(Не)Беззаботная юность

Йеджи отправляет сообщения Чонину, но ответа не получает. С младшим что-то происходит, но Йеджи даже повлиять на него никак не может. Сынмин на все ее причитания только пожимает плечами и отмалчивается (а ведь знает что-то, но и слова из него не вытянешь). Она ведь не его любимые хены, которых он слушался всегда, даже если ворчал по этому поводу. У Йеджи складывается ощущение, что она не просто теряет, а буквально проебывает нечто важное. И здесь бы руки к потолку возвести, да спросить у того же потолка, как так получилось. Да только Йеджи сама ведь знает ответ (с чего все началось, из-за чего все началось, да и кто все начал). Она только не знает, как все исправить. Да и не понимает уже, а зачем это все исправлять? Она с постели все-таки поднимается. Снова проверяет телефон (сообщения прочитаны, но ответа все также нет). Ей это все слишком напоминает ситуацию из прошлого (она тоже так писала сообщения по началу, но ответа не получила до сих пор). Йеджи подходит к письменному столу, над которым на стене развешены фотографии — большинство из них запечатлены на камеру Сынмина. Но на самом столе в рамках стоят только две — с первого учебного года в школе и в первый день поступления в университет. Йеджи смотрит на ту, где она сама еще ребенок, а рядом с ней ее лучший друг. И ее охватывает печаль (пройти через столько вместе, чтобы потом игнорировать сообщения в социальных сетях и не отвечать на звонки). Он ведь всем писал, кроме нее. От этого еще как-то более паршиво. (От того, что он и уезжать то не должен был, оставляя многое позади, тоже плохо, а ведь виновата она). Телефон загорается сообщением, на котором равнодушное «я в порядке, нуна, не беспокойся» от Чонина. И это только расстраивает, ведь никудышная из нее старшая выходит. Йеджи о детях обещала позаботиться Чану, что эту роль всегда на себя возлагал. Но Чан сейчас далеко, до него не дотянуться (и в этом тоже есть доля ее вины). Девушка проходит на кухню, ставит чайник на плиту и смотрит в окно. Весна наступила ведь. Вокруг все начинает зацветать, только у Йеджи внутри какая-то пустота. Дома слишком пусто, сколько бы она времени не проводила в студии или университете, домой возвращаться все равно приходится. А там ее ожидает тишина (даже в квартире напротив больше не слышится привычного шума). Ей бы вернуть привычную легкость в жизнь. Чтобы все снова было просто и понятно. Йеджи на деле заморачиваться не больно любит. Чем проще, тем лучше жить — таков ее девиз. Да только как-то все в ее жизни так сложилось, что простота ей только снится (да и то не всегда). И когда на всю квартиру раздается дверной звонок, вырывая ее из мыслей и заставляя разлить чай, она удивляется. На часах время десять утра, и это выходной. Младшие сейчас должны были отправиться к Черен готовиться к экзаменам, Сынмин и Бомгю куда-то вместе собирались (Йеджи все еще удивлена этому), а у Минхо репетиция. Поэтому она удивлена, что к ней кто-то пришел. Йеджи распахивает дверь, даже не глядя в дверной глазок, и замирает в дверях с раскрытым ртом. У нее на пороге не иначе как рождественское чудо в куртке темно-зеленой нараспашку, под ней виднеется клетчатая рубашка, с шарфом, что кое-как повязан на шее, и с шапкой в руке (в другой руке Йеджи замечает сумку дорожную). Рождественское чудо (плевать, что сейчас март) улыбается ей, глаза его блестят, и оно распахивает для нее руки. — Хенджин. У Йеджи глаза слезятся при виде него, и она кидается ему на шею. Хенджин ловит ее, роняя сумку на пол, и прижимает к себе крепко. Йеджи чудится, что она может задохнуться в его древесном аромате, но отпускать, не намерена. А, что если это все просто сон. И Хенджин ей приснился? — Я вернулся, — шепчет он, будто понимая ее мысли. — Вернулся назад, — губами касается ее волос. — Я так скучала по тебе, — признается Йеджи, утыкаясь в его ключицу, и все же роняя пару слезинок. — Очень скучала. Они не расцепляют объятья какое-то время, пока Йеджи не услышит хлопок чужой входной двери. Только тогда она отпускает парня и приглашает в свою квартиру (на лестничной площадке больше никого нет, но Йеджи уверена, что ей не показалось). Хенджин рассказывает обо всем, что произошло за эти месяцы его отсутствия, перескакивая с темы на тему. Йеджи почти ничего не понимает, но радуется, слыша знакомые имена. Пока не осознает кое-что важное. — А где Джисон? — спрашивает она, перебивая Хенджина. Тот замолкает, отводит взгляд в сторону, прячась за кружкой с чаем. Йеджи терпеливо ожидает ответа. И Хенджин сдается, моментально сдуваясь и не выглядя таким счастливым уже, как пару минут назад. — Они еще не вернулись, — бормочет он себе под нос, теребя рукава рубашки. — Я один приехал. Йеджи молчит. Говорит, что сходит и нальет еще чая. Хенджин рассеянно кивает, будто не слушая вовсе. Йеджи вместо кухни оказывается в своей комнате. Подходит к столу, с которого на нее смотрят двое семилетних смеющихся детей. Она очень хочет, чтобы ее лучший друг вернулся назад. Чуть позже Йеджи возвращается и крепко обнимает Хенджина, садясь рядом. Тот с готовностью на ее объятья отвечает, укладывает голову на ее плечо, сгибаясь. И они молчат, наслаждаясь компанией друг друга. Йеджи наполняет привычная легкость.

***

Потому что Хенджин — это всегда легко. Даже когда разбиты коленки и сбито дыхание — легко. Искусаны губы, содрана кожа, и одежда промокла под дождем — легко. Тихая музыка, полумрак в комнате и полуночные признания — легко. С Хенджином всегда легко. (Может, поэтому Йеджи его всегда и выбирала? Это ведь легко.)