Прошло полтора месяца.
Я всë ещë злился. Я буквально был в ярости. Я проклинал себя, Астру и тот вечер, который я до сих пор совершенно не помнил.
Моя комната превратилась в берлогу. На дверце шкафа образовалась вторая вмятина, за которую я успел получить по голове, синие шторы не переставая прятали из поля зрения окно. Ковëр превратился в мусорку вместе с полом. Я часто вырывал листки из тетрадей и бросал их на пол. Кромсал руками бумагу. Как-то раз умудрился разорвать наволочку. Причëсываться я практически перестал, но постоянно поправлял волосы, которые отросли до середины лица. Я перестал носить рубашки, буквально не вылезая из серого худи. И у меня пропал аппетит. Почти. В основном, я гонял чаи с бутербродами и был доволен. Перестал играть в онлайн игры. Стал очень бледным, нервным и молчаливым. И злым, что обычно было мне несвойственно.
Я старался не думать об Астре. Каждая моя мысль о ней провоцировала во мне новый прилив гнева. Я думал, что через неделю, максимум две, я успокоюсь, но нет! Уже полтора месяца я не могу простить ей то, что она натворила. Уже полтора месяца я почти ежедневно кричу в своей комнате, с каждым разом понимая, как же много она не выслушала от меня.
— Почему она всегда от меня что-то скрывала? — Я только начинал закипать. — Молчала про Яна, не говорила о родителях, и тогда, когда я безумно нуждался в правде, Астра вновь мне соврала! Я не верю, что тогда ничего не было. А если не было?.. — Я резко сел на кровать. — А вот если она сказала мне правду? И я только накручиваю? Если и так, то я буду безумно рад. Но весь этот хаос… — Мне неожиданно вспомнились слова Астры: — «Сама справлюсь!» Вот интересно, как она там справилась? Зачем вообще было это устраивать? Почему ради меня она подставила себя?! Она не должна была! Если бы я с самого начала знал, что будет, никогда бы не позволил ей это сделать! Я же знал, предчувствовал! Предполагал, что будет что-то не так!
Я не понимал, почему до сих пор злюсь. Но я был вне себя. Я вспоминал еë голос, еë советы, тепло тонких рук, которыми она утирала слëзы с моих щëк, взгляд, пробирающий до мурашек, и превращался в машину для убийства. Крушил всë, что попадало под руку.
Близился конец четверти. Новый год практически наступал на пятки. Почти все контрольные сданы. Школьники радостно бегали по коридорам, обсуждали планы на каникулы, смеялись. Мало кто был расстроен или разозлëн, от каждого веяло каким-то странным счастьем и беззаботностью.
Я облокотился на подоконник и выудил телефон. На защитном стекле красовалась новая трещина. Менять его я не спешил. Посмотрел время, выключил экран, снова включил. Мне было совершенно нечем себя занять. Я просто пытался не злиться в очередной раз.
Рядом пристроилась Алëна. В последнее время она мало подходила ко мне, ведь я слишком часто огрызался на одноклассницу. Я украдкой посмотрел на неë: весь внешний вид Белкиной говорил о максимальной серьëзности намерений блондинки, пока что неясных мне. Теперь же, прищурившись, но заинтриговавшись, я повернулся к ней целиком.
— Что-то случилось? — в моëм голосе послышались давно, казалось бы, забытые нотки мягкости.
Услышав подобный тон, Алëна встрепенулась. В секунду она буквально расцвела и улыбнулась мне.
— Хотела поговорить с тобой, — девчонка тоже повернулась ко мне, присаживаясь на подоконник.
— О чëм? — спросил я, заглядывая ей в глаза и рассматривая их необычайно чистую голубизну.
Алëна смутилась, чуть отведя взгляд, а затем собралась с мыслями:
— Ты всю четверть сам не свой, Ник, — тихо проговорила одноклассница, немного нервно складывая руки на груди.
Я в который раз внезапно рассердился, в глазах блеснул яростный огонëк. Я с силой сжал челюсти, скрипнули зубы. Это заставило знатно напугаться Алëну, однако девчонка не была удивлена. Она успела привыкнуть к моему поведению. И это меня в какой-то степени поражало.
Девчонка изогнула бровь, пытаясь выглядеть спокойно, и продолжила:
— Что с тобой произошло?
Повисла пауза. Я молча принялся пожирать взглядом Белкину, а она под моим напором отодвинулась к противоположному от меня концу подоконника. Я злобно усмехнулся:
— Не твоë дело, Алëн.
— Я знаю, — согласилась блондинка, неуверенно кивая головой, — но я волнуюсь. И не я одна…
— Мне плевать, — мой грубый голос нахально перебил Алëну, — совершенно плевать кто и что обо мне сейчас думает. Мои проблемы — не твоë дело, Белкина. Советую отвалить, пока не поздно.
Я демонстративно отвернулся от девчонки и принялся сверлить гневным взором стену. В однокласснице меня раздражало всë: улыбка, страх, взгляд, голос. В особенности меня раздражали еë слова. Какая ей вообще разница, что со мной происходит?
— Ну и пожалуйста! — неожиданно разгорячилась Алëна. — Если у тебя вдруг что-то случится, я скажу то же, что и ты!
— О, будто бы я побегу к тебе за помощью! — я не остался в долгу, из меня вылетела новая колкость.
— Тебе будет некуда бежать, Никита! — она злобно сверкнула глазами, слезая с подоконника. — Потому что своим поведением ты разгонишь всех друзей.
— У меня по-твоему есть друзья? — я снова усмехнулся, — мой единственный друг умер в конце сентября, когда его сбила машина.
Что-то кольнуло в сердце горьким напоминанием об утрате. Я осëкся. Отвëл взгляд от девчонки и сжал губы, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания.
— То есть ты не считаешь меня своим другом? — она разочарованно сделала полшага от меня.
Я сглотнул, возвращаясь в реальность, замечая обиженные глаза одноклассницы. Сказанное ей вновь произвело на меня своë воздействие, и я в который раз огрызнулся:
— После того, как ты знатно расшатала мне мозги, не особо хочется считать тебя другом, Алëн, — мой голос был злой и отдавал холодом.
— Ну и… Ясно всë с тобой, Ник. — она тихо ушла, нахмурившись.
Весь урок я просидел с чувством раздражëнности. «Да кто она вообще такая эта Алëна?! — Я злобно разглядывал парту. — Считает себя моим другом. О-о, какая прекрасная подруга! Ник, купи мне мороженое! Ник, а своди меня в парк! Ник, а в столовке новые пирожки! Хорошая подруга! Замечательная! Ещë и лезет постоянно не в своë дело».
Я разгорячëнно скрипел зубами и переписывал предложение из учебника. Сделал ошибку. Попытался поправить букву. Понял, что теперь в тетради красуется моя стрëмная попытка исправить ляп, разозлился и зачирикал букву, с усердием нажимая на тетрадь. Порвал лист. Яростно выдохнул, отложил ручку и взял в руки замазку, начиная так же пылко замазывать косяк.
— У тебя всë ок? — спросил ошалевший Артëм, смотря на то, как я с безумными глазами покрываю корректором пол листа.
— Отвали, — лишь рыкнул, не отрываясь от своего занятия.
Дома я в очередной раз устроил хаос. Снова летали книги, тетради, одежда. Я около часа кричал в пустоту, не останавливаясь. Я вновь не мог успокоить своего внутреннего демона, появившегося неизвестно когда и совершенно не желающего замолкать.
Болела голова. Тряслись руки. Сжал кулаки и со всей силы без малейшей тени сомнения и с размаху ударил в стену. Костяшки пробила боль, показавшаяся мне безумно раздражающей. Я ударил ещё раз, разгневавшись на стену. А затем ещё раз. Точка удара пришлась по нерву, быстро пропустившему сквозь всю руку ощущение тока. Я оторвался от стены и посмотрел на свои кулаки, нервно дыша. Никаких следов, но безумно выводящая моё и так нервное состояние боль.
Я бросил косой взгляд на стену и направился остужаться под душ. В голове бушевали мысли, проносившись именами и фразами в моей голове. «Астра, Бекман… Алёна, Артём…» «Я сама справлюсь!» «Что с тобой?» Каждое воспоминание заставляло кровь бурлить. Холодная вода останавливала мой пыл дубасить стены и крушить комнату. Но я всё ещё был нервный и злой.
Вечером, когда родители приготовили ужин, я хватанул со стола кусок жареного мяса без гарнира на блюдце и умотал в свою комнату пялиться в комп. Настроения разговаривать не было. Опять. Просто хотелось, чтобы от меня отстали и не задавали глупых или раздражающих вопросов.
Но почему-то именно в этот момент матушке приспичило спросить о моём самочувствии. В дверь постучались. Я вякнул что-то типа: «Входи», не отрываясь от приставки. В мою берлогу просочилась Юлия. Женщина, родившая меня, выглядела очень взволнованно и как-то грустно. Её большие карие глаза выражали искреннее сочувствие и тепло, обращённое ко мне. Она была высокая, стройная и худая. Маленькие морщинки на её желтоватом красивом лице придавали её внешности нечто безумно добродушное. Недлинные волосы, чуть закручивающиеся на концах, были густые и тёмные. Она плавно подошла к моей кровати и села на край рядом со мной. До сих пор я даже не повернулся к ней, занятый выполнением очередной миссии в игре.
— Сынок, — начал её мягкий голос, внезапно пробравшийся в мою душу, заставивший сердце как-то стыдливо вздрогнуть, — ты чего не ешь?
Этот вопрос вернул меня в прежнее раздражительное состояние, и желание посмотреть на матушку пропало. Так же как желание с ней разговаривать.
— Не хочу, — лишь ответил я и сжал губы.
— У тебя всё хорошо? — продолжала матушка, чуть придвинувшись ко мне.
— У меня всё замечательно, мам, — я едва ли не рыкнул, нахмурившись.
— Что-то по тебе не видно! — она внезапно отодвинулась от меня, видимо задетая моей грубостью.
— По мне и не должно быть ничего видно, — я не останавливал ход гневных мыслей, — хочу побыть один, матушка.
Последнее слово я выделил как-то слишком грубо и злостно. Юлия вскинула брови, развернулась и вышла из комнаты, оставив дверь открытой.
— В лифте родилась? — громко вырвалось из меня в ту секунду, когда рука дёрнула на себя ручку двери, громко захлопывая её.
Разъярённый, я снова сел на кровать перед монитором и свернул приложение резким движением руки. Высветился рабочий стол. Я поглядел в центр монитора и неожиданно осознал, что всё это время… все эти месяцы я даже не обращал внимание на обои своего рабочего стола.
Рей.
Плечи опустились сами собой, руки обессилено упали на ноги, сложенные по-турецки. Зрачки резко сузились, веки широко распахнулись. Дыхание замерло на вдохе. Губы чуть приоткрылись. Я был в ужасе.
Рей!
Мой Рей. Вот он — на фотографии, на заставке, на обоях! Так близко. Всё это время. У меня затряслись руки. И плечи. И всё тело. Я вновь вспомнил тот вечер, когда мой друг выбежал на проезжую часть. Сердце бешено забилось. Я вспомнил его глаза. Иногда спокойные, иногда весёлые. Его до ужаса родные глаза. Я вспомнил его гладкую, мягкую, блестящую чёрную шерсть, его забавные уши и мощные лапы.
Я вспомнил его изуродованное тело, из которого вытекает кровь. Я вспомнил свои мысли. Я вспомнил
её.
Она почти заменила мне Рея.
Она мягко обняла меня, нежно провела пальцем по щеке.
Она смогла успокоить меня и моё горе.
Но её теперь нет рядом. Да я и не хотел, чтобы Астра была здесь. Я хотел одного — увидеть, обнять, погладить Рея. Того пса, что был со мной шесть лет. Того, кто был для меня самым настоящим другом… Единственным. И никем не заменимым. И теперь я понял это совершенно чётко. Астра не заменила мне Рея. Его невозможно заменить.
На следующий день со мной решился поговорить Григорьев, но и тот получил свою долю оскорблений. Из-за чего неожиданно разозлилась Ира.
Брюнетка стукнула кулаком по парте и испепеляющим взглядом посмотрела прямо в мои глаза:
— Может быть ты уже перестанешь строить из себя обиженного мальчика и посмотришь правде глаза?! — зарычала одноклассница. — Что Алëна, что Тëма огрызаются на тебя, потому что твоя жалкая жизнь им не безразлична, и очень глупо с твоей стороны строить из себя злого волка-одиночку. Уйми уже свою гордость и свой эгоизм.
Ира была ещë не совсем зла. Она только закипала. Но уже сейчас девчонка выглядела весьма устрашающе. Чëрные короткие волосы спадали на бледное угловатое лицо, придавая ему мрачность, небольшие губы сжались в максимально недовольном выражении, а глаза, сверкающие из-за линз чëрных очков, заставили меня буквально замереть. Тем не менее, в своих высказываниях Ира допустила большую ошибку, от которой я буквально вспыхнул и продолжил напор:
— Очень глупо с твоей стороны, и стороны Артëма с Алëной давить на меня тогда, когда мне нужно, чтобы от меня просто отвалили!
Ира, собиравшаяся что-то сказать, осеклась.
— И я вижу эгоизм только с вашей стороны. Настоящие друзья, будь бы вы такими, просто-напросто меня бы не трогали и дали бы мне то, что мне нужно — покой!
И в этот момент все, кто был в классе, повернули на меня свои головы и с удивлением уставились на происходящую сцену. Стало тихо. Артëм округлил глаза, Алëна с усилием сжала дрожащие губы, а Ира как стояла статуей, так и не шелохнулась. Я продолжил:
— Если они хотят называться для меня друзьями, они должны позаботиться о моих интересах, а не о своих. И они, думая обо мне, не стали бы шатать мозг!
Ира не нашла, что ответить, и молча отступила к подруге. Алёна же резко сорвалась с места и выбежала из класса, пряча лицо. Григорьев опустил голову, погружаясь в свои мысли.
≫-------->•×•<--------≪
Было прекрасное утро. Пушистый снег кружился в воздухе, покрывал землю белоснежным ковром. Солнце иногда выглядывало из-за светлых радостных туч. Мороз не обжигал руки, а лишь подавал признаки своего существования.
Пробил полдень. Я неохотно разлепил глаза. Увидев то, что творится на улице, я недовольно скривил губы и задёрнул шторы. Сегодня было тридцать первое декабря. С кухни доносилась новогодняя музыка, матери уже копошились там, занятые готовкой салатов.
Я неуверенно прошмыгнул в ванную, а затем на кухню. Пробрался к холодильнику мимо пританцовывающих женщин, стащил йогурт и направился в свою берлогу. Когда я был в дверях, мне пожелали доброго утра, на что я натянуто и слабо улыбнулся, кивнув.
Весь день я просидел перед монитором, не выходя из комнаты. В голове летали противоречивые фразы. «Поздравь Астру», — промелькнуло у меня в голове. Я разозлился на эту мысль и постарался её отогнать. На смену ей пришли другие: «Напиши одноклассникам, посиди с родителями или выйди на улицу, Никита. Хотя бы один день не строй из себя мрачного гнома.» Я дрожащими руками вплёл пальцы в волосы и нервно вздохнул: «Да, надо быть хотя бы сегодня весёлым. Иди, Ник, натяни улыбку, будь хорошим мальчиком». Я поднялся с кровати, отложив на стол джойстик, и направился в сторону двери, а затем резко застыл: «Неужели ты
этого хочешь? Ты хочешь притворяться весёлым? Ты хочешь быть паинькой?» Я сделал полшага назад, раскрывая глаза в ужасе. «Не хочу!»
Я украдкой взглянул на часы и обнаружил, что время было за семь. Быстро повернулся к окну — темно. Что-то неожиданно щёлкнуло во мне, и я с ураганной скоростью принялся одеваться, схватил наушники и кинулся к двери. Пальто, шарф, ботинки, ключи — я уже на улице и иду туда, куда глаза глядят.
Казалось, я долго метался, не зная, куда идти. Я шëл то в одну сторону, то резко разворачивался и направлялся обратно, то наматывал круги. Казалось, я что-то искал, но никак не мог понять что. Так усердно, что вдруг я заволновался. И пошëл быстрее. Сквозь взрослых, детей, стариков. Не обращая внимания ни на что вокруг. Я искал какую-то точку.
Я остановился посреди пустой площадки. По бокам стояли одинокие скамейки и по три турника в каждом углу. Голые деревья застыли в немом ожидании. Белый снег скрыл всю землю, покрытую мелкими камушками. И всë будто вымерло. Во дворе не было ни одного прохожего. В окнах, выставленных будто прямо на меня, не горело ни одного огонька. Только пушистые огромные снежинки медленно спадали с неба, легко кружась.
Я стал оборачиваться вокруг себя и узнал этот двор. Вернее, арку…
Я медленно направился в еë сторону, окутываемый болью воспоминаний. Я шëл медленно, погружаясь в те страшные секунды и ужасающие мысли. Сердце в очередной раз сжалось. Глаза в очередной раз защипало, дышать снова стало тяжело.
Я поднялся по ступеням и вышел к противоположной стороне. «Вон там… — пролетело в моей голове, — вон там умер мой лучший друг. Тот, кого уже никогда не вернуть.»
Я уставился в одну точку. В ту точку, где растекалась кровь, где я понял, что навсегда лишил себя Рея, где я безумно винил себя тогда. И до сих пор.
На щеке образовался тоненький солëный ручеëк. Я не шевелился. Даже не моргал.
И вдруг, неожиданно для себя, стал спускаться по лестнице и направился к пешеходному переходу, намереваясь попасть в парк на противоположной стороне дороги. Какое-то время я не чувствовал совершенно нечего, пока вдруг чей-то взгляд не стал упираться в мою спину. Я будто ощутил на себе горящие точки от глаз, сосредоточившихся между лопаток. Я как-то отстранённо усмехнулся.
«Забавно, — подумалось мне, — кто-то обратил на меня своë внимание… Но зачем?»
Я начал поворачивать голову, предаваясь почти детскому любопытству, но вдруг остановил взгляд на ëлке слева от меня. «Не хочу я знать, кто на меня пялится.»
Я бесчувственно вернул голову в прежнее положение и пошëл дальше.
≫-------->•×•<--------≪
У перехода рядом с аркой остановилась Алиса. Она зацепилась взглядом за голубой длинный шарф и чëрное пальто.
«Астра говорила, что так выглядел тот парень… — подумала девчонка, рассматривая спину уходящего. — По крайне мере одежда именно та. Но ведь я не видела его здесь раньше. Или видела…»
В этот момент парень повернулся в профиль к Алисе, и она постаралась запомнить скудно различимые черты лица. Но звать его она даже и не думала.
«И представить не могла, что вообще смогу встретить такое чудо», — Лисова отвела взгляд от парня и направилась в арку. Там, во дворах, был еë дом.
≫-------->•×•<--------≪
Я вернулся домой к десяти. Натянуто улыбнулся родителям и медленно побрëл в свою комнату. Там я надел уже излюбленное серое худи и вышел на балкон. Облокотил руки на поручни и поднял взгляд на звëзды. Взглядом я выбрал небольшую, но яркую звëздочку. И долго не сводил с неë глаз, думая о Рее, об Астре, об одноклассниках и ком-то, кто посмотрел тогда на меня. «Если это была
она?» — промелькнула лёгкая и одновременно с этим тяжёлая мысль. Я нахмурился и опустил взгляд на перила балкона. Перевёл глаза на мокрый чёрный асфальт. «Хорошо, что не обернулся».
Новый год я отметил на кухне. Как и всегда. Со своей небольшой семьёй. Но до этого… До этого с нами всегда был Рей. Он прыгал, лаял, отбирал у меня вилки, ложки. Мы дрались, смеялись, кувыркались по всей квартире. После курантов мы выбегали запускать салюты, и зажигали бенгальские огни. Рей так смешно на них ругался…
А теперь его не было. И не было фейерверков, бенгальских огней. Мы просто сидели на кухне. Матери ели салаты, пили шампанское, а я лишь натянуто улыбался, смотря на счастливых родителей и пытаясь держать себя в руках. Пока в один момент ко мне не обратилась Елена.
Она была чуть ниже Юлии, тоже худая с тонкими руками и красивым, но бледным лицом, на котором отчётливо выделялись скулы и прямой нос. У неё были небольшие серые глаза, обычно противоречиво заполненные одновременно любовью и строгостью. Волосы же у моей матери были светлее, чем у матушки, длиннее и некоторые пряди отблёскивали золотом на солнце.
— Сынок, ты чего на себя улыбку натянул? — спросил её заботливый голос.
Она села рядом со мной и обняла за плечи. Поймала мой взгляд. Я старался не поддаваться.
— О чём ты, мам? — спросил я, мягко и почти искренно улыбаясь.
— О том, что у тебя всё на лбу написано, дорогой. — Она чуть изогнула бровь. — Уж от нас ты вряд ли что укроешь.
Я отвернулся, задерживаясь взглядом на нетронутой тарелке с оливье.
— Рей, — произнёс я внезапно охрипшим голосом.
С другой стороны присела матушка и тоже обняла меня.
— Мы тоже скучаем по нему. — тихо произнесла она.
— Вы не понимаете… — у меня задрожали губы, — я… он…
Я зажмурился, пытаясь справиться с очередной волной. Закрыл лицо руками. Родители обняли меня крепче.
— Тяжело… — я смог произнести только это, погружаясь в очередной прилив горя.
