***
Близился сентябрь, а вместе с ним и новые проблемы. Пока Кримо и всё ещё беременный Лей присматривали за непоседой Фридрихом, Тейя, Антуан и северяне ходили в поле. Они выкопали то, что пережило засуху и собрали по мешкам. А так же были рады смекалке Антуана и собрали хороший урожай из теплиц. После теплицы были убраны, земля вновь вспахана для следующего года. И счастливое семейство ждало посыльного, который объявит, что налогов в этот неурожайный для всех год не будет. На самом деле все в деревне на это надеялись, ведь семья Кримо была не единственной, кто понес столь ощутимые потери. Однако их надежды испарились, когда в деревню вместо посыльного наведалась стража. И в этом году прятаться пришлось уже вчетвером. Придуманная Антуаном теплица дала хороший результат, но для уплаты налога этого было слишком мало. Оракул Кримо несколько минут объяснял ситуацию страже, но они были неприклонны и в уплату налога забрали из дома абсолютно все заготовки на зиму и то, что было расфасовано по мешкам с прошлого года. В итоге, пока Антуан с ребенком и северянами прятались в безопасном сарае, построенном в виде сортира, королевская стража ободрала старика до нитки, вычистив все закрома, где могли бы быть спрятаны съестные припасы. Каждый раз, когда приходилось прятаться, Фридрих был сильно взвинчен и неспокоен. Ну не мог ребенок просто сидеть на одном месте — ни минуту, ни пять, ни долгих пол часа. Йен с Шоном также были недовольны. Они понимали, что если их увидит стража, а они слишком уж отличались от южан на внешний вид, то было неизбежать вопросов. Однако такое отношение к своему принцу! Такое положение дел никак не складывалось в их голове. Антуан видел их недовольство, но если рассказать, для чего нужны такие меры, то это значит рассказать им все. И даже если что-то возможно было умолчать, то Йен с Шоном обо всем додумаются сами. И Антуан не был уверен, что хочет им об этом рассказывать. Возможно когда-нибудь, но определенно не сейчас. В доме не осталось абсолютно ничего съестного. И Лей, который умудрился переносить беременность на почти целую неделю от стресса разродился. Пожалуй, это была единственная хорошая новость за всё время. Потребовалось мучительных пять часов, во время которых Тейя принимал у супруга роды, чтобы Лей родил двух здоровых омежек. Однако что теперь было делать, когда подрастающий альфа уже сейчас хотел есть? А в доме из еды лишь колодезная вода да полбуханки твердого хлеба, немного муки и круп нашлось, не считая банки соли. Пока Тейя радовался рождению двух своих маленьких принцев, Антуан нашел небольшой конверт, пожелтевшую от времени бумагу и написал письмо Вильгельму. Все это делалось в строгой тайне. Просто он не хотел беспокоить Лея, ведь тот ещё только восстанавливается после долгих родов, а Тейя сейчас должен бросить все силы, чтобы выходить супруга и малышей. Йен и Шон не оставались в долгу и помогали чем могли. Шон готовил лечебную смесь из запасов трав Тейя для быстрого восстановления омеги, пока тот как можно чаще кормил своих новорожденных омежек молоком. Чтобы, не дай богиня, от голодухи это самое молоко не пропало, Йен пару раз в неделю ходил в поле и искал хоть что-то в надежде, что ускользнувшие от них живые саженцы дали плоды и всем достанется хотя бы по ложке чего-нибудь съесного. Однако не все надежды и мечты склонны исполняться и из-за засухи все пропало. Не зная, что ещё предпринять, Шон подговорил Йена проверить обстановку в деревне. Как и предпологалось, искать еду в другом месте оказалось такой же бесполезной тратой времени, как и надеяться на пожухлые саженцы. К тому же расспрашивая ближайших соседей никто из них не соглашался продать мешок картошки или же муки, даже за золотые монеты. Никого не интересовали деньги, когда в стране из-за засухи и пожаров была экстренная ситуация. И поэтому никто не захотел делиться, ведь у всех были дети и семьи, которые надо было кормить.***
Антуан совсем не знал, что делать. Написать письмо он написал, но как отослать его в столицу без посыльного, вот это был весьма сложный вопрос. То мизерное количество из круп и муки уже подходило к концу. Они ежедневно питались пустой похлебкой из воды, в которую Антуан добавлял немного подогретой муки и соли. Это все, что они ели в последние пять дней. Йен не мог больше смотреть, как его омега трудится, чтобы не свалиться в голодный обморок, и отдает часть своей похлёбки сыну. Лошадь у Кримо была всего одна, сена и воды, слава богине, хватало и поэтому кобыла была полна сил, но её есть нельзя, ещё пригодится. Из срезанных с деревьев зелёных веток Йен согнул несколько дуг и закрепил все это дело нечаянно нашедшейся леской. Когда он обнаружил в сарае леску, ему пришла мысль об охоте. Вся трава в лесу пожухла и ни ягод, ни грибов им было не найти, но животные-то остались. Вот и готовился альфа на вылазку к ночной охоте. Днём было слишком жарко охотиться. Тем более, что все животные скрывались в кустах и норах, а вот вечером выходить было совсем другое дело и это могло принести успех в виде паре тушек зайцев. На больший улов альфа не рассчитывал, так как у него кроме двух небольших кинжалов при себе не было никакого другого оружия. Он считал своим долгом прокормить не только свою триаду и неофициально названного сына, но также и остальную часть семьи, которую принял как часть своей, поэтому дождавшись вечера он в одиночку вышел на охоту.***
Пока Йен бродил по густому лесу в поисках животных на завтрак, обед и ужин, Антуан уложил Фридриха спать и спустился на первый этаж в комнату беты. От голода Шон постоянно хотел спать, но засыпал он лишь тогда, когда все ложились, так он мог не только побыть дольше рядом с Антуаном, но и поддержать остальных. Где-то наверху послышался плачь одного или же сразу обеих новорожденных омежек, а Антуан мялся на пороге открытой двери и не знал, войти ему или нет. Будто чувствуя чужое присутствие, Шон задвигался на постели, скидывая на пол простынь, которой они с Йеном обычно ночью укрывались. Это показалось Антуану очень милым. Похоже спал и Фридрих, когда его укладывали в его постель. Антуан подошёл ближе и поднял простынь, чтобы снова укрыть Шона. И ему почти удалось это сделать незаметно, но Шон вдруг открыл свои черные глаза и улыбнулся. Омега закусил губу, в его теле поднялась буря из разных слов, эмоций и ощущений. Не смея дольше смотреть на эти притягательные глаза, лицо или руки омега развернулся, чтобы покинуть комнату, но сзади послышался шорох. И крепкие руки беты обняли его за талию, а горячее тело Шона прижалось сзади. Антуан громко выдохнул на автомате, запрокинув голову назад, и вдохнул смешанный запах дикого мёда и трав. Ладони Шона скользили от живота омеги чуть в сторону, по бокам, а немного позже и по чуть выпуклой после беременности груди. Они поднимались вверх, пока не очутились на плечах и мазолистые подушечки пальцев не перекачевали к вороту его ночной рубашки. Чувствуя прикосновения Антуан глубоко и прерывисто дышал. Шону удалось ещё сильнее распалить бушующее пламя в теле Антуана. Ощущения были столь сильными, что было ошеломляюще осознавать — это даже была ещё не течка. Но голод брал свое, не голод желудка, а голод тела, ожидание поцелуев и четких прикосновений на своей оголенно-жаждущей коже. Шон не стал сдерживаться. Нити истинности неумолимо просились их закрепить, но и не только поэтому он так хотел этого омегу — он его любил и ни на секунду, ни на минуту, ни на час, месяц или же год не забывал, как впервые увидел принца. Как почувствовал и прикоснулся к его нежному белокожему лицу. Как сотрясаясь в плаче этот омега, прижимался к его груди в поисках защиты. Всё это было тогда, а сейчас пришло время заново узнавать и добиваться. Повернув голову в сторону лица омеги, всё также обнимая за плечи, Шон прикоснулся своими губами к его. Сладостный фейерверк будто бы взорвался мелкими точками по всему телу, это было похоже на ток, на мурашки, на что-то столь же сильное по своей яркой мощи. Антуан охотно отвечал. Стесняться ему было нечего. Он уже давно не невинный цветочек и дрожать из-за потери девственности ему также было без надобности. Сам не понимая как он обернулся в крепких объятиях Шона, но его голод был настолько сильным, что омега напирал всей своей сексуальной энергией на бету сам. Он обсасывал и кусал губы своего истинного. Его руки ощупывали и оглаживали этого крепкого мужчину абсолютно везде, не останавливаясь и ни на секунду не задерживаясь на одном месте. Рубашка Шона полетела на пол. Антуан не спешил снимать с себя единственную вещь на его теле, он хотел ещё немного помучить себя, чтобы в конце они бы сплелись двумя жаждущими друг друга телами. Под напором омеги Шон повалился на кровать. Проворные пальчики Антуана нащупали резинку тонких штанов беты и силой потянули вниз. Шон не был готов к такому напору омеги. Кое-как он отбросил свои брюки в сторону и перевернул Антуана на свое место. Их губы не разлипались ни на миг. Они продолжали целовать друг друга, чтобы осознать, что это реальность — это никакой не сон и даже не фантазия, подкинутая их взбудораженным разумом.***
До чего-то большего у Антуана с Шоном дело не дошло. Проснулся Фридрих и выбежав из комнаты омеги, стал бегать по коридорам и звать папу. Ситуация была во всех смыслах досадной, но поделать Антуан ничего не мог. Он в последний раз припал к чуть опухшим губам Шона и кинув на его кровать снятую одежду, прошептал: — Пожалуй, продолжим в другой раз. Антуан не злился на своего сына за то, что тот прервал их. Нельзя забывать, что у омеги есть долг перед этим ребенком и Антуан должен понимать, что он не один. И от него полностью зависит ещё один маленький человечек. Услышав шаги Антуана Фридрих помчался ему навстречу. Но в двух шагах от своего папы вдруг застыл. В коридоре было темно, но из окна ярко светила луна и этого света было достаточно, чтобы можно было различить контуры тела и даже разобрать выражение лица напротив. Фридрих вдруг насупился и подступая ближе, стал принюхиваться. На Антуане был запах Шона, а значит и Йена, ведь истинные беты всегда принимают и впитывают запах альфы. Это служит чем-то наподобие метки, которую, кстати, можно поставить не только омегам. Но для бет всё проходило намного болезненей. Поэтому природа решила по-другому защитить пару альфе, если та являлась бетой. — Злишься? — задал вопрос омега и прошел мимо Фридриха прямо в свою комнату. Альфочка не двигаясь стоял на месте. Но ему все же пришлось войти в комнату и лечь в постель. Он не мог ответить понятными взрослому словами, чтобы выразить свои чувства, и молчание стало достаточно понятным ответом на омежий вопрос. На удивление принца Фридрих лег в свою постель и уснул, даже ни разу не пискнув. Сам же омега лег в холодную постель, завернулся в простыню и измученно выдохнув уснул.***
Голод не тетка, в лес не убежит, вроде так говорят про тех, кто сидит за пустым столом с голодными и бурчащими на весь дом животами. Йен ещё не вернулся с ночной охоты, хотя на улице был уже почти полдень. Не только Антуан, но и Шон сильно за него переживали. Казалось, даже маленькие омежки на руках новоиспеченных родителей хныкают из-за того, что чувствуют эту голодную атмосферу в доме. Заварить мятный чай, это всё, что осталось из запасов, кроме соли. Лишь сухие листья мяты и колодезная вода. А Йен всё не спешил вернуться. Антуан нервничал и с каждой минутой это нервозное состояние всё больше передавалось Фридриху. Со вчерашней ночи этот ребенок молчал, потому что обиделся. Антуан был готов его отругать даже за это молчание, лишь бы тот перестал бередить его душу и смотреть на всех такими несчастными глазами. Хочешь, Антуан от себя кусок отрежет, лишь бы было что поесть, хочешь жизнь отдаст, но пусть он только не смотрит на него таким взглядом! Лей и Тайя заметили молчаливую войну между отцом и сыном, но не вмешивались. Шон чувствовал себя плохо, ведь отчасти и он виноват перед этим ребенком, но как объяснить, что это природа так создала их и когда тот немного подрастет, то обязательно всё поймет. А сейчас.. А сейчас оставалось лишь под столом сжимать руку омеги, чтобы хоть так поддержать его. — Нет, я так больше не могу! Надо пойти искать его. — Вскинулся Антуан. Он, конечно, хотел есть, но жизнь его альфы была в миллион крат важнее, чем какие-то тушки зайцев. Выживут - придумают что угодно, но выживут. — Остынь, — осадил его Кримо. — Твой альфа вернётся. Я знаю, но надо подождать. Антуан сел на место, но долго просидеть не смог. Ему надо было что-то делать, чтобы не сидеть и не нервничать. Он бы вышел поиграть с Фридрихом, но тот не захотел идти с омегой на улицу. Да и чем дольше проводишь на улице, тем сильнее хотелось есть. Так что это был тоже не вариант.***
Ночью было тепло, но альфа все равно почему-то замёрз. По своим истинным нитям он чувствовал что-то не обычное, но не мог никак разобрать, что это были за чувства. Их было больше чем одно, и возможно даже от двух человек. Все началось после того, как он всё же поймал одного зайца. Но когда пришло время перерезать ему горло, все тело альфы сотряслось от этого непонятного холода и заяц от него ушел, то есть позорно сбежал от своей участи быть съеденным. Далеко ходить в глубь леса не было в планах у Йена, однако возле дорог не было больше ни одного доступного животного. Поэтому чтобы быстрее расправиться со всем, он как можно тише шел по тропке через лес и как только слышал шорох, то сразу нападал. Оказалось не один альфа был столь умным и решил поохотиться. Раз пять Йен по ошибке нападал на других охотников. И таких «других» было полдеревни, а ещё в лесу спрятанно множество расставленных ловушек. Их Йен заметил и запомнил, когда чуть сам не попался в кем-то расставленный капкан. Проведя почти всю ночь в лесу ему так и не удалось никого больше поймать. Пришлось идти на нечто позорное, но что ещё оставалось делать в такой ситуации? Ему надо прокормить семью, если не он альфа, то кто? Кто должен заботиться о большом семействе, в котором дети, омеги и старик. Обоих лекарей не так жалко, они сильнее физически, а значит могут подольше протянуть или на крайний случай пойти искать еду другими путями, но только не хрупкие омеги с детьми. Делая вид, что возвращается домой. Йен оглянулся по сторонам и на его счастье, чуть в стороне от тропинки, спрятанная под сухие обломанные с дерева ветки, стояла ловушка с добычей. Он спешно подошёл к ней и сняв клетку с четырьмя зайцами внутри с тонкой цепи, что есть сил побежал обратно домой. Его позорного поступка никто не видел. Может тот охотник решил, что оставлять клетку без присмотра безопасно, или же хотел прийти проверить рано утром, Йен не знал, но мысленно попросил у тех людей прощения. А когда он дошел до половины тропы, то его окончательно заела совесть. Ведь эту клетку можно было ещё использовать. Мало ли та семья такая же голодная, как и его собственная? Перерезав кинжалом бодрым зайцам шеи, он сложил их в хольщеный мешок и, пока темно, вернулся и поставил клетку назад, но уже пустую. Теперь он мог спокойно вернуться домой. Не совсем гордый от своего поступка, альфа шел между деревьями и по дороге высматривал еще какую-нибудь мелкую живность. Чем больше тушек он принесет домой, тем лучше. Однако по пути домой никакой живности больше не было. Альфа остановился и прижался спиной к раскатистому дубу. Хотелось немного постоять и отдышаться, а лучше всего сесть или лечь спать. Силы были почти на исходе. Мало того, что голодный, так ещё и совсем не спавши. Где-то рядом от Йена послышался какой-то непонятный рык. Сначала альфа думал, что это очередной охотник где-то рядом бродит, поэтому не стал нападать, а отлепившись от дерева двинулся вперёд, домой. Было бы не очень хорошо, если бы кто-то вздумал на него напасть и отобрать добычу. О том, что он сам её украл, Йен старался не думать. Он привык всё делать честно, но в этой ситуации не видел другого выхода. Приглушённый рык, а после и нехарактерный для людской подступи топот повторились и нечто очень сильное свалило идущего альфу с ног. Йен не успел прийти в себя, как в его ногу вонзились клыки — это был упитанный дикий кабан-секачь. Он напал на ничего не подозревающего альфу, который не имел ни малейшего представления о том, что такие звери здесь вообще водятся. И чтобы самому не стать для кого-нибудь добычей, альфе пришлось вытащить из сапога свои кинжалы и, превозмогая боль в ноге, без малейшего проявления трусости напасть на эту свирепую тушу. Борьба с диким животным была мучительно долгой. У Йена оставалось слишком мало сил, чтобы победить эту огромную тушу мяса сразу. Да и не думал никогда Йен, что когда-нибудь его противником станет дикий кабан. Эти животные славились своей свирепостью и силой, особенно самцы. Йену повезло, что этот кабан был один, иначе альфа запросто мог бы и не выжить. Он бросился на кабана и обхватил его широкую шею руками. Животное взбесилось ещё сильнее и скинула альфу, будто пушинку, на землю. У страха глаза велики, но даже у такого мужчины как Йен как раз сейчас такой страх и был. Он боялся, что не победит, но мысли о том, что его ждут дома, придавали немного сил. Кабан снова напал и на той же поврежденной ноге появилась ещё одна рваная рана, но уже чуть глубже. Действуя на одном адреналине, Йен нанес удар кинжалом в области правого глаза животного и это дало немного времени, чтобы приподняться с земли и кинуться на кабана снова. Вепрь успел хорошенько потрепать альфу. На его левой ноге, в области икры и чуть ниже ягодицы были две рваных раны, а также мелкие ушибы из-за падения на твердую и сухую землю, но это был пустяк. Ведь по сравнению с четырьмя полудохлыми зайцами вепрь весил больше семидесяти килограмм. Теперь дело оставалось за малым. Главное чуть набраться сил и дотащить все до дома, а там лечь спать, умыться и отдохнуть.***
Чисто автоматически взяв Фридриха на руки и не слушая никого Антуан вышел за калитку на улицу. От Йена ещё до сих пор не было никаких вестей и омега безумно беспокоился. Кримо сидел на лавке возле дома и все повторял «вернётся, вернётся». Но для того, чтобы поверить в эти слова, омега хотел убедиться своими глазами. Только увидя что Йен жив и здоров — принц успокоится. Шон не мог отпустить Антуана в одиночку, потому увязался вслед за ним, в целях безопасности Антуана и Фрида. Мало ли кто может напасть на них с голодухи. Они шли по пустой дороге и примерно через полчаса пути заметили, что чуть поодаль, на дороге кто-то есть. Оставляя позади себя Шона, омега с сыном на руках понёсся смотреть. Йен лежал без сознания, его нога была вся в крови, из мешка тоже текла чья-то кровь, а рядом лежала огромная туша убитого животного. Посмотрев в сторону леса Антуан увидел, что из леса по дороге вперёд тянулся длинный кровяной отпечаток. Удивительно, что никто из местных не увидел его. Шон поспел за омегой и увидев безсознательного альфу, попробовал привести его в чувства. Йен очухался, но дальше своими ногами идти не мог. Шон поднял тяжёлого альфу на свою спину и сказав омеге оставаться рядом с тушей понес его в дом. Там ему помогут, а пока Лей и Тейя осмотрят повреждения альфы, Шон с омегой дотащат кабана домой. Антуан предложил Фридриху пойти с Шоном и альфой, но маленький упрямец не захотел и только вцепился в шею Антуана своими маленькими, но очень крепкими руками. И так, Антуану пришлось ждать почти два часа на сонцепеке стоя на пустой дороге с ребенком на руках. Зачем он схватил Фридриха с собой был вопрос года, но после ухода Шона альфочка вёл себя спокойно и не спешил слезать с папиных рук. Наверное, перепугался, ведь вепрь поистине выглядел устрошающе даже в убитом состоянии. Антуан шептал Фридриху всякие глупости, утешая, только вот говорил ли он это для сына или же для себя? Главное, что Йен жив. Когда Антуан увидел его, то подумал, что его сердце сейчас остановится. Но, хвала богине, он оказался живым и почти здоровым. Шон вернулся назад с небольшой тачкой. Пока Фридрих стоял посреди дороги и нервно озирался, чтобы никакой монстр ещё не вздумал выбежать из этого жуткого леса, все перепачканные в крови Шон с омегой сгрузили тушу кабана в тачку. Солнце пекло всё сильнее, чумазые и потные они возвращались домой. Там Лей уже разделал туши зайцев и стал готовить для всех сытный обед, пока Тайя зашивал и обрабатывал раны героя альфы.