Роллеры

      Прошло ещë несколько недель. В моей жизни не изменилось ничего. Вообще. Совсем. Все каникулы я просидел перед монитором, потратив время на игры или просмотры фильмов. Практически всё время я просидел в своей берлоге, не выходя на улицу и даже почти не общаясь с родителями. Я не изменял своему состоянию и постоянно старался сдерживать агрессию, что получалось не особо хорошо. И сказывалось на количестве моих нервных клеток.       Когда началась новая четверть, в школе тоже ничего не изменилось. В первый же день на меня накинулась с объятиями Алёна, я же раздражённо скривился и молящим взглядом обернулся к Ире, чтобы та оттащила от меня Белкину. Брюнетка же облокотилась о стену коридора и мрачно наблюдала за тем, как я вырываюсь из крепкой хватки Алёны. Григорьев меня не трогал. Уже за это можно было сказать ему спасибо.       Дни казались для меня грязно-серыми, злыми, бессмысленными. Казалось, я потерял что-то очень важное помимо лучшего друга. Потерял смысл. И в один день я попытался отыскать его в музыке. Я попытался послушать музыку, но буквально через десять минут меня начали раздражать лишние звуки на фоне. И я снова погрузился в полную тишину, становясь ещё злее и раздражительнее.       И в тот вечер я снова нахамил родителям. Что тогда я вякнул, уже не помню. Помню, что хотел побыстрее уйти с кухни. Помню расстроенное лицо Юлии и сердитое Елены… Но тогда мне не сказали ничего. Я спокойно ушёл в свою комнату и продолжил пялиться в монитор. А вот на следующий день ни с того ни с сего ко мне ворвалась Елена.       — Никита, — строго начала женщина, отчего я буквально подскочил и принялся испуганно озираться по сторонам, — не соизволишь ли пройти сейчас на кухню?       Казалось, она была готова испепелить меня. Её серые строгие глаза мрачно вцепились в меня, прожигая насквозь. Сердце сжалось. Предчувствие буквально подсказывало о чём-то безумно отрицательном, противном, гневном. Я сглотнул ком, застрявший в горле, неуверенно кивнул матери и пошёл вслед за ней.       На кухне меня усадили за стол. Родители сели напротив меня, одинаково скрестив пальцы в замок, положив руки на стол. Я снова сглотнул, а затем нервно вздохнул. «Что же сейчас будет?» — в испуге подумал я.       Тишину нарушила Елена. Она прокашлялась и подняла на меня взор, заставивший меня вжаться в стену.       — Рассказывай, — только и произнесла женщина.       — Ч-что рассказывать? — Я попытался взять себя в руки, выпрямившись на стуле, но получилось так себе. Опустил голову и отвëл глаза.       — Что произошло. — Сухой ответ прорезал насквозь.       Я вновь сглотнул и в следующую секунду разозлился сам на себя: «Ну и что я за мямля?» Тяжело выдохнул, собрал мысли и силы в общую кучу и снова поднял взгляд. В этот раз более уверенный.       — А что-то должно было произойти? — ответил я, изогнув бровь.       — По всей видимости, да, — Елена сжала губы и чуть наклонилась ко мне, вцепившись взглядом. — Ты снова стал хамить, Никита. «Снова?» — промелькнуло в моей голове. Я впал в недоумение:       — Не правда, — ответил я, хмурясь.       — Серьëзно? — мама изогнула бровь, смотря на меня с укором.       Я нахмурился ещë больше, начиная злиться.       — Серьëзно. Это не хамство.       — А что же это, Никита? — в нашу перепалку вмешалась матушка, подобно Елене направив на меня испепеляющий взгляд.       Я осëкся. «А что же это, если не хамство?» Стало стыдно. На доли секунд я захотел поднять глаза и попросить прощения, однако новое чувство остановило мой слабый порыв, погружая меня в практически ярость:       — В смысле «снова»? — гневно произнëс я, с вызовом смотря на родителей. — Я когда-то вообще хамил?       — А ты уже не помнишь? — Елена начала закипать. Еë лицо исказилось от злобы, а холодный взгляд устремился в самую душу. Но мне было уже наплевать, как на меня смотрели родители. Я погрузился… в воспоминания.       …Феликс… Вечно улыбающийся пацан с добрым сердцем, завораживающей улыбкой, загорелым широким лицом и хитрыми зелëно-карими глазами… Мы всегда были с ним чем-то похожи. Или это я стремился быть похожим на него… Даже тогда, когда мы ещë не знали имëн друг друга, я уже твëрдо решил, что хочу быть как он.       Это было начало седьмого класса. Сентябрь. Дворы. Множество детей, бегающих по площадке и я, едва ли их переросший. Во мне, как инстинкт, закладывали желание защищать девчонок от кого бы то ни было, и я охотно ему подчинялся.       В угол у одной из парадных зажали практически мою ровесницу трое мальчишек постарше. И покрепче. И позлее. И… И однозначно сильнее. Где были взрослые — чëрт их знает, все бабушки и дедушки следят за своими внучатами, а на часах четыре. Я же не мог пройти мимо, но лезть в драку так беспечно не собирался.       «Я не герой, если полезу — мне крышка», — в моей голове было чëткое понимание ситуации. Но если я ничего не сделаю, то девчонка останется в беде!       Я остановился посреди улицы и принялся рассматривать прохожих, каждые пару секунд пуская взгляды в сторону злосчастной парадной. Я продумывал план и искал подходящего помощника. Шаг назад, ещë один. Ещë два.       Мы врезались спинами. С Феликсом. Резко отскочили друг от друга, готовые защищаться, и тут же остолбенели, встретившись взглядами. Одновременно повернули головы в сторону парадной и троих мальчишек.       — У меня есть план! — сказали мы одновременно.       Я занял отвлекающую позицию. Камень в руки и вперëд штурмовать. Под мой обстрел попал самый крупный из присутствующих.       — Ишь, смелый какой! А не страшно козявке на орлов нападать? — произнëс паренëк и медленно направился в мою сторону.       «Ну, всë, нам кранты!» — пронеслось в моей голове. Но отступать я не собирался.       — Сам ты козявка! — крикнул я, весело ухмыляясь.       — Нарываешься? Иди домой к мамочке, малыш, — ответил второй.       — Это ещë кто тут малыш! — я хохотнул. — Только малыши и козявки толпой будут задирать девчонку!       — Чего?! — взревели сразу все.       Феликс в это время крался к девчонке, прижавшись к стене. Пока я дразнил хулиганов, мой на тот момент новый знакомый схватил блондиночку за руку и потянул к спасению.       Как мы и ожидали, манëвр не остался незамеченным. Один неожиданно повернулся и тут же кинулся на Феликса:       — Ах вы так!       — Беги отсюда! — крикнули мы бедняжке, и девчонка устремилась куда-то во дворы. Тут же Феликс кинулся на ближайшего хулигана и принялся мутузить его. Но не просто шмалять кулаками, драться паренëк однозначно умел…       Я же в этот момент поставил подножку второму, который попытался устремиться за девчонкой. Третий напал на меня почти тут же, спасли только ловкость и желание жить. Но через пару секунд подоспел Феликс, успевший навалять предыдущему противнику.       Позже я узнал, что Феликс старше меня на год. И позже я попросил у него помощи… Сапфиров научил меня драться. Он стал для меня не просто товарищем, но превосходным учителем по уличной драке. А затем… Мы стали не совсем друзьями… Я совершенно не понимал, как такое могло произойти, однако между нами творилось нечто очень далëкое от дружбы. От каждого его взгляда моë лицо покрывалось красным, дышать становилось труднее, а сердце неожиданно ускоряло ритм втрое. И это было взаимно.       Именно Феликс открыл меня с новой стороны. До встречи с ним я раньше никогда… Не влюблялся. Однако я и не думал, что смогу полюбить кого-то так сильно и так… жарко. Особенно в свои, — хаха! — тринадцать лет. Звучит невероятно глупо! Хотя, кажется, именно потому я настолько ему отдался. Дети часто преувеличивают… Вот и я преувеличивал. Со своей глупой ревностью.       Феликс стал для меня практически частью семьи. Он был мне и парнем, и тренером, и советником, и просто лучшим другом. Единственным другом, который меня понимал. Я ценил его невероятно сильно. И ревновал. Ко всему. И моя ревность… сгубила наши отношения. Если бы я был чуточку умнее! Если бы я не воспринимал желание Феликса помогать всем как угрозу нашим отношениям, вероятно, всë было бы иначе!       Наше расставание я запомнил на всю жизнь. Очередной мой ревностный выкидон, мой детский максимализм, внутренне преувеличение и невероятная вспыльчивость. Тогда я заметил царапину у него на затылке. Услышал в ответ нечто похожее на: «Помог пацану со льда подняться, не удержался от его красивой улыбки, сделал комплимент, и тот впечатал меня спиной в стену.» И, конечно, я устроил скандал, где поставил все точки над «и» и в наших отношениях…       После этого я понял, настолько страшно быть одиноким. Понял, насколько тяжело терять человека, к которому привязался, который был для меня всем. Я не смог вернуться к Феликсу. Решил, что это мне урок. Это мой путь. Научиться принимать расставания. И тогда… Да-а, тогда я был вне себя. Тогда я грубил, язвил, разбрасывал вещи по комнате, срывался на родителей, одноклассников. Был замкнут и нелюдим.       Но рядом был Рей... Мой верный друг, который помог мне заглушить боль о ссоре с товарищем. Я так и не смог принять расставание, но мне это было уже не надо. Я оклемался, погрузившись в заботу о самом дорогом существе...       Я поднял глаза на родителей. Злые, полные боли глаза.       — Да, я поругался с Астрой. Пару месяцев назад, — я обречëнно опустил взгляд.       — Так и знала, — вдруг заволновалась матушка. — Всë эта девчонка.       Я ошарашенно уставился на Юлию. «В смысле всë она?!»       — Девчонка-то девчонка. Но началось-то это с того мальчишки несколько лет назад.       Мои огромные, как тарелки, глаза по очереди изучали родителей. Тело потеряло способность двигаться, а язык — говорить. Как… Да как они могли обвинить в моëм поведении Феликса и Астру?! Меня накрыло волной ярости, брови резко опустились, устрашающе изгибаясь, губы изобразили недобрый оскал, лицо то бледнело, то краснело.       Я вот-вот хотел возразить, но следующая фраза откинула меня прямо к спинке стула:       — Ты права, это он испортил нашего сына.       — ЧТО?! — взревел я, заставив матерей резко подскочить. — Что вы сказали?! Феликс меня испортил?!       Я стоял, облокотившись о стол и пожирал родителей испепеляющими глазами.       — Не повышай голос на родителей! — вскочила из-за стола Елена. — Да! Это Феликс тебя испоганил! Ты был добрым мальчиком, никогда никому и слова плохого сказать не мог. А после этого дурацкого Феликса ты изменился. И не в лучшую сторону!       — Мы едва тебя успокоили, думали, такого больше не повторится! — Юлия тоже встала из-за стола. — А тут появилась новая заноза. И вот что нам делать теперь?!       — Ничего… — голос пропал. Я перешëл на шëпот. Удивлëнный и злой одновременно шëпот: — Вам ничего не надо делать…       Я сел. Нет, буквально упал на стул. Силы пропали. Только тихая ненависть кипела где-то внутри. Я прокашлялся.       — Вы не представляете, какую ошибку сейчас допустили. — Я разглядывал стол. — Да как вы могли вообще такое сказать при мне?       Я поднял взгляд на родителей.       — Феликс и Астра были лучшими людьми в моей жизни.       — Это тебе так кажется, — угрюмо перебила Юлия.       — Они были для меня безумно важны. — Во мне потихоньку забурлило яростное нечто.       — Раз ты с ними разосрался, не так уж они тебе и важны. — встряла Елена.       Я намеренно пропустил эту фразу мимо ушей:       — Феликс стал для меня тем самым другом, которого мне не хватало. Феликс показал, что люди способны любить…       — А мы, значит, любить тебя не научили? — злилась мама.       — Любить не родственников, мам! Любить людей в принципе! Феликс научил меня тому, чему не научит ни один опытный учитель!       — Так что же ты упустил своего лучшего учителя? — матушка уже была почти вне себя.       — Я был тупым семиклашкой! Я не умел терпеть и преувеличивал! — я вновь повысил тон.       — Это не меняет того, что он испортил тебя, — встрепенулась Юлия. — Как и твоя девчонка!       — Астра была не хуже. — Я злобно сверкнул глазами. — Только благодаря Астре я смог пережить смерть с Рея. Только она меня поддержала так, как никто другой.       — Мы очень рады, что она вытащила тебя из траура, но посмотри, каким ты стал! — вмешалась Елена.       — И каким же я стал?! Что во мне не так?       — Хамство! — в один голос рыкнули женщины.       — Эти люди не виноваты. — повторил я, выделяя каждое слово и выходя из-за стола.       Тряслись руки. И ноги. Хотелось рвать и метать.       — Если вы считаете, что они сделали мне что-то не так, то вы совершенно меня не понимаете!       — Ну конечно, они всë сделали правильно! — почти в исступлении давила Елена. — Самым их верным решением было с тобой поссориться!       — Астра не виновата в нашей ссоре! — яростно сорвалось с моих губ неожиданное понимание.       Я замер. Глаза вновь стали блюдцами. Ладони сжались в кулаки. «Не виновата!..» — пролетели мои же слова в голове. Астра…       Брови опустились, губы сжались в одну тонкую полоску, взгляд опустился на стол.       — Хочешь сказать, ты сам спровоцировал? — хмуро уточнила Юлия.       — Да… — с усердием сказал я. — Это я виноват в ссоре с Астрой. И я виновен в расставании с Феликсом. Я… Я сам… Виноват. Во всëм.       Воцарилась тишина. Родители хмуро смотрели на меня из разных углов кухни. Время, кажется, остановилось. Все звуки пропали. Остался лишь я и моë страшное понимание — вина лежит лишь на мне.       Я дëрнулся всем телом. Повернул голову в сторону коридора и побрëл в свою комнату. В дверях кухни я приостановился и, обернувшись через плечо, извиняющимся, тихим и дрожащим голосом обратился к матерям:       — Не стоит меня сейчас трогать, прошу. Со своими эмоциями… я справлюсь сам.       Комната встретила меня уже любимыми хаосом и полутьмой. Дверь тихо закрылась за мной, щëлкнул замок. Я прижался к двери спиной. Медленно сполз на пол. Поджал колени к себе, положил на них руки, сверху пристроил подбородок. Уставился в одну точку, неведомую даже мне.       «Астра… Она не виновата ни в чëм. И Феликс не виноват. И родители… Они… Они ведь тоже не виноваты. И друзья… Никто не виноват в том, что я такой. Это я огрызаюсь, испепеляю взглядом. Это я оставляю царапины на сердцах людей. Я сам виноват, что стал таким… Я вспыльчивый, грубый. Мне не стоит так себя вести. Мне стоит быть более сдержанным. Я должен скрыть свои жуткие стороны. Я должен стать… Маской. Да. Мне стоит надеть маску. Так я смогу не причинять другим боль. Так будет проще. Так будет лучше. Я смогу.»       Солëный горячий ручеëк пробежался по щеке. Я усмехнулся. Начинаю привыкать к этому состоянию.       — Ох, Рей, — произнëс я дрожащим голосом, — зачем же ты ушëл, друг?