Пятнадцатый отряд

       Я слышу лёгкое гудение воздуха, чувствую волны жара. Языки огня голодно лижут пальцы капитана, но не причиняют ей никакой боли. Сердито сжав губы, я перевожу глаза на Орголиссо и пересекаюсь с её взглядом. Она и не смотрела на то, как в её руке исчезает моё письмо. Широкие глаза особенно выделяются на её бледном лице. Она смотрит только на меня, сквозь меня. И от этого все нелицеприятные слова, которые уже было поднялись ко рту, проваливаются куда-то обратно. В этом взгляде впервые видно понимание и тень грусти, раньше такое я видел только в серо-стальных глазах своего дяди, и то мельком и очень редко. А тут такой взгляд в открытую. Я не знаю, что и чувствовать в такой противоречивой ситуации. Да что там, я не знаю, что конкретно происходит сейчас. — Оно не стоит того, мальчик, — произносит она, задумчиво отворачиваясь в сторону барака, и растрёпанная коса тёмно-русых волос скользнула вниз по плечу. — Что не стоит? — вопрос звучит резко, требовательно, потому что я несколько взбешён и вместе с тем сбит с толку. — Позволять мнению твоих родителей мешать твоим собственным желаниям, — просто и равнодушно отвечает капитан.        А вот это уже звучит оскорбительно. Во-первых, это вообще не её дело, а во-вторых, что она знает обо мне и моих стремлениях, чтобы так говорить со мной? — Что вы такое говорите? — смотрю на неё сверху вниз недовольно и возмущённо. — Вы влезли ко мне в голову?        Насупился ещё больше, потому что не ожидал такой резкости в своём тоне в разговоре с начальством. А с другой стороны, какого хрена мой руководитель так себя ведёт? А если она ещё и мысли мои читала, то это вообще ни в какие рамки не лезет. Абсурдно конечно, но если этот человек вот так вот сжигает чужие письма, то чтение чужих мыслей выглядит не таким уж и неправдоподобным. Сельвигг же закатывает глаза, но даёт мне ответ. — У тебя всё на лице написано, мальчик.        Это меня несколько успокаивает и смущает одновременно. Не думал я, что всё так на поверхности. Как-то стыдно за себя и своё неумение скрывать эмоции, но это чувство ни разу не отменяет моего негодования. Все мысли ещё беспорядочно роятся в голове, смешиваются с чувствами. Однако изречь вслух я пока могу только один вопрос, что и делаю. — Зачем вы это сделали? — сейчас я подразумеваю демонстративное сожжение письма. — Хотели меня проучить? — Вот, что я тебе скажу, Этел. Ты единственный из учеников, кто действительно старался учиться. Ты так радовался своим небольшим успехам, что видеть твоё уныние поистине противно, — девушка презрительно скривила губы, затем устало выдохнула, немного ниже склонившись над перилами. — Ты ведь нигде до этого не чувствовал такой связи со стихией, я права?        Вопрос звучит так вкрадчиво и серьёзно, что отвлекает меня от возмущения. Хм, если задуматься, в этом месте любой удачно сделанный приём почему-то вызывает непонятную, но очень приятную эйфорию. Это приносит мне удовольствие и лёгкость, а если вспомнить тот раз, когда я пытался колдовать по новому методу, то это ни с чем несравнимое чувство.        Раньше я этого никогда не испытывал, это чистая правда. Раньше я над этим не размышлял под таким ракурсом, даже особо не обращал такого сознательного внимания. Но теперь, когда девушка указала мне на этот факт… Я сдержанно киваю, обозначая свой ответ. — Что ты ощущаешь, когда у тебя получается воздушная магия? — капитан теперь наблюдает за мной краем тёмно-синего глаза. — Радость, восторг, — спустя минуту осторожно признаюсь я, чувствуя как возмущение, злость и страх растворяются и исчезают куда-то, — думаю, что правда счастлив в такие моменты. — Вот, — она закрывает глаза, кивает и выпрямляется, оттолкнувшись локтями от деревянных перил, — и только это имеет значение. Это и держи в голове, когда будешь принимать решение. Это то, что тебе дано, а вот всё остальное нет. И остальное точно не стоит того, чтобы лишаться этой части самого себя.        Пока я слушал эти слова, все скверные эмоции в моём сознании успокаивались, отпускали меня. И тут на меня снизошло колоссальное облегчение, которое с лёгкостью прогнало все сомнения и смятение у меня в голове. Я внезапно осознал, что вот она правда, что остальное не так важно. Ведь я хотел учиться магии, а всё остальное являло собой лишь приходящими бонусами. Какая служба в Делрегайте, если с волшебством не ладится? Никакой, впереди этого шагает именно освоение своей стихии и прочих азов, и мне с детства хотелось заниматься этим. В какой момент всё поменялось и продвижение вверх по карьерной лестнице стало важнее моей стихии? Мне захотелось пойти в Делрегайт, только потому что он обучал магии на должном уровне. Если бы я так не любил свою стихию, я бы, наверное, занимался чем-нибудь другим, но я здесь. Я всё ещё здесь после провальных экзаменов в десятом отряде. Готов ли я променять такой шанс на другой, более призрачный? Или на те же мысли родителей о том, как будет лучше? Нет. Я чувствую, как меня отпускает, дышать становится легче, а с тела словно спало всё напряжение нескольких дней. Ощущение как будто я бежал всё это время и наконец смог остановиться. Чтобы не пошатнуться от этой накатившей, пускай и приятной, слабости, я облокотился о деревянные перила и перевёл дух. Я и не подозревал, что эта ситуация так на меня давит. Как же хорошо чувствовать это облегчение. Смаргиваю и вижу, что капитан тем временем уже спустилась со ступенек и спокойно идёт к своей горе. В голове что-то щёлкает. Весь этот разговор не укладывается в рамки отношения подчинённых. Он весьма личный и по существу, без всякой вежливости. Если бы так со мной разговаривал дядя, то это ещё ничего. Однако девушка мне даже не знакомая. Я практически никак с ней не общался.        Да и в целом общительной она не выглядит, ровно как и заинтересованной в удержании учеников в своём отряде. Её устроило семь новобранцев на этот учебный год! И отчего-то очень сильно сомневаюсь, что остальным моим сотоварищам она сказала что-то подобное, тогда почему сказала мне? В чём причина? Орголиссо ведь пришла сейчас сюда специально. Только чтобы поговорить со мной. Точно, её почти никогда не видно во внутреннем дворе, если у неё нет дел. Ладно, всё это очень странно. Уверенность шепчет мне, что тут не всё так просто. И это побуждает меня спросить её. — Почему вы мне это говорите? Мне, а не остальным ученикам.        Вопрос, заданный вдогонку, повисает в воздухе, Сельвигг останавливается, но не оборачивается ко мне. Молчание затянулось на полминуты, и мне кажется, что ответа не последует. Потом она всё же нарушает эту напряжённую тишину. — Всё просто, — Огролиссо пожимает плечами и продолжает свой путь, — ты не такой как они.       И девушка ушла, оставляя меня с этой фразой и не позволяя задать ей очередной вопрос. Да и вряд ли бы я осмелился, слишком велико облегчение и быть твёрдым и решительным, или хотя бы хитрым и лицемерным, чтобы получать желанные ответы, я не в состоянии. Не такой, как они? Хм, может она имеет в виду, что я правда хочу учиться или что я очень дорожу своей стихией и связью с волшебством? Возможно. В любом случае я не готов сейчас дотошно анализировать эту фразу. Сейчас важнее то, что я остаюсь. Быть свободным от неприятного, навязанного тебе решения, которое к тому же вряд ли пойдёт тебе на благо. Я ведь был уверен, когда давал своё согласие на перевод сюда, потому что сделал это сам и считал это правильным. Ничего же по сути не изменилось. Да, всё оказалось немного не таким, как я ожидал или хотел видеть. Ещё и переживал из-за родителей, возложивших на меня вполне определённые надежды и требования. Может из-за этого всё и перемешалось в голове. Вот же, я думал, что уже достаточно взрослый, чтобы быть способным различать и анализировать такие вещи. А оказывается, что нет. Чувствую, как губы растягивает досадливая улыбка. — Вот уж точно: молодой ум, что молодая брага, — бормочу себе под нос и поднимаю голову к верху.        Уже почти стемнело. Далёкая и некогда голубая вышина сделалась тёмной, в одном месте даже была видна самая ранняя вечерняя звезда. Солнце последними, тускло-золотистыми всполохами озаряло край неба. Где-то там, позади меня, закат. Свет буквально на глазах слабел и оставлял внутренний двор, делая все цвета неяркими, блёклыми, расплывчатыми. Гора, куда зашла Орголиссо, из каменисто-серой превратилась в сумрачно-чёрную. Силуэт хозяйственного барака начал терять чёткие очертания, превращаясь в смутное пятно. Камни возле кострища выглядят сейчас причудливым кругом, ровно как и ограждающий нас частокол. Лес за ним теперь напоминает плетение из чёрного и серо-синего, ещё опаляемого слабым золотым светом. Это неровными лоскутами виднеется небо сквозь ветви и кроны.        И воздух какой. Такой одуряюще чистый. Как приятно вдыхать его полной грудью. А эта чудесная тишина сумерек. Наверное, это отражает воцарившийся внутренний покой, как штиль после бури. Я ни разу не был на море, наша страна не имеет выходов к нему, но по прочитанным мною книгам, думаю, что так оно там и бывает. Как же хорошо, до чего же всё вокруг прекрасно. Я провёл на крыльце больше двух часов, может, стоит пойти и узнать, чем занимались остальные всё это время. Почему-то больше не хочется быть в одиночестве. Я не ощущаю в себе сил на особо интересный или активный разговор, но сойдёт и простая необременительная беседа. Постояв так ещё минут десять, пока воздух вокруг холодеет, я захожу в дом. На стук в дверь в комнате Кирино никто не откликнулся, а вот Реид, естественно, отыскался в своей. Когда до ушей доносится неразборчивое подобие «угу», я со скрипом отворяю дверь. Неожиданно, но кровать с не особо мягким и узким матрасом, где парень обычно проводит большую часть свободного времени, оказывается пуста. Что ж, внезапно, ничего не могу сказать. Однокурсник, теребя левой рукой длинный подбородок, сидит за небольшим рабочим столом. Взгляд светло-зелёных глаз задумчиво блуждает по листку, который он держит правой рукой. Источником света служит масляная лампа. Вспоминаю, что сегодня после тренировок парень извлёк её из какой-то кладовой. Горит не прям ярко, но достаточно, чтобы не напрягать глаза. Рядом на столе виднеется раскрытая, исписанная тетрадь, комки листов, карандаш и точилка. — Что делаешь? — с любопытством спрашиваю занятого сотоварища.        Ещё ни разу за все эти несколько недель я не видел его за такими делами, поэтому лицезреть его сейчас необычно. Он шумно выдыхает, поднимает голову и поворачивается ко мне. — Да вот, мозги тут свои развлекаю, — голос звучит раздражённым и озадаченным, — ей-богам, лучше бы не делал этого. — Так не делай, если тебе так в тягость, — прохожу вперёд и сажусь на край кровати поближе к столу. — Разве ты добровольно делаешь то, чего не хочешь?        Вопрос звучит весёлым, поскольку Реид сам не раз говорил, что не любит и не старается что-то делать сверх своих обязанностей. Парень, чтобы было удобней со мной разговаривать, поворачивается боком на стуле, откладывая лист в сторонку. — Иногда нужно давать голове нагрузку, — он закидывает ногу на ногу и обхватывает верхнюю коленку смуглыми пальцами, — я же не хочу отупеть. Стой, а чего ты такой расслабленный?        Он прищуривается, изучая глазами моё лицо. Я же, думая как лучше всё изъяснить, рассматриваю убранство стола, видневшееся в свете лампы.        Тетрадь раскрыта на самом начале. Замечаю, что карандаш-то непростительно длинный, почти не сточенный. А значит новый. Иногда грузишь голову задачками? Ну-ну, наверное, это «иногда» случается раз в несколько месяцев. С губ слетает незлобный смешок. Мысли возвращаются к заданному мне вопросу. — Всю неделю ходил подавленный, как будто жабу проглотил, а сейчас выглядишь иначе. Я бы даже сказал, лучше, — Реид запнулся, поскрёб тёмно-рыжие волосы на макушке, —... не может быть. Ты разжился съедобным. Этел, как так? Ты что? Вышел в лес без меня и добыл те грибы или ещё что-то? И съел без меня? — Нет конечно, Реид, — я добродушно рассмеялся, уж слишком серьёзно звучали его слова. — Куда я без тебя, ты же мой друг. Да и солнце село, а после заката нам запрещено выходить за ворота. — Уже? — слегка удивлённый парень повернулся к окну, проверяя мои слова.        Там окончательно стемнело. Видимо, так сильно он увлёкся своей работой, чем бы она не была. Хм, получается, он сидел тут и думал часа четыре подряд. — Да, а мне просто стало спокойней. Капитан поговорила со мной и я решил не отчисляться, — смущённо улыбнулся тому, что сказал это вслух. — Да? Думаешь, тут тебе будет лучше? — сухо спросил парень, недоумённо изогнув одну бровь. — Думаю, да. К тому же это будет моё решение. Если что, — развожу руки в стороны, — буду винить только себя. Но я приложу все усилия, чтобы не сожалеть. — Может, и правда к лучшему, — согласился Реид. — За исключением питания, мне здесь нравится. Никакой лишней работы, никто к тебе не пристаёт. Почему неправильно ответил, почему халтуришь, почему проспал тренировку и всё такое прочее. Честно говоря…        В этот момент раздался стук в дверь, прервав речь хозяина комнаты. Скорее всего, это вернувшийся откуда-то Кирино. Так и есть. После того, как Реид сказал пригласительное «да», вошёл огневик. Хоть мы с ним одного возраста, но он уже выше сантиметров на семь. И глядя на его уверенное, круглое лицо с прямым носом, я до сих пор не могу принять, что он не сдал экзамены в девятом отряде. Слишком уж парень с короткими тёмно-русыми волосами и глубокими тёмно-зелёными глазами воспринимается сильнее и благоразумней. Но может это какое-то личное очарование? Бывают же такие харизматичные люди. — Хорошо, что вы оба тут, — Кирино с облегчением выдыхает, — пойдёмте, время готовить ужин. А то я тот ещё повар, как-то раз смену на кухне отстоял, так потом офицеры лично следили, чтобы меня туда не подпускали. — А ты спроси девчонок, — Реид расслабленно откинулся на спинку стула, у меня создалось впечатление, что он вот-вот сползёт с него. — Всяко они готовят лучше нас троих вместе взятых.        Я понял, чего он хочет. Точнее чего не хочет, поэтому и пытается отыскать лазейку, чтобы ускользнуть от лишней работы. Не знаю, хорошо это или плохо, но то, что Реид местами очень ленивый, я и так знаю.        Судя по всему, Кирино тоже это знает. Пришедший явно не собирается отступать, делает шаг вперёд и скрещивает руки на груди. Правая оказывается сверху и барабанит пальцами по левой. — Да был я у них. Феличе вообще спит, а вот Нола… Лучше оставим её наедине с собой. Не хочу я остаток вечера занозы из ушей выковыривать, — парень недовольно фыркнул. — Вот уж точно, — пробурчал я и встал на ноги, вспоминая неприятное поведение черноглазой девушки. — Пойдём, Реид, самое подходящее время для ужина, ещё неизвестно, сколько провозимся.        А я в самом деле успел проголодаться, почти весь день этого не замечал. Словно заместо желудка был булыжник. Друг обвиняюще смотрит на меня, но всё же поднимается с места. — Во как, то есть мы простой мужской компанией, — в его голосе отсутствует радость, положенная этой фразе.        Реид складывает немятые листы в тетрадь, а скомканные засовывает в карманы, наверное пустит их на розжиг поленьев, и гасит лампу. Кирино выходит в небольшой, тёмный коридор, следую за ним на прохладную улицу. Пока костёр не горит, тут зябко. Мда, из-за отсутствия полноценной еды тело по чуть-чуть теряет прежнюю форму, и холод ощущается остро. Из барака вытаскиваем мешок с насыпанными вперемешку овощами, который видимо офицеры заранее приготовили для нас. Сравнительно небольших размеров котелок, деревянные миски, длинные лопатки и кухонные ножи отыскиваются в одной из кладовых. Там же обнаружили и мешочки с высушенными травами для отваров. Воду взяли из бадьи, расположенной в бане. Совместными усилиями уже через минут сорок на огне бурлит котелок. Пока чистили, резали и обдумывали, как всё не спалить и не испортить, мы болтали на самые разные темы. Например, я узнал, почему Кирино не выказывает особого беспокойства на тему своего будущего. Оказывается, его родители связались с его двоюродным дедом, который живёт в соседней с нами стране, Фиозэр, и который обладает огненным даром. Он-то и выказал готовность приехать, поддержать внука и обучить его магии. Насколько я помню, в этой западной стране нет такого чётко выраженного военного применения волшебства. Интересно, как они будут совмещать эти два разных направления. Но иметь опытного пользователя своей стихии, готового помочь безвозмездно, очень неплохо. Поздний ужин проходит отлично, к тому времени под тёмное небо, на улицу вышли и заспанная Феличе, и недовольная Нола. Не знаю, причина в моём умиротворённом настроении или в том, что я, Кирино и Реид потрудились на славу, однако вся еда кажется такой вкусной и приятной. Спать мы отправляемся до полуночи, не забыв прибраться за собой. И только после того, как я лёг в кровать, чувствуя приятную усталость, в голову пришла несколько странная мысль. Что о письме родителей я вообще не вспоминал с того момента, как оно обратилось в пепел и исчезло. И что это меня не тревожит. Может так и надо? На этом я начал медленно проваливаться в крепкий сон.