Представьте себе, что вы идете в Восточный Кобар, - сказал я. – И у ворот города в пустыне завелся разбойник, который загадывает проходящим загадки. И всякого кто ответит неправильно бьет плетью. Как вы считаете, для глупцов, которые не смогли ответить, пятьдесят плетей будет много или мало? Люди заспорили по-новой, но, неожиданно для меня, крепкий, широкоплечий, в блестящем панцире начальник охраны выступил вперед. - Такой нечестивец действительно был, господин Румата. Не в Южном Кобаре, а около города Альзрубии, - он махнул рукой на Восток. – И звали его Дукис. И путников за неправильный ответ он бил не плетью, а сразу моргенштерном по голове… - Что же с ним стало? – теперь уже заинтересовался я. - Собрался отряд городской стражи, выловили его и задали загадку позаковыристее. А потом убили мерзавца. И поделом, ибо нечего в пустыне умного из себя строить! - Полностью с вами согласен, - кивнул я. – Очень хороший пример. - Н’да, теперь я, кажется, понимаю, почему в пустыне за глупость не наказывают, - сказал Дах-ор-Тарс, подняв палец кверху и поворачиваясь к своим подчиненным. Я возликовал про себя и, улыбаясь, посмотрел на них. Но весь поучительный эффект этой истории незамедлительно был испорчен. - Вот и правильное решение, - резюмировал Мастеру Караванов сующийся всюду со своим мнением дед в чалме. – Выпорем Шэну, когда приедем в Кобар, у вас дома. Там она быстро отлежится… Улыбка исчезла у меня с лица. Это решение устраивало всех, кроме меня и Шэны, хотя, кажется, я уловил ее вздох облегчения позади себя. - Подождите! – я поднял руку, - Дах-ор-Тарс, я не хотел, чтобы плетью исполосовали спину Шэне, потому что намерен забрать ее себе в качестве служанки. Вместо того пхыфа и сундука, который ты мне должен. Мастер Каравана выглядел, как будто рядом с ним ударила молния. - Вы хотите забрать Шэну вместо бегового пхыфа?! – наконец, произнес он. - Именно так! - Что же вы сразу не сказали?! – оживился он. – Шэна очень послушная и воспитанная дочь! Если бы ее не сбила с толку Вахмурилла, да будет она проклята… - Да, что, касается Вахмуриллы! Если кто-то ее поймает, пхыфа и вещи при ней может забрать себе, а саму гадалку доставить в Шипуру… в дом Илланозо. Скажите, что должок от Дона Руматы. Я, проявив сноровку, развязал руки Шэны, а веревку, притягивающую ее за талию к столбу, просто перерезал своим мечом. Обхватив обмякшую девочку подмышкой, потащил за собой с этого позорного помоста. Когда мы спустились, я попросил выбранного палачом парня: «Подай мне ее платье». С затаенным сожалением в глазах, он выполнил мою просьбу. Я повесил платье на плечо Шэне, и мы, наконец, вышли за пределы этой толпы.***
Оставшийся день, а за ним и следующий, прошли без происшествий. Шэна постепенно отходила от пережитого. Если остаток первого дня она просидела в шатре и даже еду на нас двоих готовил я, то наутро девушка выбралась к реке. Я заметил ее внизу, осторожно плескающей на свое тело водой – вероятно места, где кожа получила солнечные ожоги, и укусы насекомых чесались. Я окликнул ее, поставив пустой котелок на край обрыва, и попросил принести воды, как закончит купаться. Девушка поспешно выполнила просьбу, я бросил в котелок рис, и мы вскоре поели. Вечером я спросил, пойдет ли она со мной в деревню лохмачей. Она отказалась. Я сходил один и принес рыбы, которую Шэна сама почистила и, надев на веточки, испекла над углями. Обе ночи девушка спала в палатке вместе со мною, одетая как днем. Вероятно, когда приходили пугающие воспоминания, она протягивала руки и брала меня за одежду или за руку. Я не мешал ей, но и не проявлял нежности, поскольку не хотел, чтобы Шэна воспринимала меня как «своего мужчину». Впрочем, как вскоре выяснилось, это не помешало Шэне сделать именно такой вывод. На третий день, когда Солнце было на самом верху своей небесной дуги, на горизонте показался одинокий пхыф с всадником. Полчаса не прошло, как Эйстрел прыгнула в мои объятия. Я похлопал ее по спине, как это обычно принято между воинами-друзьями. Оба мы почувствовали, как нам не хватало друг друга всё это время. Я внимательно наблюдал за Эйстрел, она искренне радовалась встрече, и мы обнимались целую минуту – дольше, чем это принято между просто боевыми товарищами. Эту сцену с трех шагов наблюдала Шэна. Я заметил обескураженное выражение на ее лице, но не придал этому особого значения, поскольку ожидал чего-то подобного ревности… Я представил Шэну Эйстрел, сказав, что это моя служанка, и она будет путешествовать с нами. - Я расскажу тебе подробнее, пока мы прогуляемся до племени лохмачей и купим что-нибудь поесть, - обещал я. После этого мы перенесли походные сумки Эйстрел с ее пхыфа в шатер, отпустили животное пастись и я просил Шэну присмотреть за вещами, пока мы ходим за покупками. Как только мы удалились от палатки шагов на тридцать, вне досягаемости посторонних ушей, я сообщил спутнице: - Шкатулка со мной. - Я почти уверилась в этом, Дон, когда нашла Горбуна мертвым. - Что мы будем делать теперь? - Мы отправимся в Южный Кобар – это ближайший город, не считая Шипуры, где можно найти корабль. Я выехала бы уже сегодня, но боюсь, мой пхыф, который совершил два перехода за ночь и половину сего дня, никуда больше не пойдет… - Хорошо, - я кивнул. – Значит, ты не ночевала в оазисе, где я бросил тело? - Нет. Еще этой ночью я видела Тайлу. Она просила поделить с тобой ее пожелание удачи, как пирожок! Я, улыбнувшись, кивнул. - Она нам понадобиться, потому что я с Шэной просрал твоего Ласточку. И я повел рассказ о своих приключениях, о которых вы только что прочли… Когда я закончил, мы стояли напротив лохмача-торговца и выбирали рыбу. Я склонялся к тому, чтобы взять все пять вяленых на солнце рыб, разложенных, за неимением стола, на куске старого-престарого пергамента, неизвестно каким ветром занесенного в поселок неграмотных дикарей. Эйстрел, посмеиваясь, спросила: - Ты говорил, что у Чертелы было два пхыфа? - Да, кажется, один еще остался… - Я думаю, он не против будет тебе его продать. Я немного подумал. - Давай тогда купим и этот кувшинчик вина… - предложил я на радость торговцу. – Возможно, Чертело захочет снабдить нас пхыфом бесплатно. Минут за двадцать мы нашли хижину Чертело. У порога хижины, женщина (оказавшаяся женой этого пройдохи) топтала ногами какой-то коврик в корыте. За хижиной пасся пхыф. Собственно, он и привлек наше внимание. А когда женщина крикнула, не выбираясь из корыта: «Эй, Чертело, тут по твою душу!». Из дома мы услыхали: «Дура, не мешай! Я жду принцессу с Севера!» На фоне лохмачей золотоволосая Эйстрел, стоявшая подбоченясь у плетня, вполне выглядела принцессой. «Ай, Чертело, тут к тебе светлоликая принцесса пришла!» - взвизгнула его жена и, взглянув ниже, на наши мечи, добавила с угрозой: «Сейчас тебя убивать будет, охальника!» Чертело появился с каким-то обрывком ремня, должно быть, собираясь проучить жену, и застыл в изумлении… - Я пришел поздравить тебя, - сказал я, вертя в руках кувшинчик вина. - С чем это? – опасливо спросил Чертело, поедая глазами Эйстрел. - С тем, что ты приобрел два дома. - Я? - Поскольку твоя сестра Вахмурилла и шурин Борзодело официально находятся в розыске шипурской Инквизиции, их арестованное имущество, в частности дома, временно переходят тебе на сохранение. - Да? – Чертело еще сильнее выпучил глаза. – Я как раз утром думал, что с их домами-то станет… По нему видно было, что еще с вечера он «залез в бутылку», а утром думал только о том, где достать опохмелиться. Мы с Эйстрел без спроса прошли на участок через канаву заполненную зеленой болотной водой. - А… а, что от них хочет шипурская Инвизиция? – осторожно спросил, наученный горьким опытом обмана Чертело. Я поглядел на Эйстрел, как будто, собирался говорить от ее имени или о том, что она мне только что сообщила… - Разве ты не слыхал, об убийстве колдуна в оазисе к Северу? Во-первых, в сундуке находились еретические артефакты колдунской крамолы, надлежащие к уничтожению огнем. А, во-вторых, ты сам при мне назвал Вахмуриллу ведьмой. И тому были свидетелями присутствующие торговцы из Караванов Дах-ор-Тарса и Мельфуса Рёка. Мы с благородной вэйю Майной Уриэль подумали, кто мог бы сохранить имущество беглецов до справедливого суда над ними. И нам пришло в голову, что это Чертело. Поскольку ты уже изрядно помог мне позавчера в расследовании… Тут Чертело почувствовал, что не только «вышел сухим из воды», но и немало приобрел на этом деле и близок к отмщению… Все эти приятные чувства отразились на его грязно-синеватом лице. - И я могу забрать их дома себе? – спросил он. - Да, только не раздавай их имущество. Пусть оно сохраниться до суда. - Это я согласен… Ничего не пропадет! - быстро сказал Чертело и, почему-то бросил сердитый взгляд на жену. Я сделал паузу, точно взвешивая что-то в уме. - Майна Уриэль, я ручаюсь в его надежности, - обратился я к Эйстрел и выставил кувшинчик с вином на камень во дворе. – Остались простые формальности. Чертело хотел было потянуться к кувшинчику, но я остановил его жестом. - В доме есть свеча? – спросил я напрямую у его жены. - Да, целых три, - гордо отвечала хозяйка. – Он их у Вахмуриллы натырил! - Зажги и тащи сюда, - велел я, не обращая внимание на нервозность Чертело. Далее я явил настоящий шедевр находчивости в имитации бюрократии. Взяв старый пергамент, в который торговец заворачивал вяленную рыбу, я расстелил его на камне. Пергамент был в таком состоянии, что даже я не мог прочитать ничего из написанного на нем. Но Чертело это не смутило. Я снял маленькую крышечку с винного кувшинчика и накапал в ее углубление воска. Затем припечатал крышечкой с воском пергамент и велел Чертеле приложить к горячему воску свой палец. - Мои поздравления! Я немедленно доставлю в Шипуру твое согласие стать хранителем указанной недвижимости до поимки подозреваемых… - я свернул пахнущий рыбой пергамент и убрал себе за пазуху. - Учитывая то обстоятельство, что Вахмурилла сбежала с моим пхыфом, я бы хотел временно воспользоваться твоим животным. Чем быстрее мы будем действовать, тем быстрее свершиться правосудие. А тебе все равно сейчас нельзя покидать поселок, ибо до вещей сестры и Борзодело могут найтись охотники! Чертело посмотрел на кувшин с вином, потом на пхыфа, потом снова на кувшин. Отправился за дом и привел пхыфа в поводу. Выведя пхыфа в узкий проход между вонючими канавами я попрощался с Чертело, возможно, несколько двусмысленно. - Благодарю за службу! - воскликнул я. – Инквизиция тебе не забудет! Вернувшись к Шэне, мы втроем поели рыбы с лепешками и закусили остатками изюма, которые нашлись у Эйстрел. Но на этом мои приключения не закончились. Вечером я взялся за переупаковку вещей и с ужасом обнаружил, что в сумке нет Шкатулки. Это казалось невероятным, поскольку в этот день я Её видел, когда заносил поклажу Эйстрел в шатер. И, вот, собираясь передать Шкатулку воительнице, чтобы дальше она везла ее при себе, я обнаруживаю ее пропажу! Случился крайне неприятный конфуз. Я признался Эйстрел, что понятия не имею, куда делась Шкатулка. Кроме нас двоих у шатра была только Шэна. Но у Шэны не было никакой личной поклажи, чтобы посмотреть в ее вещах. Кроме того, мне подумалось, раз девочка на месте, то реликвия просто не может быть у нее… Не сообщая Шэне о пропаже Шкатулки я спросил ее, не видела ли она кого поблизости… Получив отрицательный ответ, я по новой принялся перерывать все в шатре и даже шарить под его дном. Эйстрел также потеряла самообладание и высказалась обо мне очень нелицеприятным образом. После этого у меня возникли подозрения насчет деревни. Я сбегал вниз, но нашел деревню в тишине и покое. Лохмачи занимались своими обычными делами и уже почти не реагировали на мое появление… Они уже знали, что попрошайничать у меня бесполезно. Что я иногда покупаю у них еду и потому скорее полезен. В целом я со своей палаткой уже стал для них частью местного пейзажа. Решив, что вряд ли кто-то из них, пока мы ходили по деревне, поднялся наверх и стащил Шкатулку, я пошел назад, намереваясь подробнее расспросить Шэну. А также размышляя на ходу: могло ли тут иметь место колдовство? Например, мог ли у Горбуна быть осязаемый фантом Шкатулки?.. И не находился ли я в какой-то момент за последние два дня в состоянии гипноза?.. Мне навстречу шла Эйстрел. Я думал, что она тоже пошла в деревню. Но девушка остановилось передо мной, опустив голову. - Дон, я хочу принести тебе извинения! Я сказала нечто недопустимое для боевого товарищества. Насчет Священного артефакта… И просёра… Прости мою вину! Хотя, как ты забыл, что положил ее ко мне?!.. - Эйстрел, - я осторожно похлопал ее по плечу. – Все нормально! Значит, она нашлась? - На дне моей дорожной сумки… - Знаешь, милая? – я даже, покраснел, и это было чертовски приятно, что слово «милая» не встретило возражений. – Не думаю, что я ее положил в твою сумку. Мне надо поговорить с Шэной. Теперь я вспомнил, что говорил Шэне насчет свойств Шкатулки. Она определенно перешла все границы! Заглянув в Шатер, я нашел там две конопляные веревки, которыми крепили тюки. Сунул их за пояс, а меч, наоборот, оставил на шкуре. - Шэна, - позвал я девочку, которая вертелась вокруг костра. – Пойдем, прогуляемся. - Зачем? – насторожилась она. - Я просто должен тебе кое-что сказать с глазу на глаз. Без Эйстрел. Я взял ее за руку, и мы пошли вдоль обрывистого берега в противоположную от деревни сторону. В одном месте тропинка сворачивала на крутизну и вела куда-то к группе деревьев. В этом месте было что-то вроде мыса на реке. - Пойдем к берегу… Мы спустились. Подошли к воде, где росла одна так наклоненная ива, что на стволе ее можно было сидеть. Я решил, что место подходящее. - Присядем здесь, - я усадил Шэну на ствол. Над головой у нас раскачивались тонкие ветви с длинными листьями, кончики которых задевали роскошные черные волосы Шэны. Видимо, она не зря так тщательно их каждый день расчесывала и заплетала. Я потрогал, какая толстая и мягкая у нее была коса. - Ты делаешь вещи, которые оказывают влияние на судьбу других людей, не спрашивая их. И не задумываясь, что они чувствуют, причиняешь им вред. Это нехорошо. Заниматься приворотами, наводить порчу на людей – всё это не этично. Но ты этого не поймешь, потому что жила среди людей, которые часто так поступают… - я облизал пересохшие губы. – Но со мной и с людьми, с которыми я рядом, так делать нельзя! Мне придется наказать тебя, чтобы ты это запомнила. Но, когда-нибудь ты поймешь это головой… Я коснулся пальцем ее лба. - Надеюсь… Зрачки девочки расширились. - Ложись на этот ствол. - Нееет! Шэна попыталась убежать, но я был к этому готов, поэтому, схватив ее, прижал к стволу ивы. Поймал руки, которыми она пыталась меня оттолкнуть, и связал запястья. Девочка была верткая. Это заняло довольно много времени, и я запыхался. Сердце колотилось, наверное, не меньше, чем у Шэны. Проверил и убедился, что всё хорошо – петли не перетягивают запястья излишне. - АААААА! – закричала Шэна и эхо разнесло над рекой этот крик на много километров. - Ты чего орешь? Хочешь, чтобы сюда кто-то пришел посмотреть? Я попытался привязать к стволу ее ноги. Она отчаянно брыкалась. И я, прижав ее таз, уселся на нее сверху, лицом к ногам и перехватил второй веревкой бедра над коленями. Притянул с двух сторон к шершавой коре – теперь Шэна, как бы, оседлала дерево в положении лежа… Обойдя иву, я спустился к воде, где ее ветви склонялись особенно низко. Выбрал прут поровнее, с указательный палец толщиной у основания. Сломал его и стал очищать от листьев. Выступающий сок вкусно пах. Это приносило осознание, что ветка живая, что дереву, от моих действий больно. Что Шэне будет больно. И что она красивая, с этим узором солнечных пятен и теней на платье и коже… - Детей бить нельзя! – неожиданно выпалила она. Это на мгновение вогнало меня в ступор. - Ты сам говорил! - Это правило ко мне не относится! – категорически заявил я. Встав за Шэной лицом к солнышку, я потянул ее платье наверх, укрыв ее подолом до самых плеч. Потом и юбку задрал. И остановился… С глупым видом рассматривал я розгу. Но, кажется, розгой, прут назывался бы, если его замочить. А сейчас это просто прут. Может его стоило обмокнуть в реку? Нет, в воде могут быть микробы… Блин, с какой силой это надо делать? Чтобы не гладить и ничего не повредить ей… Еще и попадать надо так, чтобы удары не приходились на одно и тоже место. Я примерился веткой над попой. Это не похоже на клюшку для гольфа… Наконец, я прицелился и опустил прут на середину дальней от меня ягодицы. Шэна, оказалось, совсем не собиралась терпеть. Она дернулась, вытянувшись вдоль ствола, и высоко завизжала, так что у меня в ушах зазвенело. Наверное, ее не только у палатки было слышно, но и в поселке. Порка продвигалась довольно медленно, потому что я старался попасть по неподвижной попе, а Шэна все время этому мешала. После шести ударов я перешел на другую сторону. - Прости меня! – умоляюще закричала девочка, повернув ко мне несчастное, испуганное лицо. - Шэна, я не особо сержусь на тебя, - ответил я, как можно спокойнее, - просто тебя надо научить себя вести… - АЙИИИИ! – Шэна высоко подбросила попу и рванула руками вниз, затягивая петли на запястьях. Я вспомнил, как аккуратно, профессионально были наброшены на ее руки кожаные ремешки, когда она стояла у столба. А я как завязал веревку?- Бантиком! - Шэна, тебе не столько от порки больно, сколько от того, как ты дергаешься! – укорил я ее. – Я же вижу! И я отсчитал про себя двенадцатый удар. - Неееет, от поООорки! – взвыла Шэна. С этим надо было поскорее заканчивать. Полоски, разной интенсивности красного уже не лежали параллельно друг другу, а пересекались под углами, как попало, от верха попы до ложбинок, где ножки Шэны расходились в стороны на стволе дерева. - Да лежи ты спокойно! Не верти попой! – выкрикнул я, заглядевшись на это нежное место. – Ты же все бедра себе расцарапаешь! - Не могуууу! Оооочень больно! – прокричала Шэна. - Так и должно быть, - сказал я, но, на всякий случай немного ослабил следующий удар. Это не помогло, Шэна все равно дергалась от спины до пят. Я положил последние пять ударов, как пришлось. Бросил прут на влажную землю, которую исходил туда-сюда. Солнце светило низко над рекой, красноватые лучи ложились на высокие разукрашенные ягодицы девочки. Я осторожно погладил полусферы ее попки, удивляясь рельефу, который возник на коже – выпуклым следам от прутьев (ранее я думал, что они бывают вглубь) и маленьким точечкам крови, где ветка имела дефекты. Были сбоку и несколько бордовых синяков от захлеста. К счастью небольших. - Ну, вот Шэна, ты получила то, что просила у Вахмуриллы. Теперь ты точно моя! Не услышав ничего, кроме шумного дыхания Шэны, я поскорее развязал ей руки. Она тут же потянулась туда же, где я ее только что трогал. А я освободил ее ноги. Помог встать. Платье не пришлось оправлять – юбка упала сама, прикрыв наготу. Как в прошлый раз я обнял ее пониже подмышки и повел к шатру. Идти, к слову, было ближе. Когда мы появились у палатки, Эйстрел, разводившая костер, ничего у нас не спросила. После ужина я залез в шатер, а надувшаяся и тихая Шэна, осталась снаружи. Там же сидела и Эйстрел. Когда я засыпал они стали тихонько разговаривать. Разобрать о чем я не мог. А когда проснулся ночью, обе посапывали у меня под боком. Ближе спиной ко мне лежала Эйстрел. Я повернулся к ней и нащупал в темноте, что Шэна лежит рядом, прижавшись, можно сказать, в ее объятиях. Я осторожно положил на них сверху руку, заметив, как у Эйстрел чутко, на один вдох, прервалось посапывание, а потом она расслабилась. И я вновь втроем с ними погрузился в сон.