***
На первом этаже собрались практически все слуги особняка. Они с удивлением смотрели то на невозмутимо воззрившегося на всех Шона, то переводили свой взгляд на руки господина, в которых он крепко держал бессознательное тело омеги. Ни для кого в особняке л’Саримо не стало секретом, что недавно появившийся в особняке омега сбежал, и всем было интересно узнать, вернётся тот назад или нет. Загадочный омега, который вызывал у всех жителей особняка неоднозначные чувства и буквально за пару дней стал общественным достоянием, а тот факт, что мальчик немой, поразил до глубины души каждого. Поэтому все в доме ждали известий, шептались за спиной графа и обсуждали состояние старика омеги из-за случившегося, ведь обычно строгий и собранный старший омега выглядел так, будто потерял кровного сына, чем вызвал ещё больше разговоров и сплетен. Подошедший к молодому господину старик омега в миг преобразился и засиял от радости. Это было видно не только по его лицу, которое приобрело чуть румяный цвет, но и по его телу, громким вздохам и сложенным в молитвенном жесте ладоням. Когда положивший омегу на диван Шон отступил, старик тут же принялся ощупывать и гладить по покрасневшему от холода лицу Антуана, приговаривая: — Глупый! Такой глупый омега! — наблюдатели этой, казалось бы, трогательной сцены были очень удивлены. Никогда ещё старик не был таким сентиментальным, а тут из-за какого-то чужого омеги, чуть ли не припав к полу коленями, он буквально на него молился. Такая реакция была не то чтобы странной, но удивительной, поэтому вызывала много вопросов у раззинувших рты слуг. Соединив руки за спиной, Людвиг спустился ровно на одну лестничную ступеньку, чем автоматически прервал шепчущихся слуг и окинул непонятным взглядом стоящего рядом с диваном сына. Увидев графа, слуги тут же разошлись, кто куда, боясь вызвать гнев хозяина и попасть в немилость. Только Шон и старик остались там, где были. Не спуская с Шона хмурого взгляда граф наконец-то спустился вниз по лестнице. Увидев на лестнице отца, Шон тут же низко опустил голову перед графом и опустил сложенные на груди руки вниз. — Что с этим ребенком? — обойдя диван по кругу и оглянув красный оттенок лица Антуана, спросил Людвиг. — Небольшое обморожение, а также обезвоживание. Ничего страшного. Нужен постельный режим, нанести пару мазей на обмороженные участки кожи и покой, тогда омега через пару дней будет на ногах. — Хорошо. — Покачав тяжёлой от усталости головой, ответил Людвиг. — Ступай к себе в комнату, живо! — Но отец! — воскликнул бета, не ожидавший услышать от отца такого тона в свою сторону. — Я помогу ему! — Твоя помощь не требуется. Приготовь мазь и оставайся в своей комнате. С этого момента тебе запрещено подходить к Антуану! После услышанных слов черные, как смоль глаза Шона в миг заполыхали искрами. Его лицо скривилось от ненависти, гнева и горя, особенно после того, как за спиной Людвига появился гадко улыбающийся Йен. Глубоко в душе Шону хотелось истерично кричать и схватить своего омегу и унести куда подальше, чтобы никто больше не смел противиться их истинности. Однако, разумность Шона победила и, кое-как совладав с чувствами, бета повиновался приказу отца и, бросив быстрый взгляд на лежащего и укрытого множеством одеял омегу, поднялся наверх, в свою комнату.***
— Отец! — позвал Людвига Йен, стоя возле боковых дверей в главную прихожую. — Нам надо поговорить. Людвиг повернулся на голос сына и кивнул. Лицо графа не выражало ни одной эмоции, поэтому И́ен не мог сказать, что на данный момент чувствовал его отец. И И́ен покорно стоял на месте, ожидая дальнейших распоряжений, пока, наконец, перестав разглядывать лежащего на диване омегу, граф снова не обратил внимание на альфу и не сказал: — Жди в кабинете. Иен внутренне вздрогнул. Пусть Людвиг выглядел совершенно спокойно, однако этот тон альфа слышал раньше и не один раз. Его отец был зол. И зол до такой степени, что это может выйти за рамки нормального разговора и у И́ена есть ровно пара минут, чтобы передумать, пока он не дойдет до кабинета или не передумает просить у отца то, что хотел. Видимо чувство самосохранения у Иена полностью испарилось за время его отсутствия в особняке и после того момента, когда он во сне получил указания божественно красивого существа. Альфа открыл дверь в кабинет отца и, сняв с себя плащ, сел в глубокое кресло. Людвиг подошёл через десяток минут и, войдя в кабинет, плотно закрыл за собой дверь. И́ен даже не успел опомниться, когда он, желавший начать серьезный разговор с отцом, получил сильнейшую оплеуху по лицу. Больше не скрывая своей злости и на шаг отступив от сына, Людвиг, теряя всякое самообладание, начал кричать на ничего не понимающего наследника. — Как ты мог это допустить, И́ен? Разве не ты сам просил держать Шона подальше от омеги? Так какого дьявола Шон вошёл держащим Антуана на руках? Где был ты? Слушая праведный гнев отца Иен не мог найти слов, чтобы хоть как-то оправдаться. Его горло будто сдавили тиски и вместо внятного ответа он лишь что-то невнятно прохрипел. Перед глазами появилось божественное существо и из стороны в сторону покачало головой. «Значит, мне нельзя ничего рассказывать?» — подумал Иен и божественное существо кивнуло. Сам Людвиг, наблюдавший в этот момент за отрешенным взглядом своего старшего сына, растерял весь запал и остолбенел, но когда И́ен пришел в себя и закашлялся граф снова, но уже спокойным тоном, задал очередной вопрос: — Что происходит? — Отец! Давай сошлём омегу прочь? Он не принес в наш дом ничего хорошего, а Шон.. — и альфа снова закашлялся понимая, что про истинность говорить также нельзя. И ему ничего не оставалось, как поменять тактику. — Шон положил глаз на моего будущего супруга и хочет его увести. Ты думаешь, я просто так просил тебя не давать им сближаться? — Хорошо, но высылать из особняка Антуана нельзя — снова сбежит. И что потом? На это вопрос Иен ответа не знал, потому что ему было выгодно, чтобы омега сбежал, а что «потом» – его совсем не интересовало. — Как вообще получилось, что омега сбежал? Он чуть не умер от переохлаждения! — ответил вопросом на вопрос Иен и потёр горящую от удара щеку. — Виноват, — присаживаясь на диван и глубоко вздыхая, ответил Людвиг, — но, хвала богине, Антуан вернулся домой и теперь ты женишься и забудешь о том, о чём думал ранее. Я не потерплю в своем доме подобных отношений! — снова разгневался Людвиг и сжал руки в кулаки, сдерживая себя, чтобы тут же не выбить всю дурь из наследника, из будущего главы графского рода л’Саримо. — Ты о чем? — недоуменно посмотрел на отца альфа. Рука, потирающая лицо, мгновенно опустилась вниз, и Иен не смог смотреть спокойно отцу в глаза. «Значит, он все знал..и поэтому привез этого омегу.» — Ты прекрасно знаешь! И забудь об этом раз и навсегда! После этих слов Людвиг встал с дивана и, громко хлопнув дверью, вышел из кабинета, оставляя полностью растерянного альфу наедине с самим с собой. «Антуан.. Значит, этого омегу зовут Антуан..»***
Шон оказался заперт в своей комнате без какой-либо возможности выйти. Началась война — страшная война между двух братьев и третьей, более опытной и властной стороной — его собственным отцом Людвигом. Бета расхаживал по комнате и не мог найти покоя. Он не чувствовал Антуана, видимо, их связь проявилась только тогда, когда омега был в опасности, и поэтому Шон так остро мог чувствовать его состояние. Однако, сейчас его тело и разум молчали, а значит омега все ещё в бессознательном состоянии и Шону ничего не остаётся делать кроме как ждать. Он осмотрел свою комнату и, подойдя к массивному сундуку, в котором он хранил травы и всякие склянки с порошками, занялся приготовлением мази и травяных настоев, чтобы исцелить последствия переохлаждения омеги. Не дай Богиня, если его любимый омега отморозил ноги или пальцы на руках. Такие мысли разбивали Шону сердце. И он сразу вспомнил как вылетел из кареты, как вцепился в вопящего от отчаяния омегу и крепко обнял его. Антуан был холоден телом, но и его эмоции были словно огромная глыба льда. Шон ещё никогда не испытывал столь сильного разочарования, будто его сердце раскололось на мелкие кусочки и распадалось, в мгновение рассыпаясь прахом. И это были совсем не эмоции самого беты, это чувствовал сам Антуан и Шон поистине не знал, что именно вызвало такие чувства, подобные самой страшной буре, какая только может быть, которая несёт в себе только одни разрушения, лишая малейшего шанса на восстановление. Тогда, в карете, омега потерял сознание, он просто выдохся, посылая куда-то далеко, за грани, своим болезненным криком всю свою боль. В салоне нагретой кареты Шон раздел омегу, чтобы осмотреть его красное тело, растерал его тело руками и укутав в лежащие на полу плащи обнял так, что у Иена не было никакого шанса приблизится. Бета рычал подобно альфе охраняя своё сокровище, своего истинного и Иен отступил.. ровно до того момента, пока бета, внесший омегу на руках в особняк, не услышал отцовский запрет приближаться. Шон не забыл гадкой улыбки альфы, но и не планировал сдаваться. Антуан будет его и его семье придется поменять свои планы относительно женитьбы, иначе.. Шон не знал, что будет «иначе», но точно знал, — победа будет за ним.***
Антуан приоткрыл глаза, когда почувствовал, что его буквально передают из рук в руки. Вокруг было много голосов, но самым главным был Людвиг. Его голос слишком сильно выделялся на фоне других и он командовал отнести Антуана в его комнату и накрыть одеялом, чтобы отогреть. И те, кто поднял омегу на руки, сделали так, как говорил граф, перед этим передав его кому-то, кто пах приятным запахом дикого мёда. Младший принц чувствовал как сильные руки альфы подняли его, как, прижимая к своей крепкой груди, несли, взбираясь по крутым ступенькам и идя вдоль длинного коридора, пока уже другие руки не переодели его в чистую одежду и не накрыли тяжелым одеялом. Внутренне Антуан был полностью раздавлен. Ведь его истинный оказался ни кем иным, как братом того самого альфы, которому придется стать его супругом и это не то, что удручало, это разбивало душу Антуана вдребезги. Принцу казалось, что мир вокруг него снова треснул. Отчаяние заполонило всё его нутро и от этого принц даже не шевелился, он просто не мог пересилить себя и снова посмотреть на мир, в котором он должен прибывать против своей воли. О-принц уже просто потерял надежду, опустил руки, прекрасно осознавая, что с его стороны это большая ошибка и ещё рано сдаваться. Но все же, пока он слаб ни о каком побеге более не идёт и речи. Наверняка Людвиг усилит охрану, да и альфа теперь не спустит с него глаз, а ведь он так похож на слу.. на того бету, кто по судьбе должен стать Антуану не только опорой в жизни, но и самой большой любовью. А теперь как? Как относиться к нему, как не к своей паре? Видеть его днями и мучаться по ночам от невероятной тяги к истинному? Как делить ложе с супругом, зная, что его брат должен быть на месте альфы? Как? Против воли Антуана по щекам потекли горькие слезы и чья-то мягкая и очень теплая рука прошлась по его щекам, бережно стирая соленые капли. Антуан простонал, он хотел повернуться в сторону того, кто так нежен и бережен с ним, надеясь, что это его истинный, но тело совсем не слушало — Антуан слишком устал.. от всего..