Пятнадцатый отряд

      Как только провал за Сельвигг закрылся, я прикрыл глаза рукой. Тварь убита, никого из нас не куснули, Этелберта не захватили. Нужно возвращаться в город и быстро уходить. Такие надолго не отходят от группы — скоро заявятся его братья и сёстры. А Тавис к такому ещё не готов. Губы кривятся в усмешке, кошу на него глаза: сиди на примятой сухой траве, медленно потряхивая головой. Левая рука растирает лоб и ерошит светлые волосы. Серые глаза потерянные, как и его аура, смотрят перед собой. На какие-то секунды внутри вспыхивает раздражение и злость на такое жалкое зрелище. Глупый мальчишка! Что он вообще знает о настоящих трудностях? Он даже и понятия не имеет, чем могло всё закончиться, а ведёт себя так, как будто еле пережил эту не столь опасную встречу и готов отключиться. Усилием воли заставляю это всё рассыпаться и развеяться. Это неправильные чувства, это я могу понять и сам без указаний наставницы, нехорошие. Этел не виноват в этом. Он другой — ему повезло ещё ни разу не сталкиваться с подобным. Уж не завидую ли я ему в том, что судьба более милостива к нему? У него есть родители, безмятежное детство и даже сейчас его опекает Сель и я. Возможно, но если и так — это не должно мешать мне сносно относиться к нему. Всё же, он молодец и сумел правильно отбиться, не привлекая внимания. Не так плохо для его уровня, и гораздо выше моего летнего мнения о нём. Если бы не сумел… Страшно представить, чем могло бы всё закончиться. Стоило образам поплыть в моей памяти, как к горлу начала подкатывать злоба. Парень съёжился, и я понял, что мои эмоции скользнули в ауру больше допустимого. Выдохнул, собрался и, следя за окружением, приблизился к нему. — Вставай. Мы уходим, — отчеканил я и подхватил его под локоть правой руки, чтобы поставить на ноги.       Но Тавис не встал, а как-то растерянно взглянул на меня. Ну что ещё?       Нам нельзя медлить. Я вдохнул носом, считая до десяти про себя, и уже хотел было грубо дёрнуть его наверх, как он с трудом вымолвил несколько отрешённо: — Прости.       Я оторопел, замер сам, сперва не поняв этого слова, но пальцы не разжал. За что ему извиняться? Переспрашивать не потребовалось — Этел, прочитав в моих глазах недоумение, пояснил: — Я в какой-то момент подумал, что ты правда отдашь меня ему, — его передёрнуло мелкой дрожью, и глаза вновь взглянули на то место, где сейчас в землю утекала кровь, — этому. — С чего ты взял? — удерживая раздражённое ругательство, я фыркнул, стараясь звучать всё же помиролюбивее, и заставил парня подняться. — Мне нужно было отвлечь его и заставить сделать первый шаг. Если ты меня порой подбешиваешь, это не значит, что я избавлюсь от тебя при случае. Понял? — Да, — ученик неуверенно опустил глаза и уронил голову в подобии вялого кивка.       Хоть он явно испытал что-то похожее на волну успокоения, но выглядеть лучше не стал. Стоял, пытался запахнуть куртку получше, а привычная наблюдательность и рассудительность уступили заторможенности, тревожному, сковывающему откату. С этим надо что-то делать. Желательно быстро, на случай если тот враг был не один в городе. Я хоть и проверил всё, как только почувствовал то присутствие, но рисковать не хотелось. Не составило труда влезть парню в голову, чтобы попробовать найти более мягкий поход и привести в чувство, а не сразу волочить его обратно бесформенным мешком. С одной стороны, чего церемониться? А с другой… так будет более правильно. К тому же, я могу попытаться. Попытаться хотя бы не усугубить наше взаимодействие. От этого у самого прибавилось уверенности и ответственности. Он действительно ещё слишком мал. Я прошёл больше, знаю больше, умею больше. Нужно пытаться. Думал Этелберт о всяком, но абсолютно беспорядочно, что было ему совершенно не свойственно. О только что увиденной смерти, об остальных учениках, что сейчас должны быть в городе, о смерти того мага, об огне, какие-то мысли пытались начать разбирать произошедшее, но сильнее всего проступали думы… об одежде? Тавис был слишком поглощён всем этим и ещё отходил от ужаса, поэтому не заметил моего лёгкого «присутствия», и я чуть поднажал. Он думал о том, что не закончил с задуманными делами: одежда на зиму и подарки родителям, Уолту.       И очень активно цеплялся именно за это, как за самое понятное и определённое в данный момент. Надёжное. На лицо — тихая истерика и потрясение, какое ему пока не одолеть. Оно и немудрено: эти существа воздействуют на нас куда глубже, чем простое сознание. А ещё ему зацепило магические потоки у ног, но это пройдёт к вечеру. Сейчас меня вряд ли услышит — не сможет толком и сосредоточиться на моих словах. Что ж, раз наша природа привлекла к нему такую неприятность, она же и поможет. Больше в голову ничего не приходило. Я выдохнул: мне не хотелось этого делать, но данный выбор ощущался лучше бездействия. Нужно переступить через себя. Взял Этела одной рукой за плечо, второй за шею и затылок, надёжно фиксируя, и, пока тот не успел опомниться, уткнул к себе в грудь ближе к подмышке. Неуловимая составляющая запаха старшего успокаивает детёнышей, говорит о защите и опеке. Сель делала так же, когда у меня, несмотря ни на что, к стыду не получалось взять себя в руки. И теперь я сам один из старших и должен если не «укрыть» мелкого от всего, то хотя бы поддержать, как бы мне это тяжело ни давалось. — Что ты… — он сперва ошалел на несколько мгновений, затем начал трепыхаться в попытках уйти от контакта. — Не дёргайся, — оборвал я его слабые протесты, продолжая крепко удерживать.       Через секунд десять парень расслабился сперва и физически, затем и душевно. Я почувствовал, как его аура вновь стала более ровной, сдержанной, а мысли, хаотично выливающиеся подряд, начали упорядочиваться и возвращаться за границу простой «слышимости».       Тот притих, окончательно перестав вырываться. И ещё секунд через десять я его отпустил и слабо оттолкнул от себя. Ничего не смог поделать с собой. — Лучше? — в моём вопросе послышалась грубость, и я постарался унять её. — Да-а, — ответил Этел и посмотрел на меня как прежде обычным взглядом: внимательным, более или менее собранным, ясным. — Что ты сделал? — Дал тебе вдохнуть своего запаха, — я криво усмехнулся, не желая вдаваться в подробности. — Пока ты детёныш — это будет работать. Приготовься, сейчас я перенесу нас обратно.       Знаю, что парень из тех, кому любопытно если не всё, то очень многое. А желания отвечать на его вопросы у меня нет. Дал ему минуту подготовиться к броску. Он о чём-то думал, а магия внутри него вновь текла так, как ей положено. За исключением части голеней. Там был застой. Осторожно глядя на меня, Этелберт кивнул и сказал: — Я готов, — подошёл ближе, чтобы я мог положить на него руку, и всё же не удержался с вопросом, требовательным. — Почему вы называете меня детёнышем? — Потому что ты ещё маленький и много чего не умеешь, — тут я не стал сдерживать насмешливости, — и ещё большего не знаешь.       И прежде чем тот успел мне что-то ответить или же задать очередной вопрос, ухватил его за плечо, направил магию в себя и в сторону, окутывая ученика. Не буду выдавать полную скорость, к ней он тоже не готов физически. Делаю шаг вместе с колдовством. Пять секунд перед глазами проносятся пейзажи. Рывок сквозь пространство, и мы уже недалеко от нужного города. Вздыбленное волшебство привычно опускается к положенным точкам. Неприметно выпускаю ауру кругом на километр — ничего подозрительного, но ещё буду наблюдать. Этел же моргал и часто дышал, приходя в себя. — Идём, — я подтолкнул его к дороге. — До возвращения к горе не отходи от меня дальше, чем метров на десять. — Десять? — парень пошёл послушно, но молчать не собирался. — Но я ещё… — Не закончил покупки? — внутри начало вновь накипать подавленное ранее, но видимо, не унятое раздражение. — Это сейчас не самое важное, если ты не догадался.       Его едва ли не убили и даже хуже, а он думает о такой ерунде. Какой же он действительно ребёнок. Взять бы за шкирку, да сейчас же перебросить к Сельвигг, раз она может его такого терпеть.       В более младшем возрасте меня занимали другие проблемы. Но куда ему до них. Тавис встрепенулся, остановившись, и повернул голову ко мне. При этом его эмоции удерживались внутри, как нужно. Зато мои, похоже, снова нет. Почувствовал внутри прежнюю досаду на него и на самого себя за несдержанность. Так выходит только с ним. — Догадался, — вернул он, при этом обозначая лёгкое недовольство выражением лица. — Но ты же мне ничего не рассказываешь об этом. Что мне думать? А так, тебе вовсе не трудно походить со мной, раз лучше держаться рядом. Да и не стоять на месте.       Надо же, передержал у себя, по ходу — осмелел. Руки зачесались ему отвесить хотя бы подзатыльник. Как рядом с ним долго находиться? Или как мне рассказать, например, о том, чем могла закончиться встреча с тем существом, окажись он сам менее сноровистым. Может, и правда надо? Посмотрел на него, молодого и… чистого. Нет, это пусть уж решает Сель — готов он или нет. Да и я вряд ли сумею всё аккуратно рассказать — сорвусь попросту. Тяжёлое молчание нарушил Этелберт. — У нас получается нормально находиться вместе. Я стараюсь, — он поправил рюкзак на спине. — Чувствую, что и ты тоже — камней мне в голову больше не прилетает. Но сейчас ты злишься. Я что-то делаю не так?       Тон не виноватый, а даже вызывающий. Ну и что мне с этим делать? Нужно работать над собой. Не беситься на все эти проявления другой жизни в нём. Если ему повезло, это не значит, что я должен портить это даже таким. Ну же! Быть взрослее. Собраться на том, что меня не выводит в нём из себя. Признать это и его самого. Как же это трудно. Это не обесценит прошлое, ничего страшного мне это не сделает. — Нет, ты всё делаешь правильно, — наконец ответил я, вглядываясь в небо, чтобы дать себе хоть какую-то поблажку. — И злюсь я не совсем на тебя. Моя первая встреча с подобным закончилась куда хуже, Этел. И я в какой-то степени раздражён тем, что кому-то всё даётся легче и проще, в то время как другим достаётся участь учиться на своих ошибках. А ещё я зол, что на тебя напали.       Слова дались нелегко, но я всё же кое-как обозначил то, что чувствую.       Выдохнув, взглянул на парня. Он насупился, как-то задумчиво и определённо не радостно, но серых глаз от меня не отводил. Давай, малой, жду, что ты на это скажешь. Готов к обиде и упрёкам, может, заслуженным. Сейчас я удержу всё под контролем. — Ну, ты сегодня не дал мне попасть в большую неприятность, — ученик помялся, опустил взгляд, затем поднял вновь. — Я сожалею, что тебе повезло меньше. Со мной есть ты и Сель. А вы были только у друг друга. Но ты что-то делаешь из своего опыта, помогая не допустить те же ошибки. Это важнее, это хорошо же — именно так делают старшие.       Что ж, ожидал чего угодно, но не такого. В какого же он такой умный? Его отец таким не блистал. Может, Этелу с этим всем проще как раз от того, что он ещё не испытывал серьезных трудностей? Не имеет тех увечий и ран на душе. От этого понимания стало стыдно за жестокосердие. Он ещё молод и безвинен, а я чего-то от него «требую». И он же, хоть и опасается меня, но берётся разобраться в нашем взаимодействии, а не я, более опытный. Я изнутри закусил губу, потёр щёку, чувствуя, как его посыл, который он, вероятно, не мог точно изъяснить на словах, проникает глубже в душу, помогая вновь разогнать всё то пагубное, что я испытывал. Привычная сдержанная маска спадала с лица, и я спешно отвернулся, скрывая усталость и муку от всего этого. Тяжело, но хотя бы шажок вперёд сделан. Сейчас нужно не как обычно сопротивляться тем эмоциями, что идут, а понемногу их выпустить, разобрать ещё и для самого себя. Лучше для нас всех. — Ладно, — я разлепил губы, возвращая себя подобие самоконтроля, и сделал встречное движение в нашем взаимодействии. — Соберусь с мыслями, и я расскажу тебе хотя бы об этих людях и отвечу на то, что посчитаю необходимым, но придётся подождать. Пойдём, куда ты там хотел. И давай без глупостей.       Этел обрадованно кивнул, расслабился. И мы пошли по дороге, пока что в молчании. По всей видимости, такого ему сейчас достаточно. Да и мне тоже. Хорошо, что он такой — мне остаётся только стараться, чтобы не испортить наметившегося и чтобы дальше бороться с собой. К этому не привыкать, порой приходится принимать куда более тяжёлые решения во благо. И об этом можно подумать, пока идём, собрать мысли перед тем, как хоть что-то рассказать о серпуомэнтэ.

***

      Нападение на пустынном плато произошло внезапно даже по меркам опытной Сельвигг. Они появились из ниоткуда — Джинно лишь спустя несколько секунд смог понять, что двадцатка существ всё это время тщательно маскировалась в засаде. Ждали их. Вот парочка в своих поисках путешествовала по территории Нерцазодена. Точнее, по той его части, что отошла Скечиару после войны. Редкие кусты, каменистая земля — открытая и безмятежная местность, встречались и пустые пещеры в земле. И вот всё вокруг буквально взорвалось сгустками энергии и появились существа в людской форме. Мальчик это уловил сразу же подсознанием. Самое главное: повинуясь команде девушки у себя голове, он успел отпрыгнуть в сторону от ближайших врагов ещё до того, как собственные мысли зашевелились. А дальше всё происходило на стремительных скоростях. «Голову надвое! Никак иначе! Целься только в голову! Не позволяй им дотронуться до тебя!», раздались в мыслях следующие указания, и мальчик действовал без колебаний и сомнений. Он знал, что он и Сель должны выжить. Хотел, чтобы они выжили. Огнём метил в глаза, тогда как ветром и камнями пытался раздробить головы юрким противникам. Они двигались ненормально — их тела порой изгибались под неправильными углами, а скорость превышала человеческую. Джинно не думал о том, как, кто, зачем — реагировал, оставаясь в движении. Порой удавалось срезать ноги, руки и даже шеи, но первое и второе задерживало странных людей лишь секунд семь, а третье секунд на двадцать. Их магия ощущалась ядовитой — мальчик мог практически видеть те удары и неожиданные броски. Но он уже больше полугода жил с Сель и умел очень многое. Девушка не щадила его в тренировках, и он наращивал способности и силы быстро. И сейчас воспитанник использовал всё, чем с ним поделилась Орголиссо, чтобы не только выжить, но убить врагов, помочь девушке.       Уклонялся от хватов, от атак стихий и просто волшебства, которое ощущалось напрочь противоположным своему собственному. Лавировал то на ближней дистанции, то отпрыгивал на дальнюю, пользуясь всем, чему научился, и не позволяя себя оттеснить от наставницы на слишком большое расстояние. Меньше чем за две минуты весь перепачкался чужой кровью и убил троих. Сель, орудуя в равной степени мечом и магией, расправилась с дюжиной. В какой-то момент Джинно исподтишка ударило в руку, что враз занемела. Это сбило взятый ритм, открыло просвет для чужой атаки, которым тут же воспользовались. Мальчик видел нечеловеческую пасть, острые зубы, напоминавшие змеиные, нацеленные ему в шею или в грудь, и понимал, что не успевает — магия в руке не слушалась и в эти мгновения мешала сконцентрироваться и создать что-то путное. Попытался сгруппироваться, чтобы подставить для укуса хотя бы плечо. Но между ним и врагом появилась Сельвигг, меч в левой руке рассекал другого противника, а правой рукой она ударила того, что был ближе к ребёнку. Этого хватило, чтобы Джинно успел отскочить и, пересилив внутреннюю боль, рубанул ветром третьего человека в стороне. Прошёл от макушки до рёбер. Послышалось гневное рычание девушки, и отбегая, мальчик краем глаза увидел, как та отрывает от правой руки оторванную шипящую голову, что вопреки всему, всё же впилась в предплечье зубами. В следующую секунду та полетела под ногу, где и была раздавлена с хрустом и влажным хлопком. Последних двоих, что теперь пытались убежать, убила Орголиссо, метнув в их стороны что-то похожее на каменные колья. Те, направляемые ею, преодолели поднявшееся магическое сопротивление и раскроили тем головы. Девушка выдохнула и до крови закусила губу, на шее проступили мышцы, сухожилия — верный признак того, что сейчас она очень зла. Поэтому Джинно благоразумно молчал и стоял посреди трупов на скудной равнине. Потирал болящую руку, переводил дух, хоть и беспокоился за наставницу больше, чем за себя. Та засуетилась — убитые задымились сами собой. А взглянув ей в бегающие, яростные глаза мальчик всё же отважился: — Сель, тебя укусили. Всё нормально? — он переступил с ноги на ногу, подсознательно понимая, что всё не нормально. — Не так страшно, как если бы укусили тебя, — сквозь зубы ответила Сельвигг, потом сухо выдохнула, подошла к мальчику и присела перед ним на корточки, заговорила спокойней. — Действительно, так гораздо лучше. Всё пустяк. Тебя же не куснули, не поцарапали?       Она оглядывала его, ощупывала магией, тогда как руки положила на плечи. Джинно лишь покачал головой, и девушка обняла его, прошептав на ухо: «Молодец, мой мальчик». Но даже эта редкая похвала не смогла развеять тревогу — закончилось не всё. И они оба это понимали: Сель из-за знания, её воспитанник из-за нехорошего волнения.