***
Полдень выдался крайне тяжёлым. Кримо не мог встать с постели. Из-за высокоградусной жары у него сильно подскочило давление. Лекарю постоянно приходилось находиться рядом с ним, пока в другой комнате Вильгельм спешно собирал вещи, чтобы отбыть во дворец. Упрямый бета никак не хотел слушать наставления супруга Тейя (лекаря) и не внял мольбам своего нежного Лея, чтобы тот ехал не в такую жару, а хотя бы ранним вечером, когда зной спадёт, но Вильгельм оставался при своем мнении. Он чувствовал, что надвигается большая беда и его присутствие во дворце жизненно необходимо. К тому же от его появление там зависят их жизни. Вильгельм всё ещё оставался дворцовым стражем. Его целью было шпионить за королем и его постоянно меняющимися пассиями, которые никогда не сумеют заменить Его Величеству Антуана. Однако об этом самому омеге тсс.***
За эти полтора года действительно многое изменилось. Лей своей честностью и искренней любовью растопил-таки сердце Вильгельма. Тот больше не был одинок, теперь он был частью полноценной триады, в которой его любили и уважали оба его супруга. Тейя, правда, первое время сильно ревновал Лея, но чуть позже понял, что готов идти на любые уступки и принять в их союз доказавшего свою преданность соратника Вильгельма. Также думал и сам бета о лекаре, с которым однажды сговорился, чтобы помочь одному глубоко несчастному принцу в его беде. Долгое время Вильгельм, несмотря на слова, однажды прозвучавшие из уст Кримо, добивался благосклонности Антуана, но омега был достаточно твердолобый и ни за что не отвечал на его чувства. Чуть позже переосмыслив свою жизнь от и до Вильгельм задался вопросом: так ли искренни были его чувства к однажды похищеному им принцу или же это с самого начала была жалость, которую будучи всю жизнь одиноким Вильгельм принял за любовь? Спустя пару дней ответ на главный вопрос пришел сам собой. У Лея началась поздняя течка и омега до последнего звал не только Тейя в свою постель, но и Вильгельма. В те пару дней безумия Вильгельм был не просто выжат физически, он никогда не мог предположить, что его место быть в триаде. В его голове будто бы произошли какие-то чудесные переосмысления и все, что раньше он принимал за реальность, оказалось фальшивым самообманом. Днями наблюдая за счастливыми молодожёнами Антуан был искренне счастлив за них. Он желал им всего самого-самого, ведь они все стали ему полноценной и настоящей семьёй. Прошло почти три года с тех пор, как он впервые был похищен, но все пережитые муки того стоили. К тому же, результат его мучений сейчас наматывал вокруг него круги и цеплялся своими маленькими ручками за каждую вещь в комнате, только бы дядя Вильгельм не уезжал. Конечно, Фридрих ещё не понимал всю серьезность ситуации. Пусть официально из столицы ещё не было объявлено о войне, но Кристо по-прежнему ищет пропавшего Антуана. Только вопрос: сколько это ещё будет продолжаться? Больше всего он боялся не за себя, он боялся за своего сына. Да, изначально он не хотел принимать его, но в конце концов понял, что ребенок ни в чем не виноват. Никто не виноват, что его судьба так сложилась и что останется он с этой болью в сердце один на один. Жизнь достаточно прекрасна и без истинной любви. Главное, что ему есть кого любить, а тех, других, он уже давно вычеркнул из своей жизни, острым кинжалом полоснув по сердцу. Для омеги Шон остался прекрасным сном, который часто ему снится. И его супруг Йен, – к нему не осталось больше неприязни, но отныне их триада друг для друга чужаки.***
Вильгельм отбыл в путь поздно вечером. Беременный Лей не смог сдержать через чур бушующие гормоны и через рев все же добился того, чтобы Вильгельм поехал вечером. Тейя в его излюбленной манере лишь качал головой. Антуан отправил Лея и лекаря отдыхать, а сам перестелил постель и укачал своего почти двухлетнего сына. Чем больше Фридрих рос, тем меньше он походил на Кристо. Иногда, конечно, проскальзывало какое-то сходство с ним, но это было так редко, что можно было даже забыть о таких мелочах. Перед сном Антуан перекладывал Фридриха на свою кровать и часто любовался своим сыном. Иногда по ночам, когда альфа громко сопел в омежью грудь, он не мог сдержаться и зарывался лицом в подушку, плача от одиночества, от глубокой вины перед своим ребёнком за множественные попытки избавиться от него. Избавиться, отвергнуть, ненавидеть и не любить, — эти слова даже мысленно звучали страшно, а по отношению к своему дитя вообще кажутся чем-то нестерпимо ужасающим. Все это пугало Антуана, ведь он не мог никому об этом рассказать, оставалось лишь молчать, чтобы не портить счастливым людям настроение своими дурацкими капризами. Пусть он был одинок, но все же оставался омегой. И хотя он был счастлив за Лея и его супругов, но в глубине души совсем немного завидовал их счастью. Однако бездумно идти и искать кого-то или же пытаться искать истинных.. Категорически нет, такой вариант даже не рассматривался. Йен и Шон молодые мужчины и наверняка они уже забыли о нем, как о прошедшем приключении, и нашли себе здорового и красивого омегу. К тому же в то время Антуан был молодым, невинным и глупым, с чистой душой и незапятнанным телом. А сейчас хочешь, не хочешь у него уже было ради кого жить. Антуан потряс головой и вытер струящиеся по щекам слезы. Сквозь заплывшие мутной пеленой слез глаза, он искренне улыбнулся, посмотрев на очертание маленького человека, который в его объятиях пытался перевернуться на живот. В последнее время Фридрих очень беспокойно спал и в который раз, переворачиваясь, он пихнул омегу в живот своей острой коленкой. Погладив сына по рыжей макушке, Антуан укрыл себя и сына тонкой простыней. Засыпая омега крепче обнял Фридриха и окончательно уснул.***
— Па-па, Па-па, — маленький альфа, одетый в одни трусишки, бегал по двору без всякого присмотра и звал своего папу, который был занят уборкой в доме. — Па-па, Па-па. Альфочка звал Антуана, но тот был на втором этаже и поэтому не слышал голоса сына, а Лей пошел до курятника и оттуда как раз-таки Фридрих и сбежал. Не обращая ни на кого внимание Фридрих носился по закрытому двору, пока не услышал стук в калитку, а чуть позже калитка внезапно открылась и во двор вошли двое незваных гостей. Думая, что это вернулся его дядя Вильгельм Фридрих поднял руки ладонями вверх и со всех ног помчался к скрипнувшей калитки. Альфа ещё не умел толком говорить. Его единственными четко выговариваемыми словами были: папа, дядя, дай и нет. И пока двое незнакомцев озирались по сторонам в ноги беты вдруг маленьким ураганчиком кто-то врезался. От удивления тот чуть не свалился с ног, а второй стал смеяться, заметив маленькую рыжеволосую букашку возле ног его брата. Пришедший альфа присел на корточки и протянул к испуганному альфочке руки. Но Фридрих понял, что никакой этот не его дядя и стал испуганно пятиться назад. Он сжал свои маленькие губки и на весь двор раздался громкий детский плачь. На громкий рев Фрида из дома мигом вылетел обеспокоенный Антуан, а из курятника спешным шагом шел Лей, но был не настолько быстр, чтобы бежать — мешал семимесячный живот. Фридрих не переставая плакал, будто бы маленькая сирена. Он всё пятился и пятился назад, но от незнакомых ему людей не отрывал полного слез взгляда. Оба мужчины позатыкали уши. К такому приветствию они не привыкли, но выглядело всё это довольно забавно. Вообще Фридрих был общительным альфой, но в это момент малыш не сообразил, как по-другому кроме как громким плачем докричаться до папы. Антуан был настолько обеспокоенным, что вылетев во двор он не сразу приметил стоящих на расстоянии двух метров от него чужаков. Быстро водя по телу альфочки мокрыми от воды ладонями, он осматривал и ощупывал сына, пока двое других, стояли и не смели сдвинуться с места. Они удивлёнными взглядами смотрели на повзраслевшего омегу. А Антуан, продолжая игнорировать весь внешний мир, все спрашивал: — Сынок, ты в порядке? Где болит? Где дядя Лей? На вопросы Антуана Фридрих не отвечал, он лишь протянул свою ручку вперёд и пальчиком указал в сторону калитки. Когда омега повернулся, чтобы посмотреть, куда показывал ему сын, то обомлел. В этот момент к ошарашенному омеге подлетел запыханый Лей. Он прошел всего пару метров, а запыхался настолько, будто бы обежал пол страны. Увидев незнакомцев Лей тут же крикнул Тейя и тот вышел на улицу их прогонять. Шон и Йен практически не изменились. Оба возмужали, даже стали немного смуглее, но их лица остались такими же, какими Антуан помнил ещё с тех пор. — Кто вы такие? — Грозно спросил у незнакомцев Тайя, он выпячил грудь вперёд, становясь чуть более свирепым. Однако на фоне одного Шона, который по сути своей был бетой — проигрывал, как говорится, по всем фронтам. — Если не ответите, то немедля убирайтесь. Здесь вам делать нечего. Но оба иностранца не отрывали глаз от бледного и растерянного лица Антуана и рыжеволосого альфочки, который как две капли воды был похож на их омегу, и сейчас жался к его ногам. — Мы.. путники из северного государства, — первым отмер Йен, — пришли к вашему оракулу. Но, видимо, не вовремя. – Оракул нездоров, приходите через пару дней. – Стараясь как можно грознее, ответил Тейя. — Нет! — Воскликнул Антуан, пугая своим криком ребенка. — Уходите и никогда не возвращайтесь больше. Здесь вам делать нечего. — Ан, — Склонив голову, опустился перед ним на колени Шон. Он так долго ждал этой встречи и второй шанс все исправить ни за что не упустит. — Что ты такое говоришь? Мы же.. — Вы ошиблись, меня зовут не Ан. А теперь уходите, хватит тут ломать комедию. Антуан схватил Фридриха на руки и унес нервно озирающегося ребенка в дом. Омега был очень зол, что альфа так бездумно подходит к чужим людям, и отругал его за это в наказание поставив в угол, пока сам не мог остановить свое бешено колотящееся сердце. Ещё чуть-чуть и он расплачется, но перед ребенком делать этого категорически было нельзя. Выгнав незнакомцев за калитку, Лей и Тейя поднялись в комнату к Антуану. Они увидели его подавленное состояние и тут же подошли к принцу, обхватив своими руками со всех сторон, и обняли. Омега не сдержался. Почувствовав родные объятия он начал плакать. Его сердце так сильно болело, а глупый мозг говорил, что так поступать было совсем нельзя. Но тогда как было можно? Как переступить через свой стыд, ведь он почти их забыл.***
На следующий день Йен и Шон снова ошивались возле дома Кримо. Но на это раз на них никто не обращал внимание. Антуан ничего не рассказал ни Лею, ни тем более Тайя, но они оба понимали, что раз омега так себя ведёт, значит на это есть весомые причины. К тому же у Тейя были некие подозрения на этот счёт. Лето не сдавалось и набирало свои обороты. Солнце вставало слишком рано и уже к полудню все, кто находился вне дома, попадали под удар его палящих лучей. Пришедшие из северного государства чужаки также не хотели сдаваться. На протяжении нескольких дней они дневали и ночевали возле калитки у дома оракула, и Антуан ни разу не видел, чтобы они что-либо ели или пили. Однако сколько бы раз омега не порывался выйти к ним, его взгляд то и дело натыкался на радостные светло-серые глаза его сына и все рвение к прошлому у омеги проходило само собой. Однажды ночью Лей не выдержал и стал умолять мужа, чтобы тот сходил и поговорил с теми приезжими. Ему было их очень жаль. Омега даже в тайне от Антуана поил и подкармливал их, но все же так жить было не дело. Да и слабый Кримо пару раз вставал с постели и, конечно же, заметил, что на пороге его дома кто-то спит. Врать старику не хотелось, к тому же у Лея было ощущение, что они не злые и пришли с миром. Иначе давно бы уже напали, ведь на вид они оба были крепкими, особенно черноглазый альфа, а в доме два слабых омеги и старик, не считая не подготовленного к схватке с другим альфой лекаря.***
Поздно ночью, когда все домашние пошли спать, Тейя вышел из дома и направился к запертой калитке. За огорождением в миг зашевелились и зашуршали иностранные гости, но вдруг как-то сдулись, когда к ним вышел какой-то непонятный альфа. Тейя тихонько приоткрыл калитку и поманил обоих войти во двор. Там, за домом, была крытая беседка. Вот туда их Тейя и вёл. Чужаки не боялись нападения или чего-нибудь другого. В своем государстве они достаточно натренировались в боях, ведь их оракул предсказал войну, однако она, к сожалению или же счастью для всех, так и не наступила. Тейя постарался на славу. На столе в беседке стоял маленький чайничек с уже заваренным мятным чаем и целое блюдце сладких пирожков. Сначала Тейя накормил всех голодающих, и когда по две чашке чая были испиты, то принялся за расспросы. Антуана он любил как собственного младшего брата, поэтому ни в коем случае не дал бы его обидеть. А для того, чтобы принять решение гнать или оставлять, сначало требовалось разузнать все нюансы. — Итак, кто вы такие? И почему не уходите? — Мы истинные Антуана. Принца южного государства, — Бегом в карьер, но с некой опаской во взгляде, сообщил Шон. Все же он не знал ничего про этого альфу, как не знал, знает ли тот, с кем живёт в одном доме? Ведь по идее Антуан мог быть лишь в двух местах — в имении, куда отправил его Людвиг или же во дворце. Так что вывод был достаточно логичным на взгляд Шона. — Хмм, — почесал затылок Тайя. К такому ответу он был немного не готов, поэтому мог лишь глупо мычать и чесать голову. Хотя Антуан ему однажды уже говорил про истинных. Нужно было лишь вспомнить, что именно. — Предположим, а сам омега об этом знает? — Как же не знает, знает, иначе бы не прогнал. — Хмыкнул Йен. Он не очень-то хотел оправдываться перед этим альфой. Он чувствовал в нем соперника, хотя и знал, что тот беременный омега его супруг. Запах, даже со столь дальнего расстояния Йен смог определить, что Антуан и тот альфочка пахнут похожим запахом горных роз, молоком и какой-то пахучей травой, а от беременного омеги и этого альфы исходят кедровые нотки и что-то похожее на шоколад. — Дело в том, что в прошлом обидели мы его сильно. В особенности я. Я его законный супруг, вот, — отодвинув край рукова Йен чуть ближе придвинул руку в сторону альфы и свет от лампы озарил нефритовый брачный браслет. Точь-в-точь похожий на браслет омеги. — Что же делать? — Не обращаясь ни к кому конкретно спросил Тейя. Лекарь вспомнил каждое слово про истинных принца, что тот ему однажды говорил. И этот альфа даже не зная этого подтвердил слово в слово. И к тому же близнецы они. – Он не примет вас,– тяжело вздохнул Тейя, – может два года назад и принял бы, но после всего, что произошло, точно нет. Слишком этот омега настрадался, не верит он никому. Даже нам до конца не доверяет. — А этот маленький альфа. Это его.. сын? — Чуть заплетающимся от волнения языком, спросил Шон. — Сын, сын — Фридрихом звать. И Шон, и Йен застыли от этой новости. — Так это что получается, даже несмотря на браслет он замужем? — Гневно спросил Йен. В нем вскипела его северная кровь, а почувствовав ревность все стало лишь хуже. — Кто он? Кто посмел прикоснуться к нашему супругу!? — Успокойтесь, не замужем он, ну только за вами, — нервно усмехнулся Тайя. Ситуация не ахти, но должен ли он что-то рассказывать? А вдруг они не такие добрые как себя выдают? Надо было закругляться с этим вопросом, главное он уже выяснил. — А сейчас прошу простить меня. Вам пора, пускай принц сам решает, что ему с вами делать. — Я уже всё решил! — Из темноты раздался злющий омежий голос. — Значит все-таки нашли путь в мой дом, пришли просить помощи, так? – Антуан, это я виноват. Я пригласил их сюда, ты же знаешь, какой у нас Лей? — Ступай к своему супругу, Тайя, я сам с ними разберусь. И спасибо, что вы так переживаете за меня. — Лицо Антуана озарила мягкая улыбка, но оставалась она на его губах лишь до тех пор, пока он не повернулся в сторону Йена и Шона. Тайя ушел в дом. Однако свет в их с Леем комнате продолжал гореть. Альфа не мог бросить так просто Антуана и решил, что если что-то случится, то бросится его спасать. Как жаль, что рядом не было Вильгельма, все же в драках он был лучшим, чем обычный лекарь. Тем временем в беседке царила тишина. Никто из троих сидящих за столом не мог произнести ни слова. Все трое смотрели в противоположные для них стороны, а альфа сам не заметил, как стал принюхиваться. – Долго будешь пытаться меня разнюхать, старший сын графа л’Саримо? — Обычная проверка, это само так получилось. Против природы не попрешь. — А ты стал более забавным, чем был. — Не остался в долгу Антуан. Он посчитал своим долгом, хоть как-то зацепить самолюбие этого альфы. — Все такой же ревнивый индюк. — А ты перестал, наконец, жалеть себя и плакаться налево и направо? — Уел, пять баллов. А теперь серьезно, что вам обоим здесь надо? — Совершенно серьезным тоном спросил омега. Пусть его тело и готово было простить их, но голова отказывалась верить в происходящее. — Так, давайте начнём все сначала. — Вклинился в перепалку Шон. Он больше всех переживал, что его омега стал столь холодным и не принимал их, хоть и чувствовал истинность. Антуан чувствует Шона, также как и Шон его, просто упрямый омега отрицает эти чувства. — Для начала успокойтесь. Антуан, мы приехали к тебе. Наш оракул сказал, где тебя искать. — Так что же вы раньше не приехали, когда ваша защита мне действительно была нужна? Зачем пришли именно сейчас, когда у меня всё наладилось? — Нам нельзя было раньше приходить. Мы хотели, — Сжимая и расжимая кулаки под столом, ответил Йен. Как бы он не хотел заполучить этого омегу, но этот разговор становился слишком утомительным и бесполезным. Альфа не привык, чтобы с ним так долго прерикались. Да, он виноват, но ведь он уже признал свою ошибку. — Мы хотели тебя найти, но из-за смерти графа нам самим пришлось прятаться. Люди из вашего государства пытались пронюхать о нас информацию. Наш король приказал не высовываться, как только мы объяснили ему ситуацию. Это произошло после суда над графом, мы чудом избежали наказания, ведь мы до последнего не знали, что ты принц. — Не называй меня так. — Внимательно слушая альфу, забывшись, злобно отрезал омега. Его так давно не назвали принцем, что прошлая жизнь казалась каким-то мистическим сном. – Дальше! Что было дальше? Ну же, я хочу знать! Йен стал крепче сжимать и разжимать кулаки под столом. Тон омеги ему совершенно не нравился. — А дальше ничего! — Таким же тоном ответил ему Йен, медленно соображая, что омега проверяет его на вспыльчивость. — Мы жили на окраине государства и ждали окончания трёх лет с момента, когда ты впервые у нас появился и вот мы здесь. — Антуан, это правда, — Вздохнув проговорил Шон, — то, что было на свадьбе.. — Не надо, я уже всё и без вас знаю. Мне рассказал Вильгельм. — Вильгельм? Кто это? — Теперь уже ощетинился Шон. Знать, что в доме есть ещё кто-то помимо женатого альфы, заставило его поднапрячься. — Он был шпионом вашего отца, а теперь шпионит за моим братом. Он мне рассказал, что тогда было. И про твой шантаж, Йен, также. — Мне очень стыдно за это. Я не думал, что так получится. — Ты вообще тогда не думал ни о чем. Ты был самовлюблённым наследником. И не погнушался использовать моё имя, чтобы добраться до своего брата. — Ты прав, но сейчас всё изменилось. Мы — изменились и готовы вымаливать прощения. — Так и будет, я не сомневаюсь. А сейчас мне пора, меня сын ждёт. В дом не приглашаю, но спальные мешки и одеяла сейчас спустит Тейя. — Постой! От кого этот ребенок? — А вот об этом я говорить никогда и ни за что не буду. От богини и только от неё. Антуан ушел в дом. В нем бушевало немеренное количество разных чувств, но все же он не смог так просто принять их. Хотя видел их искренность и это молчаливое обожание-тоску в глазах Шона. Если перечить Йену было легко, то за Шона все в душе переворачивалась. Омега показался на глаза уставшим Лею и Тейя и попросил, чтобы альфа вынес им одеяла и спальный мешок, а сам открыл дверь в свою комнату и мышкой поскальзнул внутрь. Он думал, что Фридрих спит, ведь он его укачал перед тем, как выйти на улицу и обнаружить, что незваных гостей там нет. И он пошел на голоса исходящие из-за дальних стен дома. Прижавшись к изголовью кровати сидел укутанный в его одеяло Фридрих и лил слезы. Омега не смог сдержать волнения и бросился прямиком к сыну. — Что такое? Почему ты не в своей постели? — Па-па, па-па, дай, нет, — Чего хотел этот маленький альфочка это вопрос, на который у Антуана не было ответа. Но тот мигом бросился в объятия своего папы и прижался так тесно-тесно, что омега даже через одежду ощущал жар его тела. — Ну, ну. Успокойся, папа тут, теперь все хорошо. Ты, наверное, испугался, что меня нет в комнате? Я здесь, я никогда от тебя не уйду, не плачь. Антуан шептал эти слова, а сам думал о людях, что остались на улице. Фридрих уснул. Наверное, действительно испугался, когда проснулся в своей кроватке. А когда перелез на постель омеги и не обнаружил его там, то не захотел спать и стал плакать. Уложив сына, Антуан подошёл к окну и посмотрел на ясное темное небо. По всей поверхности ночного небосклона горели миллиарды светлых точек, и омега верил, что его отец каждую ночь рядом с ним, оберегает и радуется за возможность наблюдать за его отчасти мирной жизнью.