***
Сегодня день не самый добрый. С утра не задалось, так теперь это и повлекло за собой и на день какие-то неприятности. Юнги чуть в чужую иномарку при парковке не врезался, а потом из-за легкого тремора рук облил себе классические брюки, бережно выглаженные его любимым супругом. В кабинете он долго посидел. И с пятном ходил на собрание, ох, как он не хотел этого делать. Снова скучная информация, которая совершенно ничего не дает, отчеты с мелкими ошибками, на которые сотрудники просто закрывают глаза, ну, мол, новые неумелые дети. Просто час угроблен впадлу, если так можно выразиться. Если продолжать ряд неудач, то это будет слишком долго, самое грандиозное было то, что он просто так накричал на своего начальника. Действие по плану: на тебя сейчас наорут, а ты наори раньше; не хочешь получить втык — выпиши этот втык первым. Нервы. Просто долбанные нервы. Честно, хотелось спать. Целый день. Ночь была бессонная, Чимин тоже мало спал сегодня ночью, Юнги понимал это. Либо у них правда это не получалось, либо Чимин не хотел оставлять Юнги в таком положении. Просто мужчина не может придумать другого оправдания, потому что когда в четвертом часу утра тебя будут обнимать очень аккуратно, с особой нежностью, и это далеко не во сне происходит, потому что, Юнги знает, что если ты спишь, ты находишь то, что тебе нужно, слишком небрежно, и порой можешь доставить дискомфорт, или ударить, просто закинуть руку на — человека, и это будет отнюдь не приятно. За день он словил одну увольнительную по собственному желанию, сам получил выговор (ему нужно купить успокоительное), и его отчёт, над которым он трепетал полтора часа, слетел вправо и вниз, и получилась буквенная каша. Захлопнув с силой крышку ноутбука, он откинулся на спинку своего кресла и откатился к застекленной стене, выглядывая через молочные, слегка покрытые пылью жалюзи, чем занимаются его подопечные. Те просто изредка переговаривались между собой, и кто-то раскатывал по всему офису, отправляясь с пустыми руками и возвращаясь со стаканом кофе и кипой бумаг. Затем, ближе к трём, его послали в другой корпус. А потом решили, чтобы по пять сотрудников не отправлять, сразу зайти на пару этажей ниже, посмотреть некоторые бумаги и технику, чтобы договориться с другими людьми их большого офиса и перенести аппаратуру. Лестница его принимает тоже неохотно. О, конечно, Мин Юнги хочет скинуть все проблемы на все вокруг своей персоны, что все на него, а не он такой…рассеянный. Правда, он рассеянный. Поэтому снова запинается за что-то, кажется, ему показалось, кто за ногу одной женщины, перед которой заторможенно извинился, и принимая вид измученного, которому все надоело, человека, и спускается вниз. Он перебирает ногами лениво, неохотно. Он думает о теплых объятиях своего сына и мягких горячих губах своего мужа, которому он все не может отправить сообщение. Он всегда отправлял сообщение после обеда, но в этот раз Мин не находит такой возможности. Юнги сожалеет об этом. И он думает: что сейчас, после той ссоры, ощущает Пак? Он плетётся по этажу в самый конец, чтобы повернуть в другое крыло. Это сплошной лабиринт, если честно. Юнги даже приходиться ловить парочку офисных работников, чтобы они помогли ему добраться до места назначения. Мануть рукой — это лучшее, что могли предпринять две женщины с короткими стрижками. Они ушли достаточно быстро. Мужчина лишь вздохнул и потёр свой лоб, ступая дальше. Он здоровается к незнакомым ему человеком, а потом улыбается на приветствие китайца. Юнги остановился у первых стеклянных дверей и немного заглянул в помещение, пытаясь узнать кого-нибудь из этих клерков. На него обращает внимание какой-то парень, и Юнги быстро поправляет себя и встает ровно, одергивая пиджак. Мужчина отворачивается, будто ничего не было. Генеральный директор может предположить, что тот юноша явно улыбнулся на это небрежное действие. — Здравствуйте! Вы заглядывали к нам, верно? Что-то нужно? — высокий мужской голос отдает в уши и Юнги оборачивается, рывками, а потом приставляет ногу ко второй и моргает, кивая. — Мне нужен шестой отдел, вы можете мне помочь найти его? — Юнги кашляет в ладонь, сводя взгляд на панораму по правую руку от него и красивые цветы в широких напольных горшках. — О, да! Это в том коридоре, я как раз хотел сходить туда, составлю вам компанию, — парень улыбается и поправляет ворот рубашки, — зачем вас туда послали? Молодой сотрудник уже двинулся с места, и Юнги поспешил за ним — у него, конечно, довольно большой шаг, но такая резвость его сейчас расстраивает. Он продолжает говорить, когда Мин сравнялся с работником. — Сегодня довольно суматошный день, всех гоняют, да и, — русоволосый опускает взгляд на брючину Юнги, — не совсем удачный, я тоже сегодня кофе облился. — Понятно, — Юнги лениво кивает, и выпрямляется, вспоминая причитания Чимина насчет его осанки, — мне надо за документами и таблицами с продажами, не помню, всё равно всё — бумага, которую босс позже утилизирует. — О, это точно, мало что берут на сохраниение. Их разговор чисто по работе, и Юнги, на самом деле, хотелось побыстрее закончить это дело, это его утомляет ещё больше — разговоры про эти надоедливые белые листки бумаги и цифры, бесконечные комбинации. В шестом офисе было очень тепло, Юнги обрёл желание раздеться. Но ему придется париться в этой духовке ещё не пойми сколько времени. Для него лишь оставили возможность расстегнуть рубашку на две пуговицы. Офис большой, еще больше, чем этажами выше. И Юнги замечает дикую суматошность персонала и постоянные крики. То есть, громкие разговоры, постоянно кто-то кого-то зовёт. За полчаса у него заболела голова, и его, наконец, позвали посмотреть всё то, что подготовили для мужчины. Бум. Юнги слышит оглушительный бум. Это кажется, было так близко, и треск заставляет его резко оглянуться. Его взгляд недоуменный, и Юнги пропускает удар, когда мимо него бежит толпа, задевая плечами, занося в течение этой волны. Юнги старательно пытается отцепить руку хмурой девушки и, наконец, он чувствует свободу на своём запястье. А потом боль в своей ноге. Их расстреливают? Юнги видит рваную дырку в своей брючине, но крови не наблюдает. Жжёт. Просто задело. Их расстреливают. Юнги теряет ориентировку, когда офис заполняется дымом, и совершенно сходит с ума тогда, когда слышит, как что-то рушится. Он думает о Чимине и о том, что рядом совершенно никого нет. Дверь заперли, они реально заперли эту чертову стеклянную дверь, и он не может её разбить. Юнги бежит в другую сторону. Стекло трескается, а техника горит. Просто со страшной скоростью воспламеняется и уже сама стреляет своими деталями. Юнги забегает за стену, и перед ним коридор — освещенный красным, мигающим светом. Это сигнализация. Мужчина даже не знает, есть ли здесь выход. Он просто спешит туда. Ему не хватает кислорода, и в горле встаёт комок, Юнги закашливается. Он выбирается из офиса в другой, примыкающий, открытый, и здесь все так ужасно — часть просто была разрушена, и он видит, как одна девушка пытается выбраться из-под завала. Она спряталась под столом, а сейчас у неё течёт тушь и её рубашка порвана. Юнги подбегает к ней и пытается приложить свою силу к этому куску обвалившейся стены и хоть немного помочь работнице. Она выбирается, и рвет свои колготки об сломанный стол. Что-то стрельнуло снова, и Юнги упал на пол, чтобы ничего не случилось. — Пошли быстрее, давай, — девушка говорит с надрывом, и когда Юнги поднимается, они покидают это помещение. Блондинка хромает, скуля, ведь вывихи — это так больно, а может, у неё перелом? Юнги думал, что это больше не произойдёт. Но как жаль, когда они нашли ещё кучку людей, и обменялись парой слов, «бум» был прямо где-то сверху. Юнги помнит только, как забежал за стеллажи.***
Чимин приходит домой в ужасном состоянии. Его потрясывает от всякой мысли о супруге, и он так старательно пытается больше не плакать. Няня встречает его на пороге, и когда Чимин поднимается на ноги, ловит сожалеющий взгляд Келькён, он срывается и горькие слёзы вновь стекают по скулам Чимина. Он подходит к женщине и та прижимает мужчину к себе, пытаясь успокоить того, поглаживая по голове. — Чимин-а, все будет хорошо, — говорит негромко нянечка, — все будет в порядке, твой сын не пострадал, все хорошо. — С-сын не пострадал, а Юнги непонятно где и в каком состоянии! Может его плитой придавило, или его сейчас по частям собирают! — Пак закрывает глаза ладонями и хнычет. — С Юнги все будет в порядке, Чимин, тебя ждёт Даниэль. Пак пытается согласиться со словами няни — с Мином все будет в порядке. Он поднимается по лестнице на второй этаж, и сначала он посещает ванную, чтобы привести себя в более хороший вид. Хотя бы умыться. Дэну все равно придётся все рассказать, да и Чимин не сможет сдержать этого в себе. Мальчик нуждается в Чимине сейчас. Мужчина заходит в комнату сына, и тот быстро поднимает взгляд на папу, и садится на кровати. Его брови ползут наверх. Он не понимает эмоции Чимина. — Папа, что с тобой? Что случилось? — Дэн подползает к краю кровати, и опускает ноги на пол. Чимин перед тем опускается на корточки и смотрит на того трепетно, Пак боится. Мужчина берёт руки Дэна в свои и крепко сжимает, молчит продолжительно, шмыгает носом и целует тыльную сторону ладошки Мина-младшего. — Милый, знаешь… Мне, — Чимин опускает взгляд, — мне трудно делиться этим, но… Твой папа, — Чимин наблюдает за эмоциями ребёнка, тот недоволен, напуган, и смущен. — Папа?! Что с папой? — его голос с каждым слогом исчезает, Чимин не хочет, чтобы слёзы текли из этих чёрных красивых глаз. — Он, — Чимин тушуется, — он попал в аварию, Дэнни, — Чимин опускает ладонь на щеку мальчика, и она горячая. — Он… — губы у Дэна дрожат, и Чимин качает головой, собираясь с мыслями. — С ним все будет в порядке, милый, — Чимин кладёт свою голову на колени мальчику, и приобнимает аккуратно. Он чувствует, как дрожит это тельце, и ему дико страшно, от незнания того, что испытывает Даниэль сейчас. Пак бы хотел забрать это ужасное чувство у ребёнка и испытывать на себе. Чимин боится поднимать голову, потому что Дэн плачет, а слёзы ребёнка — для Чимина это невыносимо. — Папа, — голос осипший, и парнишка сжимает футболку мужчины, — папа! Пак пересиливает себя и смотрит сыну в глаза. Глаза, полные слез и боли. Чимин опускает руки на щеки парнишки, и утирает жгучие слёзы, а потом, когда Дэн совсем раскисает, встаёт и садится рядом, крепко прижимая к себе, и ребёнок прячется лицом в грудине Чимина. Это ужасно. Чимин ложится спать вместе с сыном. Ему двенадцать, и он все равно нуждается в поддержке Чимина — пока единственного, кто находится рядом. Чимин не спит ночь. Он обнимает сына не так крепко, и его рука, которая покоилась на плече Даниэля, постоянно смещалась. Мальчик ворочался, и Чимин мог подумать, что ребёнку снятся угнетающие, страшные сны, которые оставят свой отпечаток на утро. Мужчина поднимается в шесть, и как только он слезает с кровати, как ловит лёгкий испуг: — Папа? Куда ты? — Чимин оборачивается и видит уставшее лицо мальчика. И как оно успело истощиться за ночь? — Милый, я пойду на кухню, и, ещё, — он всё-таки, садится на край кровати, и Дэн подлезает к тому, прислоняясь щекой к спине, — мне стоит гладить твою школьную форму? — Я никуда не пойду, папа, — вздыхает Дэн и притягивает Чимина к себе, поскуливая, — и ты не иди, пусть няня. — Нянечки нет дома, солнце, — как Чимин давно не называл Дэна так. — Тогда просто закажи еду, не уходи, — парнишка тянет на себя сильнее, и Чимин вздыхает, делая останавливающее действие. Дэн отпускает Чимина. — Милый, пошли-ка со мной на кухню, возьми плед, и пошли со мной.***
Юнги не сразу понимает, почему все плывет, почему у него болит голова и почему ему трудно шевелиться. Нет, в смысле, он чувствует и левую руку, и ноги, пронзающей боли в спине нет, — о, у него с позвоночником и шейным отделом все в порядке. Но ему не нравится ощущение гипса, он понимает это в тот момент, когда взгляд уже точно фокусируется. — Чёрт! Палата одиночная, и Юнги вздыхает с тем, что он не попал в неудобное положение. Капельница стала более ощутимой. Мужчина не может найти ни своего телефона, ни кнопки вызова врача. Соскочить с кровати было плохим решением, Мин хватается за свою голову, зажмурившись. Он думает о своей семье. Чимин. Дэн. Юнги опирается о штатив, пытаясь удержаться. Он стряхивает с пальца пульсоксиметр и оглядывает одну машину, и потом, — без разницы, что босыми ногами, — выходит в коридор. На него смотрят некоторые дети, а выглянувшая медсестра спешит засунуть Юнги обратно, и как бы не хотелось, но он угрожает ей тем, что сейчас он выдернет иглу из своей руки и разнесет тут все, и у него получается ввести в ступор ту девушку. Юнги спешит на пост. В глазах плывет, он катит перед собой штатив со своим лекарством, и даже задевает кого-то плечом. А потом, на этом посту, его ловит врач. — Мне нужен телефон, — Юнги пытается вырваться из рук главного врача. — Мужчина, с какой вы палаты? — задаёт вопрос женщина за столом. — Телефон! — Он мой пациент, — перебивает главного врача ещё один человек, который поправил на шее стетоскоп. Они говорят друг за другом, и Юнги серьёзно хочет дотронуться до катетера, вырвать его, тем самым повредив вену, его останавливает второй мужчина, — что вы делаете?! — Отпустите меня! Мне нужен телефон! У меня ребёнок и муж дома, мне нужно позвонить! — голос Юнги сел, но он заставляет морщиться смущенного врача, который останавливает его. — Телефон, дайте ему пожалуйста телефон! Он сейчас с ума сойдёт, ей богу, — лечащий врач Юнги отстраняет мужчину от главного врача и осматривает гипс, пока женщина за постом осматривает кое-какие вещи в тумбе, — да просто принеси стационарник! Юнги как с цепи сорвавшись набирает выученный наизусть номер (он, в целом, и не менялся) Чимина, и с хлопком прислоняет трубку к уху и опирается о стол на посту, прикрывая глаза. — Алло? — голос Чимина измученный, осипший, может быть сонный, Юнги теряется на мгновенье. — Чимин, я, — он сжимает губы плотно, и слышит странный звук на другом конце, — все нормально, едь в, э… — мужчина осмотрел присутствующих в помещении, и женщина назвала адрес, и Мин повторил его ещё раз, — милый, все в порядке.***
«Чимин.» Когда Пак слышит своё имя, его сердце пропускает удар. Оно замирает, когда такой родной голос звенит в ушах. Он неожиданно всхлипывает, и это получается так громко, что Дэн дергается и просыпается, в недоумении смотря на папу. Чимин ощущает в своих лёгких покалывающую боль, и как его кишечник сворачивает, слёзы на щеках чувствует. Юнги сейчас говорит с ним. Три дня прошло, трое так долго тянущихся будней. Его супруг живой, Чимин просто не сдерживается. Его настигает волна эмоций, хороших, плохих. И, Чимин точно знает, когда он увидит его, Пак поколотит Юнги, и снова заплачет, он так скучал. Он знает, что назовёт Юнги безответственным отцом, и Мин лишь поцелует его.***
— Я такой старый, Господи, — Чимин стоит у трюмо и рассматривает свое лицо. Чиминова кожа бледная, но она на самом деле хорошая, и если бы Юнги увидел его в первый раз, то не подумал бы о том, что ему за тридцать. Руки старшего аккуратно ложатся на талию Чимина, и Юнги крепко целует того в щеку, позже утыкаясь носом в неё, — Мне сорок один. Чимин цокает, — Ладно, я не такой старый, как ты, — и он смеётся, когда Юнги сжимает бок того, а потом ойкает, потому что больновато, — ну Юнги! Пак поворачивается к Мину у сует руки под мышки того, приобнимая, и наблюдает, как обида сползает, и Юнги вновь доволен. Они собираются на конференцию. Чимин предпочёл надеть серый костюм, лишь из-за светлых волос, а Юнги весь официальность — чёрный и только чёрный. Кроме рубашки, правда. Чимин кусает свои губы, и выпрашивающе смотрит на Мина, а тот лишь в свою очередь скользит руками к ремню на поясе мужчины и, «упс», он вытаскивает аккуратно заправленную рубашку из брюк. Юнги целует младшего, и первое касание пробирает Чимина, он дергается, а потом цепляется за пиджак, чтобы быть ближе. Это не входит в их планы, но, как всегда, никто не может противостоять такому поцелую. Они просто обжимаются в холле до тех пор, пока Дэн, опустивши сумку на пол, не ахнул. — Фу, как вам не стыдно! — чуть морщится подросток, но, правда, он любит своих родителей. — А? Что ты сказал? — шуточным наездным тоном спросил Юнги, оторвавшись от губ супруга; его пальцы заправляют рубашку обратно, пока Пак все ещё держится вплотную. — Мои сверстники и то не такие, — Дэн садится на пуфик, чтобы надеть обувь. — Они ещё хуже, — смеётся Чимин. Он ощущает себя счастливым. А Дэнни просто выпучивает глаза и зыркает на отцов, — Хуже вас нет никого. Вы заставили лечь меня спать, а потом вы разбудили меня… Даниэль не может продолжить, потому что родители начали спорить. Парень замечает, что, Господи, они ведут себя как дети, но его родители остаются гармоничной парой. Его отец с теплом прижимает Чимина к себе и заключает в объятия. — Ужасно, — вторит подросток и поднимается, оглаживая брюки. — Если бы на моём месте была бы его мать, то он бы ничего не сказал, — Чимин делает жест, и просто спиной чувствует, как Юнги напрягся. — Старая песня? Чимин! Прошло восемь лет, если не меньше, я, — он заикается, и потом возмущается, когда Пак начинает смеяться. — Да шучу я, ты же любишь меня, Дэнни? — Чимин поворачивает голову к Мину-младшему, который уже ростом с него. — Па, перестань, — смущённо опускает взгляд и натягивает курточку. — Всё-таки если бы здесь была его мать… — Юнги издаёт странный высокий звук и щипает Чимина, отчего тот вскрикивает, — Ну больно же! — Так, ну правда, Чимин, в моей голове не укладывается, как ты ещё можешь помнить её? — Юнги притягивает Чимина снова к себе, приобняв. — Я помню номер твоей карточки, которую ты потерял в позапрошлом месяце, — Чимин хихикает, а потом смотрит на сына, который уже собрался, а теперь ждёт их двоих. — А я помню, как вы напоили меня шампанским! А теперь пошли, всё, — у Дэна голос высокий, и Юнги прикрывает глаза, ощущая себя пятилеткой, которого ругают. — Вообще-то, вином, — поправляет парня Чимин, который кинул на себя в зеркало ещё один взгляд перед тем, как выйти следом за Даниэлем. — Только не говорите, что вы меня напоили в пять лет, — парень в изумлении остановился на плитке, выложенной на их участке. — Ты был довольно близок к правильному ответу, — Юнги запирает дверь в их дом и широко улыбается, беря Чимина под руку.