***
— Ммм... агх... — Блять... ты можешь тише... сука... Тишину разрезали непристойные звуки, доносящиеся из туалетной кабинки в здании популярного телеканала. Один парень не мог совладать с полностью отчаявшимся другом. Ему казалось неправильным то, что они негласно использовали друг друга в личных целях. Однако, об этом факте оба тактично молчали, надеясь, что проблема исчезнет сама собой, и отпадёт необходимость объясняться. Выложить напрямую собственные мотивы — казалось чем-то ужасным, словно в тот же миг старательно залатанный мир внутри них рухнет, не оставляя возможности восстановиться. Друзья, привыкшие думать о будущем и просчитывать возможные последствия своих поступков, задвинули мораль и совесть куда-то подальше, где долго не смогут с ними пересечься. Просто так легче... Просто так они могут избежать реальности... Хоть и на время. — Ммм... — Невыносимо... Шуга просто не мог выдержать такой наплыв эмоций. Этот мальчишка совсем голову потерял, где его хвалённая серьёзность, о которой постоянно говорят менеджеры и мемберы? С происшествия в спортзале прошло четыре дня, и за это время Юнги ни разу не заметил проблесков благоразумности у одногруппника. Было ощущение, что тот с цепи сорвался, дорвавшись до того, в чём нуждался долгое время. И теперь есть возможность обладать этим. Иначе как объяснить тот факт, что через пятнадцать минут должны начаться съёмки передачи, на которую их пригласили гостями, следовательно, в здании полно менеджеров, стаффа, других айдолов и прочих, а этот ненормальный не мог придумать ничего лучше, как зажать своего хёна в туалетной кабинке. — Хён... Старший, собрав всю волю в кулак, с силой оттолкнул от себя Чимина. Ему так хотелось сейчас наплевать на какие-то съёмки, на то, что у этого безумно развязного парня просто помутнение в голове: пройдёт несколько дней или недель, и тот придёт в себя, пожалев о своих поступках. И если Юнги сейчас поддастся желанию, то младший вряд ли его простит. Поцелуи уже были, этим их не удивишь, но если между ними будет что-то большее, то едва ли после они смогут состоять в одной группе. Чимин возненавидит друга, хотя тот и сам будет корить себя. И сейчас Шуга просто обязан был напомнить младшему об их обязанностях и привести того в чувства. Он был старше и понимал, что большая часть ответственности лежит на нём. И как бы не было велико желание плюнуть на всё и всех, чтобы хорошо стало только ему, Юнги, проснувшаяся совесть просто не позволила так поступить. — Чимини, слушай меня, — старший взял лицо друга в ладони, заставляя того сфокусировать взгляд на нём. Но это оказалось тяжёлой задачей, так как парень смотрел словно сквозь него, и Шуга не был уверен, что до одногруппника доходят хоть какие-то слова. Если бы он не знал его так долго, то мог предположить, что тот находится под влиянием алкоголя. Но в действительности всё было гораздо сложнее. — Хён, я себя ненавижу... — с отчаянием проговорил парень. Это было правдой. Он не мог смириться, что причиняет боль дорогим людям. Его бесило, что сила воли в этот раз дала конкретный сбой, отчего юноша раз за разом приходит к старшему за новой порцией жизни — за поцелуем. И Чимин, как никто другой, понимал, как жалко выглядит. — Приехали... — Шуга со вздохом откинулся назад, ударившись затылком о стену. Меньше всего на свете он сейчас хотел устраивать сеанс психотерапии. А, судя по всему, у его одногруппника нарисовываются довольные неплохие проблемы с головой. — Чимини, ты хоть понимаешь, сколько людей мы сейчас подведём, если через десять минут не окажемся в студии? Младший лишь кивнул головой на это, хотя Юнги уже не верил ему. Складывалось ощущение, что Чимин готов согласиться со всем, только бы от него отстали. Казалось, тронь его пальцем — рассыплется на мелкие кусочки. «Господи... Боже... Блять... Чимина...» Отчаявшись достучаться словами, Шуга принял непростое для себя решение и, чтобы не передумать, резко залепил другу звонкую пощечину. Сердце тут же сжалось, видя, как младший отлетел в сторону, схватившись за щёку. Повернув голову в сторону друга, тот ошалелыми глазами уставился на обидчика: — Хён, а не охуел ли ты часом? — Слава небесам, — Шуга поднял руки, словно благодаря всевышнего, — я снова вижу на твоём лице эмоции. А то уже устал от возбуждённо-идиотского выражения на твоей физиономии. — Чего? — Того! Чимини, сейчас нет времени выяснять, зачем и для чего ты уволок меня в туалетную кабинку... Работа важней, ты хоть помнишь... — Съёмки! — младший прикрыл рот ладонью, с ужасом вытаращив глаза. Последние полчаса всё больше походили на какое-то нелепое помутнение. Чимин не понимал, как мог забыть о записи шоу? Из-за его беспечности все могли получить выговор. Этого бы он не простил себе. — Именно! Неужели я опять говорю со здравомыслящим человеком, — Шуга, казалось, никогда не был так рад в жизни. Если бы не был парнем, то определённо попрыгал на месте, вопя "Ура!". — Прости, хён... Боже ты мой... — прошептал Чимин, сползая по стенке и присаживаясь на пол. — Что я творю?.. Юнги готов был снова начать стучаться головой, потому что этот настрой, а точнее, его отсутствие, действовал на нервы. Сделав пару глубоких вдохов, парень подошёл к другу и одним рывком поднял того. — Быстро взял себя в руки! Самобичевание потом! — Прости меня, хён... — младший вздохнул, обнимая одногруппника. Чимин больше всего боялся, что старший будет его отталкивать, сочтя поведение недостойным, поэтому изо всех сил цеплялся, надеясь, что чем-то это вдруг поможет. — Блять, Чимини... Как же меня тошнит от этой фразы. За что меня так наказали? Шуга обнял парня в ответ, скосив взгляд на часы. «Две минуты... всё... пиздец нам будет...» — Чимини, слушай меня сейчас внимательно, — Юнги отстранился от друга, ловя взгляд того. — Две минуты до записи. Сейчас мы выходим отсюда, делаем вид, что ничего не произошло. Для всех всё нормально. Нельзя, чтобы пошли какие-то разговоры или слухи. Дома мы обязательно поговорим. Понимаешь меня? — Да, хён, я всё сделаю, — проговорил младший, а Шуга, наконец-то, увидел в его глазах просветление. — Замечательно. А теперь идём, хотя... скорее, бежим... — Подожди... — Что ещё? Юнги уже готов был начать ворчать, поскольку психическое состояние друга более-менее пришло в норму, поэтому капризничать теперь можно и ему. Слегка расслабившись, он упустил момент, когда младший приблизился к нему и совсем легко поцеловал, на выдохе прошептав: — Прости, хён... но это придаёт мне сил. Кивнув одногруппнику, Шуга мягко отстранил парня. Говорить ничего не хотелось, было больно, что он лишь лекарство для Чимина, способ, которым он пользуется для придания заряда в жизненно-важных органах. Только и сам старший не лучше... — Идём, — Юнги открыл дверь, выходя из кабинки. Им следовало поспешить, потому что они уже опоздали, и сейчас за эту халатность обоим влетит. Но едва сделав шаг, парни остановились, заметив у раковин Хосока, смотрящего на них напряжённым взглядом. Тот сканировал их на манер рентгена, тщательно и сомнительно безопасно для здоровья. — Что ж... Времени нет сейчас... Просто идём... Джей-Хоуп вышел первым, не сказав больше ни слова. А парни двинулись следом, гадая, как много мог слышать их друг?***
Шуга расписывался в уже сотом по счёту блокноте очередной фанатки. Встреча с поклонниками длилась уже три часа. Но сегодня было грех жаловаться: девушки активно нацелились на макнэ лайн, требуя от тех всевозможные виды эгьё, а мальчики старательно красовались, желая угодить. Заводилами, как обычно, были Тэхён и Чонгук, шутливо соревнуясь друг с другом во флирте. Шуга про себя отметил, что опять эти двое пошептались за спинами своих хёнов. Это означало, что и их, и фанатов ждёт очередное грандиозное шоу с этими двумя в главных ролях. Но, видимо, Чимин тоже чувствовал их игривое настроение, поэтому активно участвовал в их перепалках, не давая тем возможности осуществить задуманное. Мемберы знали, что если этих чертят не контролировать, то последствия потом можно не разгрести. Юнги лишь вовремя улыбался и вставлял пару фразочек, чтобы младшие не расслаблялись. Его же мысли были заняты утренней записью шоу. Он не знал, каким чудом смог пережить это. Надо отдать должное Хоби, тот сидел рядом и периодически перетягивал внимание на себя, давая старшему возможность спокойно оценить обстановку. А та, мягко говоря, оставляла желать лучшего. Им давно таких каверзных вопросов не задавали. Они последние годы редко появлялись на развлекательных передачах, поэтому ведущие поспешили воспользоваться этим фактом и постарались составить максимально личные вопросы. Шуга, если честно, недоумевал, почему их менеджер допустил подобное? Нет, разумеется, они достойно вышли из положения, но каких усилий требовалось отвечать грамотно и тактично... Парень ощущал полное физическое и моральное опустошение: съёмки хорошо высосали из него энергию, поэтому сейчас он мечтал побыстрее расправиться с этими нескончаемыми блокнотами и плакатами и отправиться в общежитие спать. Но до конца встречи был ещё час. Юноша не представлял, откуда взять ресурсы, чтобы высидеть ещё шестьдесят минут? Натянув улыбку для очередной фанатки, Юнги краем глаза заметил, что сидящий рядом Чимин стремительно бледнеет, уставившись на невысокую брюнетку с вьющимися волосами. Девушка улыбалась как-то слишком чересчур. С укором, угрожающе, словно она что-то ведает, о чём другим знать не дано. — Чимин оппа, подпишите для меня, пожалуйста. Моё имя Мэй. Шуга дёрнулся от этого имени, прикидывая, может ли это быть та самая Мэй? Судя по реакции младшего, в своих суждениях он прав. Это была пассия Чимина. Но для чего сюда пришла эта девушка? За несколько дней парень забыл, что у его любимого человека имеется девушка, с которой тот состоит в отношениях. Это была непозволительная халатность. Сейчас эта дама напомнила ему, что он проиграл уже давно, едва влюбившись. Ещё тогда, когда и сам не понял, что испытывает вполне конкретные чувства к своему одногруппнику. Шуга знал, что помутнение у Чимина пройдёт со временем, тот вернётся в привычное русло, выкинув из головы короткий период под названием "Мин Юнги". Младший забудет поцелуи, трепетные касания и никогда больше не скажет на грани слышимости: "прости, хён". Юнги не был к этому готов стопроцентно, но знал, рано или поздно этот день настанет. Однако встретиться с вполне реальным доказательством его проигрыша было тяжело. Но больше всего Шуга переживал, чтобы Мэй не сказала ничего лишнего. У неё, по сути, были основания, ведь Чимин последние дни игнорировал звонки от той и не выходил на связь сам. Какой девушке это может понравиться? Старший прекрасно знал ответ, но вот как друг сможет выйти из этого положения? Младший лучезарно улыбнулся и принял из рук Мэй блокнот. Девушка смотрела на того с предупреждением: мол, лучше тебе вспомнить обо мне, иначе хуже будет. Однако всё прошло мирно: Чимин поблагодарил её, она его в ответ. Только Юнги никак не мог понять своих чувств. Да, его словно холодной водой облили: он подзабыл реальность, в которой живёт. «Давно меня так мастерски не возвращали на землю...» Юнги эта ситуация разбудила окончательно. В его голове, не переставая, крутилась мысль, что всё это не просто так. Он понимал, что если Мэй раскроет Чимина — будет большой скандал. Ему нужно было убедить младшего поговорить с ней. Игнорировать женщину — худшая из худших идей.***
Шуга часто думал, каково это, когда кто-то не может ответить на твои чувства? Почему из-за несчастной любви столько весьма успешных попыток суицида? Не сходится свет клином на одном конкретном человеке. Парень искренне считал, что есть выход всегда. Не бывает тупиковых ситуаций. Юноша вообще верил, что его отношения будут складываться словно в легкой романтической картине, где не будет драмы, слёз, переживаний и боли. Он никак не ожидал, что сможет полюбить парня. Но что больше было неожиданно, так это то, что Юнги невольно стал частью любовного треугольника. И определённо точно знал: если кому-то тут и нет места, то это он. И дело уже было вовсе не в том, что Чимин парень и его близкий друг, а в том, что у того к нему нет чувств, которые так нужны старшему. А Шуга не верит в сказки: они не появятся, только в сопливых мелодрамах так бывает, но никак не в жизни. И разговор после фан встречи тому подтверждение. Парень попросил Чимина наладить отношения со своей девушкой, на что тот улыбнулся и пообещал сделать всё возможное. Шуга знал, что это означает. Конец их безумию длиною в несколько дней. Чимин больше не придёт, чтобы прижаться к другу и требовательно выманить поцелуй. Они уже не заснут вместе, обнимаясь до утра. И никогда больше не смогут нормально разговаривать, потому что этот отрезок времени им не забыть. Такое невозможно выкинуть из головы, просто потому, что они друзья, а не обычные незнакомцы. Как ни странно, не хотелось кричать, что-то ломать, плакать, есть безмерно... Или как ещё отвергнутые влюблённые залечивают свои раны? На душе просто было пусто. Будто вырезали кусок, отвечающий за эмоциональное состояние человека. Оставили только пустое пространство и слегка ноющую боль. Не такую, от которой хочет отрубить себе голову, а ту, что невозможно заглушить никаким обезболивающим, она сутками напоминает о себе непрерывно. И выход только один: вырвать причину. Но каким образом это сделать? Юнги покосился на окно: «ночь...» Это было его время. Самое любимое, когда строчки песен выходили из-под умелых пальцев так гладко. Ему не было особой нужды напрягаться или излишне думать над текстом. Он просто писал о том, что чувствует, что знает, что пережил. Парень не пытался писать замороченные тексты, чтобы в глазах слушателей выглядеть круто. Шуга вкладывал душу в свои произведения, в этом и был весь его рецепт. И если в последнее время писать стало тяжело, то сегодня он не мог родить даже строчку. Юноша много слышал о творческом кризисе, но не представлял, как люди с ним справляются. Ему не хотелось думать, что больше он никогда и ничего не напишет. Это добьёт его окончательно, потому что музыка — это жизнь. Именно то составляющее нашей жизни, способное объединять людей вне зависимости от пола, нации, языка, возраста. Это то, что живёт веками. И Юнги нравилось быть активным участником этого процесса. — Хён, можно? Шуга повернул голову в сторону двери, из-за которой показался Чимин. Этот мальчишка всё-таки пришёл, хотя старший не думал, что это случится. Но в глубине души надеялся. Собрав всю волю в кулак, парень приготовился к длинной речи, что им следует забыть всё произошедшее между ними. — Заходи, — Юнги принял сидячее положение, облокотившись о спинку кровати. Садиться на стул или диван не хотелось: какая собственно разница, где отвергнут твои чувства? Чимин несмело прошёл до середины комнаты, остановившись, словно решая, куда примостить свою пятую точку. Несколько секунд поборовшись со своим внутренним "я", младший сделал выбор в пользу кровати и полулёг рядом с Юнги. Тот внутренне удивился подобному решению, однако внешне остался беспристрастным. — Я виделся с Мэй. — Я очень рад за тебя, Чимин. Шуга врал, они оба это понимали, однако никто об этом вслух не сказал. Не было необходимости напоминать лишний раз правила их любовного треугольника. — Хён, эээ... — младший замялся, делая глубокие вдохи, — я не смог с ней... расстаться... Юнги ждал этих слов, безусловно. Но это не значит, что от них не было больно. Внутри всё заболело и заныло от чувства безысходности, его желудок словно выворачивался наизнанку, а глаза защипало от понимания, что теперь ему придётся лицезреть Чимина со своей девушкой. Только вот сил не было, чтобы видеть подобное. И не уверен он, что те вообще когда-нибудь появятся. — Хорошо... — Шуга натянул на себя улыбку, потрепав младшего по голове, — не переживай, Чимини, я никогда никому не расскажу о том, что между нами было. Всё забудется со временем. — Хён, — младший совсем не улыбался. Он в упор смотрел на одногруппника, практически не моргая. — Ты мне тоже нужен. — А? — у юноши внутри всё похолодело от этих слов, казалось нереально, что они прозвучали из уст самого светлого участника их группы. — Я не могу отказаться от тебя. Мне плохо от этого, но ты мне нужен. Я ненавижу себя, что удерживаю тебя, но иначе просто не могу... — Чимини, ты ебнулся? — Шуга едва слышно спросил парня, поскольку смысл слов младшего до него так и не дошёл. Вернее, дошёл, но верить в него совершенно не хотелось. — Видимо да... Хён, я не знаю, больной ли я, лечится ли это. Но ты мне необходим. Я не люблю тебя, но твои чувства мне нужны как воздух. От того, что приходится так поступать с тобой, мне невыносимо больно. И не могу разорвать отношения с Мэй, она моя связь с реальностью. Её я тоже использую. Почему я такая циничная тварь? Какое у меня моральное право удерживать возле себя двоих людей, у которых ко мне настоящие чувства? Наверное сейчас Юнги было действительно больно. Он наперёд знал, что сделает всё так, как этого захочет младший. У него не будет никаких сил для сопротивления. Желания противостоять тоже. И от этого бессилия, от этой слабости хотелось плакать, биться головой о стену. Нужно было бежать от этого мальчишки как можно дальше. Но только Шуга знал, что не сделает этого. Младший обладал невиданной внутренней силой, о которой и сам вряд ли подозревал. — Чимини, ты хоть понимаешь, что это всё неправильно? — сделал Шуга попытку призвать одногруппника к благоразумию. — Определённо. — Ты должен выбрать, понимаешь? — Я не могу, — парень едва слышно прошептал, разворачиваясь корпусом к другу и садясь в позу лотоса. Юнги полноценно теперь мог оценить всю степень нервного напряжения младшего: тот был взъерошен, периодически кусал губы, а рукав толстовки был сырой и как будто прожеванный. Оно и понятно, не каждый день приходится говорить, что желаешь иметь двух людей сразу. — Господи... — старший прикрыл лицо руками, взывая всевышнего заставить его друга передумать, — Чимина, как ты себе это представляешь? Ты составишь для нас расписание? Или может одновременно? Ты хоть понимаешь, что этим унижаешь всех нас троих? — Понимаю... — парень видимо устал оправдываться, поэтому перешёл в наступление: — Ты сам меня поцеловал! Я никогда не думал о тебе в подобном ключе! — Эм, — Шуга опешил от подобного заявления. Он сам не хотел всего этого. Ему было тошно, что приходится сейчас вести этот диалог со своим одногруппником. — Чимини, я и сам не хотел любить парня... тем более, своего друга... Младший застыл от этих слов, молча посмотрев на юношу. Старший выглядел несчастно. Было видно, какую боль причиняет ему ситуация, где любимый человек не только не отвечает на его чувства, но и не отпускает, собираясь делить того с девушкой. Чимин возненавидел себя ещё больше. Но также он боялся, что друг психанет и оттолкнёт его. А отказаться от этих чувств не мог, они заряжали энергией, которая струилась по венам, давая жизнь. — Прости, хён... Младший подался вперед, пробуя на вкус губы одногруппника, проверяя, не отвергнут ли его. Но Юнги словно ждал этого момента, отчаянно укусив парня, он схватил того за талию, перетягивая его к себе на колени. Возобновив прервавшийся поцелуй, Чимин руками обвил шею старшего, чтобы быть физически ближе. В их поцелуе не было ни намёка на нежность, парни лишь хотели вылить друг на друга собственные боль и отчаяние, желая утопить эти чувства в водовороте охватываемого желания. Сплетая языками друг друга, они лихорадочно исследовали тела, желая ощущать более насыщенную гамму эмоций. Оттолкнув друга, Чимин за долю секунды скинул с себя толстовку, под которой ничего не оказалось. Юнги зачарованно посмотрел на тело юноши, проводя пальцами вокруг сосков и ощупывая кубики пресса. Не то, чтобы раньше он не видел младшего обнажённым, но это было впервые, когда их действия отдавали интимностью и желанием. Шуга с некоторым сожалением про себя отметил, что его собственное тело далеко не такое шикарное, он не любил физические нагрузки и занимался ими только по мере необходимости и в рамках обязательных тренировок. Вдохновленный тем фактом, что ему позволено трогать это тело, парень наклонил голову и лизнул сосок, уловив едва различимый стон из уст друга. Это побудило старшего на более открытые действия, он уже не стесняясь исследовал младшего, трогая, теребя того, выискивая чувствительные места. Ему нравилось, что у него есть власть над этим мальчишкой, что тот так отзывчиво реагирует на его действия. Но Чимину этого было мало. Встав с колен друга, он снял с себя полностью всю одежду и раздел товарища, демонстрируя нетерпимость быстрыми и резкими движениями. Юнги не очень понимал, зачем тот так спешит, ведь хён и так от него никуда не денется, только вот младший не знал этого. Он лёг на спину, протянув вперёд руки, подзывая к себе парня. Шуга не смог отказаться от такого предложения, поэтому в ту же секунду оказался лежащим на своём одногруппнике, запечатывая тому рот поцелуем. — Ммм... хён, я хочу тебя... Юнги словно током ударило от этих слов. Он только сейчас понял, к чему ведёт вся их сегодняшняя деятельность. И от этого стало вдруг как-то неловко, возникло желание прекратить всё и, одев младшего, отвести его в свою комнату. По всей видимости, мысли старшего отобразились на его лице, потому что Чимин в ту же секунду обнял руками и ногами парня, обрезая тому пути для отступления: — Не вздумай убежать. — Чимина, у нас нет даже смазки... — единственное, что мог придумать Шуга в данном положении. — Она и не нужна. — То есть как? — юноша уставился на младшего, не понимая смысла сказанного. — Я хочу чувствовать боль... — Ты идиот? — Идиот, — согласился Чимин, кивнув для достоверности головой. — Сделай мне больно, прошу. Мне так нужно хоть чем-то заполнить эту пустоту внутри... — Я не собираюсь в этом участвовать, — Юнги попытался подняться с парня, но тот с таким отчаянием вцепился в него, исключая возможность успешной попытки. — Хён, мне это нужно... пожалуйста... — Чимин просил так спокойно, словно имел в виду совершенно обыденную вещь. — Я не могу причинить тебе боль... — Просто сделай это... Я причиняю тебе душевную боль, а от тебя хочу физической... — в глазах младшего стояли слезы. Шуга ненавидел себя за то, что даже в этом пойдёт на поводу у этого глупого мальчишки, желающего для себя наказания. — Чимини... — Блять! Шуга! То ли мат из уст младшего, то ли отсутствие привычного и неизменного "хён", то ли отсутствие моральных сил для дальнейшего сопротивления, но Юнги чересчур резво подхватил парня за бедра, пытаясь насадиться. Но ничего не вышло ни с первого раза, ни со второго: член упорно не хотел проникать в туго сжатое отверстие. Старший видел, что это доставляет дискомфорт и боль другу, да и сам чувствовал себя не лучше, поэтому собирался отстраниться, как Чимин ногтями располосовал его плечо, прошептав сквозь зубы: — Только попробуй дать заднюю... Шуга решил, что надо отпустить себя, тут он тоже проиграл. И вообще, с этим мальчишкой ему не быть победителем никогда. Не в этой жизни точно. Закрыв глаза, парень более резким и мощным толчком нанёс очередной удар. На этот раз он был успешным: младший под ним болезненно сжался, издав душераздирающий стон, а из глаз в тот же миг потекли слезы. Юнги чувствовал себя монстром, насильником, однако его "жертва" всё ещё крепко держала того, вцепившись мёртвой хваткой, и безостановочно повторяла: — Только не останавливайся... Если честно, оба не понимали, откуда в такой ситуации у них взялось возбуждение, однако несмотря на его наличие, удовольствие от процесса едва ли кто-то из них получал. Ребята были словно два ненормальных мазохиста, только вот боль не приносила долгожданного удовольствия. Юнги кончил первым, прямо внутрь младшего, хотя он и не понимал, каким чудом смог испытать оргазм. Чимин, желая получить свою порцию облегчения, взял ладонь старшего и положил на свой член, безмолвно прося довести до ума начатое. Несколько движений хватило, чтобы излиться на живот. Как и в случае с Шугой, Чимин едва ли получил удовольствие, вряд ли это помогло. Оба знали, что действуют в корне неправильно. Только один не мог исправить ситуацию, а другой слепо шёл за первым. Они причиняли друг другу боль, но от этого тяжелее было им самим. Парни не знали, как сделать их отношения "здоровыми", но понимали одно: подобного больше не должно произойти, потому что они ошиблись... Боль ничего не заполнила...***
Шуга проснулся от непонятного чувства тревоги. Неправильным казалось буквально всё: музыка, эта комната, кровать, мысли. Парень всеми фибрами души чувствовал, что неправильно было поступать так... Не должны они были переступать эту черту... На душе было гадко, Юнги никогда не думал, что после секса можно испытывать такие ощущения, словно никогда не отмыться. Первый раз в жизни и он, и его партнёр получали больше боли... душевной, физической. Перед глазами до сих пор стояли слезы младшего, который всё твердил, что хочет заполнить пустоту болью. Тогда Шуга не спросил, но сейчас ему стало интересно, а почему пустоту нельзя наполнить любовью? Почему не попытаться впустить в своё сердце кого-то? Почему боль кажется единственным верным решением? Карой? Наказанием? «Почему ты такой глупенький, Чимини?» Но Юнги понимал, что и сам не лучше. После сегодняшнего что с ними станет? Как-то негласно стало совершенно плевать на свои чувства, состояние младшего его заставляло изрядно нервничать, оттесняя собственные нужды на задний план. Он не знал, что от него останется после всей этой истории, сколько она продлится... Конец в любом случае будет. Приподнявшись на кровати, Шуга посмотрел на одногруппника, безмятежно спящего. Сейчас он завидовал ему, что у того есть возможность спать мёртвым сном. Хотя это было глупо. Просто организм младшего от эмоциональных потрясений исчерпал все доступные ресурсы и сейчас восстанавливал силы, погрузив парня в глубокий сон. Юнги, стараясь не разбудить друга, потихоньку встал с постели и вышел из своей комнаты, по пути захватив из ящика сигареты. На самом деле, он бросил курить много лет назад, ещё во времена трейни. Но в периоды сильных стрессов и моральных потрясений иногда тянулся за сигаретой, поэтому всегда держал в столе пачку на непредвиденный случай. Спустившись вниз, юноша прошёл на кухню, включая там вытяжку. Пепельницы в их общежитии никогда не было, поскольку Шуга был единственным, кто иногда уподоблялся этой вредной привычке, поэтому юноша достал небольшую тарелку, искренне надеясь, что старший хён об этом никогда не узнает, иначе его четвертуют. Прикурив сигарету, Юнги сделал первую затяжку, блаженно прикрыв глаза от ощущения, как дым медленно проникает в лёгкие. За этим запрещённым занятием его застал Хосок, неожиданно появившийся на кухне. Одногруппник с невозмутимым видом подошёл к другу, не показывая ни грамма удивления, что тот в три часа ночи стоит и курит на кухне. — Что, совсем не удивлён? — Чувствовал, что ты придёшь сюда, хён. — Какие все вокруг донельзя проницательные... Шуга иронично хмыкнул, делая следующую затяжку. Он ждал, когда друг заведёт разговор о случившемся утром, но тот лишь глубоко вздохнул, отобрал у него сигарету и потушил её. — Ничего не скажешь? — сделал попытку парень? Хосок опять промолчал, шагнув ближе к другу, обнял того, лишь спросив: — Что ты с собой делаешь, хён?