За окном сгущались сумерки. Небо было покрыто тяжёлыми тёмными высоко-слоистыми облаками, из которых медленно, кружа под аккопаннимент ветра, падал снег. Маленькие снежинки падали на холодную, покрытую толстым слоем снега землю и растворялись в его белизне, будто бы в бесконечном океане.
За прошедшие двое суток настроение у Антуана было не весёлым, а каким-то тяжёлым. Находясь в тепле дома и глядя через покрытое тонкой коркой льда окно на непогоду в душе ощущался какой-то необъяснимый внутренний холод, будто бы только с мороза и хотя печь, полная горячих углей, топит, но и этого жара мало, чтобы согреться.
Антуан завернулся в теплый плед, уселся в свое любимое кресло-качалку и подумал, что на удивление в доме стояла почти полная тишина.
Дети играли на втором этаже в комнате Лея и их почти не было слышно. Шон, закончив с изготовлением очередного лекарства зашёл поболтать со стариком Кримо, пока Антуан сидел в своем удобном кресле-качалке и бессмысленно смотрел в окно то ли наслаждаясь, то ли проклиная тишину.
Если присмотреться к нему вблизи, то можно было бы увидеть, что глаза принца стоят на мокром месте. Почти три дня прошло с тех пор, когда Тейя и Йен покинули дом и уехали в город, с тех пор ничего о них не было известно.
Он боялся, что они могли бы попасться в руки Кристо. Ведь лекаря во дворце знали в лицо, а Йен был из северной части тогдашней империи и незаконно находился на территории Южного государства.
Собственные холодные ладони Антуана прикоснулись к лицу и незадумываясь стёрли теплые капли слез, что без всякого предупреждения скатились по щекам омеги.
Признаться, Антуану совсем не хотелось плакать, да, ему было тяжело морально. Ведь Йен поехал в город с Тейя и не позволил поехать вместе с ними.
Как бы омеге не хотелось принять участие в вылазке, но он знал, что данное решение было принято для его же безопасности и это был далеко не повод лить слезы.
Каждый свой день Антуан проводил рядом с Шоном, хотя и тот ощущал давление из-за отсутствия в доме альф. За их отсутствием у всех в раз стало больше обязанностей по дому, а Фридрих постоянно канючил внимание папы и спрашивал, почему отец-альфа уже так долго не приходит домой.
И тогда, усаживаясь рядом с сыном, Антуану приходилось кое-как это всё дело объяснять.
С того банного дня не было ни минуты, когда Фридрих бы не звал Шона и Йена отцами. Малыш наконец принял их, чем очень радовал Антуана. А когда омега слышал плаксивое: «Куда уехал отец?». То сердце сжималось в болезненный жгут, прося вернуть супруга живым и здоровым.
«Отец обязательно вернётся, малыш». — Этими словами Антуан, укачивая на своих руках Фридриха, старался успокоить сына и самого себя. Со стороны могло казаться, что это пустяк, однако на душе принца почему-то было тревожно. Он не говорил об этом с Шоном, хотя и было незачем, ведь сам бета прекрасно ощущал все по истинной связи, что связывала всю их триаду.
Ночью Шон был ласков и нежен с ним. Он был учтивым и исполнял любое пожелание Антуана, будь то посреди ночи принести стакан воды, когда омега был без сил после работы в теплице или же сделать массаж, почесать голову, да так, что хотелось мурлыкать от удовольствия. Он — делал всё. Шон был абсолютной противоположностью брату, но от этого Йен не становился менее любимым и значимым для Антуана.
За всё существование их триады, только сейчас, когда отсутствовал один из важных кусочков паззла, Антуан понял, насколько сильны его чувства к ним. Ранее ему не приходило в голову, что он мог бы так сильно скучать. Да, он изначально полюбил Шона и был верен ему в своем сердце и мыслях переживая всё, что с ним делал Кристо, хотя и гнал от себя возможность ещё когда-нибудь встретиться, но Йен..
Йен был альфой, который с самого первого дня вызывал страх и неприязнь, ведь его манера речи, поведение и отношение к Антуану было не самыми лучшими, можно сказать, оно было унижающим и презрительным. И даже в тот день, когда они оба пришли мириться Йен был таким, как в прошлом его запомнил Антуан — грубый и высокомерный, готовый пойти на всё лишь бы добиться своего. Антуан всё прекрасно видел и чувствовал, однако что-то заставило омегу отпустить себя и поверить в их искренние намерения.
И он нисколько не пожалел в собственном выборе.
Заметил ли сам альфа, но из его поведения ушли такие качества как высокомерие, непрерывное стремление подчинить себе и управлять.
Нет, последнее всё же осталось, но пока нет видимой угрозы для него Йен этого не показывает. При всей своей избалованности старший сын л'Саримо верен и открыт для своей семьи и даже если иногда слишком напорист в чем-то или суров, то только потому, что хочет защитить, а не навредить.
Антуан нежно улыбнулся.
Думать о Йене и анализировать своего альфу достаточно непросто, но увлекательно и создавало впечатление, что он рядом, где-то в доме. Образ истинного альфы так четко стал вырисовываться в голове Антуана, что он было подумал на галлюцинации и тут же осмотрелся вокруг себя. Никого нет, он по-прежнему сидит в своей комнате в кресле-качалке, и только плед соскользнул с его ног, а за окном разыгралась метель.
В комнате было темно, но в этой темноте почему-то было уютно.
Совсем не хотелось вставать и идти зажигать лампу, тем самым нарушив всю атмосферу.
На втором этаже послышались тяжёлые шаги, они были быстрые и хаотичные, что явно указывало на одного непослушного альфу.
Фридрих спускался вниз, видимо, это Лей послал его спать.
Антуан посидел ещё немного, но то настроение, что было всего пару секунд назад, уже было испорчено.
В коридоре, альфочка, встав на носочки, протянул свою ладошку вверх и цеплялся за дверную ручку пытался за нее потянуть, чтобы открыть дверь. Каким бы сильным не был Фридрих, однако роста в нем было с гулькин нос.
Антуан встал с кресла, но намеренно не подошёл к двери, чтобы помочь сыну. За это время, он зажёг лампу, расстелил обе постели и только тогда, медленно подойдя к двери, опустил кованную ручку вниз.
Секундой ранее насупленная мордашка Фридриха озарилась белозубой улыбкой. Малыш стал скакать вокруг омеги, показывая, что время для сна это не для него, и делился всем, что он делал, пока дядя Лей перебирал в шкафу какие-то вещи и складывал их в большой чемодан.
Насколько тот чемодан был большим, Фридрих показал разведя руки в стороны. Его словарного запаса всё ещё не хватало, чтобы многого объяснить, но этого хватило, чтобы в душе Антуана снова поднялась тревога.
Лей очень болезненно принял тот факт, что им придется бежать без Кримо. В душе он понимал, что альфа просто напросто не переживет длительный побег до северного государства и только замедлит их ход, однако не мог смириться с тем, что его дед останется
совершенно один в пустом доме.
Вчера вечером Антуан видел, что уложив детей спать, Лей оделся и пошел в соседний двор. О чем он говорил, конечно, слышно не было, но сосед омега, впустивший Лея во двор активно чему-то кивал головой.
Антуан понимал, что их уезд из деревни это необходимость и наверняка Лей договаривался, чтобы за его дедом присматривали соседи. Так по крайней мере его душа могла быть хотя бы немного спокойнее.
Фридрих всё не мог угомониться и лечь в свою постель. Альфочка не давал снять с себя одежду и был переполнен эмоциями. Маленькие Кай и Оли были прекрасными светловолосыми омежками и, пусть они ещё не умели ходить, ползали они достаточно активно, чтобы Фридрих по всюду мог за ними бегать и скрывать игрушки от их слюнявых ртов и пальцев. Эта игра у них была самой любимой. Только Фридрих брал любую вещь в доме, как первым активизировался Кай. Он исподтишка подползал к Фриду и хватаясь за его локоть, тянул руку с игрушкой вниз, пока на всех порах к ним, с другой стороны отвлеченного Фрида, летел Оли.
Оли тянул всё не только в качестве трофеев, но и как что-то, что можно было бы погрызть и обслюнявить. Никого из взрослых эта картина не оставляла равнодушными, ведь они понимали, что это такой возраст и зубки омежек режутся, поэтому им все надо было попробовать «на зуб». И только наигранно обиженный Фридрих не хотел ничего понимать. После каждого такого «нападения» он все неприменно закатывал нешуточные бои с обеими шустрыми омегами, но никогда не делал им больно, а наоборот сам стойко выносил щипки, дергание за волосы и многие другие болезненные вещи.
Они росли и ростут братьями. Хотя Антуан подозревал, что это не так. Внутри себя он всё также склонялся на свои «плохие» гены и, если честно, то очень страшился так далеко заглядывать в будущее. А ведь придет время, когда его сын вырастет и однажды приведет домой своего омегу или бету, а может и Оли с Каем, кто знает..
Наконец-то Антуану удалось поймать Фридриха и уложить в постель. Но Фрид решил не сдаваться, он наотрез отказался надевать свою пижаму, а от того, чем Фрид это обосновал у Антуана в буквальном смысле глаза на лоб полезли.
— Не хочу, я видел, что ты с отцами спишь без пижамы.
— Это не правда, — уверенно заявил Антуан. Его буквально трясло от заявления сына.— просто папе иногда очень жарко, ведь я сплю рядом с двумя людьми, а ты совсем один. Замёрзнешь и что тогда? Одевайся.
Фридрих посмотрел на Антуана таким взглядом, от которого захотелось тут же провалиться сквозь плотный дощатый пол. Это был точный взгляд Кристо — недоверчивый и упорно не принимающий ничьего мнения. Такой взгляд у своего сына принц видел впервые и внезапно стало так не удобно и гадко на душе, что омега не сдержался и стал ругать Фридриха.
— Почему ты так смотришь? Разве я тебя когда-нибудь обманывал? Тебе будет очень холодно, одевайся сейчас же!
— Не хочу! — не осознавая, что так разозлило его папу, Фридрих продолжал настаивать на своем. Антуан ещё никогда так не хотелось ударить кого-либо, как сейчас, только бы убрать, стереть и искоренить с миленького личика его ребенка этот ненавистный ему взгляд. Но вместо этого Антуан ударил себя по сжатой в кулак ладони и опустившись на колени, обнял ничего не понимающего ребенка.
— Что такое? — в комнату ворвался встревоженный нитями истинности Шон. — Что произошло?
— Папа?
Крепко обнимая ошарашенного сына, Антуан снова ненавидел себя.
Самое страшное для него было начать ненавидеть своего кровного и горячо любимого ребенка. Ребенка, которого он девять месяцев вынашивал, затем родил и отдавая все свои силы, растил и воспитывал.
Шон чувствовал, что Антуану плохо. Нити истинности мгновенно передали весь спектр эмоций Шону и тот подойдя к омеге медленно расцепил его руки и высвободил испуганного столь странным поведением папы Фрида.
После альфочка стал удивительно спокойным и послушным. Без единого слова он надел на себя пижаму, лег в кровать и, пожелав всем спокойной ночи, отвернулся к стенке.
Шон погладил ребенка по плечу и обернулся к сидящему на их кровати омеге.
Антуан кусал свои губы и теребил край пледа, лежащего поверх одеяла. Он еле сдерживал себя, чтобы не начать плакать, как ему было погано на душе.
Не хотелось ничего объяснять Шону, который молча стоял напротив него. Просто захотелось встать, одеться и выйти на улицу, чтобы прокричаться и высказать небесам всё, что сейчас царило в его душе.
Шон не смел остановить омегу, слишком у него самого болело сердце, так, будто бы это были его собственные чувства.
Омега выполнил спонтанно пришедшую в его голову мысль. Он оделся и вышел из дома.
Колючий снег попадал в лицо, путался в плохо завязанных лентой волосах, и за шиворот, но он не останавливаясь шел в сторону заметеного снегом поля, чуть дальше теплиц, чтобы от души прокричаться.
Прежде чем последовать за сбежавшим омегой, Шон проверил, заснул ли Фридрих.
Альфочка спал. Шон погасил лампу и накинув на себя теплый плащ Кримо, вышел из дома.
Ему не пришлось долго искать, так как вопли его истинного раздавались со стороны дальних огородов, туда Шон и направился. Он каждой клеткой своего тела ощущал внутреннюю боль омеги, всю ту силу, что он вкладывал в каждое выкрикиваемое им проклятие.
Будто услышав отчаяния омеги, метель стала ещё сильнее, но это только помогло.
Бета незаметно смог подкрасться к Антуану и, обняв того крепко за талию, притянуть к себе. Сначала Антуан застыл и напрягся, но почувствовав родной запах трав и смеси дикого мёда с его собственным расслабился и, вытерев тыльной стороной ладони слезы, обернулся к Шону.
Ни о чем не спрашивая Шон припал к губам омеги, пока его холодные ладони гладили того через ткань одежды по спине.
Из невинного и успокаивающего поцелуя, их действия стали более страстными и Антуан, не сдержавшись, застонал прямо в рот беты.
Подхватив своего омегу на руки, он понес его к крытой на зиму беседке. Там распологались широкие лавки и снаружи ничего не было видно, а холодный ветер и снег не могли залететь внутрь.
Антуан совершенно потерял счёт времени, растворяясь в жарких поцелуях и ощущении любимого тела рядом. Потеряв контроль над своими действиями, он обхватил руками крепкую шею беты, уткнувшись своим носом тому в плечо и наслаждаясь природным, успокаивающим душу, запахом трав. Антуану было жизненно необходимо чувствовать тепло родного человека, поэтому он то и дело прижимался и тёрся о Шона всем своим распаленным телом, пока Шон окончательно не усадил омегу на скамью и не встал между его широко раздвинутых ног.
Они оба были сильно возбуждены и с этим возбуждением из их тел и голов выходил весь негатив. Ему там не было места, когда их телами и сердцами вовсю владела всепоглощающая страсть.
Не чувствуя холода они снимали с себя одежду, целуя друг другу все участки кожи, до которых только могли дотянуться.
Внезапно Антуан отстранился и схватив рукой подбородок Шона, требовательно посмотрел ему в глаза.
Шон не двигался. Он глубоко дышал, так как в данный момент безумно желал взять Антуана и показать ему, что чтобы не случилось он рядом и ничто не сможет изменить этого.
Будто желая поцеловать Шона, Антуан приблизился к его губам и все ещё держа в своей руке подбородок беты, прошептал:
— Я люблю тебя.
Ничего не ответив, Шон набросился на омегу с неистовым и сжигающим своей силой плоть и душу поцелуем. Одной рукой он продолжал гладил кожу Антуана на спине, а второй пробрался к нему в штаны. Антуан застонал, почувствовав прикосновения холодной руки к своему естеству, которое изнывало и жаждало продолжения.
— Ты так прекрасен,— шептал Шон, помогая снять остатки одежды с омеги.— В тот первый день, когда я тебя увидел.. Тебя, такого.. — Шон облизывал и покусывал мягкую кожу на шее Антуана, не переставая шептать.— Твои чувства взаимны, знай это..
На этих словах Шон опустился на колени между ног Антуана и лизнул его в живот.
Антуан никогда не стыдился своей фигуры. Он всегда был тонок в кости и изящен, но после беременности, хотя прошло уже чуть более двух лет, его живот не был больше подтянутым и худым как прежде. Поэтому, когда Шон оставил на нем свой поцелуй, то Антуан тут же его втянул.
— Расслабься, ты прекрасен,— повторил прежние слова Шон и припал влажными губами к члену омеги.
В миг все мысли из головы испарились — был только он и Шон. Эйфория от действий его любимого человека накатывало волной, он даже не заметил того, что Шон проник в его влажное нутро пальцами и стал двигать ими туда-сюда, принося ни с чем не сравнимое удовольствие. Столько эмоций и ощущений нахлынуло за раз, что Антуан не сдержался и с громким стоном излился в жаркий рот Шона, откидывая голову назад и ощутимо ударяясь затылком о стену.
— Ух, — потирая ушибленное место, вздохнул Антуан, до сих пор приходя в себя после оргазма.
Облизываясь, Шон поднялся на ноги и, обхватив ладонями лицо омеги, повернул его голову немного в сторону. Видеть в темноте он ничего не мог, но осторожно пощупал пальцами небольшую шишку на его затылке и наклонившись поцеловал то место, где болело.
Пока Шон «обследовал» пострадавшего, Антуан стянул штаны с Шона и стал ласкать его член.
Половой орган беты ничем не уступал размерам альф, единственное, что у них не было узла, но зато головка члена была куда крупнее ствола и могла заменить узел.
Антуан не мог больше терпеть, его нутро просило дальнейших действий и продолжения их страстного танца.
Отстранившись от Шона, Антуан без лишних разговоров встал на полу на четвереньки и призывно махнул своей аппетитно оголенной задницей. Из всех, эта поза нравилась ему больше всего. Так он мог ублажать обоих своих мужчин и по-максимуму сам получал удовольствие от уверенных толчков и нежных прикосновений супругов.
На это раз бета не был снисходительным. На пару секунд задержав дыхание, он без особой нежности приставил головку члена к влажному анусу Антуана и толкнулся.
Стон омеги разнёсся по всей улице, но это не волновало абсолютно. Ему было хорошо, а о том, слышал ли кто-нибудь его стон — он подумает завтра.
Сейчас он наслаждался грубыми толчками своего любимого, доставляющего ему неземное удовольствие.
Кто бы мог подумать, что всё произойдет так. Обычно спокойный и нежный Шон брал Антуана так страстно, что перед глазами у омеги появился образ ухмыляющегося Йена, который будто бы говорил: «Моя школа».
***
Спустя трое суток поездки в город и обратно, Йен и Тейя наконец-таки вернулись домой.
На дворе уже был полдень и все домашние занимались своими делами, когда уставшие путники вошли в дом.
Лей готовил обед, пока близняшки омежки играли в манежике на кухне, а Фридрих их дразнил, то показывая игрушку, то отбирая.
Дети заметили Тейя первыми. Оли и Кай пуская слюни, что-то лапотали на своем языке и заметив отца тут же потянули к нему руки, напрочь забывая о Фриде.
Однако альфочка совсем не был обижен на прерывание их забавы. Он подошёл к Тейя и тот своей большой ладонью погладил по его рыжим волосам.
Йен вошёл в кухню сразу после Тейя и, заметив его, обрадованный Фридрих тут же бросился к нему на руки.
Йен даже не успел моргнуть, как непоседливое и шумное дитя уже позвало вниз Антуана и Шона.
Парочка, что вышла из комнаты, была крайне уставшей и по ним было отчётливо видно, чем они таким интересным занимались всю ночь, что под их глазами появились тени усталости и недосыпа.
Йен лишь кокетливо подмигнул им. Когда понял, кто перед ним стоит, Антуан радостно бросился обнимать своего альфу. Такой напор омеги был для альфы в новинку, но все же это действие было ему приятно. Хотелось как можно дольше растянуть этот миг нежности и утопить в ней омегу, но Лей обняв своего супруга, спросил:
— А где купленные вещи? Вы что, оставили все на улице?
Йен с Тейя переглянулись. Никто из них не хотел ничего рассказывать, они и так весь путь говорили о сложной ситуации в южном государстве и у обоих уже болели головы от непрекращающихся мыслей и планов на тот день, который по словам Кримо вскоре должен настать.
— Говорите,— почувствовав через связь истинности неуверенность Йена, попросил Антуан. Он не хотел выпускать своего альфу из объятий, но то, что тревожило его супруга было важнее.
— Для начала давайте выпьем чаю,— предложил Шон оттягивая момент истины. Он также, как и Антуан многое понял по одним лишь эмоциям брата. — Вы устали, так что первым делом подкрепимся.
— Хорошая идея,— воскликнул Лей и оставив супруга с детьми, подошёл к печи. — Садитесь, садитесь, сейчас всё будет.
Антуану не терпелось все узнать, но также он очень беспокоился. Обычно его супруг был уверен в себе и с твердым характером, поэтому эта его игра в молчанку была из разряда «так быть не должно».
Пока все рассаживались за столом, Антуан помог Лею накрыть на стол и поставить тарелки, вилки и кружки.
Лей заварил мятный чай в чайничек и поставив на стол, проверил в кастрюле готовность тушеного картофеля с мясом.
После того, как кастрюля была снята с огня, а чай разлит, Тейя начал говорить.
— Кримо был прав, нас ищут.
— Что именно случилось? — встревожился Шон.
Тейя посмотрел в глаза Антуана и тот понял, кто за всем стоит. Кристо — кроме него никто не мог создавать проблем.
— Южное государство объединилось со средним материком. Названный ранее королем Максимилианом супруг младшего принца л'Моралик сейчас находится во дворце. — Без какой-либо насмешки или сарказма объявил Йен. Его выражение лица было очень серьезным.
— Что? — воскликнули Лей, Антуан и Шон в один голос.
— Названный супруг? — шокированный этой новостью, спросил Шон. — Но ведь ты женат, Ан!
— Мире Дор был назван ещё до того, как у нас состоялась свадьба. После смерти отца, нынешний король должен был отдать меня супругу. Мой отец долго пытался пойти на контакт с северным государством, но ваш король отказался принимать меня, тогда ещё совсем ребенка, в качестве своего супруга, поэтому выбор пал на кронпринца среднего материка.
— Так ты об этом знал? — спросил Йен. — Иначе ты просто удивительно спокойно об этом говоришь.
— Знал, что так и будет? Или что ты имеешь ввиду? — как ни в чем не бывало спросил Антуан. Пусть его голос не выражал особых эмоций, да и последний вопрос был глупым, однако внутри него всё сжалось от переживаний. Вся эта ситуация ему не нравилась и к тому же, он очень не хотел огорчать своих истинных подобной информацией, но реальность была такова. И Шону с Йеном придется многое принять и понять, что в дальнейшем они о нём ещё без всяких сомнений узнают. — Знал, ещё до нашей свадьбы знал, но не думал, что после всего сделанного Кристо позовет его сюда.
Тейя ещё хотел добавить, что Кристо собирает армию, и по слухам, которым он вполне склонен верить, уже один-два отряда ищут омегу, но решил пока не волновать его. Также молчал и Йен. Внутренне альфа просто сгорал от ревности и своим пронзительным взглядом чуть не испепелил беспомощно смотрящего на своих истинных, Антуана.
— Если всё так, то нам надо как можно скорее собирать вещи. У нас дети, мы не сможем так быстро уйти, если внезапно настанет критический момент и застанет нас врасплох. — Со слезами на глазах вскинул руки вверх Лей. Во-первых, омега снова подумал о Кримо, который даже не спустился вниз из своей комнаты, а во-вторых, он все ещё не хотел верить, что им нужно покинуть этот дом.
Не замечая слез папы, омежки в манежике засмеялись своими беззубыми улыбками, пока Фридрих вновь не отобрал у них набитую соломой куклу и те в два рта незахныкали.
— Что мы будем делать?
Этот вопрос волновал не только Антуана, но и Йена с Тейя и остальных. За время пути назад они так и не сумели договориться, стоит ли им покинуть деревню раньше, чем придет этот знак, напророченный Кримо.
В этот самый напряжённый момент, когда никто не смел дать ответ на вопрос, вниз по лестнице, держась за перила, спустился Кримо.
Он был ужасно бледен и одной рукой держался за сердце. Лей пустился в слезы и крепче прижался к супругу, ища у того поддержки. Он не мог смотреть, как его дед угасает на глазах, а он, словно предатель, должен его бросить на произвол судьбы, потому что другого выхода нет. И если Лей вдруг уперётся и станет уговаривать Кримо поехать с ними, то тот просто не согласиться этого сделать.
— Ждите знак,— с трудом выговаривая слова сказал Кримо. Кряхтя он дошел до стола и протянул Антуану завязанный бечёвкой пергамент. — Там, куда вы попадете, тебе это понадобится. Передай это письмо прямо в руки Дорана.
Шон поперхнулся выпитым чаем, он только хотел спросить, не их ли королю Карен Дорану адресованно это письмо, но Йен вовремя придавил ногу беты своей, чтобы тот не говорил этого в слух.
Шон правильно понял сигнал брата и не стал ещё сильнее расстраивать омегу.
— Я могу узнать, что в нем?
— Нет,— просипел Кримо. — Эта информация не для тебя, но передать её должен ты, слышишь? От этого зависит жизнь твоего сына.
Антуан бросил быстрый взгляд на играющего Фридриха и ничего больше не хотел говорить или спрашивать. Он всецело доверял старику, поэтому лишь кивнул в знак согласия.
Ему совсем не хотелось думать о том, что будет, но он понимал, что всё стремится к худшему из худших.
Мире Дор — этого человека Антуан не знал, однако слова об объединении сил навевали на скверные мысли. Неужели Кристо хочет пойти войной? И будет ли безопасно бежать в северное государство?
Антуан был в сметении, он запутался, но в итоге решил следовать решению остальных.
Все молча принялись есть тушеную картошку с мясом, и пусть никто больше ничего не говорил, однако каждый думал об одном и том же.
***
Метель покрывала всё южное государство плотным одеялом белого снега, ветер колыхал деревья, словно те были тонкими колосками, а солнца в небе из-за серых и густых похожих на сивый дым тучь не было видно.
Верхом на с десяток белогривых скакунах ехал королевский отряд. Все как под копирку крупные альфы, одетые в ново пошитую теплую форму, нагрудные латы, даже при столь скудном освещении, блестели серебрянной краской, а на головах их были надеты плотные защитные шлемы.
Их спины были ровны, а лица суровы, очертания мышц крепких рук, которыми они сжимали поводья, виднелись даже через плотную ткань приталенной нижней рубахи.
Они объезжали каждую деревню; каждый приближенный к столице город не пропуская и не оставляя без внимания ни одного жилого дома, где могли бы скрываться потенциальные предатели и столь ценная пропажа в лице младшего принца. Король был предельно ясен в своем приказе — среди народа не распространяться и в кратчайшие сроки привести во дворец пропажу, а вместе с ней рождённого двумя годами ранее дитя и предателей. С головы ребенка и принца не должно было упасть ни одного волоска, ведь это будущий супруг кронпринца средних.
Наблюдая за бесчинствами королевской стражи народ недоумевал, ведь половина альф из стражи были с среднего материка — загорелые и низкорослые. О жестокости и похотливости войнов среднего материка уже давно было всем известно, поэтому не было ни одного дома, где иностранные войны не разбили бы окна или же не пытались дотянуться до молодых незамужних омежек, пока стражники южного государства вели себя мирно и были где-то не рядом с ними, чувствуя свою безнаказанную власть над южанами.
Родители как могли прятали своих детей и были за это сурово наказаны. Вместо мирных поисков принца, народ южного государства повсеместно подвергся жестокости со стороны тех, кому ни капли не доверял.
Подвергшись нападениям со стороны короля народ стал засылать гневными письмами дворец, но Кристо не только не отозвал стражу, но и выйдя в столице пред народом подтвердил, что слухи и подаваемая газетами информация были правдивы — младший брат Его Величества в действительности пропал и находится в руках неизвестных. И теперь, кто знает, чем это может окончиться.
***
Привычную деревенскую тишину нарушил редкий стук копыт. Он приближался с западной стороны деревни, но так как все сельчане в основном прятались по домам в такую ветреную и снежную погоду, то приближающегося скакуна было хорошо слышно. Готовя ужин, оба омеги переглянулись между собой и специально не стали звать супругов, а отложив все дела в сторону, накинули на себя по плащу и вышли из дома. Шон как раз спускался вниз в кухню, после того, как проверил сдающего Кримо. Сердце старика в последнее время, всё хуже переносило потрясения и давление у альфы зашкаливало, да так, что носом у него постоянно шла кровь.
А уж после извещения Антуана, что им вскоре придется покинуть южное государство и дело будет касаться непосредственно Фридриха, старика пришлось вновь отпаивать успокоительными и понижать ритмичность его сердечной активности.
Спустившись в кухню, Шон не обнаружил ни одного из омег и встревожился. Обычно ни Лей, ни Антуан без предупреждения никуда не выходили, даже если кто-то из них хотел просто выйти на улицу.
За стенами дома подул сильный ветер и не закрытая полностью дверь скрипнула и отворилась. Шон крикнул находящимся в доме Йену и Тейя, чтобы те немедленно шли вниз, пока сам вернулся в их общую с Антуаном и Йеном комнату и достал из-под кровати наточенные до предельной остроты кинжалы.
Готовясь к обороне, Йен в чем был, а это простая домашняя одежда, вышел на улицу. Замершие на месте Лей с Антуаном стояли возле калитки и необрощая внимание на холод смотрели куда-то вдаль.
***
Стуки копыт стремительно приближались всё ближе и раздавались эхом по всей главной дороге. Заметив вдалеке черную точку, которая приближаясь с каждой секундой приобретала четкие очертания, Антуан, как ему казалось, совсем на короткий миг задержал дыхание. Сзади, видимо тоже заметив всадника, со спины прижался к омеге Лей. Его пальцы рук были словно лёд холодны и они с такой силой сжимали запястья принца, что ему в этот момент очень хотелось выдохнуть с облегчением и быть хоть на толику уверенным, что он обознался и это не предсказанный Кримо знак и он не направлялся в сторону их дома.
Во дворе скрипнула входная дверь и первым, кто подошёл к омегам был Йен. В своей домашней одежде, да со своим убийственным выражением лица он готов был рвать и метать.
Таким своего альфу Антуан видел лишь однажды — в особняке л'Саримо, когда тот настолько приревновал Шона, что оставил на боку Антуана три небольших шрама от когтей, которые чудом посветлели и стали почти в тон его коже.
Тейя отвёл Лея в дом и попросил присмотреть за детьми. А лучше всего собрать их в комнате Антуана и быть там вместе с ними. Шон дал один из кинжалов омеге и кивнул — чтобы не случилось, им удастся их защитить.
В душе Лея будто бы что-то оборвалось, зайдя в дом он почти напугал своим поведением Фридриха, когда столь стремительно стал двигать манеж с омежками в комнату и попросил его минутку побыть с ними.
По правде говоря, Фридрих действительно испугался, но не позволял себе лить слезы и встал напротив манежа с омежками. Он, будто бы взрослый, предчувствовал, где-то даже что-то понимал, и поэтому всеми силами пытался развлечь таких же напуганных совсем сопливых детей.
Лей поднялся на верх и предупредил Кримо, что кто-то чужой приехал в их деревню и тот, позвав внука подойти ближе, тихо сказал:
— Позаботься о себе и детях, — парализованное лицо Кримо вдруг скривилось от боли и из его рта и носа потекли тонкие струйки крови. Он задыхался от скопившейся в его рту и горле крови, но продолжал передавать последние слова Лею. — Пергамент.. Его надо отдать Дорану.. Иначе Фрида ждёт смерть..Запомни..
— Нет, нет, пожалуйста! — покраснев от понимания неминуемой кончины деда и хлынувших из глаз слез, молил Лей, держа в своих ладонях по-старчески худую руку Кримо и лицом утыкался тому в плечо.
— Пришло.. твое время..кхе,кхе.. пробудить свой дар..
Лей не знал, что делать и что говорить, ему хотелось лечь рядом и умереть вместе со своим дедом, ведь он с самого детства растил омегу в одиночку и был ему всем. Кримо столь долго был ему целым миром, так как он мог его бросить и отпустить?
Сердце Лея разрывалось от боли, внизу его ждали встревоженные дети, а Кримо становилось с каждым мигом всё хуже. Ещё днём он мог ходить и не было всей этой крови. Обхватив свою голову холодными ладонями Лей выскочил из комнаты Кримо и пронесясь мимо комнаты, где находились дети, выбежал на улицу.
— Тейя! Он умирает! Ему плохо!
Лей задыхался от внутренней боли, он предчувствовал, что конец оракула уже совсем близок, но противился этому осознанию и ни за что не хотел в это верить.
Заметив, что Лей бледнеет и вот-вот упадет в обморок, к нему подскочил Тейя и обернувшись к калитке кивнул Йену. Антуан последовал за ними в дом, оставляя встречать незнакомца Шону с Йеном.
Опасаясь за здоровье Лея Тейя отвёл его прилечь, пока сам быстренько поднялся в комнату Кримо, но, к сожалению, оракулу было уже не помочь..
Все, что оставалось Тейя, это лишь подойти к постели и прощаясь закрыть светло-голубые, когда-то столь мудро смотрящие на весь меридианский свет глаза.
