Когда весь мир против..

      В тишине утреннего леса, сгорбившись, на поляне сидели сонные и злые: Кин, Сан и При.       Скрипя зубами от злости, они без всякого энтузиазма ожидали очередной приступ боли у похищенной ими омеги.       Те часы, на которые Антуан смог уснуть, не принесли ему никакого облегчения, а наоборот, только больше душевных и телесных мук.       После длительной истерики, что была у него на протяжении нескольких часов, отчего ни разбойники, ни сам омега не могли нормально выспаться, принцу стало ещё хуже.       У младшего о-принца начались сильнейшие спазмы в животе, от которых он выл с каждым разом всё сильнее, и за последние часы такое случалось уже свыше десятка раз. На протяжении долгой ночи троим сонным мужчинам приходилось уходить глубоко в лес, в поисках сухой древесины, пока Антуан, наконец-то закрыв глаза, смог крепко заснуть, но и это было не на долго.       Только главарь шайки разбойников, Вильгельм, обрадовался, что больше не услышит громких всхлипов, криков и воя, и сможет спокойно поспать под раскидистым деревом, как омега снова начинал во сне ворочаться и скулить от боли, закусывая нижнюю губу, и колотя по земле связанными руками.       Матёрый разбойник Вильгельм уже был в таком состоянии, когда ничего не понимаешь и хочется бежать и кричать, зовя на помощь, словно малолетний юнец, цеплявшийся за юбку мамки.       Однако, в густом лесу помощи не было и пришлось посылать своих приспешников снова искать сухой хворост и самому варить для омеги успокоительный отвар из прихваченных с собой трав, и самое главное, слушать непрерывный скулеж и вдыхать уже вовсю раздражающий запах горных роз. Вильгельм был в недоумении, ведь он за многие годы своей жизни ни разу не видел, чтобы первая течка у омеги проходила настолько тяжело. Младшему принцу Антуану уже семнадцать и ему пора принять то, что дано самой природой, но уже почти пятнадцать часов с момента похищения Вильгельм то и дело, что видит боль на лице юного омеги и ни следа от настоящей течки!       Пока принц находился в состоянии то ли мучительного для него сна, то ли бреда, Вильгельм, на правах главного, сидел рядом с Антуаном и поил его крепким травяным отваром, ибо не мог допустить, чтобы омегой занялся кто-нибудь из его сообщников, потому как они, по сравнению с ним, были ещё сопливыми юнцами, коим едва перевалило за тридцать. Только благодаря такой вот неблагодарной работе, в которой то приходится биться за собственную жизнь, то подаваться в бега и подолгу голодать, лишь бы избежать смерти, они и приобрели более взрослый вид, чем, на самом деле, и выглядели почти на один возраст с Вильгельмом. Однако Вильгельм был бетой наученным жизнью, а за всю долгую жизнь у главаря было немало приспешников, которым он доверял по своей глупости. Сколько омег те сгубили — насилуя, пока Вильгельм, наконец, не повзрослел и не установил для себя собственные правила, коим следует до сих пор. Избавившись от прежних «коллег», он набрал новых, но на своих непоколебимых условиях — омег не убивать и не портить, во всём слушать Вильгельма беспрекословно. Новые сообщники посчитали условия достойными и решили следовать за суровым Вильгельмом.       Их привлекал не только хороший куш за проданных омег и даже не авторитет Вильгельма, заработанный за многие годы. Сану, Кину и При нравилась честность справедливого во всем разбойника, они так же не желали падать настолько низко и брать кого-то силой или убивать без надобности, искренне побаиваясь наказания богини Меридианны. Кто бы мог подумать, что разбойники, а вот такие!       Но для них честь, пусть репутация у этих бет и была сомнительной, стояла на первом месте.       Пусть иногда их молодые организмы и давали сбой при виде течки у омег, даже несмотря на их статусы бет — носы не обмануть и запах течного омеги мог влиять на них таким же определённым образом, как и на альф. И они боролись со своими желаниями, кто как мог.       Снова отправив, уже совсем злых сообщников в лес за хворостом и травами, Вильгельм собственноручно перерезал сковывающие руки омеги веревки и освободил затекшие от долгого лежания ноги. Руки пришлось перевязывать припасенными на всякий случай лоскутами мягкой ткани, потому как на них были синяки и раны, из-за глупой выходки Антуана, в надежде сбежать.       Глупый младший принц! Сам натворил делов, будто уход за омегой Вильгельму так уж по душе!       Его обязанностью было доставить принца в Северное государство и продать, выручив за него не маленькие деньги. Но сам младший л’Моралик портил свой товарный вид и, к тому же, был на последней тонкой грани течки, которая, по непонятным, причинам проходила совсем не так, как надо.       А лечить придётся тем, что было в лесу, и тем, что успел захватить с собой Кин по пути на главную площадь, планируя уже совершенное похищение принца.       Вильгельм сетовал и проклинал всё на свете, что взялся за это дело, и его «хороший знакомый» Крон был мысленно проклят миллионы и миллионы раз.       Пока разбойник пребывал в собственных мыслях он не заметил, что Антуан не только весь покрылся холодным потом, но и почти не двигался. Только его закрытые веки вздрагивали при каждом дуновении прохладного ветра, а перевязанные на запястьях руки, будто живя своей жизнью, цеплялись за одежду Вильгельма и омега, будучи в предтечном бреду, звал: — Отец! Отец, мне очень больно!       Разбойник не мог больше этого выносить, ему впервые было кого-то жаль.       Жаль того, кого через пару дней за мешочек с небольшим золотых отдаст в чужие руки и никогда больше не вспомнит.       Сердце разбойника с каждым всхлипом младшего принца будто трескалось и разбивалось на мелкие кусочки и он всё больше из-за этого удивлялся. За тридцать лет разбойничества такое случилось впервые. Сколько безродных или благородных омег было выкрано именно им, или передано через его руки в Северное государство, но жалость? И это к принцу!       Нет, Вильгельм был просто обязан сохранять лицо и не выдать неподобающих этой ситуации эмоции, иначе его люди, не стыдясь, будут смеяться ему в лицо.       Подобного добра ему совсем не нужно было, поэтому, осмотревшись по сторонам, разбойник снял с себя теплый плащ, накрыл мокрого от пота Антуана и отошёл от него в сторону, занимаясь подготовкой к скорому отъезду.

***

      После насильно влитого в рот омеге успокоительного настоя, принцу не становилось лучше, время шло, но тот всё громче и громче звал отца и молил о помощи.       Вильгельм не мог найти себе места. За пару часов, что омега находился в таком состоянии, главарь, от бушующей в нем злости и беспомощности, успел «построить» своих сообщников, а также дать При хорошую затрещину. По делу конечно, а именно — за пустую болтовню!       В это же время О-принц уже не мог различить голоса похитителей, они сливались в один, и казалось, что рядом с ним находится его отец. И он пытается помочь Антуану, но почему-то безрезультатно.       Омеге оставалось спокойно лежать на своей соломенной подстилке и ждать, пока долгожданное облегчение возьмёт вверх и ему станет хоть на чуточку лучше.       Одежда Антуана вся насквозь пропиталась потом, ему было холодно и уставшее от боли тело, будто задеревенело. Руки и ноги отказывались ему подчиняться, больше не было никаких сил даже элементарно открыть глаза, да и рот с трудом открывался, но омега понимал, что только через голос может дать понять — он ещё жив.       Именно его голос, живой, пусть и сильно охрипший, доказывал самому омеге, что не всё потеряно и возможно скоро станет легче, и придет облегчение.       Заметив слишком спокойное состояние Антуана, Сан подошёл к нему и принюхался, но кроме одного единственного запаха горных роз — ничего не ощутил. Даже не смотря на сырость леса и черный дым, исходящий от горящего костра, — обоняние Сана было сильнее, чем у остальных бет. По насыщенному запаху омеги, Сан смог понять, что мальчик не только чист телом, но и этот запах течки был ещё совсем незрелым. То есть, мальчик сейчас не может вести половую жизнь и выносить здоровое потомство, как это было бы при нормальном состоянии течки, ибо у этого конкретного омеги сама течка ещё даже не началась. А появление сильной боли и насыщенного запаха горных роз, Сан даже сам себе объяснить не мог.       Сообщив обо всем остальным, Сан сел на место и добавил ещё пару трав в густое наваристое варево. Услышав, что за похищенным омегой снова нужно «ухаживать», Кин подорвался на ноги и стал нервно расхаживать туда-сюда. Бета обдумывал все варианты, как бы поскорее избавиться от этого груза в виде больного омеги, но огромная выгода застилала глаза и напрочь стирала из головы все варианты.       Вильгельм снова налил в деревянную чашу отвара и стал поить омегу, в душе желая поскорее получить послание от Крона.       Разбойники понимали, что в лесу самостоятельно никак не вылечить мальчика и его срочно нужно доставить в город, и лучше всего, показать опытному врачу.       Но тогда, не смотря на состояние Антуана, нужно немедленно решить: или сейчас всё бросить и ехать в город, или же ждать, пока Крон даст знак — что было тяжело. И никогда не сталкивающиеся с подобными ситуациями разбойники — крутились вокруг омеги, будучи все на пределе своей нервной системы. — Оставим его здесь. Скажем, что сдох в лесу! — не выдержав гнетущей тишины, снова взялся за старое При. — Никаких сдох! После его продажи в наших руках будет золото! — мечтательно закатил глаза Кин и повернулся к Вильгельму.       Главарь в этот момент промолчал. Ему приходилось осторожно приоткрывать рот омеги и вливать ему содержимое деревянной чашки. Вильгельм очень беспокоился, ведь никаких вестей от Крона ещё не поступало, а омега может погибнуть. И тогда все труды и планы Вильгельма пойдут коту под хвост.       Сан снова принюхался и сморщился. — Нам надо скорее уезжать. Я чувствую сторонние запахи. Бросим этого омегу здесь! — Нет! Я хочу заработать, что же это я зазря всю ночь для этого щенка за хворостом бегал? — Кин упёр руки в бока и грозно посмотрел на Сана. — И то правда! — поддержал своего друга При, — я уже давно говорил, что от него избавиться надо и получить, наконец, заработанные деньги. — Кто его купит? Посмотрите на него, да он не жилец уже. Бросим его и плевать на золотые. Мне моя голова дороже! — Сан отсел подальше от омеги, будто подкрепляя свои слова действиями, и снова сморщил нос. — Молчать! Все молчите! Молчите! — грозно повторял злой ,как чёрт Вильгельм, бережно беря беспамятного омегу на руки. — Я вижу знак. Время! Айде! * Выдвигаемся!       И все трое обратили внимание на чёрного, как смоль ворона, что кружил над повозкой разбойников, спрятанной в ближайшей лесной чаще.       Кони стали громко ржать и копать копытами землю при виде пугающей их птицы, из-за чего повозка начала съезжать в сторону, почти опрокидываясь наземь, но по каким-то причинам, так и не была опрокинута. Черный ворон, покружив немного над повозкой, запряженной двумя лошадьми, громко каркнул, словно предупреждая разбойников покидать насиженное место, и растворился среди густых ветвей берёз.       Наспех собрав свои вещи, разбойники кинулись к повозке, битком набитой соломой. Приспешники заняли свои места впереди, а Вильгельм, крепко держа омегу у себя на руках, зарылся в сырую солому, перед этим скомандовав При дёргаться. И, громко заржав, кони двинулись через поляну, прочь от нагоняющей их королевской гвардии.