Пятнадцатый отряд

      Прекрасная ночь. Да, она такая же тихая, как и та, о которой я рассказал Этелу. Да, она, может, не столь красива — звёзд нет, луны нет. Но она гораздо лучше: в ней царит покой. Не сдерживаю лёгкого смешка, быстро гаснущего в осторожном шелесте листьев. Покой, конечно же, относительный. Иначе бы я сейчас не шагал вокруг частокола, а лежал бы в постели, прижимая к себе Бити. Впрочем, всё это я уже получил днём, так что сейчас я вполне могу более чем спокойно сторожить. Неспешно иду по мягкой земле, стараясь ступать бесшумно. Тёмный лес справа от меня полон незримой жизни. Блуждающие там хищники так же ничем не выдают своего присутствия. Хотя почти наверняка кто-то там есть. Ауры Сель нет, и животные больше от любопытства исследуют чужие «владения». Но после случая с молодым медведем лучше не терять бдительности. Надо не подпускать никого вплотную, да ещё приглядывать за учениками. А то молодым вечно в голову лезет всякое. По левую руку забор из вбитых в землю брусьев. Помню, как помогал их ставить и затачивать. Хлипкое заграждение, на самом-то деле. Если кто-то из диких животных по-настоящему решит пролезть за него, то сделает это без особых проблем. Но его всегда хватало, чтобы обозначить предельную границу, а никому нет смысла вторгаться прямо в логово к неизвестным зверям. Я бы вот не стал. Не делай глупостей или того, о чём будешь стыдиться, тогда и меньше придётся страдать. Так учили наставники, и мне кажется, что это правило с самого детства закрепилось у меня на подкорке. Не такое уж и плохое жизненное кредо. Особенно для человека, который с рождения нёс ответственность перед одним из благородных домов. Вдыхаю чистый воздух, опираюсь рукой о деревянные столбы, связанные между собой для большей устойчивости верёвкой. Двадцать восемь лет службы, почти вся моя жизнь.       Я с младенчества был, можно сказать, слугой в доме Осиджеттэ. Только не тем, кто обслуживает хозяина, а тем, кто охраняет его и выполняет такого рода поручения. Моя семья издавна жила во владениях этого дома и больше семи поколений служила ему, как обладатели магического дара. Земля и превращение в медведя — родовое наследство. И если бы я родился без него — вероятно, остался бы с родителями. Они занимались ремёслами, возделывали землю, так как уже отдали долг и им было позволено жить как простым крестьянам. Почти что свободные жители. Но они не были таковыми, поэтому меня в четыре года начали отлучать от них и обучать всему тому, что надлежит знать воину. В шесть лет я окончательно перебрался в особняк хозяина, где был учеником при одном солдате. Впрочем, там были такие же дети, как и я, кто-то старше, кто-то младше. Да и взрослые наставники были очень достойными людьми. Одиноким я не был, а из-за постоянной всесторонней подготовки и заданий не приходилось скучать. Я действительно благодарен за всю ту школу. Ведь помимо самых различных умений, начиная от навыков плотника и заканчивая навыками убийцы, они сделали из меня настоящего человека. Не так уж и плохо знать, что хорошо, что плохо. Что тебе надо делать, чего избегать. Уметь постоять за себя и не только. Как превозмогать душевную боль, как сохранить честь в мире, где порой по факту от неё больше вреда, чем пользы. И при этом всём не потерять ни кусочка своей личности. Достаточно сложная работа, особенно для таких молодых и целеустремлённых, как Этелберт. Вспоминается улыбчивое лицо, внимательный и живой взгляд серых глаз. Ещё мальчишка во всех смыслах. Жил и рос в вольной семье, лелея надежды на будущее, мечтая о чём-то. И угораздило ж его чаяниям наметить путь именно через Делрегайт.       Я могу называть себя счастливчиком: для меня эта служба не являлась чем-то новым. Ничего такого, чего бы я не знал, не понимал, не мог бы принять или же не был бы готов. А ежели и случались задания, претившие мне, я всегда от них отказывался, не опасаясь того, как буду выглядеть в глазах начальства или сотоварищей. Потому что я уже был таким, какой есть, чего нельзя сказать об этих рвущихся обучаться магии подростках. Тяжело представлять, как они изменятся под гнётом обстоятельств и правил, которыми их незаметно скуют под видом долга. Солдат не должен думать — он должен ис-пол-нять. Потом уже размышлять, как выполнить работу лучше, развивать пригодные для дела навыки, формировать себя, может, выбиться по карьере вверх. И ничего страшного в этом я не вижу. Это всего лишь жизнь военного. Неприятно видеть другое: как люди меняются, теряют самих себя. Как это было с Бити. Моя бедная дурочка, она чуть не потеряла человечность, не развалилась под гнётом всего. Всё просто: одни рождены для такого, одни могут жить с таким, прочие же нет. У кого-то есть подходящая база, кто-то же бросается в этот омут без особых раздумий, как делают это юнцы. В итоге либо обжигаются, либо становятся другими. Этела тоже можно причислить к везунчикам. И не потому, что он обладает редким даром, а потому, что Сель не склонна ожесточать человека, чтобы подготовить его к дальнейшей жизни. В прочих отрядах всё это происходит постепенно, даже заметить не успеешь. Очередная шестерёнка, чтобы исполнять волю старейшин на благо страны. Кто-то должен делать и такую работу.       И не могу не признать, что схема рабочая — Делрегайт продолжает расти и наращивать. Мне бы хотелось, чтобы старейшины немного изменили схему подготовки солдат. Раздался громкий хруст ветки, мигом сдвинув все эти размышления на дальнюю полку разума. Я повернул голову вправо, направил ауру в ту сторону. Кабаниха с выводком — удаляется в сторону. Видать, искали новое кормовое место. В почти непроглядной темноте виднелись кое-какие стволы деревьев, да и только. Пока луна не выйдет из-за туч, разглядывать лес бессмысленно: сплошное пятно. Аура подсказывала, что сзади ко мне никто не подкрадывается. Я неплохо знаю эти места и могу сказать, что здесь пришедшим поживиться нечем. А стало быть вскоре вепри уйдут сами, особенно если никак не выдать себя. Я постоял какое-то время, терпеливо ожидая и чувствуя, как ночной холод проникает под одежду. Надо будет завтра на дозор взять с собой накидку или жилетку. Наконец животные отошли на достаточное расстояние, и я продолжил обход. Да-а, кто я такой, чтобы противостоять правилам? Там, где я что-то могу, где хоть что-то от меня зависит, я делаю так, как велит совесть. И по сути-то большего мне и не надо. Мне хватает того, чтобы держать свой «дом» в порядке. Мои родители живы, моя истинная со мной, я фактически принадлежу сам себе. И как же часто я радуюсь, что мне удалось её вытащить из четвёртого отряда. Я бросил взгляд на гору, чувствуя благодарность и умиротворение. И как же хорошо, что отыскалось место, где Бити смогла прийти в норму, где я могу просто жить, исполнять долг, не пачкая рук. Это то, чего мне очень не хватало. Покой. Самый лучший, что можно только желать при такой жизни и при таких условиях.       Если трезво на них смотреть, конечно же. Мои дети, когда родятся, будут отданы на службу моему господину. Старый обычай, который не спешит умирать. Даже если я как-нибудь сумею выкупить свою свободу, то всё равно не смогу полностью уйти от власти старейшин, потому что я воин и маг. Если только не бежать из Скечиара, но и в других странах не лучше. А так есть то, за что можно любить жизнь. Это уже немало. Да и кто бы что там сверху не говорил, в последнем и новом отряде удаётся совершенствовать свои навыки и не формировать удобных солдат, а готовить учеников к тому, что будет их поджидать дальше. Так поступали мои наставники, так надлежит поступать и мне. К тому же, я могу помогать не только юным детям. Сель, принявшая к себе под крыло сперва меня, а потом и Бити, слишком дорого даётся навязанная ноша капитана, не говоря уже о сложностях дара. Когда она четыре года назад, сдерживая свои опасения и некий стыд, призналась, что не чувствует рук от локтей, я искренне удивился. Я видел, как лихо девушка пользуется своим оружием, как пишет письма. Конечности сохраняли свой функционал, и контроль мышц совершался скорее на заученных движениях. Это создавало видимость того, что всё в норме. Но ведь многие просто держат вид, что всё в порядке — слабых давят. И тогда же я сразу вызвался решить эту проблему. Не потому, что чувствовал признательность за предоставленное место офицера. Просто хотел ей помочь, как помог бы любому хорошему человеку.       Постепенно путём проб и ошибок мы пришли к резьбе с кое-какой хитростью, освоенной мною от моих наставников. Это занятие медленно возвращало чувствительность. Думается мне, что ещё полгода и всё пройдёт. Я дошёл до закрытых ворот, проверил аурой тропинку, ведущую к лагерю. Никого. Я сделал полный круг вокруг территории. Сделать ещё один для предосторожности? Ведь эту ответственность за ночную тишину и безопасность я всегда беру на себя в отсутствие Сель. И никто ни разу не возразил, потому что я часть этой группы. Слово «семья» слишком уж неровно соотносится с нами. Несмотря на то, что первые два года знакомства с ней и тогда ещё маленьким Джинно проходили в отчуждённой атмосфере, мне кажется, что на самом-то деле мы стали друзьями ещё тогда. В походе Делрегайта на Нерцазоден. Наверное, Сель ещё в то время просто почувствовала, что мы можем поладить, что мы похожи. Если бы они не считали меня другом, то девушка просто отклонила бы моё прошение о переводе к ней в отряд. Просто им требовалось время, чтобы начать доверять мне. Что совсем не удивляет при их предысториях. Им не повезло так, как мне. Я рад, что смог им в чём-то подсобить, что тогда я подошёл к ним, и что мы уцелели в той войне. Да-а, война. Этел хотел, чтобы я рассказал дальше. Это естественное любопытство, но на самом деле: захотел бы он слушать об этом? Сдаётся мне, что нет. В любой истории надо уметь вовремя остановиться и отправить детей спать. В памяти уже начали всплывать образы. С губ чаще срываются приглушённые смешки. Я решил ещё раз обойти участок, наслаждаясь тишиной, высматривая в далёком небе просветы звёзд. А в голове обрывки воспоминаний соединялись в одну картину. И если Этел мог не торопиться узнавать, что же там случилось дальше, то мне оставалось просто шагнуть этому навстречу. Без всякого ужаса, без неуместной обиды, потому что всё это часть моей жизни воина.

***

      Их практически сразу ввели в курс предстоящей задачи, стоило им прибыть на место. Пересечь конной цепью плато. Пересечь под обстрелом вражеского форта, отвлекая на себя внимание, пока два других отряда, более массивных и, как следствие, менее подвижных, зайдут с другой стороны. Враг, конечно, подумает, что приближается полноценный отряд очень сильных магов, раз атака придётся в лоб. Сосредоточится на них и упустит подлинную угрозу. Две группы, заходящих сбоку: одну целиком магическую под руководством двух старейшин, и один только этот факт грозил крепости полным уничтожением; и одну из простых солдат, но более опытных в вопросах штурма. Вспомогательной же роте это всё грозило потерями. По сути их кидали как пушечное мясо, чтобы выиграть больше времени. Но такова работа солдата — без колебаний исполнять приказы. Армии Скечиара нужно было взять этот пункт, представляющий из себя крепость-город. Тёмный форт, который сначала возводился и потом только получил все атрибуты жилого поселения на случай длительной осады, возвышался над каменистой равниной как угрюмый и непреодолимый страж. Очень большое сооружение растянулось на десять километров, и это только фронтальная сторона, видимая солдатам. Стены ощетинились многоуровневыми зазубринами бастионов, за ними виднелись оружейные башни. Строили наверняка не из простого камня, а железного, который добывался на этих землях и делал штурм куда более затруднительным, чем это бывало обычно. Чтобы пройти преграду, надо было либо разрушить её, либо перелезть. Для первого нужна была прямая атака и осадные машины. Но с тем, что были в обиходе у армии Скечара, понадобилось бы чертовски много времени, чтобы нанести хоть какой-то существенный урон таким стенам. А за это же время солдаты Нерцазодена расстреливали бы всех в упор из своих хитрых и технически более развитых механизмов. Конечно, присутствие магов в такой атаке могло бы дать больше шансов на успех.       Да только вот мастера Нерцазодена имели противодействие и на такой случай. Некоторые из снарядов обладали пугающей силой крушить магические частицы вокруг себя, повреждать импульсом магические потоки в самих людях. И такие увечья долго заживали. Даже вокруг стен волшебство хаотично металось и не давалось под чей-то контроль. Некоторые хитро сделанные ядра «отравляли» незримые частицы: например, каким-то образом оборачивали их в одну стихию, делая их не пригодными и нанося урон уже физически. Хотя если такой снаряд попадал в землю, то разлетался железной шрапнелью, а порой и взрывался. Так что атаковать в лоб было бы верхом безумия, поэтому-то прибывший отряд и должен был взять на себя вражеский огонь, чтобы дать шанс на реализацию плана, предложенного старейшинами Уримор и Таллера. Не то чтобы солдатам-мишеням рассказали, в чём его суть, но учитывая тот факт, что оба старейшины были мастерами стихии земли и мощь их была ужасающей, это не представляло собой особой загадки. Просто им надо было незаметно подойти поближе, чтобы обрушить стену, чтобы потом вторгнуться внутрь и устроить там бойню. Основные силы действительно были незаметными — с места начала отвлекающего манёвра их было ни видно, ни слышно, ни ощутимо. Видать, старейшины вместе с магами очень постарались, искусно маскируя ауры более пятисот человек. Целый батальон. Маловато, конечно, для такой большой крепости, но Уримор и Таллера на пару по силе стоили примерно тысячу бойцов.       А тем, кто помчится прямо на стены по открытой, запылённой местности, останется уповать только на самих себя и ловкость лошадей. Их уже распределили между ста девятью солдатами, и совсем скоро все выстроятся в нужную цепь. Настоятельно рекомендовали держать расстояние между друг другом около десяти метров для большей манёвренности. Малоун беззлобно хмыкнул: едва ли получится долго держать такой строй из-за обстрела. Он поглаживал своего гнедого коня по морде, по крутой шее, что-то нашёптывал ему, а может, заговаривал на удачу. Мужчина почти равнодушно отдавал себе отчёт в том, что, несмотря на все его усилия, он может расстаться с жизнью. Вокруг ощущалось лишь небольшое волнение, потому что большинство принимало этот неоспоримый факт. Он чуть повернул голову, оглядывая своих сотоварищей, с коими делил кров и стол, возможно в последний раз. Небольшой, наспех развёрнутый лагерь. Кто-то уже сидел верхом, кто-то не спешил навстречу неизбежному, переносная кухня ещё только ставилась. Как будто останется для кого готовить. Четверо связистов оставались здесь, четверо шли в атаку, полевые повара и один лекарь тоже оставались. Малоун чуть поводил синими глазами, выискивая в гомонящей толпе знакомую. Откуда-то долетали неуместные шутки, смех, скрывающий страхи, слышался командный голос их майора, ржание животных. Но атмосфера всё же была неспокойная, нервная. Будоражащая душу. Наконец Сель, держащая грязно-серую лошадь под уздцы, попалась в поле зрения. Она хмуро смотрела на Джинно, возможно, колеблясь или размышляя. Мальчишка же не отставал от неё и настойчиво сверлил её взглядом. Наконец девушка выдохнула, наклонилась, подхватывая тощего ребёнка под мышки, и усадила его ближе к передней луке седла. Затем проверила перевязь — саблю она брала с собой; и вскочила следом в седло.       Сердце что-то сдавило, и Малоун хотел было подойти к ним и попытаться отговорить их обоих от такого безумства. Но встретился глазами с бледной девушкой: спокойные, собранные; и понял, что всё будет бесполезно. Тут же раздался сигнал, призывающий начать построение. Времени на моральные сборы не осталось, и мужчина залез на коня, правя его в сторону с тем, чтобы занять своё место в цепи. Уже там оценил дистанцию, что надлежало преодолеть: около восьми километров. Двадцать или тридцать минут щадящего галопа. Двадцать или тридцать минут огня вражеских орудий. Животное под ним заходило из стороны в сторону, когда командир, возглавивший этот самоубийственный бросок, начал речь. Не то, чтобы она кого-то воодушевила. Но лучше так, чем если бы он отсиживался за спинами. Малоун окинул взором чистое голубое небо с редкими белыми облачками, бросавшими ползущие тени на землю, безжизненное плато, выглядевшее пустыней без песка, нависающую впереди громаду. Унылая картина. Прикрыл глаза, подставляя лицо слабому ветерку. Прозвучал тот самый решающий сигнал, отсекавший все пути назад. Все тронули лошадей. Сперва двигаясь шагом, потом переходя на трот. Размашка, чтобы не сразу разгорячить животных перед грядущими скоростями. Издалека долетели звуки рожков солдат Нерцазодена — заметили-таки. Лошадей пустили махом и резвой рысью, на стенах наверняка уже происходило очень активное движение. А когда все перешли на галоп, на одном из бастионов вспыхнула бело-жёлтая вспышка, и в небо взметнулась чёрная точка.       Не прошло и десяти секунд, как первый снаряд, бешено раскручиваясь вокруг своей оси, впился в землю перед скачущими по центру. Он взорвался и разлетелся со свистящим воем. Пространство вокруг него вспыхнуло синим огнём, плоские, листовые осколки разрезали шеи и груди некоторых ближайших лошадей с тем, чтобы с такой же лёгкостью разрубить и людей. Малоун пригнулся — один из таких листов пролетел над его головой и вонзился в землю со скрежетом. Ржание, крики агонии остались где-то позади, сгусток пламени стремительно объезжали, но на кого-то всё же попали языки огня. Ветер уносил, отсекал все лишние звуки. Мужчина не оборачивался — им надо было продолжать движение. Нет ни малейшего смысла смотреть на то, что сталось. Ему надо было следить за следующими ядрами, множество коих уже летело им навстречу, чтобы суметь вовремя править коня. Создавать каменную преграду на такой скорости было бесполезно. Можно ошибиться в рассчётах и лишь потратить драгоценный запас сил. В форте же, по всей видимости, действительно решили, что на них надвигаются сильные маги, которые могли бы совместными усилиями проломить их защиту. Палили самыми опасными снарядами. Тут и там они вонзались в землю, она горстями разлеталась в стороны с шорохом, тонувшем в лязге металла, а затем и последующих рёвах огня, рокотах взрывов, тресках молний. Порой прилетали и ядра с ослепляющей смесью: вспышки лишали зрения животных и людей, делая их более простыми мишенями. Половина пути была уже преодолена, ещё чуть-чуть. Сбоку шарахнуло молнией, раздался крик и какой-то омерзительный хлопок, потом удар. Малоун, которого обдало волной горячего воздуха, кусочками земли и чего-то ещё, не смотрел. Только вперёд, правя лошадь в сторону. Потом заметил, что оказался в небольшой группе. Видать, маневрируя всадники не заметили, как сблизились. И теперь они представляли собой удобную толпу для удара. Ну конечно, снаряд уже летел прямо на них. Слишком быстро, уйти не удастся. Всё равно зацепит.       Тут кто-то с цоканьем пришпорил лошадь, и животное захрипев ускорилось. Вперёд вырвалась Сель, тёмно-русые волосы, собранные на затылке, трепало от ветра и скорости. Даже краткого мгновения мужчине хватило, чтобы разглядеть полное отсутствие страха на её лице, лишь всепоглощающее внимание. И точно таким же было выражение лица Джинно, ну разве что с примесью небольшой тревоги. Девушка мчалась навстречу летящему шару, может чуть опережая. Почти наверняка ей бы удалось проскочить центр попадания, но смысла это не имело. Ведь шрапнелью и магией достанет и за снарядом. На какую-то секунду всадница, придерживающая мальчика за живот одной рукой, чтобы не свалился, оказалась прямо под опасным ядром. Затем что-то произошло. Так быстро, что Малоун не успел ничего ни запомнить, ни распознать кроме того, что она что-то сделала. Шар, скованный из железа, скрывающий невообразимо сложную конструкцию, разорвался в воздухе на мелкие кусочки, которые разнесло далеко в стороны от взрыва. Их окутал чёрный дым, но все быстро вынырнули из него откашливаясь. Самое главное — целыми и невредимыми. Сель же уже телом наклонялась влево, подсказывая лошади лучшую траекторию. Им надо было рассредоточиться, чтобы больше не допускать таких ошибок. Впереди уже можно было разглядеть высокие ворота и людей, копошащихся на бастионах. Ещё немного. И когда уцелевшие уже приближались к стенам, не зная, что же им делать дальше, в стороне раздался невообразимый, поистине оглушающий грохот и рёв. Но не живого существа. Земля начала судорожно сотрясаться от толчков. Лошади стали испуганно ржать, оседать на ноги. Некоторые вставали на дыбы, сбрасывая растерявшихся ездоков, уносились прочь. Тогда-то Малоун, как и все присутствующие, посмотрел в сторону разрастающихся звуков. Кусок стены и одна из башен обрушились прямо на глазах. Кладка стены, крепления трещали и стенали, но валились вниз, увлекаемые уже разрушенными участками. Ещё один толчок, и все эти громадные падающие обломки взлетели вверх с невероятной, ужасающей до глубины души лёгкостью, как подброшенные мелкие камушки, с тем, чтобы прибить собой городские постройки. Хоть с места подле ворот и не было этого видно, но всё это означало лишь одно: стена проломлена. И тогда же начался пир крови.