***
Юнги заходит в офис, держа стопку бумаг, которые ему предоставили на нижних этажах, рядом шёл его близкий друг и коллега — мы его уже когда-то встречали — мистер Мун. Они говорили о чем-то своём, забывая про некоторые хлопоты на работе. Немного притормозив у выхода из рабочего помещения, клерки продолжили свою беседу, кивнув некоторым «подопечным», которые чуть припоздали. — У вас снова новенькие люди? — Мун кивает на один из рабочих мест. — Что? — Мин смотрит в ту сторону и замечает Чимина, который протягивал флеш-накопитель соседу, что-то ему объясняя, и все бумаги, которые оберегал Юнги, полетели, — О, боже! Нет, у нас нет новых работников, — Юнги опускается на колени и по-быстрому собирает разлетевшиеся документы. Мун усмехается и проходит дальше, помогая. Они скоро ретировались в кабинет Мин Юнги. Никто ничего не понял. Девушка в своей длинной красной юбке, которая так и режет своим фасоном-цветом глаза, постучала ручкой по столу пару раз и продолжила заполнять документы, а парни просто переглянулись и посмотрели вперёд. Чимин вообще не развидел это происшествие и продолжил разговаривать с соседом, они похоже перешли на ты. Кто остался — шушукаются. — А что, у нас кто-то новенький? — блондинка привстала и огляделась. — Да нет, у кого-то просто прическа новая, вот и все дела, — шатенка жестом руки указала на Чимина. — Эй, Пак! В чём твои волосы? Обычно к нему не лезли серьёзные мужчины, но, кажется, что-то поменялось за эти праздничные деньки. — Вам придраться не к кому больше? — Чимин разворачивается на кресле к молодому человеку. — Фу! — и кривит своё лицо. — Вам тоже не позавидовать, — Пак отъезжает к себе «на родину» и щёлкает мышью пару раз, — посмотрите на твои задолженности и начните уже работать. — Слушай, Пак… — теперь звенящий голос раздаётся с другой стороны. — Слушай, О, трепи языком поменьше, — раздражённо дёргает бровью Чимин и устремляет взор в монитор, касаясь клавиш кончиками пальцев. Он пытается сконцентрироваться. — То есть, тебя повысили, и ты можешь вот так вот всем хамить? — жестикулирует блондинка в красной юбке. — Это тут причём? — влезает в разговор стеснительный сосед. Чимин нервничает с того, что начал грубить персоналу, но хотя какое отношение к нему? — Мы, вообще-то, можем написать докладную на тебя, как ты нам тут всем рты затыкаешь и… — девушку перебивают, хлопая ту по плечу. — А правильно и делает, никто бы из вас не стал терпеть всякие выходки на протяжении нескольких месяцев или даже больше, присядьте на свой стул и начните составлять графики, ни одного за последнее время не видел, — Мин Юнги усмехается выражению лица девицы и проходит до человека в пёстром костюме, подавая ему флешку, — мне не нравится, переделай. И костюмчик поменяй, мы не на карнавале. «Простите», — выдавливает из себя «яркий» парень и стыдливо смотрит на синюю флешку. Мин движется к выходу из офиса, в котором повисло напряжённое молчание, и кажется, что он уже ушёл. Работница с конским хвостом поправила очки и прошла к соседнему столу, отчеканивая шпильками по плитке. — Я тебя уволю, сволочь! — как же не хотелось показывать свой стервозный характер этой блондинистой дамы. Чимин сидит и смотрит в монитор компьютера, на него смотрит практически весь персонал, ему хочется плакать и забиться в самый дальний угол этого здания, чтобы его никто не нашёл. — Сейчас, кажется, я уволю тебя, если не прекратишь, Угён-ши, — теперь Юнги прикрывает за собой дверь. Тишина. Впервые такая тишина среди его партнеров. Чимин боится. Чимину некомфортно. Он даже напечатать единственного слова не может. И появляется нежданная сыпь, вот только не это!.. Пак думает, выйти ли ему в уборную или же остаться на месте до конца рабочего дня или хотя бы до обеда. И в голове просто всё разносит смерчем, оставляя за собой ужасный беспорядок. Мама его не таким растила. И только сейчас мужчина понимает, что всё-таки самобичевание — это серьёзный вред психике. Минут десять проходит, Юнги возвращается. Чимин сидит и ловит недовольный взгляд девушки. Минут ещё двадцать, Юнги снова выходит, а Чимин смотрит на свои запястья. В груди жечь начинает, невыносимый зуд до колик, голова болит. Он сидит, ничего не предпринимает. Как зашуганный ребёнок не может сдвинуться с места. Проходит пять минут. Ему надоело. Ему больно. Юнги нет, это и хорошо, и плохо, ведь и уйти можно легко, а ведь и огрести можно тоже неплохо. Чимин вынимает листок из принтера подписывает в правом верхнем углу свои инициалы и дату, для кого. И самым обычным языком небрежно калякает: «Увольнительная». Складывает этот листок вчетверо и, пока никто не видит, прячет под клавиатурой. — Если спросят, куда я ушёл, скажи, что отлучился в уборную, — тихо говорит Чимин стеснительному соседу и ретируется из помещения. Чимин быстро бежит по лестнице вниз и забирает свои вещи из гардероба. Пальто накидывает на плечи, как и шарф, перехватывает удобнее ручки сумки и сваливает с территории этого предприятия. На улице холодновато, слёзы, оставившие за собой мокрые дорожки, стекают по шее к воротнику рубашки, а лицо мёрзнет, нос вспухает вместе с нижним веком. Мужчина отключает телефон и подходит к остановке, скоро запрыгивает в автобус и садится на сиденье, оплатив проезд. Он смотрит на свои руки, на аккуратные ногти и на подол пальто. Мокрый, полный разочарования и боли взгляд поднимать совсем не хотелось, и этим Чимин пробуетскрыться от чужих озираний. Ему всё кажется, что на него смотрят, осуждают. На самом деле же всем было до крышки как наплевать, все сидели и занимались своими делами: кто на телефоне что-то печатал, кто газету читал, у кого-то развивался интересный диалог. «Почему я ещё здесь? Мне так надоело», — ведёт сам с собой монолог Пак и прислушивается.***
— Мама? Ты… — женщина по ту сторону трубки практически сразу налетела с вопросами, — Да, мне нехорошо. Чимин сидит на кухне и поправляет длинную рубашку, подобную кимоно. Перед ним стоит кружка крепкого чая и баночка с успокоительным. В руке сжимает бумажный платочек и тревожно выдыхает, всё ещё выслушивая длинную лекцию своей мамы. Они недолго разговаривают, Чимин решил молчать и сказал лишь про его здоровье. Это было для него самым оптимальным, ведь если бы он раскрывал все моменты его пребывания в городе, то его бы обязательно затолкали в какую-нибудь лечебницу, а потом забрали домой. За окном уже давно стемнело, дома похолодало, стопы порозовели, а пальцы покалывало. Чашка стоит на краю раковины, окно зашторено тюлем. Часы настенные лишь тикают. Но если бы кто-нибудь открыл дверь в спальню, то наверняка бы расслышал измотанные стоны и всхлипы. Чимин сидит посреди кровати и регулярно растирает слезы по лицу. Он мучает себя сам. Он сам сбегает с работы и напрашивается на выговор, сам делает шаги назад, когда идут к нему, боится раскрыть свои чувства и боится показаться странным. Он скучает и сожалеет, вновь прибегает к самобичеванию. Звонок в дверь. — Да кто ещё? — ругается Пак и нехотя поднимается с постели. Он лениво, устало плетётся в прихожую и отпирает замок, приоткрывая дверь, но ручку с той стороны дёргают, что Чимин ахает и прикрывает глаза, пугаясь. Холодная рука проскальзывает по талии мужчины, и он слышит хлопок двери. — Ты чего меня заставляешь волосы на башке рвать? — Мин Юнги разъярённый. — Почему ты врываешься ко мне домой без приглашения? — пищит Пак и всё ещё держит глаза закрытыми. — Да потому что ты ушел хрен знает куда! Все говорят одно: отлучился на пару минуток. Я, между прочим, волнуюсь за тебя, если ты ещё не понял, что ты мне не безразличен, — Юнги огорчённо смотрит на мужчину и выдыхает. Чимин открывает глаза и трепетно смотрит. — Юнги, я так не хочу… — обвивает шею Мина худыми руками, но потом скользит ладошками вниз и упирается в грудь генерального директора, — Я не хочу слышать со стороны упрёки и всякое дерьмо про себя, я знаю, что с детства у меня проблемы, и сейчас мне не лучше, понимаешь? — Чимин-и, детка, тише… «Чимин-и», «детка» звенит в ушах, звенит в душе. — Я, правда, ты мне очень нравишься, но… я боюсь, знаешь? — Чими-и-ин, я тоже так не могу, не могу видеть тебя расстроенным и слышать одно и то же… Я тоже боюсь, Чимин, но я хочу, чтобы ты верил мне, — прижимает к себе и зарывается носом в тёмную макушку. — Ю… — Пак хнычет и цепляется пальцами за лацканы пальто Мина, с силой прикусывая губу, дабы сдержать порыв истерики. Слёзы непроизвольно льются из глаз.Do it while we can (do, do) Давай дерзнём, пока у нас есть шанс.
Мин отстраняется и бережно приподнимает голову того за подбородок, смотря прямо в стеклянные глазки. И приближается, прикрывая веки. Чимин громоздкими движениями обнимает директора за шею снова и льнёт к чужим губам, но инициативу на себе долго не держит и желает растаять от ласк в тёплых надёжных руках. Юнги блаженствует моментом, перебирает пальцами сквозь тонкую ткань халата нижние ребра, растягивает поцелуй; на губах так сладко, — слаще мёда. И в душе тепло, ни одна печка так не согреет. Пак будто меняет свою сущность запуганного беззащитного котёнка на более решительного и доверчивого кота. Неплохое сравнение. Юнги по-собственнически кладёт руку на бедро Чимина и сжимает, отчего мужчина мычит в припухшие губы старшего. Но тот отстраняется в порыве снять верхнюю одежду и всё-таки снова запечатывает поцелуем блестящие от слюны губы хозяина квартиры. — Разденься, — шепчет Чимин и поднимает взгляд. — Я не… — тот вздыхает и быстро расстёгивает молнию на ботинках, а потом и пальто, которое кидает на пуф. — Оно же помнётся, Юнги, — и его обнимают крепко за талию, целуют в губы, потом в ушко, ниже — в шею, вызывая мурашки от таких прикосновений. — Бог с ним, — устало вторит Мин и подхватывает Чимина под бёдра, на что тот ахает и прижимается торсом к Мину. — Где у тебя спальня, там? — Юнги указывает на открытую дверь и смотрит с желанием на своего растрёпанного мальчика. — Т-там, — Чимин быстро возбуждается и чувствует тугой узел внизу живота. Становится жарко. Он желанно целует Юнги и путается пальцами в светлых волосах директора. Очередной хлопок двери, Чимин оказывается на кровати и под Мином, что так охотно изучает руками хрупкое тело заместителя главного бухгалтера и тягуче целует. — Это первый раз, да? — Чимин заторможенно кивает, и когда тот прикусывает кожу под ключицей, несдержанно стонет, — Чёрт, тебе будет больно, Чимин-а… — Какая разница? Я перенесу… Я смогу это сделать, — потихоньку расстёгивает пуговицы на рубашке Мина. — У тебя есть смазка? — снова шепчет Юнги и очерчивает языком линию нижней губы, затягивая в очередной поцелуй. — Посмотри в тумбочке…Do it while we can (do, do) Давай дерзнём, пока у нас есть шанс.