Когда весь мир против..

На новом месте было как-то подозрительно спокойно. Хотя люди в деревне были не плохими, насколько Антуан мог судить почти никого не зная, да и семья рядом и вроде не должно было быть поводов для столь нервного состояния. Однако Антуан никак не мог найти себе места. Он уже битых два часа на морозе, в ручную, стирал одну и ту же одежду, в которой ехали его супруги и сын, но никак не мог успокоить свои бесконечно тревожные мысли. Что-то основательно не давало покоя, вот только что именно толком объяснить омега не мог даже сам себе. Он уже было подумал, что это приближается течка, но и та должна наступить только через месяц. А других мыслей у него на этот счёт не было. Шон вышел из дома проверить своего омегу. Он не мог сконцентрироваться на процессе закипании травяной настойки, насколько его тревожило это нервное состояние Антуана передающее все возникшие эмоции по связывающим их нитям истинности. Иногда это было очень удобно чувствовать другого, а иногда очень мешало, особенно если занят чем-нибудь что требует максимум концентрации и тишины. Омега сидел на холодной скамье нагнувшись над алюминиевым тазом и по нескольку раз тёр уже покрасневшими костяшками пальцев воротник белой рубахи. Во дворе был очищен снег, поэтому можно было смело выходить во двор в галошах и не обувать теплые сапоги с меховыми подкладками, но от долгого сидения на одном месте и от насквозь промерзшей земли все равно холодели ноги. После завтрака Йеном со своим слугой отправились на рынок и закупили необходимые для их разросшийся семьи вещи: теплую одежду для всех, обувь, ночнухи и пижамы, а также море разных детских одежек и других штучек. Среди покупок было также откровенное шелковое белье для Антуана, которое Йен очень хотел бы видеть надетым на своего омегу во время их ночных игрищ. Он чуть ли не пускал слюни представляя, как эта тряпочка скромно называющаяся нижнем бельем, будет сексуально сидеть на Антуане, обхватывая его ягодицы и молочно белые бедра, и открывая все стратегически важные места для интимного времяпровождения. Также кое-что было взято для Шона. Это было специальное масло для смазки на основе лечебного корня имбиря и ромашки. Его не возможно было купить просто в какой-нибудь лавке на рынке, но Йен ещё раньше знал нужного человека, поэтому достать это особое масло не составило никакого труда. Шон об этих покупках знал, и даже изначально порадовался, ведь масло было очень нужной вещью, особенно для него, как для беты. Иногда, особенно во время гона, половой акт с через чур возбуждённым Йеном в роли принимающего доставлял нешуточный дискомфорт. В такие моменты альфа старался меньше подходить к Антуану так как боялся причинить ему боль, а Шон был намного выносливей и не таким хрупким, как омега. Однако это совсем не значило, что Антуану доставалось меньше. Шон вполне справлялся со своей ролью «центрального» и таким образом удовлетворял обоих своих супругов. И даже если тела бет не предназначались для такого рода интима, то вопреки всему, Шону нравилось быть универсалом. Он спокойно мог сам брать омегу, а также, по настроению, быть в роли пассива для обоих своих супругов. — Что-то случилось? — Мягко приобняв задумчивого Антуана со спины, спросил Шон. — Нет, все в порядке, стираю..— Как-то совсем не весело ответил Антуан и, кидая в таз мокрую рубаху, уютно уместился в теплых объятиях супруга. — Пошли в дом, Йен уже вернулся. Признаться честно, то Антуан даже не заметил так скоро отбывшего и прибывшего домой Йена. Он настолько углубился в себя, что мог бы пропустить даже падение солнца ему на голову, не говоря уже о том, что никто к нему не подошёл и не потревожил. Шон помог выжать постиранные вещи и развесить их на протянутую от дома, до сарая тонкую веревку. — У меня такое ощущение, что тут не безопасно,— после некоторого молчания наконец вымолвил Антуан,— меня что-то тревожит, но я не понимаю что. — Может так влияет смена места? Иногда такое бывает,— вмешался в разговор вышедший из дома во двор Йен. — Может быть,— сомневаясь в сказанном пожал плечами омега. Йен подошёл ближе к своим супругам и приобняв обоих за талию втянул в поцелуй. Это был неловкий и достаточно неудобный поцелуй, однако всем троим он доставил бесконечное удовольствие. Именно в этот момент, отрекаясь от всех тревог, Шон и Антуан слишком ярко почувствовали что на уме у их альфы. Доказательство его неумолимой страсти явно выпирало из домашних брюк. Вовлекая Антуана в ещё более тесный и глубокий поцелуй, Шон протянул свою руку вниз и, скользящим движением ладони, нащупал стоящий член Йена. Ощущение прикосновений к своему органу были феерическим и старшему л'Саримо безумно хотелось, уже наконец, приступить к делу, но ведь они стояли на улице, а в доме находилось трое малолетних детей которые мало того, что могли все услышать, так ещё и увидеть ненароком того что не полагалось. Прийдя к мысленному соглашению, опираясь лишь на эмоции друг друга, пришлось немедля искать любое другое место для забав. Вне толстых стен дома было безумно холодно, но на что только не пойдешь лишь бы вкусить запретного, греховного, но безумно сладкого наслаждения. И, забываясь, со всей страстью отдаться так внезапно нахлынувшим людским порокам. Держа обоих супругов за талии Йен отвёл всех подальше от дома. Вокруг всей территории был возведен забор, так что любопытные соседи останутся с носом, даже если и захотят что-нибудь подсмотреть. Вниз по протоптанной на снегу дорожке стояла небольшая будка. Это построение было что-то наподобие летнего домика или беседки, такой что была построена возле дома Кримо. Там все трое и разместились. По мере того, как с них падала вниз одежда, в воздухе поднималось немереное количество золотистых облаков мелкой пыли. Нежно погладив Антуана по лицу тыльной стороной ладони, Йен достал из кармана бутылочку с купленным ранее маслом и повертел ею в воздухе, так чтобы Шон понял намек. И Шон всё понял. Бета освободил Антуана от последней одежды, поцеловал омегу в губы, и собирался тщательно заняться подготовкой одного особо привлекательного для обоих супругов места. Переполненный страстью и возбуждением, Антуан, немедля ни секунды больше, лег спиной на пыльный и неустойчивый стол и раздвинул широко ноги. Он почувствовал, как от одного лишь присутствия обоих его супругов его член и анус в раз стали влажными. Сантиметр за сантиметром Шон медленно покрывал омежий живот еле ощутимыми поцелуями, одновременно лаская его аккуратный и влажный член ладонями, то и дело касаясь грудью его паха и проводя теплыми кончиками пальцев между открытой и смазанной вязкой природной смазкой ложбинки омеги. Антуан глубоко и прерывисто дышал, он не мог видеть, что происходило между его ног, так как полность был расположен спиной и затылком на столе, однако он чувствовал. И то, что он чувствовал ему очень при очень нравилось. Мимолётный короткий поцелуй возле пупка и смелая косая линия проведённая влажным языком от правой стороны пупка до паха. Ощущая по всему телу необузданное возбуждение все мысли Антуана были лишь об одном — быстрее! Когда на ярко красную и налитую кровью головку его члена подули, а затем с напором и страстью обхватили влажным и горячем ртом, Антуан больше не смог сдержать громких стонов. В это же время Йен налил масло себе на пальцы и, покрывая согнутую над Антуаном спину брата поцелуями, готовился не спеша растянуть его. В этот раз альфе хотелось все сделать качественно и одновременно с Шоном. Процесс растяжки сухого отверстия беты проходил немного сложнее, чем у омег, однако Йен слишком хорошо знал тело брата. Смазанный в масле указательный палец альфы проскользнул внутрь Шона легко и беспрепятственно, чуть подвигав им внутри, Йен почувствовал как мышцы ануса его брата сокращаются, будто пытаясь поймать тонкий по сравнению с толстым членом альфы палец. Теперь дело оставалось за малым, сейчас, когда внутренне отверстие смазано можно было без боли и лишнего дискомфорта растягивать Шона более чем двумя пальцами. Йен не боялся причинить боль, знал, что Шон ко всему привычен, но всё же не хотел быть эгоистом в их триаде, хотя не всегда мог сдержать свою альфью сущность и быть нежным любовником для обоих. Все супруги в их триаде были любимы и желанны одинаково и распределения в сексе могло быть каким угодно, никто не обижался. Постанывая от немного грубоватых действий Йена, Шон продолжал ласкать ртом сочащийся член Антуана, пока не добрался языком до сжатого и влажного от слюны и смазки ануса омежки. В его голове тут же пронеслись всякие эротические фантазии в которых он ласкал своего супруга и так, и эдак. И теперь ничто не мешало ему повторить свои сексуальные мыслишки наяву. Антуан уже давно был открыт, а его анус податлив, но почувствовав, что его нутро заполняется чем-то совсем не похожим на привычный ему крепкий член, мигом вцепился в волосы Шона отстраняя его голову от себя. Стало стыдно, просто откровенно стыдно от того, каким образом его ласкал Шон. До него никто не лизал Антуану там и хотя эти новые ощущения и ласки были очень приятными, все же он не смог в полной мере расслабиться, чтобы получить максимум удовольствия от вылизывания этого найинтимнейшего места. Несмотря на переполняющее все тело возбуждение Шон понял, что такой вид прелюдии Антуану не нравится и решил с ним об этом поговорить, но позже. Тем временем Йен закончил с растяжкой Шона и раскрытой ладонью похлопал того по плечу. Первым, кто должен был «войти» был Шон, так было удобнее, а потом просто чуть выпятить зад для проникновения в него изнывающего и сочащегося крепкого члена Йена. Так они и поступили. Наблюдая, как толчок за толчком Йен проникает в тело брата и постепенно начинает двигаться, как зажмурился от удовольствия Шон ещё глубже проникая своим возбуждённым членом в его нутро, у Антуана от столь сексуального зрелища закружилась голова. О стыде испытываемом им парой минут ранее было напрочь забыто, а волнами набегающее волнение и страсть вновь возобладали и переняли контроль над его распаленым телом. Йен и Шон двигались почти в унисон, по крайней мере старались, ведь давление на все чувствительные места Шона были гораздо сильнее, чем у обоих супругов по одиночке. Но и это не доставляло никакого дискомфорта, все участники получали от процесса истинное удовольствие. Антуан чувствовал, что с каждым более резким и глубоким толчком супруга съезжает по столу ближе к краю, ему пришлось вцепится пальцами в бортики по бокам, чтобы не соскользнуть с пыльной поверхности и не пропустить ни единого полного напора и страсти движение бедер Шона. Ох, это особое ощущение когда каждой своей внутренней мышцей он чувствовал глубокое проникновение и от этого хотелось и кричать, и плакать от переполняющих его взрывоопасных сексуальных эмоций. Но как же жаль, что всё хорошее так быстро кончается. От переполняющих его тело ощущений первым сдался Шон. Кончая, он настолько выгнулся в Антуане, что его член причинил омеге некоторую боль, но это не помешало омеге насадится на него до упора и чувствовать как член Шона сокращается в нем выплескивая порцию горячей спермы, как он становиться мягким и спустя пару секунд влажно выскальзывает из его нутра. Понимая, что Шон достиг своей конечной точки, альфа немного отстранился от расслабленного тела Шона и, повернув его голову немного в сторону, поцеловал того глубоко с языком. Пытаясь отдышаться Шон выскользнул из омежьего нутра и отошёл в сторону прийти в себя, а его место занял ухмыляющийся и крайне возбуждённый старший супруг. Ощущения при соитии были разными что с Йеном, что с Шоном. Не плохие, но немного разные, все же омеги были склонны к интиму именно с альфами из-за их узлов и прочих таких любимых Антуаном радостей, но даже несмотря на это, по ощущениям, Шон ничем не уступал альфе. Неуклюже вильнув задом на пыльном столе, Антуан почти невинно прикусил губу и выгнувшись, рукой нащупал влажный от природной смазки и купленного масла член альфы. Не ожидая ни секунды больше он скрестил ноги за спиной у супруга и приблизил Йена ближе к себе, перед этим лишь чуть-чуть потеребив влажной головкой члена свой раскрытый анус прежде чем до упора насадится на его член. И со стоном начать двигаться. То, какой ритм был взят Йеном разом добил те последние секунды, которые им требовались для достижения оглушительного оргазма, который опустошил не только их тела, но и горячие головы.

***

Лей достаточно долго принюхивался и хихикал за спинами Йена, Шона и Антуана. — Не могли дождаться ночи? — Шуточно спросил тот, чем ещё сильнее смутил Антуана. Его лицо пылало красным погорше чем свекла, от того что они занимались этим средь белого дня в каком-то сарае. Стыдно. Очень при очень стыдно. — Кто-то сует нос в чужие дела? — К Лею подошёл Тайя и дав лёгкий щелбан тому в нос, второй рукой ощутимо ущипнул за зад. — А, что, если и так? — Подмигнув, в ответ спросил Лей,— Может я тоже так хочу.. Внезапно. Не в бровь, а в глаз. Тейя даже не знал, что на подобное ответить, ведь в этом плане у них все было в порядке, а тут такое. — Сарай свободен, за детьми присмотрим,— прошмыгнув в комнату громко смеясь сообщил Антуан, пока Лей заливался краской смущения, хотя сам это все и начал. Йен прошел в их общую комнату в след за омегой, а Шон вернулся к своим делам. Расслабленный и удовлетворённый Антуан лег на постель и хотел было часок другой поспать, но тут Йен открыл верхнюю шуфлядку* и достал оттуда трубочкой согнутый пергамент перетянутый по средине бечевкой, что за день до своей смерти передал омеге Кримо. — Это тот самый пергамент? — Спросил Йен у смотрящего на него во все глаза Антуана. До омеги только что дошло, что это и была та вещь, которая его тревожила, но о которой тот почти позабыл. Во-первых, он не знал что в нем, а во-вторых, это что-то было связано с его маленьким сыном. — Да, положи его обратно, — попросил омега, пока сам раздумывал что с ним делать. Вроде Йен ничего не говорил о том, что они куда-то в ближайшее время поедут, так что держать при себе этот пергамент не было смысла. — Лучше держи его всё время при себе, — положив пергамент обратно, Йен сел на постель рядом с нервничающим омегой. —Понимаешь, в северном государстве есть закон, что каждый омега оставшийся или планируемый остаться на ПМЖ в северном государстве должен быть зарегистрирован. Нас могут за это обезглавить, как отца.. — Я помню, но мы же не собираемся и вправду туда идти и.. Регистрироваться? Я.. Нас поджидает опасность, помнишь? Закрыв лицо руками, Антуан практически подался панике. Ему казалось, что нет ни одного места в мире, где бы он смог укрыться и просто жить со своими супругами и сыном, что нет ни одного человека кроме семьи, кто не задумал бы против него нечто плохое и не попытался бы ему навредить. В обоих случаях весь мир будто бы озлобился и настойчиво шагал против него и Антуан совершенно не знал, что с этим делать или как с этим бороться. — Не пойдем, пока никуда не пойдем, успокойся. — Йен ласково погладил по плечу супруга и приобняв за плечи уложил на кровати. В тепле йеновских объятий Антуан быстро задремал, пока его не разбудил Фридрих, который заигравшись, громко смеясь, вломился в их общую комнату.

***

Даже крепкий сон не помог избавиться Антуану от противного чувства внутри. Уже наступил ужин и Лей вновь удивил всех очередным шедевром кулинарии, но в этот раз он готовил его вместе со слугой л'Саримо. Получился эдакий микс соленого с перчённо острым вкусом, который, по словам слуги, просто обожали есть в северном государстве. Запечённое на углях мясо было сочным и поджаристым, а белая, слегка солоноватая каша из риса была нежной и немного жидковатой, что особенно понравилось детям. Ведь они могли в неё пихать свои пальчики, облизывать и смотреть, как только что бывшее пустым место, вновь становилось вкусной кашей. Весь ужин Антуана не покидали мысли о пергаменте, ведь Кримо сказал, что их встретят и это послание нужно передать прямо в руки какого-то Дорана. Но на границах их никто не встретил и ни о никаком Доране никто так и не заикнулся, и от этого Антуан волновался ещё сильнее. «Неужто надо было ехать в сторону главной границы?» — Подумал Антуан и закончив есть, молча вернулся обратно в свою комнату. Делать совершенно ничего не хотелось, Фридрих был занят запугиванием слуги, когда стало уж совсем заметно, что тот их всячески избегает. Так альфочка нашёл ещё один способ скрасить свой день на новом месте и также науськал близнецов на это весёлое дело. Бедный слуга нигде не имел спокойствия, хоть ты в столицу беги, они и до туда доберутся! Но быстро эти мысли сменились весельем и это стало им своеобразной игрой, как для детей, так и для слуги в возрасте. Занимаясь своими делами по дому, Клим искоса поглядывал на подкрадывающихся к нему детей и резко разворачиваясь пугал их громким «бу». Дети с визгами и громким заливистым смехом разбегались и расползались в разные стороны, а потом все начиналось заново. К вечеру у никого не было сил: у одних слышать и терпеть постоянные радостные визги, а у самого слуги болела голова от постоянного выкрикивания «бу». И ведь прошло то всего трое суток, а ещё завтра и послезавтра, нет, надо было их чем-то срочно занять!

***

Во всем доме уже давно был погашен свет и, будучи уставшими, все разошлись по своим комнатам и легли по постелям. Дети пока что спали в кроватях взрослых за неимением детских кроватей, но на рынке Йен уже договорился и насчёт этого. Поэтому о каких-либо греховных блаженствах, страстях и прочих радостях можно было на какое-то время забыть. Даже почти засыпая Антуан всё ещё никак не мог забыть их великолепный секс в том сарае. И сейчас вспоминая его от чего-то смущался и хихикал. — Что тебя так порадовало? — Повернувшись удобнее на спину между Антуаном и Фридрихом, шепотом спросил Шон. — Вспомнил красное лицо Лея, — также тихо ответил ему Антуан, чтобы не разбудить не так давно заснувшего сына. — Я тут прикупил и для тебя подарочек, как только кровать будет в нашем распоряжении, то прошу примерить его. – Сообщил альфа и кончиками пальцев нежно коснулся оголенного плеча омеги. Фридрих завозился между телами Йена и Шона, но не проснулся, просто наигрался за целый день и даже во сне не мог успокоиться. — Хорошо, примерю. Послушайте, мне не даёт покоя этот пергамент, может посмотрим что в нем. А то Кримо говорил что нас якобы встретит какой-то Доран.. — Его Величество Карен Доран, Антуан. Это наш король. — Сообщил горькую правду Шон. Он больше не мог скрывать от Антуана такую информацию. — И вы говорите об этом только сейчас? — Недожидаясь ответа, Антуан повернулся на другой бок и закрыл глаза. Веселье испарилось будто бы его и не было. Он не был обиженным, что от него скрыли кто такой этот Доран, но всё-таки эта информация круто меняло дело. И со стыдом для себя, Антуан понял, что ни разу за свою жизнь мало того, что не слышал(наверняка слышал, но это ему было неинтересно, чтобы запомнить), как звать короля северного государства, так ещё и сам будучи принцем(очень далёким от политики) не поинтересовался такой важной информацией. **А ведь его отец однажды уже пытался сватать сына «волкам», но, к счастью, король северных отказался принимать малолетнего омегу себе в постель и ждать хотя бы до его первого совершеннолетия, наверное поэтому Антуану не пришло в голову узнавать что-либо о волках. Теперь получалось, что спокойно жить в северном государстве ни он, ни Фридрих не смогут и им придется всю жизнь от кого-то бежать. Роль беглеца настолько уже надоела, что внутри омеги всё клокотало от тревожной злости. — Не дуйся, мы просто не хотели тебя волновать.. Раньше времени,— Стараясь не потревожить Фрида, Йен привстал на постели и оставил короткий поцелуй на плече обиженного омеги. Даже в столь серьезной ситуации он умудрялся глубоко и возбуждённо дышать, желая удовлетворения своих альфьих потребностей. После этого разговора даже если у кого и было хоть какое-то сексуальное желание, то у Шона и Антуана оно быстро пропало. Омеге было страшно, ведь он не знал с чем им ещё придется столкнуться, а мысли о короле северного государства не придавали ни капли оптимизма и это ощущение страха буквально грызло его изнутри. Тщательно прислушиваясь к эмоциям Антуана, Шон искренне не понимал, как того подбодрить и успокоить. В итоге, решил ничего не делать, чтобы зазря ещё больше не нервировать супруга. Обиженный вниманием супругов Йен с громким вздохом поднялся с постели и вышел из комнаты саморучно справится со своей малюсенькой проблемой, которая никак не хотела успокоиться.

***

В тишине раннего утра, ещё до рассвета, в деревушке, где на данный момент проживала семья л'Саримо и Анно, по всей местности эхом разнеслись звуки копыт. Сквозь сон заслышав странный звук, наученный горьким опытом Антуан, знал, что в таких случаях нужно срочно бежать куда глаза глядят, чтобы ни в коем случае не попасться под удар несущий в себе опасность. К тому же они находились в чужом государстве, а здесь, как говорится, свои законы и не факт, что те, кто приближаются точно примяком к их дому, какие-нибудь безобидные торговцы. Выхватив из шуфлядки пергамент-послание, омега поспешил одеться и разбудил обоих крепко спящих супругов. Проснувшийся раньше времени Фридрих был недоволен ранней пробудкой и попытался снова заснуть, но нервничащий омега, в панике, пытаясь не сорваться на крик, всё же сумел его кое-как разбудить и надеть на сына теплые вещи. За крайне короткий срок в голове Антуана пронеслась сто и одна мысль, а также нескончаемое колличество разных сценариев грядущих событий. Того, что может неизбежно произойти, если они с сыном сейчас же не покинут этот дом. Пока Йен с Шоном вооружались, Антуан, укутав ещё сонного Фридриха в одеяло, дернул к черному выходу. Однако пометавшись немного в сомнительных раздумьях, осознал, что не может столь трусливо бросить свою семью в беде, даже рискуя собой и ребенком, и не придумал ничего лучше, чем спрятаться в комнате разбуженного Тейя и Лея.

***

Накинув на себя первые попавшиеся вещи Тейя выбежал из комнаты, чтобы присоединиться к Шону и Йену. Бета как раз выходил из комнаты держа в обеих руках острые боевые кинжалы. По сути Тейя был простым лекарем и у него не было нужной подготовки, чтобы сражаться. Однако на кону стояли их жизни, поэтому собравшись с силами он вспомнил что является альфой, забрал у Шона один из кинжалов и принялся наряду с братьями л'Саримо поджидать незваных гостей в прихожей.

***

В устроенном домашними переполохе было невозможно не проснуться. Первый и единственный этаж, хотя в доме были достаточно плотные стены, однако это не означало, что из-за их толстой изоляции никто ничего не слышал. Клим всегда спал достаточно крепко, как из-за своего не молодого возраста, также и из-за переделанных за день дел по дому, но даже сквозь усталость и крепкий сон тот услышал столь нехарактерные для достаточно раннего утра звуки. Уже поседевший, но ещё достаточно крепкий слуга Клим, быстро оделся в свою форму не забыв при этом про свой заточенный нож, и вышел из комнаты. Первым, кого в прихожей увидел слуга был инфант л'Саримо Шон. Бета выглядел серьезным и крайне обеспокоенным, что навевало на разные нехорошие мысли. Вообще, Клим знал всю ситуацию связанную с казнью графа Людвига л'Саримо, поэтому догадывался, что возможной причиной переполоха стал именно как-то узнавшийся факт возвращения юного графа на родину. Понимая, что сейчас случится нечто, слуга преодолел пару метров до единственной запертой комнаты, отперев которую, тот заметил крайне тревожных омег и жавшийся к ним испуганных детей. Зайдя в помещение и уверив омег что они в относительной безопасности, Клим помог одеть обоих рыдающих малюток, и выхватив из-за пояса заточенный до остра нож, встал на их защиту. Если Фридриху ещё можно было объяснить, что надо вести себя тихо, то обоим близнецам этого не объяснишь и силой не заткнешь им рты. Будто понимая всю серьезность ситуации Оли и Кай не переставая и надрывно плакали. Конечно, в столь стрессовой ситуации их инстинкты подсказывали им делать именно так — податься плачу, чтобы кто-нибудь из взрослых их защитил. К тому же, малюток подняли среди ночи, а это дополнительный плюс к стрессу и непониманию происходящего. Обливаясь холодным потом и окончательно потерявшись в страхе, Лей, крепко прижимал к своей резко вздымающийся груди плачущих детей. Сам омега абсолютно не был готов к такому повороту их прежде мирной жизни и неосознанно жался к Антуану, держащему возле себя пока ещё молчавшего сына, в глубине души то ли молившегося, то ли опасавшегося, что вот он.. тот самый конец, который когда-нибудь неприменно должен был наступить.. Во дворе послышались чьи-то множественные приглушённые голоса. По теням возле дома можно было понять, что дом окружён. Кто-то заглядывал во все окна, пока омеги сжавшись сидели под коротким козырьком подоконника, прижимая к себе испуганных детей и наблюдая за тенями отброшенными со стороны окна. А кто-то с целью то ли разбудить, то ли напугать вёл чем-то острым по наружным деревянным балкам дома. В душе каждого, кто был в комнате, царила паника и понимание неизбежного. К тому же бежать было сколько опасно, настолько и некуда, тем более с маленькими детьми, да и из оружия был лишь один небольшой нож у Клима, что лишь на малую долю давало ощущение некоторой безопасности. Единственное, Антуан заметил тонкие, но острые спицы на столе Лея. По приезду в Северное государство Лей изъявил желание научится вязать, но у него это получалось достаточно плохо, да и терпения для подобного занятия у него в итоге не нашлось, поэтому спицы без дела валялись на столе рядом с сиротливо брошенным и немного потрёпанным клубком бордовых ниток. Антуан ползком добрался до стола и схватил их. В голове омеги отчаянно билась мысль, что если кто-то только посмеет тронуть хоть пальцем любого из детей, то непременно отправится прямиком в ад. Для себя же Антуан уже всё решил, что бы не случилось он будет биться и защищать свою семью ценой даже собственной жизни. И если ему придется убивать он это сделает, будет потом жалеть об отнятой жизни, но определенно сделает. Окно в прихожей было выбито. Это доказывал звук битого стекла и грубые альфьи голоса доносящиеся уже изнутри дома. Напряжённые Тейя и Шон держали кинжалы наизготове, пока Йен стремительно превращался в свою боевую форму. Его клыки выросли до двух сантиметров, а когти длиной почти в пять. Среди пришлых альф Йен ещё был сильно молод, ведь лишь чуть больше двух лет назад тот справил свое совершеннолетие.

***

Послышался звук треснувшего дерева. Нападавшие на их дом не остановились на разбитых окнах и в придачу выбили дверь. Уже будучи готовым обороняться Тейя шагнул в сторону кухни выставив правую руку с кинжалом вперёд, а Йен встал в боевую позу, что позволило бы ему в один момент с лёгкостью разодрать глотки врагам. Как ни странно, но Шон дёрнул свободной рукой, давая знак обоим альфам успокоиться. Именно с его местоположения можно было заметить, что приезжие не просто кто-то, а никто иной как дворцовая стража. Вошедшие в дом стражники имели при себе оружие, что говорило о том, что те пришли не ради убийства. Будь по-другому те бы поголовно приняли бы свои боевые формы характерные лишь для вояк альф северного государства. На покрытых серебром латах даже при скудном освещении виднелся герб с изображением воющего волка, а значит все они из личного состава королевской стражи. Мигом оценив ситуацию Шон успел немного отступить назад и, прижавшись к груди брата своей спиной, усмирить Йена, прежде чем тот напал бы и тут уж их всех точно поубивали бы. — Зачем пожаловали? — Требовательным голосом спросил Шон, он еле-еле сдерживал за своей спиной ничего не понимающего и готового рвать глотки Йена. В таком состоянии альфа был получше всякого обученного профессионального убийцы, так что можно себе представить, сколько сил Шона уходило на разговор со стражой и сдерживание агрессивного альфы. — У нас приказ привести во дворец графа л'Саримо и его инфанта, а также всех, кто находится в этом доме. — Твердо поставленным голосом ответил один из страж. — Для чего? Ведь мы ничего не сделали! — Возмутился Тейя. Он изо всех сил старался избежать вынужденной «аудиенции» у короля северного государства, ведь он, как и Антуан, а также дети и Лей, считались преступниками. Только «статьи» у всех были разными. — Таков приказ, в доме ещё кто-нибудь есть? — Не.. — Хотел было сказать Шон, однако один из стражей уже двинулся в сторону единственной запертой комнаты. И уже через миг оттуда послышался звук борьбы. Стоявший на защите омег слуга напал на стражника с ножом, но мгновенно оказался в проигрышном положении. Его скрутили и поставили на колени предварительно выбив из рук острый предмет. Второй и третий стражники поспешили на помощь двум другим, пока некоторые из оставшихся обследовали территорию дома и задерживали рвущихся на помощь омегам Шона, Тейя и окончательно взбесившегося от угрозы истинному Йена. Прижатые к груди Лея омежки захлебывались рыданиями, Фридрих мялся где-то возле ног Антуана, пока сам омега крепко стиснул острые спицы в своих ладонях и готовился. Прямо сейчас он готовился убить их всех, как только те посмеют подойти хоть на шаг ближе. Ничего не говоря и не предупреждая, один из стражников двинулась в сторону омег. Антуан вышел на шаг вперёд и уже был намерен размахнуться и всадить острый конец спицы в горло угрожающего им альфе. — Не смейте приближаться! — Крикнул Антуан, отталкивая от себя сына. — Фрид, зайди мне за спину. Быстро! — Папа, не надо.. — психика альфочки не выдержала такого давления и, закрывая потными от страха ладонями лицо, он расплакался. И это было понятно, ведь не всякий взрослый в такой ситуации мог бы взять себя в руки и не поддаться стремительно поднимающийся панике. — У нас приказ отвести всех во дворец. — Это ещё хуже, чем смерть!– Громко выкрикнул омега и впадая в некое состояние аффекта замахнулся рукой с сжатыми в ладони острыми спицами. Не успев нанести никакого урона стражнику, нефритовый брачный браслет на правом запястье Антуана тут же замигал светло зеленоватым светом, загрубевшую кожу шрама зажгло будто бы он снова сидит на полу в одной из комнат имения и мысленно прощаясь с жизнью, держит в руке кусок острого стекла глубоко распарывая им кожу. Кривясь от боли в запястье и от не нужных в данный момент воспоминаний и ощущений, Антуан не сумел приложить достаточно силы, чтобы хоть как-то навредить чужакам. Уже через несколько минут омег с детьми вывели под конвоем из дома. На улице всю семью уже ждала крытая повозка без окон и охраняющие ее оставшиеся стражи верхом на лошадях. Никто из домашних не пострадал физически, однако дети очень долго не могли успокоиться. Супруги как могли поддерживали своих омег, но спокойствия на душе ни у кого не было.

***

Бежать в никуда с детьми было делом гиблым, а нападать исподтишка на королевскую стражу и того хуже. Поэтому погрузившись в крытую повозку все ждали окончательной точки прибытия, где каждый из них или получит по заслугам, или же уйдет с миром. Теперь, когда Антуан знал кто такой Карен Доран, он больше всего волновался, что король северного государства мог бы быть в сговоре с Кристо. И его, как беглого принца, в ближайшее время или убьют, или же депортируют назад в Южное государство к тому, кто с лёгкостью превратит жизнь омеги и его сына в очередной виток бесконечного ада. Но больше всего Антуан, конечно же, волновался не из-за себя и даже не из-за своих истинных. Больше всего он боялся увидеть смерти детей. Если в случае с детьми триады Анно можно было просить помилование, то в случае с Фридрихом.. Антуан не мог даже в мыслях придумать, что король северного государства может сделать с его маленьким альфочкой. Если бы только один Антуан мог пострадать из-за своего статуса принца.. Но если станет известно что Фридрих не только сын Антуана, но и.. Кристо, то уже ничто и никто не будет способен спасти их от неминуемой смерти. К тому же, наверняка, король северного государства уже прознал от оракула и то, что император родился. Думалось ему, что в народе об этом не говорил лишь немой, по крайней мере, по единственному упоминанию в письме от Вильгельма, так обстояла ситуация в южном госудрстве. И почему-то все верят, что Фрид и есть тот самый Император. От нескончаемого потока разных мыслей Антуан еле сдерживал себя, чтобы не начать от бессилия истерить. Время тянулось слишком медленно, всхлипы голодных и вымотанных плачем омежек приносили ещё больше негативных мыслей и страхов, но Антуан понимал что своими слезами сделает только хуже. Поэтому он осознанно по крепче обнял сына, носом уткнувшись ему в пахучие мылом волосы, и молчал. Ощущая весь спектр эмоций омеги Йен и Шон были рядом. Пока Йен прибывал в каких-то своих мыслях, более чувствительный Шон успокаивающе поглаживал Антуана по сгорбленной спине. Говорить о чем-то, пока не зная всей ситуации было глупо и ни к чему толковому и так бы не привело.

***

Как бы Лей не сосредотачивался пытаясь предсказать их дальнейшую судьбу, однако в столь критический момент, когда их жизни в буквальном смысл находились на волоске от смерти, омеге не приходило ни одно провидение. — Что за бесполезный дар? Когда не надо, то пожалуйста, а когда над нами нависла угроза то молчок. — Лей нервно передёрнул плечами и закрыл ладонями лицо. — Пергамент у тебя? — Волнуясь за всех и вся, спросил у Антуана Шон вовремя вспомнив о возможном шансе быть отпущенными. — Да, у меня, вот и встретили нас называется. Это так встречают гостей в северном государстве? — Нервно хмыкнув, пытался пошутить Антуан. — Тебе придется все рассказать, теперь уже точно,— вмешался Тейя, чем окончательно испортил уже подпорченое настроение омеге. Он был крайне серьёзен, говоря это Антуану, но спящий Оли завозился на его руках, поэтому внимательному альфе пришлось обратить всё свое внимание на сына. А Антуан на эти слова не обратил внимание, по крайней мере, сделал вид, что ничего не слышал, хотя от осознания что когда-нибудь придется сделать усилие и всё рассказать пульс омеги стал в два раза стремительней. — Рассказать...? — замялся Шон, чувствуя, как ободряюще Йен взял его ладонь в свои. С одной стороны Шона дико раздражало то, что в этой повозке одни стены, без окон, и от того была полнейшая темнота. Он не мог видеть своих брата и истинного омегу, лишь чувствовать их эмоции. С другой же, он — боялся. Боялся, потому что не мог бы признаться даже самому себе — готов ли он узнать о своем омеге абсолютно все что тот скрывал? Всё же легче жить когда не знаешь и толику горькой правды, однако он обещал любить Антуана вопреки всему произошедшему. — Нет, я не стану ничего говорить! — Занервничал Антуан,— Не буду.. Как бы не крепился Антуан, но у него всё-таки началась паника. Ему не просто было за себя стыдно, он совсем не считал хорошей идеей рассказывать всё вот так, когда его сын сидит рядом с ним, слушает и всё понимает. Возможно эта мысль была лишь отговоркой для него, Антуана, но омега даже не мог представить, что Фридрих узнает обо всей грязи в его прошлом и захочет отвернуться от него.. Потому что они сотворили грех.. Он — сотворил его с ним.. Антуану казалось что стены сдавят его в лепешку, а на голову обрушится небо, если он хоть слово вымолвит и расскажет всю отвратительную правду о себе и о том, от кого появился на свет его сын. В повозке и так было темно, но перед глазами Антуана потемнело ещё сильнее, дыхание участилось, а желудок скрутило в узел.. — Ничего не говори, дыши,— Лей осуждающе пихнул своим острым локтем в бок Тейя за его длинный язык. И тут же попытался успокоить Антуана. — Все хорошо, это только твоя тайна, успокойся. — Я просто не могу, это.. Это всё слишком отвратительно! Я.. Не достоин вас.. — Антуан не смог сдержаться и разрыдался. Вышли все накопившиеся в нем за это время эмоции. От этого взлома в их дом, из-за очередного побега, и от всего прочего, где он столь мастерски пытался скрыть свой негатив в себе. Лишь крепкие объятия маленького сына помогли найти крохотный проблеск во тьме и найти силы справиться со своими внутренними демонами прошлого и, возможно, совсем уж близкого будущего.

***

Сидя в кромешной темноте, пленники уже потеряли счёт времени. Как долго они уже в пути? На этот вопрос точно не мог ответить никто, так как за прошедшее время их биологические часы напрочь сбились. По примерным ощущениям они ехали уже полтора суток, но это не точно. Кроме постоянной тряски и угрюмых мыслей, а также непонятных и еле слышных разговоров снаружи, они все как один чувствовали себя безумно уставшими и до спазмов в желудках голодными. За всё время повозка ни разу не останавливалась. Для справления нужды в конце повозки стоял небольшой сосуд, а так же ведро воды для питья. И если бы не верный слуга л'Саримо, который все время от начала пути молчал, не нашел воду и сосуд для природных нужд, то пришлось бы терпеть, а о самом слуге, стыдно признаться, но никто бы даже и не вспомнил. Антуан ни на миг не отпускал от себя Фридриха. Ему казалось, что если он хоть на чуть выпустит сына из рук, то никогда больше не увидит. Эта мысль доводила омегу до ужаса, кроме того, у всех было впечатление, что везли их словно скот на убой и от этого позитивно не думал никто. И если бы не дурацкие мысли и аналогичность уже случавшегося в жизни Антуана.. Он чувствовал, что в этот раз всё может случиться намного хуже и всеми силами гнал от себя свой страх. Дети из-за нахождения в закрытом помещении и пугающей темноты постоянно то хныкали, то из-за острого чувства голода спали. Благо у Лея ещё выделялось грудное молоко и, за неимением ничего лучше, детям, по очереди, приходилось сосать грудь омеги, чтобы хоть немного поесть. Худшее, что случилось за это время, что из-за голода и пережитого стресса количество молока в груди Лея было мизерным и Фридрих, попробовав грудного молока лишь однажды, больше не мог принять грудь Лея отдавая «свою часть» близнецам. Во-первых, он для этого был уже большим мальчиком, а во-вторых, он слишком привык к нормальной еде. И даже не видя выражение лица своего сына, Антуан понимал, что Фриду это действие отвратительно. Поэтому за неимением иного выхода альфочка терпел голод наравне со взрослыми и пил лишь одну воду, предварительно согретую во рту у Антуана. Повозка остановилась неожиданно. Те кто спал проснулись, а те кто бодрствовал собрались. Снаружи послышались голоса и скрип поворачиваемого в замке ключа. Антуан быстренько умыл лицо Фридриха и свое, и закрыл своей ладонью глаза сына. Дверь открылась, как и предполагал Антуан, на дворе был день. Свет ударил по глазам всех, кто был в повозке. И не успев привыкнуть к яркости солнца отражаемого белым снегом, их всех погнали из нее вон. Сильному полу сразу же скрутили за спиной руки. Лей с Оли на руках, а Антуан с Каем и идущим рядом Фридрихом в данный момент были слабее новорожденных котят, хотя их руки никто не посмел связать. Чтобы не подвергать детей опасности, все вели себя мирно. Встретить пленников вышел оракул. Это был тот самый альфа, что обручил Йена с Антуаном и который являлся кровным дедом обеим братьям л'Саримо. Видя в каком состоянии приехали его внуки, оракул был дико зол. — Да как вы смеете? Моих внуков, вести как преступников. Отпустить немедленно! — У нас приказ короля доставить их во дворец, — словно робот читающий заученный текст, сообщил страж. — Мы имели право применять грубую силу, если будет оказываться сопротивление, а оно было. — Отпустите, — Из-за поднятого шума ранним утром проснулся даже сам король. Он выглянул из окна своей комнаты и велел отпустить пленников. Тогда же Антуан впервые увидел Карен Дорана. — Ведите всех в тронный зал и немедля соберите суд. Последние слова стали для всех шоком. Только сейчас стало ясно на сколько хрупки их жизни, а ведь было сказано всего лишь одно короткое слово — суд. Сил на рыдания и истерики уже, ни у кого не было. Они преступники, они виноваты, тут уже ничего не поделать. Надо или смириться, или же бороться за свои жизни и жизни детей, других вариантов не было и быть не могло.

***

В тронном зале собралось более тридцати человек. Скованные в руках Йен, Шон, Антуан и даже маленький Фридрих стояли по правую сторону от трона в центре зала, напротив них стояли, практически в таком же положении: Лей с обоими сыновьями на руках, и связанные по рукам Тейя и Вильгельм. Слугу Клима сразу после высадки отправили в темницу к остальным менее причастным к этому делу заключённым. И с одной, и второй стороны также стояла бравая и до жути молчаливая стража. Остальные из присутствующих зрителей и судей были государственными вельможами, которые также иногда выполняли роль обвинителей и имели право выносить смертельные приговоры, но подтверждать обвинения и приговоры, а также дать окончательный приказ помиловать мог лишь один король. Его как раз и ждали собравшиеся в тронном зале. Оракул тщательно высматривал возможность подобраться к внукам. Только сейчас он осознал, что своим предсказанием подверг отпрысков своего единственного и до сих пор любимого сына смертельной опасности. И как бы он не порывался подойти к своим внукам, тех тщательно охраняли стражи не давая приблизиться ближе, чем на три метра. Карен Доран явился на суд с опозданием и без своего омеги. Хотя обычно Самуиль и так не присутствовал на судах, но в этот раз, узнав над кем будет суд, он очень хотел посмотреть на принца Южного государства даже если последнего ждет смертный приговор. — Оставайся в постели,— таким был последний приказ короля истинному прежде чем тот покинул свои комнаты и отправился в тронный зал. Когда королю было выгодно, он с лёгкостью мог бороться с истинностью и пресекать любые попытки влиять на свою волю.

***

Явившись в красно-серебенном плаще с изображённом на спине гербом воющего на луну волка, король Доран первым делом всех поприветствовал и занял свое почетное место на троне. Для него это было нормальной практикой и не важно, что кто-то в данный момент мог лишится головы, вежливость для него была на первом месте и лишь только потом разбирательства и сам суд. — Суд начинается,— громогласно сообщил король. — Представьте поименно обвиняемых. Правая рука короля зачитал на каждого собранное шпионами общее досье. Бледный словно мел Лей, и так испуганный судом и возможным наказанием для него и детей, впервые узнал всю подноготную на его супруга Вильгельма и был от этого (мягко говоря) в полнейшем шоке. От изобилия совершенных Вильгельмом за более чем тридцать лет страшных и не очень преступлений, Лей чудом не потерял сознание прямо в зале суда, но, к счастью, вовремя взял себя в руки. На омегу было страшно смотреть, с одной стороны он уже давно догадывался, что его супруг бета не так прост, но это не мешало любить его, как всем сердцем любил Вильгельма Лей. С другой же, Лей понимал, что эти преступления были совершены раньше, и к данному моменту, и к ним, не имели никакого отношения. Ради своей семьи и детей, ради себя, тот очень быстро принял решение, что если они, каким-то чудом, останутся живы, то в их с мужем отношениях ничего не измениться. Не успев отойти от потрясения, через несколько минут, также стало известно о зверском убийстве обоих супругов омег Тейя Анно, к которым тот был, к счастью, непричастен. И многие другие грязные детали и достаточно серьезные обвинения, о которых омега решил просто не думать и даже не запоминать. Пожалуй самыми невиновными в зале суда были маленькие омежки и сам Лей, но и он обвинялся в сокрытии беглого принца вражеского для северных государства, а также нелегальном пересечении границ. О младшем принце Антуане так вообще рассказали всю грязь, что только собрали и смогли придумать. Слушая как его обвиняют в продаже собственного тела(в качестве проститутки) на аукционе, омеге казалось, что он только что по своей воле извалялся в отхожей яме и весь до нитки провонял. Некоторые факты были правдивы, как например то, что он незаконно женат на графе Йене л'Саримо, но всё, что касалось его прошлого до похищения, деяний Кристо и рождения его единственного сына оставалось лишь гнусным враньём построенным на одних догадках. Антуан слушал все что о нем говорили и пытался выстроить в голове план, найти нужные слова, чтобы отбить выдвинутые в его сторону обвинения. Во-первых, не было названо имя короля Южного государства в качестве отца ребенка, во-вторых, Антуану приписали спонтанные половые связи с целью узнать информацию для его кровного брата и короля ЮГ Кристо л'Моралик. В общем, решили сделать из омеги продажного омегу-шпиона, что фактически делало его дело пустяковым. Йен и Шон обвинялись в незаконном проникновении из и в Северное государство, а также в сокрытии двух и более (считая детей омег) незарегистрированных в книге учёта омег. Все эти обвинения были серьезными и как не посмотри в их случае карались смертью. Каждому из обвиняемых было дано время принять свой приговор и покаяться в содеянном. Первым выступил Йен : — Ваше Величество, каждое из произнесенного вами слова правдиво, но разве это правильно обвинять нас с братом за то, что мы пошли на поиски своего истинного омеги? В толпе поднялся шквал возмущения после столь грубого обращение к Его Величеству и неуважение к суду. Мол, как этот сопливый граф посмел себя защищать? — Истинные? — Карен Доран обратился к оракулу. На суде Людвига л'Саримо оракула пощадили только из-за его сильного дара, как оракула. Однако сейчас, если тот будет всеми силами оправдывать своих внуков, то под статью попадет и он. — Да, мой король, и этому есть доказательства. Прежде чем омега покинул пределы северного государства Людвиг л'Саримо надел на его запястье нефритовый браслет. Я сам лично дал их ему. Замочек пропал, как на браслете моего внука графа Йена л'Саримо, также и на браслете младшего принца Антуана л'Моралик. — Интересно,— сказав это король поднялся со своего трона и подошёл сначала к Йену и проверил браслет, а затем к трясущемуся от страха и неуверенности Антуану. На их брачных браслетах не было обнаружено замочков, — Хорошо, обвинения сняты, но что же с инфантом Шоном л'Саримо? — Наш союз одобрен самой богиней,— на короткий миг склонил голову Шон, — на мне метка обоих супругов. — Кое-как, связанными руками, Шон и отвернул ворот своей рубахи и доказал наличие метки истинных. Она была поставлена сравнительно недавно, но уже хранила отпечаток запахов обоих супругов. Однако по холодным и презрительно сощуренным глазам короля, главного альфы, это было недостаточным доказательством, так как его сильный запах правителя был достаточно красочным, чтобы высказать свое отношение к истинной метке. — Это лишь смягчает вашу вину. Вы понимаете, что ваш омега беглый принц вражеского государства? Шон и Йен предпочли не отвечать на этот вопрос. Хотя и так всем всё было ясно. — Перейдем к следующему обвиняемому — младший принц Антуан. Мало того, что вы находитесь здесь не законно и я не имею право вас смертельно наказывать, чтобы не разжигать войну между нашими государствами. Однако объясните мне, кем приходится вам этот ребенок? Он нигде не зарегистрирован, кто его отец также неизвестно. Вы в курсе, что в северном государстве есть два очень важных закона касаемо рождения бастардов и оба вы нарушили, а это несомненно принесет смерть этому ребенку? — Это мой сын и, вы правы, он не от братьев л'Саримо. Кто отец я не знаю.. — Антуан посмотрел на поникшего и испуганного Фридриха, затем на своих супругов которые даже при всей своей смуглости были безумно бледны и наконец, на триаду Лея и его детей. В его взгляде сквозило глубокое сожаления, он не желал смерти никому из своей семьи, но даже под дулом смерти не смог сознаться в страшном грехе, которое породило плод инцеста и несло смерть всем. А кроме него всю страшную правду знают лишь два человека в этом зале. — Ваше Величество, — вмешался Тейя,— Простите, Ваше Величество, — альфа встал на колени и поклонился, пока Антуан мысленно молился чтобы тот не выдал его секрет, ведь от этого станет только хуже. — Я принимал роды у младшего принца л'Моралик в полевых условиях, ребенок не зарегистрирован так как уже в то время мы оба были беглецами. Этот альфочка действительно сын младшего принца л'Моралик, но кто отец я также не в курсе.. Его Высочество Антуана взяли силой.. — Достаточно! Я выслушал вас и мне стало ясно что живыми вы создаёте слишком много проблем! К своему сожалению, я говорил, что не могу вас убить младший принц Антуан, хотя именно Вы подставили под удар всех своих родных и друзей. Вы — корень зла, который необходимо искоренить, а ваш сын... Этот альфа действительно похож на вас, но совершенно не факт, что вы этого ребенка не украли. Ведь ваш король был женат на таком же рыжеволосом омеге, как и вы сами, а из этого следует, что возможно, это не ваш ребенок вовсе. Или же.. — Карен Доран покачал головой. В зале все застыли от уму непостижимой догадки Его Величества. — Итак, последний вопрос: Почему вас ищет ваш король Южного государства Кристо л'Моралик? — Эльзар л'Рор был бесплоден, он не мог иметь детей! — из-за несправедливости обвинений, выкрикнул Антуан. Он видел как сжался от страха его маленький сын, слышал как захныкали омежки. Они тоже чувствовали неприязнь и подавляющий запах короля. — Вы не имеете право, даже думать то, о чем вы подумали! Это лож! Всё беспочвенная лож! Мой брат ищет власти, а не меня! Вы не смеете так поступить.. Мой сын часть рода л'Моралик..моя часть.. — Ваш приговор — смерть через подвешивание, а вы младший принц Антуан отправитесь назад к своему королю и кровному брату. И будете сидеть там, где вам и место! Я наслушался достаточно лжи и ваши слезы тут ничем не помогут. В своем государстве я не могу допустить беспорядков. И вы, как никто другой, должны это понимать. — Вы не можете! Это не справедливо! Вы не можете убить их, они не виновны! — Антуан изо всех сил пытался разорвать веревки на своих запястьях. Он плакал из-за того, что не в силах доказать что его семья не виноваты! Но, к сожалению, омега видел несколько безразличным было лицо короля. И, гладя в сторону трона бешеными глазами, омеге пришлось отступить. Он замолчал проглатывая все слова и горечь лишь по одной причине — спасти своего ребенка! — Вас — нет, однако этого ребенка, да. — указательным пальцем с отросшим длинным когтем, король показал в сторону Фридриха. — Заключить их под стражу! Бессильно опустившись на колени и кое как прижимая к себе Фридриха Антуан ещё раз попытался молить короля опомниться. Ведь Фридрих были совсем ещё ребенок и он ничего плохого не сделал. А близнецы омежки? Они ведь даже толком ходить не научились, а их уже посылают на смерть. — У меня есть послание от Кримо, дворцового оракула южного государства. Он просил.. — задыхаясь от рыданий, отдавая последние силы на эти слова, сообщил Антуан. – Просил.. вручить этот пергамент вам лично в руки. Прошу вас, выслушайте, примите его. Ведь Кримо.. Он говорил, что это только для вас! Омега вцепился в этот не счастный пергамент обеями руками, стража пока ещё не успела вывести их их зала, поэтому он смог передать послание королю. Но состояние безнадёги, отчаяния и всего прочего столь сильного и ненавистного прочно засело у него в груди. Антуана тошнило от своей никчемности, но он не собирался сдаваться, хватаясь за любую возможность выжить и сберечь своих близких. Принц не собирался отдавать своего сына никому, а также смерти, и поэтому ждал, ждал пока какая-то бумажка от мертвеца поможет им всем избежать страшной участи. Не спеша читая пергамент, темные брови короля съехались на переносице. Весь его вид выражал то недовольство, затем удивление, а после, что показалось всем самым страшным, что могли ожидать от Карен Дорана был его смех. — Освободить заключённых от обвинений и сохранить им жизнь. Вам повезло младший принц л'Моралик, вам просто нескончаемо повезло. Исполняйте! Лей не мог поверить, что это реальность. Он поочередно обнял своих детей, супругов, а также обоих братьев л'Саримо и Антуана с Фридрихом. Все плакали от счастья — их помиловали! Они наконец свободны от преследований и угрозы со стороны людей Южного государства. В такое счастье не могли поверить никто. Вытирая до сих пор текущие слезы рукой, Антуан выдыхнул, но в итоге не сдержался и также как Лей расплакался, но уже от счастья. — Вам выделят комнаты в столице на первое время, завтра я освобожу всю вашу шайку господин Мар. Во всем своем великолепном составе, с детьми, вы завтра утром должны вернуться во дворец. — Намекнув, что ничего ещё не кончено, король в последний раз кинул нечитаемый взгляд на Фридриха и, с высоко поднятой головой, вышел из тронного зала. Как король и обещал, им выделили по комнате в нежилой дворцовой казарме. Там Вильгельма ожидали его двенадцать подопечных плюс трое верных приспешников и слуга л'Саримо Клим. В тот вечер вместо того, чтобы ругаться и плакать, Лей оставил детей на попечение Антуана и его супругов, а сам с мужьями устроил себе вечер втроём. За эти мучительно долгие и напряжённые часы, омега понял, насколько абсурдно в такой момент спорить или обвинять в чем-то, во всех смыслах виноватого, Вильгельма, ведь только одним чудом они все спаслись от неминуемой их смерти. И, возможно, если бы не нелегальное занятие Мара, то они никогда бы не встретились и не родили бы столь чудных детей. Как говорил когда-то папа Лея: На любом своем несчастье можно построить счастье и добиться процветания.