***
Какое-то время в кухне, где собралась большая часть семьи, царило молчание. Антуан налил в кружку холодной колодезной воды и подал её Сану. Бета слегка приподнял уголки губ и поклонился. Таким образом он показывал своё почтение принцу, но Антуан на это совершенно не обратил внимание. По статусу он всё ещё продолжал оставаться принцем, но в реальности это уже давно не так. С тех пор, как ему удалось сбежать из заточения в башне, он напрочь и думать забыл о том, кем он был ранее. Ведь его статус и положение в обществе не уберегли омегу от рук того, кто был не намного старше и имел над ним безграничную власть. Первым, как всегда, заговорил Йен. Пусть он не напал на Сана ещё у порога дома и не перерезал ему глотку отрощенными когтями*, но это не значило, что в любой момент, при любом неверном движении чужака он этого не сделает. Шон также был настороже, в его руке поблескивал сжимаемый им острый кинжал. — Говори! — Граф Йен л'Саримо, я полагаю? — Отпив немного воды, бесстрашно спросил Сан, на что Йен сначала скривился, приподнимая вверх правый уголок губы и обнажая клык в открытой угрозе. Но уже через пару секунд взял своего внутреннего альфу под контроль и кивнул. — Так как для вежливости у нас совсем нет времени, то разговор будет коротким. В любом случае, кто-то один сейчас должен пойти и начать собирать вещи, через пару часов мы выдвигаемся. — Будто бы невзначай бета глянул на Антуана намекая, что этот разговор пройдет без него. — А пока у меня плохие новости.. — Выражайся яснее! — Не сдержавшись рыкнул Йен и провел когтями по столешнице, оставив там пять глубоких борозд. С чужаками альфа не был столь учтивым, как со своей семьёй. Слишком много чести для того, от кого неизвестно чего ожидать. — Ан, пойди собери всё необходимое в путь и уведи отсюда Фрида,— кивнул в сторону полуоткрытой двери в комнату Шон. Там стоял двухлетний ребенок, который прошмыгнув мимо ослеплённого Лея, не таясь стоял и подслушивал. Антуан молча кивнул и из кухни вошёл в свою комнату, также уводя в нее своего сына. В этот раз омегу даже не посетило желание перечить или отстаивать свое право остаться и узнать, о чем будет говорить Сан. Этот бета, как и Вильгельм, были достойны доверия со стороны принца, к тому же, расстраиваться ещё больше именно сейчас не хотелось. На данный момент легче всего было переложить часть ответственности на других, а если вдруг потребуется помощь Антуана, то он обязательно всё узнает. В этот момент Фридрих был не по-детски задумчив и не весел. Порой складывалось такое впечатление, что этот маленький альфа совсем не двухлетний малыш, а запертый в детском теле взрослый. В ситуациях, где требовалось молчать, он молчал, где надо было что-то сказать, он говорил, а также всегда будто бы отчётливо понимал всё, что происходит с его родными. Самое интересное было то, что даже нечаянно сказанное Фридрихом слово или проделанное им любое действие попадало точно в цель, если исходить из любой произошедшей ситуации. Такой феномен, если это можно так назвать, Фридрих стал показывать после своего пробуждения от мистически-магического сна, если верить словам ныне почившего Кримо. На мыслях об оракуле Антуан решил остановиться. Омега огляделся вокруг и увидел лежащего в его постели Лея. Омега крепко спал, пока по обеим сторонам от него лежали Оли и Кай и не издавали ни единого звука. Взяв сына за руку, принц попросил его помочь собрать вещи и объяснил, что совсем скоро им придется уйти из этого дома. Фридрих не был готов к такому, но альфочка был крайне послушен и не устраивал лишних и никому не нужных истерик. Малыш как-то странно посмотрел на своего папу и тихим голосом, чтобы не потревожить сон Лея, спросил: — Дед Кримо не тут, да? — Кто тебе такое сказал? — удивился Антуан. Он подумал, что, возможно, Фридрих мог подслушать слова Тейя, но ведь тогда он был в закрытой комнате, да и говорили они не громко. — Птица,— Фрид показал своим маленьким пальчиком в сторону окна, но когда Антуан обернулся, там ничего не было. И было не понятно, обманывал ли его сын или же нет. — Снова какой-то знак? Как же я устал от всего этого! — Про себя пробурчал омега, но развивать эту тему не стал. Ему также, как и Лею было больно от потери Кримо, но оплакать его он ещё успеет и сейчас ни в коем случае нельзя было позволить себе расклеиться. Помолчав немного, вдвоем они стали неспешно перебирать и собирать необходимые вещи в дорожный чемодан. Как и предугадывал сам Лей, его слепота действительно оказалась временной и быстро прошла. Оба его сына все также спали рядом с ним на постели Антуана, пока Лей через полуопущенные веки наблюдал, как Фридрих помогал своему папе собирать вещи. Уже заранее было решено не брать с собой в путь много вещей, так как везти их было не на чем. Два чемодана, один Лея, который тот собрал совсем недавно и один Антуана. Оба чемодана были наполнены не только одеждой, но и парой игрушек для детей и различными другими необходимыми мелочами. Через некоторое время Лей встал с постели, обнял Антуана со спины и оставил мягкий поцелуй на его плече. В этом жесте не было никакого интимного контекста, так омега хотел выразить свою благодарность. И Антуан этот жест понял правильно. Шон вошёл в комнату достаточно тихо и почти незаметно для других. Оба омеги стояли крепко обнявшись, близнецы под строгим взглядом Фрида бесшумно сползали с постели, надеясь остаться незамеченными взрослыми, а сам Фридрих первым же делом обернулся в сторону дверей и улыбнулся Шону, за что получил полную любви улыбку беты назад. — Кхм, кхм, — совсем неожиданно прозвучало в тишине комнаты, на что оба омеги вздрогнули и разорвали объятия. — Все готово для похорон. Сообщил Шон и с жалостью в сердце посмотрел на в раз поникшего Лея. — Все хорошо, мы скоро придем,— ответил Антуан и снова обнял омегу, своими объятиями забирая половину его горя на себя.***
Пока омеги собирались Тейя и Йен, как двое главных альфы из семьи, на носилках вынесли из дома мертвое тело оракула. За это время Шон успел позвать всех деревенских, кого встретил по пути или же смог докричаться в запертые дома. Односельчане быстро собрались на перекрестке двух основных путей. Собралась почти вся деревня, кроме тех, кто был серьезно болен и не мог встать с постели или же беременные омеги, которым было противопоказано волноваться. Погода на улице была хмурой. Небо затянуло плотными снежными облаками, пока народ окружил то место, на котором лежал умытый и переодетый в чистые вещи оракул. Люди подходили и прощались с ним. Кто-то целовал ему руки и лоб, кто-то просто гладил по плечу, лил слезы или молился. И не было ни одного, кто был равнодушен к произошедшему. Всем было искренне жаль, что такой человек как Кримо отошёл в мир иной в заботливые руки их богини Меридианны. Люди верили, что там, под покровительством богини, оракул обретёт всё, чего не смог сберечь на этом свете и переродиться вновь, в такого же важного и доброго меридианца. Также думал и Лей. Омега не отходил от тела Кримо ни на секунду не позволяя себе даже моргнуть, боясь, что совсем скоро от Кримо не останется даже тела. Ему хотелось запомнить эти ощущения от прикосновений к коже деда и запомнить его, такого спокойного и без мучений на бледно-синеватом лице. Антуан стоял чуть в стороне и также, но мысленно, прощался и за всё благодарил оракула. Принц не мог подойти ближе, так как мертвое тело Кримо было окружено плотным кругом односельчан, к тому же, рядом с ним стоял Фридрих и ему не хотелось, чтобы тот напрямую видел мертвеца и позже его сыну снились кошмары. Тем более, что Антуан взял на себя обязанность присмотреть за омежками, которых всё время держал на руках, позволяя Лею самому проститься и справиться с горем. Кроме Йена, Тейя также помогли некоторые чужие альфы устроить на земле достаточно широкий деревянный лежак и полностью пропитать его горючим. Когда все было приготовлено, то уже холодное тело оракула уложили на лежак и все присутствующие, включая собравшихся членов семьи оракула, проводили Кримо в последний путь. Лей всё же не смог сдержать слез и, громко прощаясь со своим дедом, во время последних произнесённых им слов, горько и надрывно разрыдался. Да что уж там, все, кто был на похоронах, не смогли сдержать горьких эмоций до сих пор не веря в произошедшее, что такой великий человек, как Оракул больше не с ними. В последний путь Кримо проводили по всем традициям, и Тейя, как лекарь и главный альфа их дома, поднес зажжённый факел к пропитанным пахучим горючим доскам и, мысленно говоря «прощай», поджёг их.***
В южном государстве было принято собирать прах, оставшийся от сожженного тела покойника и развеивать его в том месте, где усопший чувствовал себя счастливым. Для Кримо этим счастливым местом было всё южное государство, поэтому, даже сейчас пылая в пламени огня, богиня была к нему благосклонна, и сгорев до тла ветер разнёс его прах во все стороны, оставляя в том месте лишь потёкший от жара огня снег и выжженное на земле чёрное пятно. Пока сильный пол запрягал трёх лошадей и раздумывал, кто и как поедет, ближе к вечеру всё южное государство таки завалило снегом, как и боялся Сан. Во время их разговора с Йеном и Шоном, бета предупреждал, что такое может быть и следует все делать с умом. Но как бы не переживали альфы и беты, непогода, к счастью или нет, дала им немного больше времени на сборы и дальнейшее планирование пути. Ведь до границ северного государства им придется провести в пути не менее двух суток, если нигде на долго не останавливаться и не делать перевалов на ночь. Страшась быть пойманным, Сан в очередной раз предупредил, что в городе уже везде снуют сплоченные со средним материком королевские стражи и бежать нужно как можно скорее, если же они хотят сохранить себе жизнь. Однако Йен решил дать Лею, Антуану и детям немного отоспаться и с самого раннего утра позавтракать и выдвигаться. Все это, альфа, пугая чужака своими длинными когтями, «на пальцах» разъяснил тревожному бете Сану. К тому же те лошади, что у них были, не смогли бы передвигаться по рыхлому снегу и в итоге они бы увязли где-нибудь в лесу. Это было уже проверено на обратном пути из города, когда Йен с Тейя застряли на одном месте из-за того, что старая кобыла увязла в снегу и Йену пришлось немедля спешиться и тянуть ту за узду вперёд, пока Тейя ехал верхом и кое-как заслонял альфу от вездесущего снега. Они не только потеряли время, но и сами могли сгинуть по дороге. Если бы не удача. И если за себя взрослым было не так страшно, то малолетние дети могли бы и не пережить столь долгой поездки по холоду. Видя, как в этот момент напряглись омеги, Шон объяснил, что они с Йеном знают кратчайший путь до северного государства и волноваться не из-за чего. Правда их кратчайший путь вёл лишь до того места, где они сами в течение полутора лет скрывались от преследования. Внутри Сана всё кипело. Вильгельм приказал привести их северное государство в течении пары дней, а тут то похороны, то черти что. Поэтому бета вновь предупредил о возможном нападении со стороны королевских страж. Однако Йен со своими когтями и воинственным видом был более чем убедителен. И после, если Сан и был против поправок в намеченном плане, то пораздумав немного согласился. Ведь в действительности бежать с детьми будет намного тяжелее, чем если бы они были одни. Ближе к вечеру, все в одной комнате, омеги с детьми легли спать, так им было спокойнее. Ночь за окном была ветреной и снежной, но, крепко обняв своих детей, Лей с Антуаном во что бы то не стало пытались успокоить свои взволнованные сердца и чуточку поспать, чтобы набраться сил. Ведь кто знает, что их ждало впереди.***
В многочисленных ситуациях, когда Антуану уже приходилось бежать откуда либо, этот побег был один из самых морально тяжёлых и молчаливых. Имея всего лишь трёх лошадей мужчинам пришлось хорошенько подумать, кто и как на них поедет. Было решено основную часть вещей оставить в доме, чтобы запряжённая людьми и вещами лошадь могла спокойно передвигаться без лишней нагрузки. Поэтому, с разрешением остальных, Сан тщательно перепроверил всё собранное и многие собранные дорогие сердцу омег вещи пришлось оставить в доме. Перед тем, как Шон, Йен и Тейя выведут лошадей за калитку, семье усопшего напоследок хотелось попрощаться с домом и с тяжёлым сердцем запереть его навсегда. Несмотря на выпавший за несколько часов их сна снег, превозмогая холод и неудобство, Лей и Антуан опустились перед домом на колени, склонили головы и, сложив ладони лодочкой, провели ими по своим лицам. Неравнодушные соседи также вышли из дома попрощаться с отбывающий куда-то семьёй и дать кое-что им в дорогу из съестного, мало ли что, а так хотя бы подкрепятся и сытые сумеют преодолеть все трудности долгого расстояния. Никто из домашних не распространялся, куда и зачем они едут, но в деревне не было глупцов и у всех были глаза, чтобы заметить что-то подозрительное. Ведь обычно после похорон был ещё период траура, во время которого следовали некоторым традициям: читать молитвы и поклоняться богине, чтобы та приняла душу усопшего под свое крыло, а не в спешке собирались вещи и покидался отчий дом. Возможно, это было ошибкой и семье оракула следовало бежать ещё ночью, но сама разыгравшаяся к вечеру непогода была против. Запомнив каждую досочку, щёлочку и царапинку на красивом и всегда уютном доме оракула, больше не теряя ни секунды, все мысленно запечатлели сегодняшний день в своей памяти и попрощались с этим дорогим их сердцам местом.***
Путь до границы северного государства был тяжел и долог. Дети постоянно мёрзли и хныкали от усталости, а когда наевшись высыпались, то смотрели на окружающую их природу с особым для детей интересом. Южное государство славилось своими богатыми лесами и несмотря на то, что был самый разгар зимы, то природа здесь была по-зимнему прекрасной. Если честно, то все были жутко усталыми, и даже если не было никаких непредвиденных ситуаций, поездка все равно была мучительной и тяжелой. Времени искать гостевой дом и переночевать там не то, что не было, это просто не входило в их планы, чтобы за зря не появляться в общественных местах и никто не смог в Антуане узнать пропавшего принца. Обычные вещи, что человек обычно делает сидя в тепле дома, им же приходилось все делать сидя на лошадях. И единственной возможностью хоть немного размять ноги были походы в кустики и смена мокрых тряпок у Кая и Оли. Все неудобства Фридрих терпел как мог. Всё его маленькое тело замёрзло и болело от усталости. В поисках тепла, альфочка прижимался то к сидящему позади него папе, то к Шону, управляющему лошадью, и успокаиваясь засыпал. Чтобы хоть немного успокоить сына, Антуан рассказывал ему сказки. Сначала это были истории про приключения, которые он сам когда-то очень любил читать во дворце. Также рассказывал про своего отца, деда маленького альфы, сколько всего тот сделал для Южного государства и каким хорошим королем тот был. Кроме Фридриха Антуана слушали и все остальные. Кай и Оли были помещены в специальные переноски, которые крепились на теле взрослого. Там им было тепло и удобно, поэтому когда они не лопотали о чем-то своем или не ели, то дети спали. Так влиял на них свежий воздух и усыпляющий голос Антуана. Несмотря на то, что остальные взрослые следили за дорогой и наличием или же отсутствием опасности, никто не пропускал ни единого слова принца. Короля Максимилиана уважали все и, слушая рассказы Антуана, они будто бы могли очутиться там, в его прошлом. Всё, что говорил Антуан, было чистейшей правдой. Принц вспоминал как раньше одевался, о его любимых и дорогих памяти золотых браслетах, милом прозвище сорока и некоторых других привычках. Даже его слуга Одри, погибший по вине Антуана, что ни слово, то фигурировал в его рассказах, заставляя Йена крепче сжимать зубы от ревности к уже давно мертвецу. Рассказывая все это принц понял, что что-то внутри него нещадно оборвалось. Потерялась та связь с его счастливым прошлым, что два года назад помогла ему не потеряться среди боли и второй раз не попытаться расквитаться с жизнью. Внезапно Антуану показалось, будто бы он рассказывал о чем-то выдуманном, не правдивом и похожим на красивую сказку, а не о собственном далёком прошлом. Хоть он и говорил о своем действительно прошлом, которое уже давно пережито и почти забыто, где он был поистине счастлив жить, все равно уже ничего не вернуть. Так пусть это останется просто хорошей сказкой, которую он с легкость может рассказать своему сыну. И, чтобы Фридрих никогда не узнал, что в жизни Антуана был год, похожий на тысячелетие в пекле гиены, полный мучений, боли и до сих пор не прошедшего и не искоренимого из души страха. Потихоньку подъезжая к северной границе погода стала портиться. Не было больше смысла ехать медленно, ведь впереди были леса, а значит, северное государство уже близко. Им почти удалось проехать весь путь без преследований и прочих неприятностей. Гладя по блондинистой голове своего сына Лей мечтал о горячей ванне и теплой постели. Омега так устал, что еле держал открытыми глаза, хотя альфы и беты за прошедших полтора суток не спали совсем, но ещё держаться и не показывают усталости, постоянно находясь начеку. Подергав супруга за полу плаща Лей хотел было что-то спросить, но перед глазами у него внезапно потемнело, все звуки пропали и он погрузился в себя. Лей видел много снега на котором были капли алой крови. И раненого Вильгельма, что сражался на границе северного государства со стражей южного. Стражников было всего трое, а обороняющийся Вильгельм, держал за своей спиной рыжеволосого омегу с ребенком на руках, и защищал. Лей потянул к Вильгельму руки, хотел помочь и уберечь его от ранений, но этот омега за спиной его супруга будто бы тянул из Вильгельма нити жизни и Лею пришлось отступить. Лей вскрикнул и почти свалился с лошади. Йен вовремя заметил бледное лицо омеги и предотвратил падение, подъехав ближе к лошади Тейя и вытянув руки, в которые тот и уткнулся верхней частью тела. Лей глубоко дышал переполненный всевозможными эмоциями, по его щекам текли слезы. Оли от испуга громко заревел, чем нарушил тишину того места, которое они пересекали. Пришлось остановиться. Лея тошнило от увиденного видения и он долго не мог прийти в себя. Захлебываясь ревностью омега рассказывал, как неистово Вильгельм защищал чужого омегу с ребенком, которых издали вполне можно было принять за принца и маленького Фридриха с тем отличием, что ребенок в видении был грудничком. Антуан был в шоке. Это совсем не походило на Вильгельма, которого он знал. Пусть триада Лея не является истинными, но Антуан не мог поверить, что бета, который был столь рад обретению семьи, мог так низко поступить и связаться с чужим омегой, к тому же с чужим ребенком на руках. Сан слушал выпады и гневные речи обычно спокойного Лея, который с первого дня их знакомства вызвал в душе беты тепло и принятия его, как супруга главаря, поспешил всех успокоить. — Того омегу зовут Мико, — сделав паузу, Сан взобрался на лошадь. Он видел, как почернело лицо Тейя, а Лей наоборот побледнел ещё как минимум на два тона. — Их не связывает ничего, кроме общей цели. Так что плакать тут не из-за чего. Вильгельм был и остаётся верен своей семье. Лей выдохнул с облегчением, и его внезапно разбитое сердце собралось в прежнюю целостность из самых мелких осколков. Он хотел и поверил Сану. Лей безумно любил обоих супругов и ему стало так стыдно за свои мысли и речи, но Тейя поспешил того успокоить. — Все в порядке, ты просто устал, поэтому и вспылил. Все в порядке, поспи немного. Лей вздохнул и молча взобрался на лошадь. Он не был тем человеком, который ревнует и упрекает в чем-то своих супругов, ведь прежде он спокойно отпускал Вильгельма во дворец, не устраивая никаких истерик. Хотя в глубине души сильно скучал и хотел видеть рядом также, как и Тейя. Однако у Вильгельма был долг перед Антуаном, перед государством, в котором он родился и вырос, и Лей не мог ему ничего запретить, так как это касалось также и его безопасности. Когда все остальные взобрались назад на лошадей и продолжили путь, не подумав, Шон высказался, якобы хорошо, что они поехали не к главной границе, а в объезд. Сан сделал вид, что ничего не услышал и продолжил управлять лошадью, точно смотря вперёд и никуда больше. Лей пытался мысленно понять, к чему ему это всё предвиделось. Если стражу и нападение ещё можно было трактовать как прямое сообщение, то понять, к чему тут нити жизни он так и не смог. Возможно, его супруг прямо сейчас находится в опасности, а может он видел какое-то будущее. Однако раз Сан ясно сказал, что Вильгельм уже знаком с этим омегой, то возможно как раз прямо сейчас Вильгельм защищает свою жизнь? — Остановитесь! — крикнул Лей и из чащи леса в небо взмыли десятки зимних птиц. — Остановитесь.. Вильгельм.. он дерётся сейчас. Нам надо предупредить его, чтобы не ждал и укрылся в безопасном месте. — Но как? Мы находимся в дальней части государства, до той части границы пять суток пути. — Сообщил Шон. — Мне надо вспомнить,— спешившись с лошади пробурчал Лей. Никто из присутствующих не знал, что имел ввиду омега, но он ходил туда-сюда и снова повторял эти слова. Наконец, через минуты две-три всё прояснилось. Сняв с себя детскую переноску с Оли внутри, Лей передал ребенка в руки озабоченного Антуана и сел прямо на холодный снег. Ноги омега скрестил по-турецки и опустил голову, прижимаясь подбородком к груди, а руками упёрся в холодную землю. В миг его тело стало будто бы очень лёгким и с каждым порывом ветра оно раскачивалось туда и сюда, как металлический шарик на цепочке. Объяснить, что в данный момент происходило, не брался никто.***
— А у Вильгельма есть ещё родственники?? — спросил Лей у Сана, спустя три часа после того, как использовал практически все свои силы для ментальной передачи одного крохотного визуального сообщения Вильгельму. Лей с трудом, но вспомнил, чему его однажды учил Кримо. Для этого надо было устойчиво сесть и расслабиться, а после мысленно визуализировать то, что хочешь передать и кому. Как только почувствуется зудящее ощущение в затылке, то это будет означать, что получатель «принял» послание. И Лей очень надеялся, что его супруг понял, что хотел сказать ему его омега и сейчас тот находится в безопасном для него месте. Сан тщательно задумался над вопросом Лея, так как прежде Вильгельм ничего не рассказывал о своей семье: ни об отце или папе, а так же братьях или каких-либо других родственниках. Сделав серьезное лицо, от чего весь его лоб покрылся глубокими морщинами, Сан ответил: — Ему почти пятьдесят, не думаю, что кто-нибудь остался. Иначе он не был бы тем, кем приходится сейчас. — Не подумав сообщил Сан, но Лей все хорошо расслышал. Тейя и Антуан напряглись и мысленно хотели прикончить Сана за его глупый язык. — Когда я впервые встретил Мара, то мне было лет пятнадцать, но я точно помню, что ни о какой семье он никогда не говорил и даже не упоминал о ком-либо из живых или мертвых. Вильгельм не особо разговорчив и всегда толкует лишь по делу. — Кем был? — не обращая внимание на всё сказанное Саном, Лей зацепился лишь за одну мелкую деталь и спросил настороженно. До сих пор омега ничего не знал о прошлом Вильгельма, что тот разбойник и торговец омегами, а не страж во дворце. А бывших разбойников, как правило, не бывает. Антуан окончательно заскрипел зубами. И был намерен прекратить этот бессмысленный трёп, так как если выплывет то, чем шайка Мара занимались прежде, появится много вопросов к нему, как пострадавшему от их деяний. — Кем был, кем был, а вот не скажу! — подразнил Сан Лея, почувствовав, как в его бедро предупреждающе вонзились острые когти сидящего позади него альфы. В свою очередь Йен услышал эмоции своего омеги, поэтому и отреагировал, хотя очень хотелось все наконец узнать. — Как был королевским стражем, так и до сих пор им и остался. — Как же я устал! — воскликнул Антуан, лишь бы отвести внимание Лея от беты Сана. — Нам ещё долго? — Примерно три или четыре часа не больше,— ответил до сих пор спокойный Шон,— эти места дикие, тут людей нету. И Лей правда отвлекся, но не из-за глупых попыток принца отвлечь, а из-за Оли. Омежка успел простудиться и стал кашлять. Лей и Тейя перепугались не на шутку, но так как некоторые лекарства у альфы были с собой, то остановившись ненадолго все подкрепились, размялись, а все дети поголовно, неважно простуженные или нет, выпили по согревающей микстуре, сваренной Тейя точно перед отправкой в путь. К тому же Оли лишь немного простудился, и ничего страшного из-за этого произойти не должно было. Если немного поторопиться, то доехав до северного государства, Тейя обязательно вылечит своего маленького сына.***
Граница северного государства встретила беглецов пустынностью и тишиной. Не было никого, кто мог бы их остановить или арестовать за незаконное проникновение на территорию. Как и предсказывали Йен с Шоном эта часть границы была «слепой зоной» и никакой стражи или другой опасности здесь не было. Примерно за полтора часа они добрались до деревни и небольшого домика братьев л'Саримо, где смогли помыться, поесть и отдохнуть. Помимо трех комнат в одноэтажном доме была комнатушку для прислуги, кухня и гардеробная. Слуга л'Саримо все время отсутствия хозяев хорошо следил за домом и поэтому там было тепло и чисто. С продуктами питания также не было никаких проблем, так как прежде чем бежать из особняка л'Саримо, Йен и Шон прихватили оттуда достаточно золотых монет, чтобы жить не тужить. Пока все были заняты распаковкой вещей и обустройством комнат, выделенных им для жизни, Йен позвал в сторону Сана. Они говорили добрых двадцать минут. Сан на всё сказанное Йеном кивнул, затем ушел в комнату для прислуги и отоспался до следующего дня. На утро, выполнивший свой долг перед Вильгельмом Сан распрощался со всеми и отбыл в столицу северного государства.***
— Передайте Величеству, что отпрыски л'Саримо вернулись в северные земли. — Да, оракул. — правая рука Его Величества Карен Дорана отклонившись поспешил в тронный зал, где на данный момент проходил бал в честь истинного омеги короля. Черноволосый мужчина рассиживал на троне, обитом белым бархатом, он был высок и уже не молод. Весь вид короля Дорана показывал его властность и жестокость. И если бы была возможность поставить короля Кристо л'Моралик и короля Карен Дорана рядом друг с другом, то лишь по одному их внешнему виду можно было бы смело заметить, кто из них двоих более жесток. Однако существовала среди двух властных тиранов королей лишь одно единственное отличие — Карен Доран никогда не пользовался своей властью, чтобы мстить из-за своих личных дел и все его, в основном для приезжих, жестокие законы шли только на благо северного государства, где было полное соблюдение законов и гражданское послушание. Именно поэтому каждый, кто по тем или иным причинам переступил закон и не побоялся покаяться в содеянном, знал, за что его наказывают и мог надеяться на быструю смерть или помилование. Например, как в случае с Людвигом л'Саримо, которого обезглавили в тот же день после суда, на котором выслушав признания графа и приняв верное решение, исполнили приговор, а его двух сыновей пощадили и отпустили. И в этом случае даже их родной дед, дворцовый оракул, не мог помочь абсолютно ничем. Конечно, были и такие случаи, где нарушение или полное игнорирование законов каралось более страшными и мучительными смертями, к примеру, помещение преступника в медного быка и разжигание под ним костра. Преступник в течении нескольких часов мог оставаться живым, видеть и чувствовать, как от жара внутри быка, закипают жидкости в его теле и лопаясь разрывается кожа нанося смертельные раны. Таким методом причиненная невыносимая боль преступнику в десяти из десяти раз приводила к незамедлительной и до жути мучительной смерти. На плацу запах варено-зажаренной плоти стоял ещё в течении трёх суток после исполнения, что наводило не просто страх, а жуть и отвращение к любым незаконным деяниям. Но как бы там не было, такие жестокие методы применялись очень редко, несмотря на всю мрачную славу северного государства. Правая рука короля Дорана пробрался через танцующих в тронном зале. Первым кому он поклонился, чтобы выразить свое почтение был истинный омега короля Самуиль, который сидел в откровенном наряде с голой спиной на нижней ступеньке в ногах короля, пока Его Величество своей могучей ладонью почесывал омежьи волосы. — Оракул просил передать, что отпрыски л'Саримо вновь прибыли в северное государство. Королевская ладонь застыла где-то на затылке у черноволосого омеги Самуиля. Карен Доран немного помолчал, нечто обдумал и тоном настоящего правителя, приказал: — Привести их во дворец! — правая рука поклонился, но не успел он отойти и пару шагов, чтобы передать послание страже, как король привстал с трона и дотронулся до его плеча. — И всех, кто рядом с ними также привести сюда. Детей и омег не калечить. И завтра приведите уже наконец эту шайку, что устроила переполох на границах. — Всё будет сделано, Ваше Величество. — верный подчинённый ещё раз поклонился, поцеловал тыльную сторону протянутой королевской омежкой руки, и удалился из тронного зала.***
Дворец находящийся в столице северного государства на самом деле был почти замком. Внешние его стены были построены из белого кирпича, а в окнах повсюду стояли двойные стекла, которые защищали от внезапного проникновения создавая намного больше шума, чем если бы было разбито всего лишь одно стекло. Во дворе, построенного буквой «П», дворца, собрались некоторые из стражи и слушали приказ своего начальника. — Явить во дворец графа и инфанта л'Саримо, а также всех, кто находится рядом с ними. Омег и детей не калечить, а если будет оказано сопротивление применить грубую силу, но не убивать. В путь! Пятнадцать собравшихся стражей ударили себя в грудь по серебряным латам тяжёлыми кулаками и оседлав лошадей выехали за периметр дворца.***
Ранее утро было приятным и спокойным. Лей встал ни свет ни заря и принялся готовить завтрак. Слуга графа отговаривал омегу, как мог, однако привычки домашнего омеги так быстро не искоренить. Лей всю жизнь готовил и занимался домом, поэтому не мог ничего не делать. Близнецы Оли и Кай также уже были накормленные и теперь ползали по всему дому и рассматривали новые и очень интересные вещи по всюду. Все было для них чужим, но что их остановит познакомится со всем и попробовать «на зуб» если что-то понравится. Слуга не знал, как себя вести. Он столь сильно привык быть один, а сейчас в доме стало многолюдно, а ещё и дети. С ними слуга никогда не имел дел, поэтому Оли, Кая и Фридриха избегал, словно огромных крыс, лишь с одним уточнением — без отвращения. Услышав за дверьми копошение омежек Фридрих быстренько открыл глаза, принюхался и как был в пижаме выскочил за дверь — веселье начинается! Бедный слуга л'Саримо каждый раз хватался за грудь, когда на той или иной вещи видел отпечатки слюнявых пальцев или ладоней детей. Он почему-то настолько боялся, что его могут наказать за грязные следы в доме, что по всюду ходил с влажной тряпкой и только подтирал и ещё раз подтирал чужие сопли и слюни. Заметив такое поведение, первый кто попал под раздачу был Йен. Антуан посмотрел на него насмешливо грозным взглядом, а в ответ получил лишь отрицательно качающуюся голову. — Это бесполезно, — знающе сказал слуге Антуан, — чем больше вы трёте, тем сильнее им хочется напакостить. Лучше присядьте с нами за стол. Лей приготовил отличный завтрак. Слуга не мог поверить ни своим ушам, а точнее тому что слышал, ни своим глазам, ведь граф Йен л'Саримо ничего на приглашение этого омеги не сказал. Такого от Йена, к слову, знающий обоих братьев с подросткового возраста, слуга никак не ожидал. Он долго отнекивался, пока Лей не разлил по кружкам найденный им черный чай и не поставил на стол обжаренные в яйце гренки. Такого лакомства слуга л'Саримо в жизни не ел. Хотя есть ему доводилось практически всё, даже остатки со стола почившего графа л'Саримо, но таких аппетитных гренок никогда. — Этот рецепт хлеба из Южного государства?— спросил он, все же присаживаясь за стол, но как можно дальше от детей. — Вообще-то я не знаю, но так многие готовят у нас в государстве. — Лей смутился сам не зная чего. Хотя на него в тот момент никто даже не смотрел, все были заняты поглощением вкусной пищи. Внезапно руки Лея затряслись, будто холодные волны прошлись по всему его телу, он настолько плотно закрыл глаза, что они начали болеть, а на его лбу и висках выступил холодный пот. В этот момент омега видел стоящего перед кем-то на коленях Вильгельма, а к его шее был приставлен меч, который вот-вот перережет его глотку. — Нет! — от ужаса увиденного выкрикнул Лей и чашка с чаем выпала из его рук, а вся жидкость в ней расплескалась по столу. И весь вкусный завтрак был испорчен.