Prayer

      Уилл чувствовал, как пот остужал кожу его ноющей спины, пока изо всех сил пытался не заснуть, неудобно устроившись на заднем сидении маминой машины. Он знал, что если сдастся, то ему приснится очередной кошмар, наполненный холодными тенями и горячим железом. Даже от мыслей об этом у Байерса ныла нога, на которой остался уродливый шрам от ожога. Джонатан сидел спереди и периодически кидал на брата обеспокоенные взгляды. Тест Стива ничего не дал, но, несмотря на малоинформативность, Уилл все же почувствовал себя чуточку лучше. Правда, расплавляющий склизкую после разморозки кожу демопса огонь горелки навевал не самые приятные ассоциации. Байерс на мгновение вновь ощутил жжение в груди, которое оказалось плодом его измученного воображения. Мальчик видел, что все вокруг выдохнули, когда он не стал корчиться от боли — случившееся в ноябре оставило след на каждом из них. Уилл привык готовиться к худшему за последние полтора года, и сейчас он знал, что что-то случится. Как и догадывался, что первым почувствует, когда все пойдет наперекосяк. Разве что теперь не сможет убежать. В клинике их уже ждали. Байерс с наслаждением вдохнул прохладный вечерний воздух и позволил увезти себя в единственную занятую палату медотсека. Слишком взволнованный, с утра он не особо обращал внимание на обстановку, а сейчас в глаза бросались запечатанные двери, сквозь стекло которых были видны разрушенные монстрами помещения, пока шаги стоптанных кроссовок Джойс эхом раздавались по пустым коридорам. Врачи обещали отпустить Уилла домой через полторы недели, и тогда Лаборатория Хоукинса закроется по-настоящему и навсегда. Если бы только это решило все проблемы. От усталости Байерс, к своему стыду, даже не смог раздеться без помощи. Он вяло подумал, что медсестры видели его в еще худшем состоянии, и внутренне содрогнулся. Если Уилл когда-нибудь вернется в школу (а он не был уверен, что хочет этого), то он никогда не сможет больше переодеваться в общей раздевалке. Его семья осталась на ночь. Джонатан укрыл маму, которая лежала на диванчике, подогнув ноги, пледом, а сам сел у постели Уилла, положив руку мальчику на грудь. Байерс удивился, что они оба заснули, даже ни разу не обсудив странную ситуацию Уилла. Сам он глотал беспомощные слезы, пока лекарства не подействовали и он не провалился в сон без сновидений.

***

— Я не могу это сделать, — наверное, в десятый раз повторил Уилл, присев на корточки. — Ты просто не хочешь, — поправила Оди. Почему-то мама и Хоппер считали, что Одиннадцать может научить Уилла контролировать новоприобретенные способности, чтобы он больше не проваливался. Байерс прочитал достаточно комиксов, чтобы знать, что сила, непропорциональная контролю, — это прямой путь к гигантской катастрофе. Иногда мальчик думал, что такой катастрофой было само его существование. За долгие-долгие месяцы Уилл не мог вспомнить хотя бы один день, когда никто не спросил его, как он. Ведь, к сожалению, были прецеденты. Много. Даже слишком. Оди родилась с невероятными, противоречащими всем законам природы способностями. Она развивала их под чутким контролем горстки финансируемых ЦРУ социопатов и просто не могла представить, что чувствует Байерс. Ему было страшно. Что бы он ни сделал сейчас, это приведет к ужасающим последствиям. Кто-нибудь умрет. Может быть, даже он. Или Уилл просто застрянет в этом ментальном пространстве навсегда. Или окажется посреди Нигде, где Одиннадцать не смогла его отыскать. — Попробуй сконцентрироваться, — дала очередной бесполезный совет девочка. — Что ты испытывал, когда это происходило? Байерс с шумом втянул бесполезный воздух. Его штормило от апатии до ужаса и раздражения с поразительной скоростью со злополучного дня рождения. — Не знаю, — честно ответил Уилл после небольшой паузы. Он успел сосчитать до десяти, чтобы не сорваться на подругу, которая просто пытается помочь. — Это было по-разному. Когда это случилось впервые… я тогда очень устал, но моя голова готова была взорваться от кучи мыслей, было просто слишком много всего. А потом… я не представляю, почему это произошло. Я был с вами, ребята, мы смотрели фильм, все было хорошо, а потом вдруг — бам — и я читаю мысли Дастина. Одиннадцать молчала, смотря в пустоту. Байерс успел мысленно назвать все краски, что ему подарили два дня назад, когда она наконец очнулась. По горящим глазам Оди Уилл понял, что у нее появилась догадка. — Кажется, я поняла, — произнесла девочка, мягко улыбаясь. — Оба раза ты был истощен! Ты настолько сильно устал, что не мог контролировать собственный разум! Ты не делаешь этого сейчас, потому что боишься. Все гениальное просто. Вот только… — И что мне с этим сделать? — с тяжелым вздохом поинтересовался Уилл. — Очевидно, победить свой страх, — серьезно сказала Одиннадцать.

***

      Возвращаться домой — теперь насовсем — было приятно, несмотря на все сложности. Уилл не чувствовал себя лучше: все его тело болело, под глазами залегли тени — его дозировки обезболивающих и снотворных снизили, и теперь, когда он не страдал от огня в мышцах, его мучали кошмары. Байерс был настолько уставшим, что его даже не особо пугала почти-зависимость от лекарств. Доктор Коулман скрепя сердце дал добро на выписку под тяжелыми взглядами врачебной комиссии и Джойс Байерс. Он заметил взявшийся будто из ниоткуда регресс и обещал навестить Уилла через три дня, несмотря на то, что раньше говорил о необходимости посещения раз в две недели. Оди из лучших побуждений измывалась над Байерсом ментально, заставляя пытаться найти кого-то, читать ее мысли, выныривать из мысленного пространства самостоятельно. Ничего не вышло. Хотя, какой-то прогресс все же был. Уилл-таки сбежал от нее. Правда, мальчик не мог выйти из темноты сам, он научился просто в нее не падать, как только позовет Одиннадцать. Байерс начал ощущать прикосновения крошечных иголочек в области затылка, почти незаметные, несравнимые с присутствием Теневого монстра, и изо всех сил цеплялся за окружающую действительность, чтобы не поддаться. Оди была довольна ровно до того момента, пока Уилл не накопил достаточно сил и контроля, чтобы не отвечать вообще. Что случилось четыре дня назад. Больше они не говорили. Байерс вообще ни с кем особо не разговаривал. У него не хватало сил практиковать и без того несовершенную речь, порой Уилл даже не мог заставить себя что-то прожевать. Его мама волновалась. Джонатан волновался. Его друзья придут завтра после школы и будут волноваться у него перед глазами. Уилл устал. И он был рад вернуться домой. Несмотря на то что у Байерса были лучшие друзья в мире, он все еще иногда чувствовал неловкость, когда дело касалось денег. Сейчас он не мог быть более благодарен за то, что живет в небольшом одноэтажном доме. За час пребывания он успел удариться более-менее обо все. Уилл проигнорировал ноющую поясницу, зная, что она отомстит ему вечером. Он просто не мог успокоиться, узнавая свой дом заново, будучи в два раза ниже и в сто раз неповоротливее. Мама оставила продукты для него на нижней полке холодильника, в ванной теперь были крепкие на вид поручни вдоль стены, помимо висящего зеркала над раковиной, было еще одно, стоящее на бортике. Его комната, где раньше царил типичный подростковый беспорядок, теперь была чисто прибрана, чтобы освободить как можно больше места. Все здесь было так же и совсем не так одновременно. Самым очевидным нововведением были брусья, как те, больничные, у его кровати. Едва увидев снаряд, Уилл почувствовал, как к горлу подступает ком. Он подъехал на кресле к тренажеру и положил руку на гладкое дерево. — Милый, что случилось? — голос матери заставил мальчика вздрогнуть. Он понял, что плачет только тогда, когда она, встав на колени, вытерла его щеки теплыми ладонями. Губы Уилла задрожали. — Я п-п-просто х-х-хоч-чу, ч-чтоб-бы эт-то з-з-закончилось, — еще более невнятно от редких тренировок произнес он. Поняв, что уже говорил такую фразу несколько месяцев назад, когда все только начиналось, Уилл заплакал еще сильнее. — Все будет хорошо, — прошептала мама ему в волосы. — Мы справимся. Полдевятого вечера Уилл, уже одетый в любимую коротковатую пижаму, вертел в руках пузырек с таблетками. В его семье было плохо с математикой, что сейчас сыграло ему на руку. Врачи говорили пить по одной при сильных болях. Уилл выпил три.