Когда весь мир против..

      Всё государство в глубоком трауре провожало в последний путь прежнего короля Максимилиана. Народ горевал и не скрывал своих горьких и горестных слёз. Стоящий посреди главной площади, усыпанный разноцветными и разномастными цветами гроб, над которым простирался огромный, по величине, памятник великой Императрицы Лианы. Могучий памятник, на котором мать и императрица, в то время объединённого государства, была изображена рядом со своими горячо любимыми детьми, им — Максимилианом и его младшим братом Суаном, о ком бывший и уже неживой король, так, и не сумел при жизни ничего выяснить. Ныне правящий король Кристо встал недалеко от знати, молчаливо смотря вперёд себя, пока его свита за его спиной ожидала дальнейших указаний, а советник Крон короткого жеста, позволяющего ему начать похоронную церемонию. По всем правилам, король должен был бы стоять впереди всех, не только как глава, но и ближайший родственник, однако, Кристо нужно было время прийти в себя и свыкнуться с мыслю, что похороны это не его фантазии, а воплощённая реальность. Внутренне, король старался сдержать нервную улыбку, которая то и дело норовила проскользнуть на его жутко бледном лице. Его отец всегда был для него авторитетом. Сильнейшим из сильнейших альф, а теперь он мертв. Глядя на открытый гроб, он до сих пор видел перед собой властного отца, излучающего недуюжую силу, даже будучи неподвижным трупом, и вспоминал.       Кристо было пять, когда родился его младший брат. Королеве Аните, уже на середине второй по счету беременности, нездоровилось, и Кристо отчётливо видел бедное состояние своей матери, и как бы старший альфа не упрашивал короля облегчить страдания матери, отец был против любого лекарского вмешательства из-за находящегося ребенка в ее чреве. А когда поздней ночью весны королева родила Антуана, стало уже совсем поздно что-либо делать. После тяжёлых родов, мать больше не была способна подняться с постели. Даже под контролем и, казалось бы, эффективным на тот момент лечением дворцового лекаря, день за днём женщина, не переставая, истекала кровью, пока ее тело окончательно не истощилось, а сердце не замерло на веки. В то время, для пятилетнего кронпринца, потеря любимой матери стало большим потрясением. Ему было бесконечно тяжело принять столь суровое решение короля, и однажды, зарекнувшись отомстить, он запомнил одну единственную фразу, небрежно брошенную после похорон королевы его отцом: «Чтобы не случилось, всегда нужно оставаться сильным альфой и достойно сносить любое наказание. Моя цена поступкам — гибель любимой супруги».       Кристо хорошо запомнил этот, столь давний эпизод из его жизни, но всё же не верил, что богиня, которой после смерти матери ежедневно молился его дражайший отец, существует. Никогда он не верил в эти божественные сказки, но его лицо все равно не могло не бледнеть, когда даже после недели в окоченелом состоянии, его отец выглядел так, будто он просто спит и сейчас откроет свои глаза, и отнимет у Кристо его трон, а главное, единственную возможность беспрепятственно быть рядом с Антуаном. Не просто как с братом, а как с омегой, как со своей будущей парой! Через Антуана у Кристо есть шанс отомстить.       О, отец знал, он всё время знал, и Кристо ни на секунду не пожалел о своем поступке.       Если бы не уже состоявшееся смерть короля от отравления, то Кристо мог бы пойти на более отчаянные поступки, от которых даже ему становилось дурно и слава кому-то там, что ему не пришлось о таком даже думать.       Советник Крон, крепче кутаясь в свой излюбленный чёрный плащ, уже начал церемонию и наконец передал слово королю, вырывая того из своих мыслей и воспоминаний. Неспешным шагом пройдя несколько шагов вперёд, ступив на возвышение в центре от толпы, Его Величество произнес пронимающую до глубины души речь.       Кристо вложил всю свою боль в столь лживые и одновременно лестные слова об его собственном отце, от которого за всю свою жизнь не получил ни одной похвалы или обычной, для его младшего брата, ласки. Вся любовь короля принадлежала Антуану, в котором оба, что отец, что старший сын-альфа, видели почившую после сложных родов мать.       После окончания речи, не спускающему пристального взгляда с гроба, Кристо в руки передали зажженный факел. И он, ни секунды не колеблясь, резво подскочил к пропитанному уже заранее горючем гробу, и кинул туда горящий в полную силу пламенник.       Всего за несколько пройденных секунд, жаркое пламя охватило неживое тело короля и материя вспыхнула ярким оранжевым светом, на миг ослепив абсолютно всех, независимо, кто и откуда наблюдал за происходящим. Откуда-то позади огромной толпы, собравшейся на площади ,был слышен пронзающий тело крик, этот голос Кристо узнал бы из миллионов. — Антуан..       Кристо силой заставил себя остаться на месте и даже не думать нестись сквозь толпу, утешать убитого горем брата. Король силился и по-альфьи терпел пронизывающую душу боль, мастерски заговаривая зубы толпе и отвлекая их от замечаний об отсутствии второго, младшего сына Максимилиана. Умом Кристо понимал, что, начиная с этого дня, подвергает единственного брата на муки, но ничего не мог с собой поделать. Его план наконец воплощается в жизнь и совсем скоро омега поймёт всю суть его поступков. И пожизненно станет узником его нездоровой любви..

***

      Антуан, сидя возле запертых дверей, тихо поскуливал от пронимающей его сердце досады. Он уже потерял счёт дням, проведенным в заточении, и с каждым таким днём омеге становилось всё хуже.       Вместо обещанных Одри суток, Антуану пришлось ждать намного дольше и королевский омега уже потерял всякую надежду на спасение. Он лишь сжавшись от страха, в любой момент ожидал прихода Кристо и того часа, когда брат сделает с ним то страшное, что сломает Антуана окончательно.       Его верный слуга Одри нежданно пришёл к нему одним ранним утром, когда солнце ещё и не планировало подниматься над горизонтом, а Антуан уже продолжительное время мучился от очередного приступа, сжимающей внутренности боли. День Х, начала первой в его жизни течки неумолимо приближался.       Взмыленный бета был одет соответственно для пешего похода: в высоких сапогах и тонком плаще над рабочей формой одежды.       Антуана бросало то в дрожь от холода, то, казалось, ему было безумно жарко и, видя мелькающего перед глазами бету, он сразу же ощутил на нём посторонние запахи. Омега сначала даже испугался, его нос стал очень чувствительным, но возбуждения или подобного чувства это не вызвало, потому что один из резких запахов на его слуге был шалфей.       А этот запах мог принадлежать только одному альфе — его брату! Стиснув не до конца зажившими пальцами одной руки нос, Антуан поднялся на ноги и стал ждать, пока бета оповестит его о соответствии с планом.       Одри почти ничего не говорил, на его лице вообще не дрогнул ни один мускул, когда он сочувствующе смотрел на господина, молчанием он сдерживал свой внутренний порыв сбежать: от любимого принца, да и вообще из дворца, чтобы никогда больше не видеть это огорченное, болезненное лицо. А то ли ещё будет.. — Мой принц, — наконец Одри склонил голову перед омегой, — Время пришло и я выполню свое обещание.       Антуан знал, что для всех этих приличий у него не было времени, и поэтому без единого слова выхватил из рук слишком нервного беты тканевый мешок, вывернул его наизнанку и, не стесняясь слуги, начал переодевать порванную Кристо рубашку.       Когда Антуан облачился, накинув на голову глубокий капюшон плаща, они вышли из комнаты, ставшей для младшего принца самой настоящей тюрьмой. Омега даже не сразу задумался, почему возле дверей не было ни одного стражника, он просто следовал за слугой, на сколько позволяло ему его нынешнее состояние.       Беглецы держали путь по скрытым от чужих глаз секретным ходам, что простирались глубоко под землёй. Они шли медленно, то и дело путаясь в ходах, в придачу к этому, Антуан всё время спотыкался о непонятные камни и земляные выступы, придерживая болезненно ноющий живот. И вместо четырех часов пути по подземелью, они шествовали все шесть.       Устав, младший принц присел на высокую ступеньку, пока Одри доставал из кармана своего плаща фляжку и поил омегу водой. Лекарств с собой у него никаких не было и из-за этого слуге пришлось несколько раз поддерживать омегу под локоть, чтобы тот не потерял сознание от очередного сильного приступа нарастающей в животе боли. В нос бете то и дело попадали частички предтечного запаха омеги, смешанные с пылью. Концентрированный омежий запах забивал нос и едва ли тело взрослого беты могло противостоять этому дурманящему голову запаху.        Казалось, что все насквозь пропитано запахом горных роз, и, если бы за ними открыли погоню, то их непременно смогли бы обнаружить.       Уже еле волочащий от потери сил и сильнейшей, из испытанной когда-либо ранее боли ноги, Антуан снова присел на сырую землю, как раз перед выходом из подземелья. На улице уже вовсю светило солнце и принцу пришлось прищуриться, чтобы рассмотреть, что же происходит там, пару метров дальше от манящего выхода в свет на свободу.       Сделав ещё один большой глоток воды, принц прополоскал горло и, придерживаясь за стену, аккуратно встал на дрожащие от усталости ноги. Антуан уже не представлял, как именно он доберется до имения, ему стало ещё больнее, но он не хотел сдаваться. «Надо!», — говорил он себе и они с Одри, преодолевая последние метры, прошли дальше по тоннелю.       Темное одеяние не давало беглецам быть узнанными, но омегу поразило многочисленное скопление народа на главной площади, что находилось всего в километре от главных дворцовых ворот.       Младший принц встал как вкопанный, почувствовав разносящийся ветром, запах свежей гари и совсем позабыл о конспирации. Схватившись за слугу обеими руками, Антуан запрокинул голову назад и пронзительно взревел. Он хорошо знал, для чего был этот пылающий во все стороны огонь. Младший принц понимал, что сейчас там, в огромном живом костре, горел его родной отец! Его король! Его единственная опора! И он не мог поверить в происходящее, когда его жизнь так смогла круто измениться?       Как из любимчика своего отца он превратился в заложника, в сексуальный объект для своего брата, как?       Отцепившийся от плаща Одри, Антуан хотел было броситься сквозь толпу и потушить огонь, уносящий последнее доказательство, что король Максимилиан когда-либо проживал на плодовитых землях Южного государства.       Младший принц уже порывался бежать, кричать и даже лечь рядом с отцом в гроб, но не сдвинулся с места, скованный чьими-то чужими, холодными и гадкими руками.       И эти руки не принадлежали Одри, эти руки были злыми, а глаза, что омега увидел перед своим падением в пропасть беспамятства, прожигали насмешливым взглядом, заглядывающим в душу, вырывающим итак болезненно стучащее сердце.       Одна фраза, которая убила абсолютно всю надежду на свет, на свободу и нормальную жизнь, была брошена совершенно недрогнувшим голосом его верного слуги, и самого близкого друга Одри. — Простите, мой принц, я сделал всё, что мог…