(Не)Беззаботная юность

Она помнит, как познакомилась с Джисоном. Точнее Йеджи даже не уверена, что когда-то сможет забыть это. Они только переехали с семьей в новый район их большого города, где Йеджи не знала никого. И вроде бы Йеджи не из пугливых, но в семь лет легко чего-то бояться. Вот только Джисон никогда и ничего не боялся. Ханы были их соседями. И в тот же день пришли к ним, чтобы познакомиться. Йеджи еще не встречала столь дружелюбных и открытых взрослых. Она помнит, что миссис Хан принесла очень вкусный яблочный пирог (и даже спустя много лет Йеджи уверена, что ничего вкуснее не существует), а мистер Хан потрепал ее по волосам и подарил ей лично цветы. А потом на нее налетел мальчишка — тощий, с выгоревшими на солнце светлыми волосами, загорелой кожей и широкой белозубой улыбкой. — Хан Джисон, — важно представился он, хватая ее за руку и тряся ею. — Теперь мы с тобой друзья. Именно так Йеджи и обрела своего первого и лучшего друга. Каждые выходные она проводила в доме Ханов (а также каждый раз, когда ее родители задерживались на работе). Они играли в приставку младшего на несколько месяцев, читали книги и комиксы, делали домашние задания (Йеджи помогала ему с естественными предметами, а у Джисона отлично получалось писать сочинения), а также делились секретами. Они росли вместе, считая друг друга названными братом и сестрой. Джисон был заводилой, предлагая постоянно что-то новое, а Йеджи просто всегда шла следом за своим лучшим другом. И казалось, что так будет всегда.

***

Йеджи случайно оказывается в коридоре, где какое-то время назад встречала Чанбина. Она оглядывается по сторонам и хочет скорее уйти, когда замечает свет в одной из студий. Девушка отлично знает, кому она принадлежит. И с учетом того, что Чанбина и Бомгю она видела ранее, то только один человек там может быть. Она стоит под дверью какое-то время, но все-таки стучит негромко. В тайне она надеется, что через наушники ее не услышат, но дверь открывается. Йеджи шагает следом, быстро окидывая взглядом студию, чтобы отметить — ничего не изменилось. Кожаный диван в углу комнаты, на котором скинуты вещи младшего. На столе разбросаны листы, открытые упаковки из-под снеков и недопитая банка колы. Джисон сидит за рабочим столом, согнувшись и подобрав под себя ноги. Он натягивает на себя наушники, быстро что-то стучит по клавиатуре и, кажется, полностью погруженный в работу. Йеджи его не отвлекает. Собирает разбросанные листы в аккуратную стопку, отмечая на них почерк Джисона. Выкидывает мусор, надеясь, что младший поел за сегодня нормальной еды хоть раз. Убирает его вещи с дивана, вешая куртку на крючок у двери. Проходится тоскливым взглядом по запылившейся гитаре (она принадлежит Джисону, и тот не играл на ней дольше, чем несколько месяцев). А затем просто садится на диван, доставая из сумки конспекты по истории, чтобы переписать их. Йеджи знает, что бесполезно Джисона от работы отвлекать. Он никого из них не слушает (а те, кого слушал, уж больно далеко от Кореи). Джисон шел домой обычно только благодаря совместным усилиям Чанбина и Бомгю, когда те двое выгоняли его из студии буквально, таща за собой насильно. Но они оба были заняты, да и Чанбин ни за что не откликнулся бы на звонок Йеджи (она лишь надеется, что старший ее однажды простит). Через пару часов Джисон снимает с себя наушники, удовлетворенно хмыкая себе под нос. Задремавшая Йеджи встрепенулась и едва не попросила послушать законченную работу, вовремя прикусив язык. Хан больше не показывает личных работ никому, кроме тех с кем работает. Она в число этих людей не входила никогда. Тот поворачивается к ней лицом, стягивая черную маску на подбородок. Светлые волосы в беспорядке, а челка лезет на глаза, под которыми такие большие синяки, что Йеджи страшно. Джисон с кресла встает, чтобы размяться, и Йеджи снова страшно, ведь тот кажется еще более тощим, чем ранее. В рваных черных джинсах видны острые коленки, большая серая толстовка висит на нем, а из-под нее выглядывает подол белой майки. — Ты хоть ешь, а Джисон? — не сдерживается Йеджи (сложно отвыкнуть от беспокойства за младшего). — Ем, — отвечает тот, подозрительно на нее косясь. — Чанбини-хен заставляет, иначе грозится Уджин-хену пожаловаться. — Ты его видел? — Йеджи не слышала о старшем очень давно, и она, если честно скучает. — Угу, — Джисон плюхается обратно в кресло, вытягивая тощие ноги вперед. — У него все хорошо. Ну, насколько это возможно, — «без Чана» зависает в воздухе, и Йеджи чувствует вину. Они все как-то застряли в промежуточном состоянии, без возможности двинуться хоть в какую-то сторону. И отношения между ними всеми какие-то замершие словно. Каждый не знает, как вести себя друг с другом. Вот взять даже их. Вроде друзья с самого детства, а ходят вокруг друг друга как на цыпочках. — Хен привет передавал, — Джисон смотрит на нее, нахлобучивая свою маску на место. — Приглашал в гости к себе. Для Йеджи это сродни прощению. Ким Уджин в каком-то смысле и есть само всепрощение. Он и злится то, никогда не мог на них нормально (по крайней мере, на них двоих и Сынмина точно). И она по нему скучает очень сильно. Они молчат какое-то время. Джисон не спрашивает, для чего она здесь сидит. А Йеджи о многом спросить хочется, вот только не знает, как начать говорить. И смешно, и горько от этого, ведь раньше не знали, как молчать друг с другом. — Как думаешь, что лучше — чувствовать боль или не чувствовать вовсе? — она спрашивает, а сама боится услышать ответ. Но Джисон молчит. У него прикрыты глаза, а руки сложены на груди. Йеджи даже не уверена, что он слышал (может уже давно вырубился от усталости). — Не существует правильного ответа, — после долгого молчания отвечает парень. — Ничего из этого не лучше. После этого они начинают собираться. Им все также в одну сторону, разве что живут теперь не дома. Просто квартиры их находятся на одной лестничной площадке (и оба делили квартиры с дорогими сердцу людьми). И путь их пронизан молчанием, каким-то отчаянным, непривычным и душащим (Йеджи точно задыхается от него, ну, а Джисона она читать разучилась). Перед выходом из лифта Джисон поворачивается к ней вполоборота и тихо, словно сам себе, произносит. — Я хочу начать новую жизнь. А затем заходит в свою квартиру (где вместо троих теперь живут только двое, а потому это еще невыносимее). Йеджи же продолжает смотреть на его дверь с пониманием. Джисон всегда выбирал чувствовать. И для него это было также сложно, как для Йеджи — не чувствовать.

***

Когда-то давно им казалось, что так будет всегда. А потом началась старшая школа, и они начали расходиться все дальше. Джисон нашел себя в музыке, через которую потом встретил своих хенов. А Йеджи. Что же, Йеджи встретила Феликса, чтобы через несколько месяцев сделать вид, что они вовсе незнакомы. Ведь тогда случился Хенджин. А Хенджин — это всегда просто. Для всех, кроме Джисона, которому с Хенджином совсем не просто.