Противоестественно

— Ну я так и знал, что он потом внесет коррективы… Я торопливо закрываю чат с Владленом и прячу телефон в карман. Резко оборачиваюсь, смотрю на Макса встревоженно, а сам никак понять не могу, почему я так испугался. Макс сразу замечает перемену в моем настроении, ведь утром, когда он уходил на пробежку, все было отлично. Мы целовались, как припадочные, не в силах отлипнуть друг от друга, а теперь… — …Лучше один раз не сделать, чем семь раз переделывать… — он по инерции продолжает говорить, вытирая полотенцем влажные после душа волосы, но смотрит на меня настороженно. Стирает пару капель воды с груди, кидает полотенце на спинку стула и направляется к кухонному уголку. — С кем переписываешься? — Ни с кем, — торопливо отвечаю я, пряча взгляд. Через секунду, правда, снова смотрю на него, наблюдая за тем, как он неторопливо готовит кофе. Молчит, насыпая зерна в кофемолку, и я тоже молчу, судорожно хватаясь руками за подоконник. Макс недоволен, это видно по тому напряжению, которое буквально охватывает все его существо. Его рельефные мышцы перекатываются под гладкой, загорелой на безжалостном солнце, коже, спина прямая, плечи расправлены, а вот челюсти сжаты, будто он едва сдерживается от едких комментариев. Я знаю его слишком хорошо, уже успел изучить за эти полтора года отношений, и такое безмолвие говорит только об одном — он недоволен. Ставит на стол две чашки ароматного кофе, упирается в столешницу ладонями, смотрит на меня прицельно-вопросительным взглядом, и, когда я подхожу ближе, безапелляционным тоном утвердительно произносит: — Ты опять разговаривал с ним, да? Пожимаю плечами, беру свою чашку и возвращаюсь к окну. Бешено хочется курить, но я обещал, что брошу. Черт, да у меня уже даже пачки своей нет! Сажусь на край подоконника и хочу посмотреть Максу в глаза, но не могу из-за какого-то дурацкого чувства вины. Размышляю о том, как здорово, если бы он сейчас подошел, поцеловал, обнял и не задавал никаких вопросов, но он… да, он подходит. — Кайя, — зовет Макс, а потом берет мою руку, подносит к губам. Целует согретые кофейной кружкой пальцы. Целует, черт возьми, так, как может только он! — Ты же обещал мне. Мы же договаривались. Он обжигает дыханием мою руку, а вот я как дышать забываю. Смотрю в его зеленые глаза, наполненные бесконечной неоправданной нежностью, и никак не могу поверить, что мы вместе. Так не должно быть, черт возьми! Владлен мне это внушает каждый чертов раз! Убеждает, что я развращаю его сына, что я гребанный извращенец и мне нужно исчезнуть из жизни племянника, потому что это — неправильно. Противоестественно. — Кайя, — снова произносит Макс, прижимая мою ладонь к груди, тянется к губам, и я не отстраняюсь, отвечаю на ласкающий поцелуй. — Мы договаривались, что ты разорвешь с ним контакты, — произносит он мне в губы, — что ты не будешь вынуждать меня запрещать тебе это… Напрягаюсь, дергаюсь, когда замечаю, что его рука медленно вытаскивает мой телефон из кармана. — Эй! — восклицаю я, отшатнувшись. Смартфон уже зажат в его кулаке, и я могу только беспомощно наблюдать, как Макс снимает блокировку с экрана и заходит в телегу. — Ты перегибаешь! Он на секунду замирает, не открывая чат с Владленом, а потом поднимает на меня вопросительные глаза. Я знаю — он уверен в своей правоте и разрешение спрашивать не собирается: за эти полтора года мы прошли через множество скандалов и истерик, которые определили границы. У меня даже всего на секунду проскакивает мысль, что он передумает, вернет мне телефон, не станет читать переписку, но он, да, действительно нажимает на кнопку блокировки, но лишь для того, чтобы произнести, глядя мне в глаза холодным взглядом: — Я перегибаю? Кайя, я дал тебе достаточно времени. Я знал, что ты с ним общаешься, но ничего не говорил. Ты же сам не свой после разговоров с отцом! Думаешь, я не заметил? — Да ничего такого! — нервно отвечаю я, хватаясь обеими руками за свою чашку. Макс кривит губы, будто ему тошно слышать эту неприкрытую ложь. — Ничего такого? Я изучил тебя вдоль и поперек. Я замечаю малейшие изменения в твоем настроении и твоих желаниях. Ты просишь быть жестче с тобой в постели, ты становишься замкнутым, печальным. Он разрушает тебя, пойми же! Не могу не согласиться, но и согласиться тоже не в силах. Он прав, несомненно, но мне все равно больно это слышать. — Могу себе представить, какие гадости он тебе говорит! — рычит Макс, сжимая мой телефон с такой силой, что мне кажется, я слышу скрип пластика. — И зачем тебе это нужно? Неужели думаешь, будто он подскажет тебе, как надо жить. Или… Голос его леденеет, и я почти испуганно восклицаю: — Нет! С этим покончено! Клянусь, у меня нет к нему никаких чувств! Я ругаю себя за излишнюю эмоциональность, но мне действительно страшно, что Макс может подумать, будто я все еще испытываю к его отцу что-то кроме презрения. — Ну знаешь ли, у меня есть основания для ревности, — пожимает плечами племянник, покачивая мой телефон двумя пальцами. — Что тогда? Зачем тебе это? Хочу ответить, но не знаю, как правильно преподнести. Правда груба и безобразна, она определенно не успокоит его. Пока я размышляю над ответом, Макс теряет терпение. Вновь разблокировав экран, заходит в нашу переписку с Владленом и бегло просматривает. По мере того, как он поднимается все выше и выше, он становится все мрачнее и серьезнее. Прячу глаза от стыда, потому что прекрасно знаю, что он там сейчас себе думает. — Кхм… «и пока ты подставляешь свою похотливую разъебанную дырку моему сыну, лишая его…» — Макс, пожалуйста! — возмущенно рычу я, когда он начинает зачитывать вслух. — Это еще почему же? — злобно скалится он, взглядом выискивая новую гадкую реплику для цитирования: — «…ебаный извращенец, у которого на уме одни потрахушки», серьезно? Или вот это! Черт, вообще блеск! «Как ты можешь ебаться с племянником, которого знаешь с младенчества, которого на руках качал?». Кайя, какого хера? Ты выслушивал эту грязь целый год? Закрываю горящее от стыда лицо ладонями, но он отшвыривает телефон на кровать и, сжав мои запястья, разводит руки в стороны. — Какого хера? — шипит он. — Ты с ума сошел? — Прошу тебя… — Ты больше никогда не будешь с ним общаться. Кинешь его в ЧС везде, где только можно, не будешь встречаться лично. Ты понял меня? — Макс… — Ты меня понял? — раздельно произносит он, а я просто не могу ничего сказать. Мотаю головой, крепко сжимая губы. В его глазах плещется столько бессильной ярости и боли, что мне хочется надавать себе по морде за то, что я заставляю его страдать. — Почему ты не можешь прекратить с ним общение? Я же смог! — Макс, пожалуйста, хватит, — умоляюще смотрю на него, но он ждет ответа. И приходится отвечать: — Черт, да пойми же ты, я не могу противостоять ему! Он контролировал мою жизнь все эти годы, потому что я… Блять, я не способен сам собой распоряжаться. Мне стыдно, мне страшно, но приходится брать кувалду и разрушать ту последнюю стену между нами, обнажая самые грязные секреты. — Что? — Макс смотрит шокировано и недоверчиво. Его удивляет формулировка, он хочет пояснений. Прячу глаза, но он отпускает мои руки и обхватывает ладонями лицо. — Макс, я… — выдыхаю, давая себе минутную передышку, а потом, все-таки сумев взять под контроль эмоции, признаюсь: — Владлен был моим опекуном несколько лет. То есть буквально юридически я был под опекунством. Потому что я психически нездоровый человек, — провожу языком по пересохшим губам и добавляю: — Я бывший наркоман, алкоголик. У меня есть судимость. Я не единожды лежал в дурке, у меня были приступы депрессии и психоза, и… ну, несколько попыток суицида. А после того акта самосожжения… С каждым новым словом, которое я позволяю себе произнести, Макс становится все мрачнее и злее. Мне кажется, он сейчас меня ударит, но он все также продолжает стоять, сверля меня взглядом. Его ладони на моих щеках все такие же теплые и нежные, но… — Кайя, он тебя шантажирует? — резко спрашивает племянник, и я растерянно моргаю. Да? — Макс, он нянчился со мной все эти годы, — осторожно произношу я, но эти слова не имеют нужного эффекта. — Хах, нянчился! Да даже если и так, что теперь, он имеет право издеваться над тобой? Ты считаешь это нормально, что он пишет тебе гадости? Что называет тебя шлюхой? Что манипулирует тобой? Стыдливо опускаю глаза. Чувствую себя школьником, которого отчитывают за двойку. Макс перемещает руки ниже, снова обхватывает мои запястья пальцами, крепко сжимая. — Это ведь он запрещает тебе съезжаться со мной, да? Или ты просто не хочешь? Кайя, скажи мне честно, прошу тебя! Молчу, не зная, как ответить. Я хочу с ним съехаться, черт, ужасно хочу, но Владлен… — Мне мало тебя, — выдыхает Макс и подносит мои руки к губам. Целует пальцы, неотрывно глядя в глаза. — Мне мало этих встреч по выходным. Я хочу быть с тобой, жить с тобой, блять, Ка-айя… — Он прав, Макс! — собираю себя по кускам и произношу это достаточно уверенным голосом. — У тебя должен быть шанс, понимаешь? Ты не должен зацикливаться на этом. Зацикливаться на мне. У тебя должны быть друзья, вечеринки, девушки… — Дурак! — шипит племянник. — Не нужны мне девушки! Пусть они мне хоть сиськами в лицо тычут, хоть заглатывают полностью, они — не ты… Это меня веселит, и я позволяю себе шутку: — Сисек у меня, конечно, нет, но заглатываю я полностью! Макс тоже слабо улыбается, смотрит уже с теплотой и огнем в глазах. Снова подносит мои руки к губам и целует, а потом тянет на себя, и целует уже в губы. — Я люблю тебя, — шепчет он, зарываясь пальцами в мои волосы. — С отцом разберусь. Не переживай. — Макс! — восклицаю я, потому что знаю, как он разберется! Хотя… нет, не знаю. Раньше он бы просто закатил Владлену скандал, а сейчас, боюсь, может и в морду съездить. — Макс, пожалуйста… — Тише, оставь это мне, — выдыхает он, опуская руку ниже, на мою поясницу. Прижимает к себе, заставляя прогнуться в спине, подтаскивает меня к краю, так что я едва ли не падаю с подоконника, но он стоит между моих раздвинутых ног, и я скрещиваю позади него лодыжки, вжимаясь пахом в его пах. — Нам надо переместиться на кровать… — произносит он, на секунду разрывая поцелуй. Да. На кровать. Там есть презервативы и смазка. — Держись крепче… Обнимаю его руками за шею, а ногами — за талию. Блять, иногда мне кажется, что он качается только чтобы таскать меня на руках, потому что делает это регулярно, а я ведь не маленький мальчик-одуванчик. — Люблю тебя, — снова шепчет Макс, укладывая на кровать и нависая сверху. — И я тебя люблю, — отвечаю искренне, вкладывая в эти слова всю сладостную чувственность, на какую способен. Он снимает с меня футболку и припадает поцелуем к плечам, ключицам, груди, прослеживая края татуировок, скрывающих пересаженную кожу. Он целует мои шрамы, будто желая залечить раны, нежно ласкает, опаляет дыханием, и я весь извиваюсь, не в силах противостоять желанию быть ближе. Кусаю губы, когда Макс опускается поцелуями все ниже и ниже, стягивает с меня домашние штаны вместе с бельем и без лишних слов вбирает в рот уже крепкий член. У меня перехватывает дыхание, я подаюсь навстречу, но Макс властно удерживает руками мои бедра, вынуждая оставаться на месте, и сам насаживается головой, умело лаская при этом языком. Он знает, как мне нравится, но мы оба не можем расслабиться. Вернее, расслабиться не может он, а я, чувствуя, с какой силой сжимаются его пальцы, как он напряжен, сам перенимаю его настроение. Он вдруг резко отстраняется, смотрит на меня облизывая губы, и я читаю в его затуманенных ошалевших глазах глухое бешенство. Макс наклоняется, касается нежным поцелуем внутренней стороны бедра, потом проводит пальцем, и я понимаю, что он прослеживает едва заметные шрамы от пересаженной кожи. Ведет ниже, скользит между ягодиц, не проникая внутрь, хотя, уверен, после вчерашнего секса он все еще смог бы войти даже без смазки. — Если бы ты только знал, как я ненавижу их всех, — шепчет Макс, и я дергаюсь, пытаюсь свести колени, потому что это все немного странно и явно не располагает к сексу. Он задумчиво водит пальцами по моему телу, и я могу себе представить, что он видит. Шрамы. Шрамы, блять, везде. В некоторых местах я их скрыл татуировками, но кое-где не стал. Например, шрамы после изнасилования или просто жестких сессий… — Я ненавижу их, — признается племянник, вскидывая на меня глаза, — тех, кто причинял тебе боль. — Макс! — умоляюще восклицаю я, перехватывая его руки. Он не обращает внимание на мое сопротивление, наклоняется и припадает губами к животу, цепочкой поцелуев поднимаясь все выше и выше, пока не касается шеи. Мне немного щекотно, я невольно улыбаюсь, откидывая голову, а он уже сжимает волосы, заставляя открыться еще сильнее. Это заводит, возбуждение возвращается, и, когда Макс наконец-то надевает презерватив и, наскоро смазав лубрикантом, входит в меня, я готов кричать от радости, пусть даже нам обоим все еще тесно. — Люблю тебя, — шепчет он опираясь на локти по обе стороны от моей головы. Медленно раскачиваясь, двигается, постепенно набирая темп. Делает так, как нравится мне, позволяя насладиться моментом, прочувствовать… Тянусь за поцелуем, путаясь пальцами в его кудрявых каштановых волосах, притягивая ближе, и мастерски отгоняю от себя дурацкие мысли, пытаясь забыть, что там писал мне Владлен. Сейчас об этом думать нельзя ни в коем случае. Нет… Я яростно двигаюсь Максу навстречу, намекая, что можно грубее, и он понимает, последние секунды буквально вколачиваясь в мое тело, вырывая у меня из груди крик, когда я кончаю, даже не прикоснувшись к своему члену. Уже потом обхватываю его пальцами, желая продлить удовольствие. Я сам не ожидал от себя такого, и Макс смеется, глядя в мои округлившиеся от удивления глаза. — Слишком? — усмехается он, обессиленно повалившись рядом на кровать. Я коротко киваю, растерянно глядя в потолок, продолжая сжимать свой член в кулаке. Макс протягивает мне несколько салфеток, потом приводит в порядок себя и ложится рядом, уткнувшись носом в плечо. Мы лежим еще какое-то время без движения, а потом я перемещаюсь, укладывая голову ему на плечо. Тело после оргазма ватное, в башке — пустота… Прихожу в себя спустя какое-то время, почувствовав шевеление Макса. Открываю глаза, замечая в его руке телефон. Мой телефон. — Эй! — бурчу я, но сил на активное возмущение нет. Понимаю, что он все это время читал нашу с Владленом переписку от начала до конца, и мне становится стыдно. А еще почему-то обидно. Я приподнимаюсь, хочу уйти, но Макс переводит на меня взгляд и холодно произносит: — Останься. Не давит, дает выбор, и я, поразмыслив секунду, послушно укладываюсь обратно. Макс возвращается к телефону, печатает какую-то длинную простыню, и мне страшно вчитываться в текст. Я не смотрю, закрываю глаза, обдумывая, как поступить, стоит ли довериться ему или же нужно вмешаться, и, когда я уже решаю плыть по течению, Макс вдруг спрашивает: — «Ебаный» с одной «н» или двумя?.. Прихожу в себя, будто меня по лицу ударили, приподнимаюсь и отбираю телефон. Блокирую, крепко сжимаю в кулаке, глядя племяннику в горящие удивленные глаза. — Послушай меня, — нависаю сверху, почти ложусь на него, проявляя давно забытое доминирование, — послушаешь, да?.. Он медленно кивает, не пытается сопротивляться, молчит, что вообще ему не свойственно, а я выдыхаю, готовясь к длинной занудной речи. Для нас подобная расстановка — большая редкость. — Я пытаюсь быть хорошим сабом, пытаюсь во всем доверять тебе. Слушаюсь. Как мы договаривались, правда ведь? — Да, — тихо отвечает он, не двигаясь, не пытаясь поменять позиции. Это радует. — Вот, — вздыхаю, убираю телефон назад и кладу руку ему на грудь, ощущая под ладонью биение его неспокойного сердца. — Я слушаюсь, а теперь ты послушай. Буду говорить не как твой любовник, а как твой дядя. Формулировка дурацкая, и мне нужно несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Макс терпеливо ждет. — Так вот. Владлен не самый плохой отец. Он тебя любит, он несмотря ни на что заботится о тебе и волнуется. Да, методы у него странные, но какие есть. Как брат он тоже не такой уж и мудак. Он взял надо мной опеку, когда мог просто бросить меня в той психушке. Я бы… я бы никогда из нее не вышел, — позволяю себе на какое-то время погрузиться в мрачные воспоминания, но уже через пару секунд выныриваю из них. — Кайя, — зовет Макс, и я хочу попросить его помолчать и дать мне закончить, но он произносит раньше, чем я успеваю рот раскрыть: — Он шантажирует тебя. Грозится запереть в психушку… — Мне там самое место, — мрачно произношу я, чувствуя, как сердце племянника от этих слов начинает биться чаще. — Макс, он во многом прав. Ты меня идеализируешь. Племянник вскидывает бровь, смеется, а потом перехватывает мою руку и подносит к губам, целуя в ладонь. — Боже, Кайя, я люблю тебя не потому, что ты гребаное совершенство! И ни в какую психушку тебе не пора!.. — Может быть, — осторожно соглашаюсь я, наблюдая за его реакцией, — но Владлен во многом прав. Он знает, что не может повлиять на тебя, и пытается повлиять на меня. Он запрещает нам съезжаться, потому что понимает — если у нас не будет общего быта, все ограничится сексом. Ждет, когда же тебе это надоест. Ты молод, ты скоро… Макс меняет положение так резко, что я непроизвольно вскрикиваю, оказавшись лежащим на спине. Он прижимает меня за плечи к кровати, смотрит с бешенством во взгляде и буквально рычит: — Не смей так говорить. Клянусь, Кайя, еще раз скажешь что-то подобное, и я набью отцу морду. За то, что внушил тебе это дерьмо. Ты меня понял? Молчу, растерянно глядя ему в глаза. — Ты меня понял? — разделяя слова, снова повторяет он вопрос. — Понял, — шепчу в ответ, понимая, что моя «минута славы» закончилась. Он меня выслушал, но поступит наверняка по-своему. Укрепляюсь в своих подозрениях, когда Макс, кинув на меня еще один зверский взгляд, вдруг встает с кровати и начинает одеваться. И спрашивать, куда он собирается, не нужно. Я только прошу: — Пожалуйста, будь умнее его, хорошо?.. Макс ничего не отвечает, хватает ключи от машины и выскакивает из квартиры. А я лежу еще какое-то время, прислушиваясь, как шумит лифт, потом иду в душ без одежды и точно так же возвращаюсь, наскоро ополоснувшись. Снова увалившись на кровать, беру в руки свой телефон, открывая чат с так и не отправленным сообщением. И, вопреки ожиданию увидеть там кучу оскорблений и угроз, читаю грамотно составленный содержательный текст с достаточно вежливым тоном. В нем отсутствует пустая бравада и беспочвенные угрозы, зато сполна хватает тепла и нежности, когда Макс говорит обо мне. Мне хочется нажать на «отправить», но я не могу, потому что сообщение не закончено. Сохраняю текст в черновики и, заблокировав экран, прижимаю телефон к груди, закрывая глаза. Пытаюсь расслабиться, пытаюсь довериться, позволить ему разобраться с этим самостоятельно, ведь он неоднократно доказывал, что Алек не ошибся, и Макс действительно хороший Дом. Мой Дом.