Гори, но не сгорай

Как и следовало ожидать меня вызвали на допрос. С мамой. Она же была моим адвокатом. Мы уже два часа сидим в допросной, но к нам так никто и не пришел. Наконец, к нам зашёл следователь. — Катерина, начнём. Когда вы познакомились с Дмитрием Александровичем? Я посмотрела на маму. На все вопросы отвечала она. Таков был план. — Моя дочь познакомилась со своим репетитором, а в последствии и учителем в июне две тысячи девятнадцатого года. — Какие отношения вас связывают? — Они не больше, чем учитель и ученица. Ещё вопросы? Следователь был недоволен. Он явно хотел, чтобы на вопросы отвечала я. В душе я улыбалась. Всё идёт по плану. Или шло. — Как вы тогда объясните это? Перед нашими глазами появилась фотография. На которой была изображены я и Дима. Мы сидели на скамейке в парке. После гендер пати. Моя голова была на его плече. Мама не подала виду, что наш план развалился. — Где доказательства, что это моя дочь? — Предлагаю сделку. Вы, Катерина, рассказываете всю правду и в суде говорите то, что мы вам скажем, а в замен ваш учитель выйдет не через восемь лет, а через четыре года. Согласны? Я смотрю на маму. Соглашаться было глупо, ведь в наши планы тюрьма не входила. — Нет. Сделки не будет. — У вас есть время до завтра. Подумайте. Допрос окончен. Увидимся завтра на предварительном слушании. Козел. Вот козел. — Мам, мне дадут увидеться с Димой? — Нет. Прости, солнышко, но таковы правила. — Вечером приедет Денис Юрьевич, все расскажет. — уже в машине сказала мама. — Завтра тебя вряд ли станут вызывать. Но все возможно. Надо подготовиться. — Хорошо. Вечером я не могла дождаться, когда приедет Димин адвокат. — Денис, проходи на кухню. Катя уже там. — Здрасьте, Денис Юрьевич. — И тебе не хворать. — Как там Дима? — Держится. Завтра будем договариваться о залоге. — Вам известно кто доложил? — А тебе? Я отрицательно помотала головой, ровным счётом как и мой собеседник. Два часа ушли в один миг. Хотелось рыдать от безысходности и от той информации, что мне вливали в голову. — Все запомнила, Катерина? Под присягой мама тебе не поможет ответить. — Я все запомнила. Без сил валюсь в кровать, но напоследок звоню Антону, чтобы все рассказать. — Как Дима? — первый его вопрос. — Нам нельзя видеться, но его адвокат сказал, что он держится. Завтра первое слушание о залоге. Надеюсь, все пройдет как надо. Не могу рассказывать больше. Вы наверное все меня там ненавидите? — Тетя Надя пьет валерьянку, Аня тоже, но они тебя любят, поэтому нет. — Мне надо было это услышать. — Все будет хорошо. Я, кстати, заменяю пока Диму в школе. А Эвелина теперь ни одного моего слова на уроке не пропускает. — Позови ее на свидание. — Ага, второго в тюрьме наши родственники не выдержат. Когда ей восемнадцать? — Полтора года. Ещё целых полтора года. — Дождемся. — Главное, чтобы она тебя дождалась. — Все, иди спать. Завтра увидимся. Я ее успела ничего сказать, как парень скинул звонок. Спать не хотелось, что странно. Оставалось только думать, кому же перешёл дорогу Дима. Или я. Утром я проспала, что было неудивительно. — Катерина, вставай. Иначе суд проспишь. Лучше бы я его проспала, потому что в суде меня прокурор разнёс в пух и прах, доказывая, что Дима виновен. В качестве доказательства он вызвал в зал суда моего гинеколога, которая вела мою беременность. Тут то и вскрылся этот факт. Ну, а самое главное, его оставили под стражей. Наша стратегия была идеальной, но все же, обвинение было на шаг впереди. Как? Я смотрю на Диму, на то, как его уводят, на его маму, сестру и тетю. Подхожу к ним, они меня обнимают, я их тоже. На завтрашний день я с утра пораньше пошла исполнять свой план, который придумала ещё вчера. — Здравствуйте, Анатолий Михайлович. — так звали прокурора нашего города. — Здравствуйте, представьтесь пожалуйста. — Юнаковская Катерина Витальевна. — Да-да, припоминаю. Вы что-то хотели? — Что вы хотите в замен на то, чтобы отпустить Дмитрия Александровича? Из его уст послышался смешок. — Его посадят, не сомневайся. Даже ребенок вас не спасет. Он совершил преступление и должен ответить за это. — Любовь — это не преступление. Откуда у вас вообще появилась информация о том, что мы встречаемся? — Анонимный источник. И все же, то, что он сделал с тобой, это преступление. — Во-первых, все было с моего согласия. Во-вторых, родители были в курсе и были не против. В-третьих, вам то какая разница? Мы бы поженились и жили тихо и мирно. Что прокуратуре до обычного школьного учителя? — Обычного школьного учителя? Ты, видимо, не все знаешь об отце своего ребенка. Спроси у него, на каком-нибудь свидании в тюрьме, про его отца. Ты же никогда его не видела, я так понимаю? Не верю. Не верю ни одному его слову. — Спрошу ещё раз. Что вы хотите за освобождение Дмитрия Александровича? — Тебе предлагали сделку, ты отказалась. Это все, что мы могли сделать. Да и вряд ли он стоит того. Я вышла из прокуратуры, как ошпаренная. Мне стало плохо. Звоню Антону, так как хочу узнать все. Я, конечно, не верю в это, но проверить стоит. — Антон, забери меня, пожалуйста, мне плохо стало, а попросить некого. Уже через пять минут Антон подъехал ко мне и забрал. Он не спросил, почему я была около прокуратуры. Не заметил, наверное. — Тебя домой? — Да. Ещё через десять мы были около моего дома. — Зайдешь на чай, а то мне как-то неудобно, что я тебя так вырвала. — Да, пожалуй, зайду. Мы сидели на кухне и пили чай. — Антон, можно задать вопрос? — Про нас с Эвелиной? Я же тебе говорил, пока ей… — Про отца Димы. — Это личное. — Я стану его женой и матерью его ребенка и ты думаешь меня это не касается? — Ладно, понял. Но, лучше, чтобы ты услышала это от Дима, а не от меня. — Рассказывай. Знаешь на что способен беременный подросток? — Антон отрицательно покачал головой. — А хочешь узнать? — он вновь повторил действие. — Рассказывай. — В скором времени ты родишь наследника одной очень крупной фирмы. Дима молился всем Богам, чтобы у тебя была девочка. Скорее всего его отец уже в курсе о всем произошедшем и что скоро у него родится внук тире наследник. Так как фирма не совсем чистая, за ней пристальное внимание, но ещё ни разу никто не попался. Дима ушел оттуда почти сразу же. Так что, будь уверена, что в скором времени в твоей жизни появиться роскошь, потому что единственного внука Александр Владимирович будет холить и лелеять. В замке повернулся ключ. Скорее всего вернулась мама. — Мам, ты? — Я доченька, ты не одна? — Антон в гости зашёл. — Я пойду, наверное. — Да, Антон, вам лучше идти. Нам с Катериной надо многое обсудить. Антон ушел. Мама села напротив меня и посмотрела мне в глаза. — Ты только не волнуйся. — Так себе фраза, если честно. — Сделай глубокий вдох и послушай, что я тебе скажу. Я по настоянию матери сделала глубокий вдох и выдохнула. — С Димы сняли все обвинения и выпустили. Что? Что я только что услышала? — Не радуйся. Теперь тебе нужно уехать далеко. Потому что выпустили Диму твоего только из-за его отца. У него большие связи. Там завязаны большие деньги. Но ему нужно только одно — его наследник, твой сын. Знаю, что это незаконно, но теперь, ты Сидорова Алена Валерьевна. Живёшь ты в глухом селе, тебе девятнадцать. Ребенка нагуляла. Поезд через час. Из вещей бери самое необходимое на два месяца. Потом что-нибудь придумаем дальше. Отец приедет за тобой через сорок минут. Будь готова. Никаких истерик и не волнуйся. Вредно. Я или отец приедем через неделю, после того, как ты доберешься. Вот деньги. Сим-карту купишь уже там, телефон тоже. Тебя там встретят. Мы с отцом тебя любим, просто верь нам. — А как же Дима? — Пойми, вам нельзя пока видеться. Как только будет возможность, он сразу приедет. Я хотела рыдать. Даже сказать никому не могу. — Не забудь перекрасить волосы. Крась в рыжий или темный. Блонд жалко твой конечно, но жизнь важнее. Макияж делай колхозный. Мы тебя объявим в розыск через два дня. К этому времени ты приедешь и успеешь все сделать по плану. Не звони нам, не пиши, не пытайся связаться. Человек, который тебя встретит нам доложит о том, что ты добралась. Поверь, все это для твоей же безопасности. Иди, собирай вещи. Я достала свой небольшой чемодан и сложила туда свои теплые вещи, не все конечно, только те, что влезли. Из самого важного — взяла димину футболку, чтобы была хотя бы какая-то память. Фотографии брать нельзя. Все остальное просто не влезет. Отец приехал за мной, мы с мамой крепко обнялись. Отец был одет в непривычную для меня одежду. Во все молодежное, а главное большую часть его лица закрывала кепка. Они все продумали. На вокзале я запрашивала уже чуть ли не в отъезжающий поезд. Он ехал куда-то на север. Ехать двадцать два часа. Мать что-то положила мне с собой из еды, но есть не хотелось. Хотелось только плакать. Очень много плакать.