Огромный синий кит Порвать не может сеть. Сдаваться или нет, Но всё равно гореть. Люмен — Гореть
— Двести тон это, конечно, не мало, но они заявляли, что будет больше… Эй, Кайя, ты меня вообще слушаешь?! — Ленка стучит ручкой по столу, привлекая мое внимание громким звуком, а я все никак не могу сбросить оцепенение, тупо пялясь в потухший экран смартфона. — Угу, — зябко обхватываю себя руками за плечи, пытаясь держать покрасневшие после бессонной ночи глаза открытыми. Лена кладет руку мне на плечо, заставляя поднять голову и посмотреть на себя, и я покорно и стойко выдерживаю зрительный контакт, но что-то в моем виде ее, видимо, смущает, а потому она неуверенно заявляет: — Может тебе домой пойти? Неважно выглядишь. — Да брось, — отмахиваюсь от нее, как от надоедливой мухи, и убираю телефон подальше от себя, пытаясь удержаться от соблазна зайти в мессенджер и ответить наконец-то на сообщение. Хотя бы придумать что ответить. — Я в норме, просто не помню ничего о том договоре. Надо перечитать, когда будет время. А сейчас у меня тут вот… — я схватил первую попавшуюся под руки папку. Ленка только насмешливо вскидывает бровь. — Инструкция по охране труда при работе на персональном компьютере? И как? Интересно? Я досадливо поджимаю губы, откидывая от себя папку, уже готовый обороняться, но подруга только снова сжимает мое плечо и молча удаляется к себе, наконец-то оставив меня в покое. А я тут же хватаю телефон и открываю переписку с новыми непрочитанными сообщениями. Нужно что-то придумать, пока он не позвонил. Хотя… не позвонит. Пока я думал, к «Откуда у Макса деньги на машину?», «Ты ему помог?» и «Отвечай» прибавилось «Он связался с наркотиками?» Поня-ятно, значит, Макс не хочет признаваться отцу в разоблачении любовных похождений губернатора. Оно и неудивительно, губернатор все-таки лоббирует важные для Владлена вопросы и, если статья негативно скажется на предстоящих выборах… Не придумав, что ответить, я печатаю «Нет». А потом минут пять сижу, не в силах отвести взгляд от экрана, снова и снова перечитывая все наши немногочисленные диалоги. Самое первое сообщение от него было лет пять назад, когда он списывал любые проявления бунтарского подросткового периода Макса — будь то матерные словечки, не удаленная из истории браузера порнуха или плохие оценки в школе, на мое пагубное влияние. Я все жду и жду ответа на мое лаконичное «нет», и вскоре получаю его. Телефон в моей руке оживает, и на весь экран высвечивается «Брат». Не долго думая, нажимаю на зеленую кнопку. — Алло? — Ты уверен? — раздается в трубке напряженный до предела голос Владлена. Я не слышал его уже черт знает сколько, а потому не сразу восстанавливаю контроль над эмоциями. — Уверен, — холодно произношу я, прокручиваясь на стуле, отворачиваясь от дружного трудового коллектива, что уже поглядывает на меня с недовольством. — Макс достаточно умен, чтобы держаться подальше от наркоты. — Тогда как? — настойчиво продолжает выпытывать брат, и я прикрываю глаза, представляя, как он прямо сейчас нервно ходит из стороны в сторону по кабинету, то надевая на голову очки, прихватывая едва ли тронутые сединой вьющиеся каштановые волосы, то снимая их, принимаясь крутить в руках. — Откуда такие деньги? — Я не могу сказать, — отрешенно глядя в окно, бормочу я, прекрасно понимая, что такой ответ его не устроит, а только разожжет костер тревоги. Владлен на другом конце провода, кажется, давится воздухом от возмущения, потому что говорит лишь после длительной паузы. — Ты знаешь, да? Или это ты его надоумил? Мне даже не нужно скрывать эмоции, потому что теперь их просто нет. Последнее время к брату я испытываю что-то сродни глухого омерзения. Восхищение, обожание, зависимость никуда не делись, не трансформировались во что-то иное, не ослабли, но теперь они вынуждены существовать вместе с другими чувствами, вершиной которых была глубокая внутренняя неприязнь, даже презрение. Владлен напоминал параноика, который в любом моем поступке видит стремление разрушить его семью, навредить его детям, когда всё, что я делал и делаю — это помогаю. Я, блять, часами сидел с Юлькой, выслушивая ее и успокаивая, когда их брак оказался на грани развода, убедил обратиться к семейному психологу, хотя внутри меня черная половина души ликовала, скалила гнилые клыки и злорадно усмехалась. Я откладывал все свои дела, когда нужно было посидеть с детьми, отвезти их куда-то или забрать откуда-то. Я готов был отказаться от всего ради его семьи, а он лишь каждый раз в благодарность обвинял меня в каких-то своих надуманных… — Кайя, хватит молчать! Отвечай! — почти кричит Владлен, и я едва ли не подскакиваю, ошарашено моргая, и понимаю, что вырубился на секунду. Мне не о чем с ним разговаривать, поэтому я убираю телефон от лица, смотрю на экран, снова и снова перечитывая «Брат», и, не желая слушать, жму на отбой. Хватит с меня на сегодня. Я зажимаю боковую клавишу громкости, ставя телефон на беззвучный, и убираю его в ящик стола. Если повезет — вообще забуду на работе. — Ты какой-то бледный, может, действительно домой пойдешь? — спрашивает Лена, мельком взглянув на меня, но я лишь снова отмахиваюсь и погружаюсь в работу. На почте уже накопились сообщения, которые нужно срочно разгребать, и я принимаюсь за это с некой долей воодушевления, не замечая, как минуты проносятся мимо, подтаскивая меня к окончанию рабочего дня. — Авалиани, вот еще проверь… — на стол ложится распечатка с кодами, и я уже понимаю, что лишние полчаса в офисе Матильда мне обеспечила. С самым довольным видом начальница раскладывает по столам моих коллег задачи, которые можно было бы сделать и на следующий день, но ведь на носу годовая премия, а значит… Я успокаиваю себя мыслью, что спешить мне никуда не нужно, разве что в магазин не успею, и потому мне придется или снова давиться гречкой, или заходить в ненавистный супермаркет, но… но можно и потерпеть до утра, верно? — Ты вообще домой идти собираешься? — Лена застегивает пальто, поглядывая на меня неодобрительно, и я, отправив отчет начальнице, послушно выключаю компьютер, чтобы мы могли уйти вместе, и я проводил ее до дома. — Ложись сегодня пораньше, хорошо? На тебя смотреть больно. — Я просто не спал этой ночью, — отвечаю равнодушно, вытаскивая из шкафа свою куртку. — Был в воскресенье в клубе. — А-а, бурная ночка? — понимающе улыбается Лена, направляясь к лифтам. — Очень, — коротко киваю, вспоминая, как полночи пытался смазать все следы от ремня заживляющей мазью, но не доставал, психовал… Мы спускаемся на лифте вниз в полном молчании, но, как только дверцы открываются… — Еще раз повторяю, молодой человек, я охраняю весь офисный центр и понятия не имею, кто работает в компании «Логистикс»… — устало произносит сонный дежурный, но Макс его и слушать не желает. — Тогда пропустите меня! Я быстро… — После десяти вечера не положено! — отрезает охранник, на что парень недовольно бурчит: — На положено — хуй наложено!.. — Эй! — возмущенно восклицаю, скорее по привычке отдергивая племянника, чем действительно негодуя по поводу матерных словечек. Делаю шаг к широко улыбающемуся парню и даже не знаю, что ему сказать. Что он тут вообще забыл?.. — Это кто, Кайя? — заинтересованно шепчет мне на ухо Лена, и я так же тихо отвечаю «племянник» и весь переключаюсь на Макса. — Ты что здесь делаешь? Улыбка мальчишки становится несколько нервной, но все же до безумия смущенной и какой-то беззащитной, будто я его на мороз выгоняю. — Отец весь день мне мозг клюет, вот я и сказал, что поеду ночевать к другу, потом позвонил Тёме, а он, как оказалось, сегодня с девушкой. — И? — нетерпеливо бросаю я, поглядывая на ожидающую меня Лену. — Ну не могу же я вернуться домой! — как само собой разумеющееся выдает Макс, прокручивая на пальце ключи от машины. — Можно я у тебя переночую? Ну, действительно, как это так — вернуться домой к отцу, ведь гордость пострадает! Я хочу сперва разозлиться на глупого мальчишку, подверженного юношескому максимализму и считающего каждую незначительную ссору с родителями драматичным соперничеством не на жизнь, а на смерть, а потом… потом вдруг вспоминаю себя в его возрасте. Вспоминаю, как я униженно ползал в ногах у Владлена, умоляя его простить меня и позволить хотя бы увидеть новорожденного племянника. О, я бы ему много рассказал о гордости! — Кайя, ты в порядке? — интересуется Лена, касаясь моего плеча. — Ты бледный какой-то. — Все хорошо, — спокойно отвечаю, глядя ей в глаза. Потом смотрю на Макса, замечая, что он не улыбается, он тоже серьезен… Нет, лучше так. Пусть лучше будет преисполнен достоинства, пусть отстаивает свои интересы и принимает вызов, а я… а я помогу. — У меня всего одна кровать, ты же знаешь. — Да, но большая, — парирует Макс, склоняя голову к плечу. — Поехали, там поговорим. Только Лену завезем… Мы едем почти в молчании. Ленка сперва пытается завести разговор об учебе, но Макс отвечает неохотно, и вскоре она бросает попытки. — Спасибо, что довезли, — выбираясь из машины, произносит подруга, а потом вдруг обращается ко мне: — Не забудь в этот раз выспаться, хорошо? Хлопает дверь. Мы наконец-то оказываемся одни, но разговор по-прежнему не клеится. Вернее, он даже не начинается, пока я не спрашиваю очевидное: — Все совсем плохо? — Он заливает мне какую-то херню, — Макс мотает головой и натягивает на голову капюшон, когда мы останавливаемся на светофоре. — Я не уверен, что все правильно понял, но посыл, кажется, такой — ты на меня плохо влияешь. Что это вообще за бред? При чем здесь ты? Чего он прицепился? — Не знаю, — отвечаю глухо и, не довольный, но удовлетворенный ответом, решаю сменить тему. — Дома есть нечего, так что, если хочешь, зарули в магазин. Он вон там, через квартал… Макс вжимает педаль газа в пол и удивленно интересуется: — Зачем магазин? Рядом с тобой же супермаркет. У меня внутри все холодеет, я сую руки в карманы и ожидаемо не нахожу там ничего, кроме пачки сигарет. Телефон остался в ящике стола, а значит… Мы паркуемся возле круглосуточного супермаркета, но я не чувствую в себе силы идти туда. Кажется, я отсюда слышу этот пронзительный писк, от которого хочется закрыть ладонями уши, забиться в уголок и умереть. — Ты чего? — встревоженно заглядывая мне в глаза, шепчет Макс, и я достаю из внутреннего кармана куртки кошелек. — Иди сам, хорошо? Вот деньги, купи, что сам считаешь нужным. Парень открывает рот, чтобы, наверное, уточнить, в порядке ли я, но потом кивает и выбирается из салона, направляясь к автоматическим дверям. Мне хочется на воздух, перекурить, а еще лучше дойти до дома, запереться там и лечь спать. Одному. В голову приходит вдруг осознание, что, если Владлен узнает, что его сын даже просто спал в моей кровати, то… Стук в стекло вытаскивает меня за волосы из задумчивости, и я испуганно смотрю на улыбающееся лицо Макса, который, посмеиваясь, обходит машину вокруг, садится за руль, вручая мне увесистый пакет с продуктами. — Ты чего спишь на ходу? — растягивая губы в усмешке, ехидным голосом тянет он. — Вижу, вчерашнее свидание прошло удачно? — Не то слово, — бурчу в ответ, рассматривая купленные Максом продукты. — Ты ко мне на неделю что ли решил переехать? — А можно? — невинно хлопая ресницами, спрашивает племянник и смеется: — Расслабься! Просто я знаю, что у тебя никогда нет нормальной еды. Он настолько беззаботный и радостный, что я тоже немного расслабляюсь и позволяю себе ответить: — Зато у меня есть деньги на завтрак и обед в кафе. — А у нас Халк! — пафосно произносит он шутку, скорее всего, из какого-то фильма, но я ее не понимаю, поэтому только вежливо улыбаюсь, отворачиваясь к окну. Уже дома мне вдруг становится совсем неловко, потому что я понятия не имею, как мы будем спать в одной кровати, и меня даже посещают трусливые мысли свалить в какую-нибудь гостиницу, но я сразу бракую их, как слишком подозрительные действия, которые вызовут ненужные вопросы. А я должен вести себя, как нормальный мужчина. Нормальный дядя. Как поступит нормальный дядя в такой ситуации? Сперва он приготовит ужин. Или даст во что переодеться?.. — М-м, можно я в душ? — снимая обувь, интересуется Макс, и я облегченно вздыхаю. Вот и ответ. — Сейчас что-то найду тебе из одежды. Я отношу пакет с продуктами на кухню, и только потом отправляюсь к шкафу. Тряпок у меня не много, но домашние штаны и большую футболку я точно могу отыскать. По размеру подойдет — Макс, конечно, пошел в отца и ростом, и шириной плеч, но и я не сраная Дюймовочка. — Но нового белья у меня нет, — вручаю племяннику стопку одежды и возвращаюсь к разгрузке пакета. Чувствую, как теплое дыхание шевелит мои волосы на затылке, и мне катастрофически начинает не хватать воздуха. Слишком близко. Так, что кажется, будто меня провоцируют. Макс подходит со спины и, не касаясь, тянется к пакету, безошибочно выуживая что-то там в черной плоской коробке, пока я стараюсь не дышать и не дергаться. — Я купил, — беззаботно произносит он и уходит в ванную комнату, оставляя меня наедине со своими тревожными мыслями. Кажется, Владлен заразил меня паранойей, потому что мне уже начинает казаться, что Макс… Шумно выдыхаю, хватаясь обеими руками за столешницу с такой силой, что углы больно впиваются в ладони, отрезвляя. Глупости. Он мой племянник, он почти ребенок, он тот самый мальчик, которого я знаю с рождения, и я не имею никакого права даже вскользь воспринимать его как сексуальный объект или думать, будто он меня… От этих мыслей становится смешно. Ловлю свое отражение в зеркальной поверхности встроенной электрической духовки и крепко зажмуриваюсь, пытаясь прогнать растерянное выражение с лица. Хватит, надо собраться. Стараясь не прислушиваться к шуму воды, начинаю раскладывать продукты по местам. Убираю кофе, чай, крупы, макароны и специи в шкаф, молоко, сливки, масло, шампиньоны, сметану и яйца — в холодильник. А что делать с запаянным в вакуумный пакет мясом?.. Видимо, думаю я слишком долго, потому что из тупой задумчивости меня выдергивает закончивший с душем Макс. — Ты уже начал готовить? Оборачиваюсь на звук и мне хочется тут же отвести взгляд, отвернуться, чтобы спрятать неожиданно вспыхнувшее краской лицо. Он выходит из ванной комнаты в одних домашних штанах, вытирая влажные волосы полотенцем, и по его голому торсу стекают крохотные прозрачные капли воды… Не могу заставить себя не смотреть, не могу ответить, только бесцеремонно рассматриваю потрясающее тело, слежу за перекатывающимися под золотистой кожей мышцами, и так невыносимо хочется прикоснуться… Сглатываю вязкую слюну и отворачиваюсь, пожимаю плечами, продолжая гипнотизировать вакуумный пакет, раз за разом перечитывая «вырезка». — Приготовим чего-нибудь вместе? — будто не замечая мое замешательство, Макс откидывает на спинку стула полотенце, натягивает футболку и, как ни в чем не бывало, заглядывает в холодильник. — Как я и думал, пусто. Чем ты вообще питаешься? А это что? Мамин салат с твоего дня рождения? А я ей говорил, что ты не станешь его есть! Давно пора выкинуть. На автомате сую руки в карманы, желая спрятаться, закрыться, и только сейчас замечаю, что так и не снял куртку. — Я не умею готовить, — отвечаю на первый заданный вопрос, на что получаю полное легкомысленного веселья предложение: — Так давай я научу! Иди пока в душ, а то чего ты тут на кухне в верхней одежде? Сперва мне хочется привычно огрызнуться, сказать, что и сам могу решать, в чем мне ходить, но проклятую куртку действительно нужно снять, освобождая руки от плена призрачных бинтов, и я на автопилоте двигаюсь к шкафу, беру домашнюю одежду, понимая, что Макс никогда не видел меня в футболке, а значит, не видел шрамы и скрывающие их татуировки, и… Запираюсь в ванной комнате и наконец-то с облегчением стягиваю с себя верхнюю одежду. Из зеркала на меня смотрит уставшая морда с темно-синими кругами под покрасневшими от недосыпа глазами, что заставляет меня в который раз убедиться: все эти знаки внимания со стороны племянника — всего лишь абортированный плод моего больного воображения. Такому, как Макс, даст любая девчонка, да и что девчонка! Если бы он захотел, то и практически любой парень… Он красивый, высокий, обаятельный, остроумный, а я просто побитая жизнью сутулая собака, влюбленная в его отца. Хватит уже ебать себе мозг какими-то пугающими параноидальными мыслями, которые лишь подтверждают, насколько я отбитый на всю голову человек. Подумать такое о родном племяннике! Господи, Кайя, ты просто извращенец! Наскоро стягиваю с себя рубашку, невольно рассматривая забитые рукавами руки. От плеч и по самые пальцы тянутся татуировки, скрывающие края пересаженной кожи. Я весь состою из этих татуировок и омерзительных следов от ожогов. Их не видно, если не присматриваться, но, коснувшись, можно ощутить все неровности. Макс будет задавать вопросы, а я понятия не имею, как много он уже знает. Ополоснувшись, я снова встаю перед зеркалом, поворачиваюсь спиной, пытаясь рассмотреть красные полосы от ударов. Уже начало заживать, и кое-где, особенно на ягодицах, видна подсыхающая корочка крови. В этот раз попался действительно жесткий топ. Надеваю чистое белье, спортивные штаны, футболку и выхожу, надеясь, что Макс уже начал готовить. На самом деле я голоден и ужасно хочу спать, и с удовольствием бы сейчас отказался от первого в пользу второго, но племянник решает все по-своему. — Я замариновал мясо и поставил вариться спагетти, но не нашел у тебя даже нормальной лопатки, а нож совсем тупой, — Макс прикручивает газ под кастрюлькой с макаронами и принимается резать совсем тупым ножом шампиньоны. — Ты не против грибного соуса? Мама недавно научила… Он все говорит и говорит, а я не знаю, куда себя приткнуть, потому что его нарочитая незаинтересованность моими татуировками явно говорит о том, что ему что-то известно. Он что-то знает. Как много он знает? Нет, конечно, он видел абстракцию на кистях и отчасти на пальцах, геометрические хаотичные узоры на шее, которые я с недавних пор стараюсь прикрывать, чуть-чуть отращивая волосы, но… Я уже даже подумываю спросить, но на рабочую поверхность, которой разделена студия, вдруг приземляется разделочная доска и недорезанные шампиньоны. — Вот, помогай, а я пока займусь мясом. — Макс?.. — зову, пытаясь перехватить взгляд, но племянник прячет глаза, отворачивается, глухо спрашивая «чего?». А действительно, чего это я? Обещал же себе успокоиться и не париться, но он так нервничает, что рядом с ним и я тоже начинаю переживать. — Ты сильно поссорился с отцом? Макс только дергает плечом и кладет кусок мяса на раскаленную сковороду. — Для нас это обычное дело. Он херню какую-то несет, а я не могу промолчать. — Какую херню? — осторожно нарезаю грибы пластинками, пытаясь делать их ровно такими, какими делал Макс, и пропускаю тот момент, когда племянник оказывается непозволительно близко. Нас разделяет столешница, а мне все равно кажется, что он касается меня… Улыбка на знакомых губах медленно превращается из напряженной и притворной в зловещую. Или мне это только мерещится? Неверный свет ламп искажает черты, заостряя, делая Макса еще больше похожим на отца. — Это не важно, Кайя. Я давно уже не слушаю, что он говорит. — Он твой отец, ты должен его слушать, — произношу тихо, глядя в родные зеленые глаза, в которых медленно-медленно начинают загораться привычные искорки веселья. — А ты мой дядя, и что? Хватаюсь за эти слова, почему-то отлично улавливая и посыл, и смысл. — Он говорит что-то обо мне? Макс смотрит внимательно. Так внимательно, что мне становится некомфортно под его взглядом, хочется прикрыться, будто я полностью обнажен. — А что он должен мне рассказать? — вкрадчиво начинает он, на ощупь пробираясь не в те степи, но я снова не успеваю найти себе оправдание. Он и сам уже будто забывает, теряет интерес, отвлекаясь на зашипевшее на сковородке мясо. Ну и я тоже возвращаюсь к нарезке грибов. Макс отстает от меня с готовкой, самостоятельно доделывая соус, а я только наблюдаю за ним, безошибочно угадывая в каких-то неосознанных движениях и жестах Владлена. Так же открывает шкафчики, потянув не за ручку, а за нижнюю часть, и намеренно никогда не закрывает их до конца, позволяя доводчику сделать свою работу. Так же перекрещивает ноги, помешивая что-то в сковородке. Так же хмурится, когда понимает, что чего-то не хватает. Так же проводит пальцами по покрытой жесткой щетиной челюсти, задумываясь на секунду… Они похожи, пусть даже Макс отчаянно пытается не допускать этой схожести, будто отец ему тоже чем-то противен, будто он тоже его чем-то обидел. — Готово! — на стол передо мной приземляется тарелка с аккуратно выложенными спагетти, политыми грибным соусом, и кусочком вырезки. Выглядит потрясающе. — Ты первый мужчина в нашей семье, который умеет готовить, — говорю совершенно серьезно, забираясь на высокий барный стул. Макс устраивается напротив. — Правда что ли? — вскидывая бровь, удивленно произносит он, беря в руки столовый нож и вилку. — А я думал, дед, как и все грузины, должен в этом разбираться. Отрезаю кусочек мяса и, только тщательно прожевав, отвечаю: — Дед только шашлык умеет, а все остальное всегда готовила бабушка. Тебя мама учит? — Да, нас с Софией мама частенько напрягает этим делом, — с мягкой улыбкой произносит Макс, наматывая спагетти на вилку. — Говорит, что делает огромное одолжение моей будущей жене. — Это так, — киваю, представляя себе картинку, где племянник годиков через пять-шесть на кухне с невестой готовит еду, пританцовывая под Чака Берри. Молодые и счастливые. Влюбленные. Взаимно влюбленные друг в друга. — А ты почему не готовишь? — спрашивает Макс, поглядывая на меня с интересом. — Не обязательно же уметь. Можно начать с чего-то простого, посмотреть в интернете видео, например, попробовать повторить. — С моим графиком это не так-то просто. Тебе, кстати, завтра когда в университет? — Та я не пойду! — легкомысленно отмахивается он, кладя в рот последний кусочек мяса. — Что значит не пойдешь? А как же разговоры о том, что всего добьешься самостоятельно? Разве учеба не входит в твои планы? Очень хочется закурить, но дома я себе такого не позволяю, а выходить на улицу… — Мудрость не в том, чтобы ходить на все пары, а в том, чтобы знать, на какие ходить, а на какие нет, — глубокомысленно заявляет Макс, убирая тарелки в посудомойку. — А тебе на работу к часу, да? Я отвезу. Он не дает мне ничего сказать, идет в коридор, а возвращается с вытащенной из рюкзака не распакованной зубной щеткой. — Все предусмотрел, да? — спрашиваю почти спокойно, умело скрывая нервные нотки в голосе, наблюдая, как Макс прокалывает ногтем картонную упаковку, доставая красную зубную щетку. — У меня ощущение, что ты ко мне все-таки на неделю… — Навсегда, — улыбается племянник и, подмигнув, уходит в ванную, а я, не давая себе возможность вновь ускользнуть в подозрения, иду перестилать кровать. Выдаю ему отдельное одеяло, планируя разграничить пространство хотя бы таким незамысловатым способом, потому что спать под одним одеялом на одной кровати, рискуя соприкоснуться во сне телами, слишком… Просто слишком. — У тебя прохладно! — жалуется Макс, падая лицом в подушку. — Но очень уютно. Такой себе скандинавский минимализм. — Ага, мне тоже нравится эта квартира, — бормочу неопределенно и ухожу в ванную. Взгляд притягивает вторая зубная щетка в стаканчике рядом с моей. Очень… непривычно. Когда я возвращаюсь в комнату, Макс уже, кажется, спит, закутавшись в одеяло с головой, и я стараюсь не шуметь, только шепчу «спокойной ночи» и, не получив ответа, гашу свет.***
Мы спим до обеда не просыпаясь, и я бы соврал, если бы сказал, что это не была лучшая ночь в моей жизни. Открыв глаза, увидеть не пустую белую студию, а сонное расслабленное лицо Макса, который, едва ли почувствовав мои шевеления, на секундочку лениво приоткрывает один глаз и улыбается, уютно кутаясь в одеяло… Непривычно. Он напоминает мне большого ленивого кота, что свернулся клубочком, уткнулся носом в подушку и растягивает блаженные минуты пробуждения, когда никуда не нужно спешить. — Как спалось? — сонно бормочет Макс, убирая кудрявую прядь с лица. Хмурит брови, когда она снова падает и щекочет щеки… Мне хочется протянуть руку и заправить его волосы за ухо, но я не позволяю себе этого, продолжая рассматривать, пользуясь моментом, пока он еще не открыл глаза. — Я во сне не разговаривал? — спрашиваю осторожно, потому что действительно понятия не имею, что я мог сболтнуть в бессозналке. — Не знаю, я когда ночью вставал в туалет, то ты спал, как котенок, а вообще, если и разговаривал, то я не слышал, — отвечает он, переворачиваясь на спину и сонно протирая глаза. — У тебя шикарный ортопедический матрас. Я готов убить за еще одну ночь на нем. Звучит как-то совсем не смешно, а очень даже пугающе, и я никак это не комментирую, предпочитая промолчать и не провоцировать Макса на дальнейшие размышления о матрасах и кроватях. — Надо вставать, — наконец-то произносит он, приподнимаясь на локтях и жмурясь на солнце. — Уже почти одиннадцать. — И что? Мне на работу к часу, — натягиваю одеяло до подбородка, украдкой поглядывая на потягивающегося племянника. Футболка задралась, оголяя живот, под тканью отчетливо вырисовываются мышцы груди… Сколько же он времени проводит в зале?.. — Да, к часу, но я еще хочу позавтракать и выпить кофе! — безапелляционно заявляет Макс, поворачиваясь ко мне лицом. Молчу какое-то время, пытаясь найти аргументы, чтобы убедить его еще немного поваляться в кровати, но не нахожу, а потому глухо шепчу: — Пить кофе вредно. — Курить тоже вредно! — убежденно парирует он, обеими руками зачесывая назад свои всклокоченные темно-каштановые волосы, отливающие на солнце медовым золотом. — Хочешь сказать, что ты не куришь? — насмешливо приподнимаю бровь, но Макс только беззаботно пожимает плечами. — Иногда, когда в компании. Но своей пачки у меня нет. Это не оправдание. — Бросай. Макс ехидно ухмыляется и вдруг так резко подается вперед, что я вынужден отшатнуться и сильнее закутаться в одеяло, отгораживаясь от него. — Брошу, только если ты тоже бросишь! Мне не нравится такой расклад. — Я курю с пятнадцати лет и мне гораздо сложнее, знаешь ли… — Да пофиг, насколько это сложно! — шепчет Макс, отбирая у меня одеяло. — Только если ты бросишь, а иначе… — Эй! — уже откровенно злюсь на него, пытаясь вырвать из крепких рук одеяло, но он не отпускает. Лицо становится серьезным, под стать его намерений… — Ну хватит, Макс, я не смогу! — Не сможешь удержаться от того, чтобы купить пачку, вытащить сигарету, щелкнуть зажигалкой и вдохнуть дым? — ядовито интересуется он, вставая с кровати и едва ли не стаскивая меня за собой. Спать уже не хочется. — Зависимость — это не так просто, — сухо замечаю я, отпуская одеяло и направляясь в ванную комнату. — И не смей угрожать мне! Я ни разу не шантажировал тебя, что, например, расскажу о чем-то отцу! Макс мгновенно тушуется и совсем смущенно бормочет: — Да, прости. Глупость сказал. Ничего не отвечаю, закрывая за собой дверь, и понимаю вдруг, что я тоже поступаю неправильно, демонстрируя обиду, но не обижаясь. Это манипуляция, а я никогда не хотел быть манипулятором. В конце-то концов, Макс ничего плохого не предложил, даже наоборот… В процессе обычных утренних процедур я все думаю и думаю об этом, пытаясь подобрать слова, извиниться, но, когда выхожу, решив действовать по ситуации, застаю племянника за плитой, взбивающего что-то вилкой в кастрюльке, видимо, ввиду отсутствия венчика или миксера. — Я решил приготовить омлет, ты не против? — интересуется, мельком оглядываясь, а я уже и не помню, что вообще хотел сказать. Он не выглядит обиженным или расстроенным, скорее наоборот, улыбается, оглушительно тарабаня вилкой. На столе уже чашка свежезаваренного кофе, и я разбавляю его оставшимися сливками, добавляю пару ложек сахара. Макс тоже в процессе готовки пьет кофе, черный и наверняка крепкий. Такой любит Владлен… Хотя к чему вообще сейчас вспоминать его? Владлен… Господи, что, на нем свет клином сошелся? Почему все мысли сводятся к нему? Если бы я мог, вычеркнул бы его из своей жизни! Но это я сейчас такой умный, когда слова психотерапевта наконец-то начали казаться мне правильными и справедливыми. Она всегда говорила: уважай свои интересы, не считай себя эгоистичным или самовлюбленным, когда думаешь вдруг о том, что с тобой поступают неправильно. Если с тобой обращаются грубо — то это у них комплексы, у них проблемы с головой, у них недостаток воспитания, а не у тебя. Она всегда избегала называть его имя, пряча Владлена за какими-то мифическими «они». Сперва я думал, что это потому, что она стесняется говорить о моей тупой влюбленности, но теперь я понимаю, что речь ведь не только о брате! — О чем задумался? — с улыбкой спрашивает Макс, ставя передо мной тарелку с омлетом, почему-то тонким, как блинчик, закатанным в ролл, и оставшимися грибами, которые мы вчера не использовали для приготовления соуса. — Все хорошо, — сдержанно отвечаю, беря в руки вилку. — Какой интересный омлет. — Японский. Называется тамаго. Мы завтракаем в молчании, и мне становится как-то неловко, хотя Макс выглядит расслабленным и вообще так, будто просто витает в облаках, а я… а я просто не нахожу достойной темы для разговора. — Поедешь домой? — спрашиваю, когда мы уже начинаем собираться. — Не знаю, думаю, к Тёме. Поиграем на приставке. Мы выходим из квартиры спустя пятнадцать минут. Я собран и доволен жизнью. Я выспался, я позавтракал нормальной едой, мне не придется тащиться до работы в переполненном автобусе… — Спасибо, что пустил переночевать, — произносит Макс, когда мы, преодолев весь путь в неловком молчании, наконец-то доезжаем до офисного центра. — Без проблем, но постарайся не ссориться с отцом, хорошо? — с улыбкой произношу я, выбираясь из салона. Закрываю дверь и направляюсь к зданию, но резко останавливаюсь, оборачиваюсь, когда он окликает меня. — Эй, я не могу тебе этого пообещать! — рассеянно произносит он, ежась под порывами невыносимо морозного ветра. Мне хочется, чтобы он поскорее вернулся в тепло, поэтому я машу на него рукой, мол, как скажешь. Сегодня слишком холодно, а он в одной легкой куртке! Уже собирающийся сесть за руль Макс лишь нервно барабанит по крыше пальцами, напряженно поглядывая на меня ставшим вдруг колючим взглядом. — Что? — нерешительно замираю, не зная, уходить мне, или он что-то еще скажет, и Макс… Макс, угрюмо насупив брови, произносит отрывисто и громко, таким ледяным и решительным голосом, что мне начинает казаться, будто я разговариваю с Владленом. — Ты, конечно, извини, но я не могу не спросить. Что это за следы от ремня у тебя на спине?..