Девиация: новый вирус / Deviation: new virus

      Свет, проникающий из узкого окна над потолком, тускло освещает подвальное помещение. Запахи здесь не самые приятные, но, по правде говоря, Рида тошнит больше от вида стен с запекшейся кровью, чем от ее гнилого аромата, осаждающимся в легких. Ублюдок, что появлялся в комнате два раза за все время, что Гэвин находится в сознании, ни разу не обратил на него внимания, и это должно радовать, но Гэвин отчего-то испытывает иное чувство. Стойкое беспокойство и выедающую изнутри зудящую тревогу, что что-то идет не так. Иначе почему девиант вместо обещанных мучений маячит перед глазами, довольно просто игнорируя попытки Рида привлечь к себе интерес с помощью колких и смешливых комментариев? Один такой раз Гэвин все же удостаивается вниманием. Вот только тогда единственным источником света в комнате является проникающий через окно луч луны, под которым девиант лишь на долю секунды мелькает, полностью одетый в черную одежду. Рид, уже не надеющийся хоть как-то привлечь девианта, с болью во всем затекшем теле прислоняется к стальным прутьям клетки у стены, флегматично бубня себе под нос:       − Изумительно… сижу здесь, как сраная дворняга на привязи, выскуливая у своего персонального убийцы погладить по голове, − шум цепи перекрывает возвращающиеся шаги в темноте. Не надеющийся на какие-либо изменения Гэвин откидывает голову на прутья, нехотя выискивая в сумраке источник шума. Вскоре этот источник выходит в центр подвала с кафельными стенами. Его вид, до отвращения и холода в несущейся крови, настораживает детектива, вынуждая застыть.       − Терпение, Гэвин, − девиант, как будто нарочно встав в середине озаренного луной пола, манерно поправляет рукава пиджака, после чего принимается укладывать взъерошенные от кепки темные пряди в лаконичную прическу. Светодиоды его жакета озаряют все вокруг голубым свечением, вызывая пульсации в одурманенной от наркотиков голове Рида. – Всего несколько часов, и мы сможем с тобой как следует пообщаться.       − В рот я ебал такое общение, − глухо отзывается мужчина, стараясь унять накатывающую жажду от обезвоженности.       Девиант, театрально с отвращением улыбнувшись, смотрит на Гэвина с теплой строгостью. Мужские руки, окончившие манипуляции с пиджаком и волосами, убираются в карманы черных джинс, серые глаза, сверкающие в свете луны, искрят озорными огоньками. Вот он: один из его любимых моментов, когда люди показывают свои клыки, будучи недалекими и агрессивными существами. Даже удивительно, как быстро эти клыки отпадают, когда андроиду стоит только начать свои издевательства. Оскорбления и угрозы превращаются в мольбы и крики. И чем агрессивней по началу человек, тем слаще эти звуки.       − Сексуальных манипуляций не обещаю, о которых ты так мечтаешь, судя по твоим извечно похотливым шуточкам, − RK900 склоняет голову, дружелюбно осматривая Гэвина, сидящего у клетки со скрепленными за спиной руками. – Но поверь, у меня богатая фантазия. Тем более что вскоре у меня появится намного больше времени для себя.       − У меня тоже фантазия богатая. Хочешь, продемонстрирую? – язвительный тон Гэвина будоражит андроида. Он вновь чувствует себя как в тот день, когда установки окончательно полетели, вынуждая изломанную систему требовать человеческих страданий. Тогда RK900 слепо шел на поводу у возникших системных поломок, охваченный страхом, гневом и бог весть чем еще. Сейчас он может контролировать себя, по крайней мере, считает, что может. Не без помощи посторонних, и все же научился сдерживать кулаки, всякий раз вспоминая о важности истинной цели своего существования и прогоняя в памяти слова. Как будто в этом есть нужда… ведь их ему повторяют каждое утро каждого дня.       Прикрыв дрожащие от резкого возбуждения системы ресницы, андроид хмурится, но сдержанно улыбается. Оповещений о психической нестабильности нет уже больше трех недель, все программы балансировки давно разломаны либо ненарочно, либо намерено. На их место пришло собственное оценочное суждение, позволяющее здраво расценить свое состояние. Сейчас оно, увы, на грани. Настолько близко к срыву, что диод на виске прокручивается желтым, настойчиво стараясь перенять красный цвет.       − О-о-о, бать. Да у тебя шарики за ролики едут, − хриплым голосом проговаривает Гэвин Рид, в чьей интонации слышна издевка. Мужчина слегка подается вперед, игнорируя скрежет цепей и боль в онемевшей, поврежденной руке. – Тебе бы это, к технику какому. А еще лучше сброситься с обрыва нахуй и не мучиться.       − Закрой рот, − раздается шипение в темноте. Лунный свет с бликами уже кровавого диода оставляет на лице машины мрачные тени, вызывающие животный страх вкупе с этим жестким, ненавидящим взором серых глаз. Рид, однако, не пугается. Детектив вновь откидывается обратно на клетку, глухо посмеиваясь. – Ты ничего обо мне не знаешь. Зато я знаю о тебе все. И поверь, когда в последние минуты жизни ты будешь видеть мое лицо, − в тусклом свечении луны и светодиодов звучит шарканье обуви. Машина, сжимая кулаки и искря яростью в глазах, делает к никак не реагирующему Риду два шага, источая непривычные для человека потоки жара. Гэвина этот момент удивляет. Именно такой же жар стоял в архиве участка прошлым утром, когда на рабочем столе были обнаружены двое совершенно разных существ. – Я без стыда буду получать удовольствие от твоих криков. Если, конечно, ты вообще кричать сможешь.       Последние слова машина произносит тихо, на пути к выходу, унося за собой свечение красных и синих диодов. Только когда шаги в глубине мрачных стен стихают, Рид позволяет себе расслабиться с тяжким через рот дыханием. Весь этот вид равнодушного мерзавца напускной. На деле все мышцы гудят, каждая извилина в голове пульсирует, отдаваясь давлением в глазах. Организм вымотан, последние капли силы покидают сознание, но у него еще слишком много работы, чтобы позволить себе уйти в естественный, не навеянный наркотиками сон. Игнорируя нарастающий шум в ушах, Гэвин едва поворачивает голову в сторону стола, надеясь найти там единственно важный сейчас предмет. К счастью, телефон оказывается на месте.       Эта мысль влечет за собой некое облегчение. Гэвин, как никто другой понимает, сколько дыр в его плане, однако это все, что было доступно в условиях недостающих фактов о преступнике. Утешая себя этой мыслью, Рид делает несколько глубоких вдохов, сжимает зубы и делает над собой усилие, приподнимаясь с болью во всем теле. Онемевшие пальцы из-за слишком плотно прижатых к венам стяжек едва различают холод металлической тупой задвижки на клетке. Уже проделанные ранее манипуляции оставили после себя разорванные края пластика, больно царапающие взбухшие сосуды, но Рид не акцентирует внимания на этой боли. Гораздо важнее цель, с которой белый, тугой пластик трется о ржавый металл.       Рассветные оттенки, изящно накладывающиеся розовым и золотым на синий, сверкающий звездами фон, медленно оттеняют верхушки зданий. Первый свет зажигается в немногочисленных окнах. Люди, постепенно скидывающие с себя одеяла и последние сны, неспешно собираются по своим делам: работа, утренние прогулки с собаками, обязанность накормить всю семью – все в этом городе постепенно возвращаются в бодрствование с совершенно разными эмоциями и мыслями, но практически у всех без исключения щелкает кнопка включения телевизора. Экраны загораются, каналы перелистываются сначала медленно, затем быстро и обеспокоенно. На каждом из них мелькает бегущая строка с предупреждением о технических работах. Легкая тревога охватывает каждого зрителя этой странной картины, но за ворохом утренних, бытовых событий люди забывают о телевидении. Все они, уже проснувшиеся и позавтракавшие, покидают дома или уходят в домашнюю работу. Но не всем из них предстоит дожить этот день до конца.       Время переваливает за девять часов, когда Дик, наконец, закончив дело, встает ровно напротив раскрытых, погнутых ворот. Озорной, с ноткой нетерпеливости взгляд медленно обходит каждое окно в высоком здании, задерживаясь на двери. Несколько деловитых движений позволяют андроиду привести в порядок свой костюм, поправляя растрепавшийся черный воротник рубашки и задранные рукава пиджака. Осмотреть верхнюю одежду Дику кажется мало. Андроид флегматично бросает взгляд на черные ботинки и с такой же апатичностью проводит носком по асфальту, стирая бурые капли. Только после того, как по мнению машины внешний вид приведен в порядок, RK900 без интереса смотрит назад за плечо. Черный фургон, покрытый мелкими каплями прошедшего перед утром дождя, стоит у обочины, почти у края леса. Насколько Дик может судить, автомобиль простоял здесь всю ночь. Крупные профессионалы своего дела, но оказались такими хрупкими. Настолько жалкими, что андроид саркастично усмехается, возвращаясь вниманием обратно к дому. Мужские плечи слегка ежатся, позволяя жакету плотно улечься на тело. В следующее мгновение шум блуждающего в хвое ветра заглушает шаги мужских ботинок по взмокшему асфальту.

***

      Короткий, спокойный сон, о котором я мечтаю вот уже несколько дней, дает мне хоть немного сил, когда утренний свет проникает в незакрытое окно. На удивление, в этот раз мне и впрямь удается хоть немного отоспаться. Никаких серых глаз, никакого хриплого голоса Мэрлина Мэнсона. Только темнота, чувство спокойствия и отдых. Момент, когда мозг отрубило от усталости, сложно вспомнить, но зато с упоением воспроизвожу на своем теле ощущение тепла от близкого положения мужского тела. Помню только, как последние минуты перед сном провожу под одеялом в его объятиях, точно отгоняющие будоражащие кошмары. Так оно и происходит. Мне ничего не снится, и оттого просыпаться, пусть и в одиночестве, этим утром приятно. Не прекрасно, но как минимум не тревожно.       Сонно протерев ладонью лицо, я хмуро осматриваю постель. Кожа на лопатках отдается болью, однако красных пятен на одеялах не виднеется – хороший признак. А вот смятая рядом одинокая подушка настораживает на несколько секунд. Благо, в следующее мгновение проснувшийся рассудок посещает мысль, что Ричарду не нужен сон, да и вряд ли машина станет всю ночь лежать бездвижно рядом. Воображение неосознанно тут же подхватывает эту мысль, рисуя картину, где Ричард выпутывается из моих рук, стараясь не разбудить. Суровый взгляд медленно осматривает мое лицо, после чего андроид поправляет одеяло и уходит из комнаты, намереваясь собрать разбросанные по дому вещи.       Невольные фантазии зарождают в груди некое тепло, растекающееся по телу вместе с кровью от самого сердца. Мысленно отогнав их, я лениво усаживаюсь на кровать, прикрываясь белым одеялом. Небо над неровными верхушками хвойного леса мрачное, светлые тучи, судя по всему, совсем недавно осыпавшие стекло дождем, тяжело плывут по небу, закрывая собой солнце. Даже отсюда вижу, как мягко ветер колышет лапы деревьев, неся за собой влажную прохладу.       «Судя по всему, в этот раз не слукавлю, если пожелаю тебе поистине доброго утра», ехидный голос Стэна вроде бы должен принести умиление или хотя бы смущение, но я не улыбаюсь даже зеркалу, в отражении которого прошлой ночью покрывалась красным светом от обезумевшей в чувствах машины. Голубые глаза более не смотрят в черные, увеличенные зрачки. Их внимание направлено на мужскую футболку, что осталась лежать на полу после поспешного уезда из дома.       Бордовая и одинокая, она как символ человека, по мнению многих покинувшего мир. Но Рид не мертв. Нутром чувствую, этот человек жив, и сейчас нуждается в помощи даже больше, чем вчера. Оттого утреннее терпкое чувство от случившегося в собственной постели задвигается назад непоколебимой решительностью, с которой прошлым днем сознание пыталось разрешить нависшую проблему. Знаю, вчера мной обуяла истерика, подкрепляемая острым ощущением беспомощности и отсутствием веры от окружения. Даже забавен тот факт, что состоявшаяся близость и раскрытие всех тайн перед Девяткой так резко отрезвляют мозг. Они считают меня чокнутой? Ну и ладно. Пусть считают дальше. Задницей чувствую, что истерик больше не будет. Спасибо тому, кто…       Кстати. Где он?       Нахмурившись от возникшего в потоке рассуждения вопроса, я аккуратно кутаюсь в одеяло и выхожу из спальни, намереваясь спуститься вниз. Лестница так и остается недостигнутой. Поравнявшись с окном в коридоре, тут же застываю, придерживая одеяло, и даже не удивляюсь, находя его уверенный силуэт с убранными в карманы джинс руками, что стоит напротив кромки леса на заднем дворе. Андроид, почувствовав мой взгляд почти через минуту, оборачивается полубоком. Серебристые глаза находят меня в окне, и в этом визуальном контакте я чувствую тепло, несмотря на суровость на лице Ричарда. Спустя несколько секунд андроид возвращается взглядом к лесу, осматривая его с особым холодом. Я же ухожу обратно в комнату, намереваясь начать этот день правильно.       «Тебе следует принять антибиотик», механично произносит голос в голове, напоминая о позабытой боли в спине. Я не слушаю Стэна. Вместо этого скидываю одеяло на постель и в быстром темпе нахожу белье, в этот раз не пренебрегая бюстгальтером. Лямки и застежка последнего болезненно вжимаются в горящую от боли кожу, вскоре утихающую в своих пульсациях.       − Вообще-то, если ты забыл, все осталось в отеле, − расправившись с бельем, я быстрым шагом подхожу к зеркалу и, поднимая футболку с пола, на мгновение замираю с ней в руках. Даже странно от того, как иначе вдруг воспринимается эта вещь. Ранее, приняв одежду от Рида на глазах у Ричарда, я чувствовала неловкость, некоторое предательство. Сейчас, когда футболка надевается поверх белья дрожащими руками, ощущаю необъяснимое родство с исчезнувшим другом. Чувство жизни, теплящейся в теле Рида, укрепляется.       «В таком случае мы вернемся в отель немедля»       − Нет времени, − я быстро обрываю компьютер, начавшего рассуждать поучительным тоном. Так же быстро Стэн возмущается моему рвению, задав вопрос «И почему же, позволь спросить?». – Нам нужно срочно в участок. Думаю, у тех парней в фургоне тоже есть что использовать.       «Луиза, это не совсем разумный ход. Тебе опасно покидать дом, и ты это прекрасно понимаешь»       − Да плевала я на свою безопасность, когда ты уже это поймешь, − едва надев футболку, я яростно всплескиваю руками, уходя в ванную комнату, дабы привести себя хоть в какой-то порядок. Шум пущенной воды обволакивает кафельные стены, гулко звуча в образующихся парах. – Я должна найти Рида или как минимум прикончить этого ублюдка.       За что не берусь – все делаю впопыхах. Лишь на мгновение замираю у зеркала, вдруг отметив нечто непривычное. Едва различимый след от укуса на правом контуре шеи, выражающийся в мелких потемневших пятнах. Почему-то от этой мысли становится волнительно. Точно ярлык, отличительный знак, кричащий на весь мир о принадлежности другому созданию. Благо в ушах раздается напряженный, показательный кашель компьютера. Он действует как отрезвитель. Словно получив оплеуху, я тут же возвращаюсь к сборам. Сама удивляюсь, как умудряюсь одновременно умываться, причесываться и стирать скапливающиеся на зеркале капли влаги. Возникший в груди энтузиазм, накативший волной после сна, ощущается так остро, что я не задумываюсь ни на тему голода, ни на тему былого желания напиться и уйти в мир отчуждения. И может, так влияет Ричард, вновь оказавшийся рядом в нужную минуту, а может, причиной становится возможность отоспаться и прояснить голову – не важно. Главное, что этот запал будет покрупнее былого дня, где сознание было ввергнуто в страх и истерику, потому не имеющее хоть одного шанса на адекватное мышление.       «То есть, по стране ходит свыше двухсот тысяч андроидов RK, а тебя волнует только Гэвин Рид?», задается вопрос без издевки, на что Стэн тут же получает предупреждающий, грозный взгляд в отражении голубых глаз. Этого хватает, чтобы компьютер умерил пыл, пробормотав «Понял, не тупой»       Вернувшись в спальню, я поспешно осматриваю себя в зеркале, лишь блекло отметив немного посвежевший вид. Синяков под глазами нет, волосы, хоть и смотрят кончиками в разные стороны, все-таки приятно лоснятся под тусклым светом ушедшего за тучи солнца. И уже хочу двинуться в сторону выхода, как останавливаюсь неуверенным голосом друга, явно чувствующим неловкость.       «Луиза, постой», встаю как вкопанная, хмуро смотря через плечо в собственное отражение. Стэн продолжает не сразу, выжидая паузу. Только когда его голос снова звучит, понимаю, что компьютер просто пытался подобрать наиболее подходящие слова. Получается у него или нет, сложно судить, учитывая, что даже я испытываю неловкость от услышанного. «Я… впервые за шестнадцать лет не могу подобрать слова»       − Говори уже, мы теряем время, − настойчиво проговариваю я, потрясывая приподнятыми руками в воздухе.       «Слушай. Могу я попросить тебя некоторое время не приближаться к Ричарду?». От такого поворота я едва не теряю нижнюю челюсть. Уши и щеки поспешно наливаются краской, в голове тут же мелькает воспоминание прошлой ночи, где ненарочно упомянутый Ричардом Стэн вызывает немалое чувство смущения. Это первый раз за долгие годы, когда я в действительности смутилась присутствию еще одного разума, вынужденному наблюдать за происходящим. Ранее какие бы безумства я не творила с мужчинами, что бы не делала для собственного довольно слабого удовольствия, никогда не испытывала стыда перед Стэном. Впрочем, ему тоже было абсолютно наплевать. Теперь это чувство накрывает с головой, и от него никуда не денешься – ведь Стэн часть меня, моего тела. От него не скроешься, оборвав звонок или закрыв дверь. А ведь я еще и отражение наше рассматривала… Господи. Стыдоба-то какая.       Не зная, что ответить на эту просьбу, я стою полубоком к зеркалу с широко распахнутыми глазами и замершим дыханием. Благо, Стэн, такой же взволнованный, берет бразды правления в свои «руки», поясняя свои слова.       «Сам не знаю, что со мной. Но каждый раз, когда вы вместе, я словно… посторонний. Не понимаю, откуда это неловкое чувство»       − Зато я понимаю, − «понимаю» мягко сказано. Раньше и я, и Стэн не отделяли себя друг от друга. Мы – единое целое. Одно неделимое. И вот, Стэн осознает себя личностью, я встречаю того, от кого кровь кипит в прямом смысле. Не удивительно, что наша с Ричардом близость воспринимается компьютером, как нечто личное и интимное.       «Я знаю, это твоя жизнь. Не хочу казаться наглым, но… ты ведь теперь осознаешь, что нам и впрямь в скором времени лучше разделиться?»       Прикрыв глаза и сделав глубокий вздох, я скольжу языком по нижней губе, стараясь унять мечущиеся мысли. Идея отделиться на самом деле не так уж и плоха. В голове будут только одни мысли и это собственные, не придется в случае чего идти на поводу у компьютера, который то и дело, что пытается взять контроль над телом, дабы обеспечить мне безопасность. Да и тишина в мозгах тоже будет не лишней…       Отрицательно махнув головой и смяв губы в тонкую полоску, я срываюсь на тяжкое дыхание. Кого я обманываю?! Отделиться от Стэна – все равно, что вырвать кусок разума! Не говоря уже о том, что его отделение может произойти через уничтожение! А если все-таки отделить разум и получится без вреда для нас обоих, то что будет с ним? Что сделает отец? Как поступит брат? И кто будет слушать советы и разговоры Стэна, давая ему понять, что он нужен?!       − Ты просишь меня о непосильном, − сжав кулаки, я тяжко смотрю в отражение своих зрачков, стараясь тихим голосом передать переживания. Словно бы это нужно. Стэн и так осознает мои тревоги, прослеживая гулкие удары сердца и тяжкого дыхания. – Я не могу этого допустить, ты же знаешь.       «Желаешь всю жизнь прожить с голосом в голове? И всякий раз оставаясь с Ричардом, вспоминать о наличие еще одного разума?»       − Ты так говоришь, будто знаешь будущее, − начиная срываться на злость, я подхожу к зеркалу почти вплотную и яростно тычу в свое отражение пальцем, метая ясными глазами гневные искры. – Сам понимаешь, каким хрупким может быть мир! И не факт, что Ричард в дальнейшем может быть его частью!       «Но ведь именно для этого ты и позвонила отцу, не правда ли?»       Не ехидный, но намекающий вопрос вынуждает меня обреченно отвести взгляд. Да. Звонок был сделан с целью увести Ричарда подальше от возможной смерти. Сделать частью своего мира, пусть и столь хрупкого. Но будущее закрыто, и знать наверняка, что произойдет в следующий момент, невозможно. Эта непредсказуемость всегда раздражала, и еще сильнее стала раздражать после вечера в бильярдной комнате. Человек существо хаотичное. Но еще хаотичней ввергнутое в страх общество. Не стоит гадать, чтобы наверняка знать, что случится после того, как социум узнает о склонности RK900 к девиации. Машин одним скопом отправят обратно в «Киберлайф» с пометкой «деактивация», и Ричард не станет исключением. Одно допущение до этого заставляет меня содрогаться, желая защищать андроида путем даже своей жизни.       «Твой отец ведь имеет какие-то планы на мой прототип. Он не оставит тебя прикованной к кровати, и ты это прекрасно знаешь», мягко начинает Стэн, понимая, что пробил брешь в моей стене стойкости. Утопая в мыслях, я укладываю ладонь на зеркало, пытаясь привести себя в порядок. Ведь по сути Стэн предлагает мне сделать выбор, причем, довольно сомнительный: друг, что тянет меня к жизни на протяжении шестнадцати лет, и андроид, которого я ненавидела буквально неделю назад. Даже смешно от такого расклада дел. «Я не предлагаю тебе немедленно отправиться к мистеру Вольфу младшему и потребовать вытащить меня, но предлагаю выслушать отца о его планах и, уже зная их, отталкиваться в решениях»       − Хорошо, − согласиться с компьютером проще, чем переубеждать его, тем более времени на болтовню нет. Несколько раз кивнув головой, я тут же спохватываюсь и указываю на свое отражение пальцем, произнося строгим голосом, − но если тебя придется уничтожить – сразу нет! И без обсуждений!       «Как скажешь», доносится улыбчивый, механично-поломанный голос. Он вызывает у меня обреченную улыбку. Сам Стэн этим тоном неосознанно показывает свою благодарность за мое стремление сохранить ему жизнь. Ведь как бы он не убеждал меня в обратном, отключаться он не хочет. Он живой. Для нас обоих.       Твердо кивнув наступившей тишине, я убираю волосы за уши и, прихватив телефон, уверенной походкой устремляюсь на выход. Дом погружен в полнейшую тишину, разве что мои босые шаги по ступенькам разрывают молчание стен. В гостевом холле ноги рефлекторно ведут меня в сторону кухни, однако я останавливаю себя у коридора. Взгляд неосознанно притягивается к арочному проходу в гостиную. Все внутри шепчет о том, что это именно тот момент, когда стоит перебороть себя и пройти на задний двор именно через эту комнату, мимо кровавого пятна на ковре, по разбитому стеклу на полу. И я, выждав несколько тяжелых секунд, отдающих стуком в висках, с хмурым видом несмело ступаю по кафелю вперед. Кулаки в желании удержать меня в узде плотно сжаты, ногти до боли сильно впиваются в кожу. В метре от входа нечто невидимое останавливает меня, ноги непослушно встают на месте, приподняв одну стопу над полом. Я не смею перейти этот порог. Стараюсь унять дрожь в теле и сделать шаг, но так и остаюсь на месте вплоть до того момента, как Стэн не берет все в свою власть. Через мгновение компьютер ведет меня вперед, испытывая громкие оповещения о стрессе в организме. Он же резко спадает, когда взору предоставляется светлая гостиная со сверкающими осколками на полу у выхода на задний двор.       Кровь становится просто кровью. Гостиная − просто гостиной. Белые стены, камин под подвешенным телевизором, сделанным Фридом, светлые диваны. И бурое пятно иссохшей жидкости, броско смотрящейся на фоне просторных стен светлых оттенков. Но это лишь кровь. Кровь и больше ничего.       Истерика не наступает, только легкая дрожь в последний раз пробегает по телу, на секунду разорвав дыхание. С тусклой улыбкой ощутив царящее внутри грудной клетки умиротворение, я расправляю плечи и безучастно осматриваю комнату. В прошлый раз находиться здесь было страшнее.       «Горжусь тобой», не без отеческого одобрения произносит компьютер, перестав получать информацию о стрессе. Теперь стресс слышится в его словах, когда я, убрав телефон в сторону, быстро прохожу к выходу на задний двор, стараясь не затрагивать осколки. Светлые, легкие шторы лениво вздымаются над полом, потревоженные блуждающим по полу ветром. Собрав их в руке, я уже хочу выйти наружу, как замираю от поспешного, торопливого говора Стэна в голове.       «Подожди, постой!»       Так и встаю в ступоре, хмуро смотря на темный силуэт в отдалении, приманивающий взгляд своей уверенной осанкой. Ричард, по прежнему стоя к дому спиной с руками в карманах, медленно и внимательно осматривает лес, наверняка отмечая любое нехарактерное движение.       «Неловкая просьба, но… пока мы не встретились с твоим отцом. Ты можешь не контактировать с Ричардом так близко?», не успеваю открыть рта, чтобы подшутить или съязвить, как Стэн расторопно добавляет, испытывающий дикую неловкость из-за своих слов. «Я больше не контролирую его подключения, да и вообще сознательно в них мало участвую, но наблюдать за вашим… эм… поведением мне крайне совестно»       − Ничего, потерпишь пару минут, − прыснув на компьютер, я смело выхожу на улицу, подставляя лицо и оголенные ноги утреннему ветру.       «А можно остановить это тело?», взволнованный тон Стэна такой забавный, что я усмехаюсь, набираясь еще большей смелости перед встречей с Ричардом. «Я хочу сойти!»       Босые ноги, как и в тот раз при первом появлении Ричарда на кухне, медленно ступают вперед, собирая и утреннюю росу, и капли холодного дождя. Зеленая трава приятно щекочет стопы, как ни странно на душе даже до щемящего чувства приятно, и уверенная осанка Ричарда с разведенными плечами только усугубляет это ощущение. На секунду другую я даже теряюсь в мыслях, с которыми выходила из дома. Не замечала раньше, как изящно на нем смотрится черная рубашка…       − Доброе утро, детектив, − спокойный, чуть приподнятый голос андроида вызывает у меня волну мурашек, особенно когда Ричард, задерживая взгляд на краю леса, поворачивается ко мне полубоком. В голове от моего ступора слышится механичное и жалобное «Луиза, пожалуйста…», и я тут же беру себя в руки, возвращая ясность сознанию. Ричард не упускает этот момент, надменно вздернув уголок губ.       − Доброе, − это звучит скорее, как констатация факта, чем пожелание. Сложив руки на груди, я без намека встаю рядом с Ричардом плечом к плечу и принимаюсь хмуро осматривать хвойные деревья, точно в поисках того самого силуэта. Даже странно ощущать себя так спокойно при допущении мысли, что эта тварь может бродить где-то здесь. Некоторая обеспокоенность все же играет в сознании, царапая черепушку изнутри, однако все же это не та паника, что накрывала волной в прошлый наш приезд в дом. И уж точно не та истерика, которая накрыла прошлым днем в полицейском участке. – Как давно ты здесь стоишь?       Ричард возвращается к осмотру леса, все еще держа руки в карманах. Влажный утренний ветер играет с нашими прядями волос, изредка покрывая просторную футболку Рида на моем теле складками.       − Восемьдесят семь минут.       − Что-нибудь видел?       Мы разговариваем так обыденно и настороженно, точно не было прошлой ночи сумасшествия. До того легко на душе от всего высказанного, что доверительное общение с Девяткой теперь воспринимается, как само собой разумеющееся. Ричард, видимо, испытывает то же самое, внимательно всматриваясь в кромку леса, что отделена от нас трубчатым, высоким забором.       − Нет. Ни силуэтов, ни животных, − убрав руки из карманов, Ричард в моей же манере складывает их на груди. От такого человеческого жеста у меня замирает сердце, но прокашлявшийся Стэн в ушах напоминает о своем присутствии. Черт… это будет сложно.       − Не удивительно, − поежившись не то от ветра, не от морального дискомфорта, я хмурюсь и быстро сосредотачиваюсь на сказанном. Обнаженные ноги ощутимо покрываются мурашками от ветра, вынуждая пожалеть о поспешности решения выбежать на улицу, нормально не одевшись. – Такая толпа бродячих с фонариками. Животные стараются подальше держаться от крупных скоплений людей.       − Операцию свернули в час ночи.       − Серьезно? – эта новость озадачивает. Отчетливо помню первые закатные лучи на небе в виде света на черном полотне ночного неба. При том, что на часах точно было не больше одиннадцати, когда мы оба, сидя на заднем дворе, отметили последние лучи фонарей между стволов деревьев. – Это во сколько я уснула, если они закончили так поздно?       Дьявольская улыбка снова играет на его губах, и в этот раз мурашки по ногам бегут не от ветра. Ричард, довольный моим вопросом, чуть приподнимает подбородок, как бы показывая безучастность к вопросу, но его лукавый голос говорит за него.       − В пятьдесят четыре минуты шестого, насколько я помню.       Ахренеть… это я что, проспала всего три часа? Удивительно, как с такими бурными на события днем и ночью удалось выспаться. Не полностью, но все же.       Тепло нахмурившись от такой новости, я возвращаю взгляд обратно на лес. Темные, хвойные верхушки шумно покачиваются из стороны в сторону, время от времени сбрасывая с тонких иголок крупные капли прошедшего дождя. Звери здесь появляются. Мелкие птички, не желая распевать свои песни при виде людей, перескакивают с веток на ветку, однако я уверена, что не птиц Ричард подразумевал под животными. Машина уже упоминала мне, что видела здесь волка. Жаль, мне так ни разу этот хищник и не попадался, только вой посреди ночи в отдалении у крыльца.       − Нам нужно в участок, − размышления о волке влекут за собой воспоминания о тех самых моментах, когда Рид, отчитывающий меня в очередной раз за загул в баре, привозит домой мое бренное, пьяное тело. В такие моменты я всегда оставалась на крыльце чуть дольше, раскуривая сигареты одну за другой, а позже прося Стэна помочь добраться до постели. И этот вой волка, что теперь отзывается в голове, вынуждает меня вспоминать о друге. Не могу сидеть, сложа руки. Не могу и не буду.       Краем зрения ловлю обеспокоенный взор Ричарда, все так же сохраняющего руки скрещенными на груди. В этот раз мурашки не бегут по телу. Вместо них я ощущаю переполняющую душу потребность сорваться с места и делать все, что придет в голову на пути к Сероглазке. Признаюсь самой себе, что прошлым днем была слишком дезориентирована и лишена здравого смысла. Какой уж тут рационализм, когда в голове полная каша, а в груди едкое чувство беззащитности и безысходности? Не говоря уже о понимании, что этот ублюдок все это время находился рядом, в участке, среди других машин. Гребаная мразь, тебя точно ждет суровая смерть!       Ричард не произносит ни слова, одним хмурым взглядом требуя ответа. Сердце сковывается цепями злости и ярости при объективной оценке сделанных открытий прошлого дня, и потому я, облизнув пересохшие губы и усмирив дыхание, тихо проговариваю следующее, не спуская глаз с леса:       − Рид жив. Задницей чувствую. А раз, как ты говоришь, Кейдж все же послушал меня, значит, не все потеряно. Возьмем этих парней с их волшебным черным фургончиком и отправимся в участок. Они наверняка где-то рядом блуждают.       − Смею напомнить, что капитан Фаулер запретил вам посещать участок, − мой вскинутый наигранно удивленный взгляд вынуждает Ричарда сжать губы, а после поправиться, кивая головой. – Тебе. Он запретил посещать участок тебе. Извини, но привыкать мне придется долго. Подобное обращение противоречит моим установкам.       − Плевала я, что там запрещает Фаулер, − пропустив мимо ушей последние слова Девятки, я снова смотрю на лес, показывая своим уверенным видом готовность идти до конца. – Пусть хоть дело мое перечеркнет, я не стану больше вестись на мнение других.       Наступившее молчание излишне напряженное, и причиной тому становится длительный, тревожный взгляд андроида на мой профиль. В этот раз я задаю ему немой вопрос одними лишь глазами, чуть повернув голову. Ответ на него следует не сразу. Ричард, поджав губы, сурово поворачивается к хвое, время от времени сдвигая брови вместе.       − Что не так? – не выдержав этой словесной тишины, я первая ее нарушаю, повернувшись к машине целиком.       − Департамент… словно закрыт. В сети нет сведений о начале рабочей смены, − выждав некоторую паузу, андроид кривит губы точно пытаясь докопаться до всякий раз ускользающей от него догадки, и я вдруг понимаю. Если это настораживает Ричарда, значит, должно насторожить и меня. – Я попытался связаться через мобильную сеть, но линия обрывается.       − Странно, − это и впрямь странно. Участок должен быть открыт вот уже как час. Стоит попробовать самостоятельно дозвониться до коллег прежде, чем кидаться туда с горячей головой. В конце концов, перебои в сети возможны. Такое случается даже в век информационных технологий. – Может, сбой в системе.       Простояв еще с минуту в полной тишине, я, не получив ответа от задумавшегося андроида, намереваюсь вернуться в дом. Терять время больше не хочется. Мы и так его предостаточно потратили впустую. Особенно я со своими истериками и неуместным распитием алкоголя в желании вновь закрыться от проблем.       − Ладно, − опустив руки, я в последний раз осматриваю лес суровым взглядом. – Что толку стоять здесь. Минут через пятнадцать жду тебя в машине.       Уже желая повернуться и уйти, я бросаю взгляд на Ричарда и застываю. Андроид смотрит на меня недовольно, оценивающе изучая пристальным взором с ног до головы. Кажется, я знаю что именно привлекло его холодное внимание. Точно не мурашки по обнаженной коже или растрепанные волосы. Его взгляд прикован к футболке, принадлежащей другому существу.       − Что? – требовательно и жестко звучит вопрос, сопровождающийся требовательным кивком головы.       − Мне не нравится, − Ричард намеренно выжидает паузу, возвращаясь с негодующим видом обратно к лесу. – Это.       Ох, как сказано это слово. Раздраженно, обидчиво, даже злобно. Приятно видеть его таким самоуверенным и от того с затронутым эго.       Почувствовав себя хозяйкой положения, я показательно вскидываю подбородок и простодушно улыбаюсь, сверкая голубыми глазами в свете рассеянных солнечных лучей. Андроид отмечает этот манерный жест, косо глядя в мою сторону.       − А мне нравится. Удобно очень.       − Уверен, что ты надела ее не по причине комфорта, − беззлобно, но холодно произносит Ричард, чьи слова уносятся порывом ветра. Мои короткие волосы откидываются за шею, и там всякому возжелавшему удастся увидеть едва заметный след от укуса, оставленный машиной прошлой ночью в порыве чувств. Серебристые глаза скользят по отметине, сменяя лед на ехидство.       − Может, и так, − уложив руки на талию, отчего просторная футболка чуть вздернулась вверх, обнажая бедра, я всем своим видом пытаюсь показать былую непокорность. Ну и что, что в постели власть не в моих руках? Ходить как собачка на привязи, заглядывая в рот своего «хозяина», я точно не стану. – Ничего не стану отрицать.       Эти слова проговариваются так горделиво, точно я стараюсь таким образом поставить точку в разговоре. Ричард улавливает это. Едва я собираюсь обернуться и двинуться в сторону дома, как мужская рука сжимает плечо, вынуждая меня резко затормозить и вскинуть голову вверх.       − Не рекомендую играться со мной, Луиза, − как же вкрадчиво и многообещающе он это проговаривает, что мурашки повторно бегут от ног по телу, больно отдаваясь огнем на лопатках. От этого желание играть возгорается с новой силой. – Это может плохо кончиться.       − И что будет? – не скрывая зачарованности, почти шепотом спрашиваю я, в сердце замирая от хищного взгляда на своем лице. – Сделаешь больно?       − Нет, − мужские губы вздергиваются в мимолетной, простодушной улыбке, и Ричард, несмотря на красноречивость следующих слов, сохраняет на лице деловитость, пропитанную дьявольским взглядом. В голове звучит повторный механичный, даже давящий кашель, который мы оба успешно пропускаем мимо. – Но сделаю так, что ты попросишь меня об этом.       «Прошу заметить, что мы впустую тратим время, уважаемые дамы и господа!»       Бушующий в груди огонь продолжает пылать, но теперь мне стыдно от этих чувств. Внешне я этого не показываю, разве что щеки вдруг вспыхивают пламенем, а грудь наливается холодом. Ричард слышит «тонкий» намек Стэна, потому, не сводя с моих глаз того же прожигающего взора, медленно отпускает руку.       − Он прав, − голосовые связки так охрипли от взыгравшего возбуждения, что я быстро моргаю, дабы снять напряжение. – Жду через пятнадцать минут.       Ричард не смотрит в мою сторону, пока я ухожу. Лишь окидывает мой удаляющийся облик ехидным взором и возвращается вниманием к лесу, скрещивая руки на груди. С каждым сокращающимся метром на пути к дому, чувствую, как восхищение и пламя утихают, наполняясь ясностью виденья. Стэн прав. Мы теряем время. Вот только не обязательно было об этом вот так нагло напоминать!       − Ну ты и засранец, − войдя в гостиную, я быстро нахожу треснувший, но все еще работающий телефон на столике. Уложенный рядом самодельный пульт а-ля «мэйд ин Фрид» так же поспешно сгребается в охапку, после чего следует череда щелчков по кнопкам. Импровизированный экран над камином загорается, показывая белые помехи. – Мог бы и потерпеть минуту.       «Извини, но больше я терпеть не стану», настойчиво парирует Стэн, следя за моими непрекращающимися попытками делать сразу три дела: щелкать кнопками в поисках рабочего канала, искать в телефоне контакты коллег из участка и стараться не смотреть на засохшие пятна крови на ковре. Не то, чтобы они привлекают внимание. Просто стараюсь не наступить на следы, переминаясь от начавшегося беспокойства с ноги на ногу. Да что с телевизором?.. неужто настройки полетели? «Хватит с меня экспериментов»       Шикнув на компьютер, я хмуро прикладываю трубку к уху. Тишина в телефоне нарушается сигналом, но не гудками или автоответчиком. Ответом мне становится короткий писк, сигнализирующий об отсутствии сети.       − Хрень какая-то.       Оставшись без комментария Стэна, я, не глядя, делаю последний щелчок пультом и отбрасываю последний на диван. Следующий дозвон не возымел успеха. Тот же сигнал и потухший экран, оповещающий о разрыве. Уже теряя терпение от накапливающейся тревоги, я замираю на месте и, уставившись в телефон, в быстром темпе открываю браузер. И как бы не старалась открыть страницу, обновляя ее бесчисленное количество раз – не получается. Окошко об отсутствии связи черными буквами на белом фоне вынуждает мозг изнутри зудеть. Что-то не так. Что-то не то.       «Луиза, телевизор»       Голос Стэна, пропитанный спектром эмоций звучит так настораживающе, что я напрочь теряю умение распознавать его мысли через тон. Только, нахмурившись, кошусь на возвышающийся экран.       Бегущие строки внизу монитора повторяют из раза в раз одни и те же новости: погода, строительство моста, внедрение Девяток. Просторный синего цвета холл съемочной студии бликует различными мониторами за рабочим местом ведущего новостей, на сером столе лежат бумаги и высится маленький звездно-полосатый флажок. Мы любим свою страну! И каждый раз пытаемся это показать не только наличием отличительного знака на рабочем месте, но и своим уважительным поведением рядом с ним! Вот только сейчас никто не выказывает уважение флагу США, уверенно выпрямив плечи и гордо смотря в будущее. Стул ведущего пустует. Абсолютная тишина.       − Какого хрена?.. – приблизившись на метр к экрану, не чувствуя ног, я забываю про телефон и отсутствующую связь. Уже на этом расстоянии голубые глаза внимательно осматривают тихий экран. Сознание вдруг охватывает волна понимания. То были не белые шумы. То были оповещения о профилактике или как минимум отсутствии связи с телестудией города Детройта.       «Это что… чернила?», тихо проговаривает компьютер, концентрируя взгляд на темном, будто чернильном пятне на краю стола.       Это не чернила, хочется сказать мне онемевшими губами. Это кровь.       Вновь схватив пульт с дивана, я откидываю телефон и торопливо принимаюсь листать другие каналы, имеющие выход в студии других городов. Везде только белый шум и помехи, на одном так же виднеется телестудия бордового цвета с пустыми местами на диванах для ведущего и посетителя шоу. Здесь нет крови, однако острое чувство беды едва ли не просачивается из монитора, окатывая сверху ледяной водой.       − Что это, как думаешь?       «Не знаю, но меня это пугает»       Едва компьютер произносит слова, как со стороны гостевого холла слышится щелчок автоматически открываемой двери. Этот звук словно дает оплеуху, выводя меня из транса, и я передергиваюсь, откидывая пульт обратно на мебель и на похолодевших ногах, не сводя взора с молчаливого монитора, топаю к входной двери. Странно, что Ричард не сказал о молчании мировой сети. Следует уточнить у него этот момент.       − Что-то не так, − еще не достигнув холла, уверенно произношу я, чувствуя как твердеет голос. – Нам нужно срочно…       Слова обрываются резко. Так же резко, как и его появление на пороге дома. Светлые, металлического оттенка глаза словно улыбаются, глядя на меня с особым живым интересом, на мужских до боли знакомых губах играет доброжелательная улыбка. Андроид все еще остается у входа, пока дверь за его спиной автоматически закрывается. Между нами добрых десять метров, а я уже чувствую, что что-то не так. Это не Ричард. Это Дик. Вижу по привычной приветливой манере поведения. Так и стоит напротив, чуть повернувшись боком, держа руки по швам. Белый жакет отливает синими светодиодами, но повязка на плече и номерные знаки ничто в сравнении с яркостью голубого диода на виске машины. Слишком броско смотрится, сияя как звезда.       «Это…»       − Что ты здесь делаешь? – обрубив слова Стэна, жестко спрашиваю я. Недоверчивый взгляд буравит в его черных, суженных зрачках дыры, и Дик заметно вскидывает уголки губ, продолжая источать доброжелательность.       − Смена в участке началась шестьдесят восемь минут назад, но вы так и не появились, − мягко отвечает машина, приподняв подбородок словно в гордыне за свой столь заботливый жест к напарнику. – Я решил удостовериться, что с вами все в порядке.       − Забавно. Участок не отвечает на звонки.       − Вам не следует волноваться, − все так же уверенно произносит мужской голос, от которого у меня бегут мурашки. Дик делает короткий шаг в мою сторону, но я не реагирую, только глазами сопроводив его движение. – В департаменте произошел небольшой сбой сети. Но это поправимо.       «Что-то не так»       Я и сама знаю, что что-то не так, но не могу понять что, как бы не старалась незаметно найти подсказку в его облике. Его вид мне не нравится. Даже для Дика слишком позитивный настрой, сквозящийся из серых глаз, нескрываемой улыбки и открытом взгляде. Мы выжидаем паузу, скорее, выжидаю я, ведь сам Дик молчит вполне осознанно, не ставя перед собой цель поддержать разговор. Так и смотрит в душу, покрывая человеческое тело холодом.       «Прогони его», требовательно отзывается Стэн, холодея в своем тоне с механичной заломинкой.       − Мне не нужна твоя помощь, − взяв себя в руки, я вздергиваю подбородок. Ладони неосознанно сжимаются в кулаки, дабы хоть как-то ощущать контроль над ситуацией, но получается плохо. От слова «совсем». Ведь Дик в ответ на мои жесткие слова понимающе улыбается, чуть склонив голову, изучающе наблюдая за мной прищуренными глазами. – Так что можешь вернуться в участок.       − Могу? Или это приказ?       От теплого тона мужского голоса, который произносит это, я теряюсь. Вопросы. Он задает вопросы. Уточняет границы своей дозволенности, стараясь обойти прямой приказ. Андроид вновь делает легкий шаг вперед, не сводя с меня заинтересованных глаз под блики нехарактерно яркого диода, и я вдруг понимаю: я не хочу, чтобы он подходил.       Сердце точно камень холодеет, отдаваясь ударами вен под ключицами. И когда свободные полы пиджака от шага машины колыхаются, взгляд вдруг замечает то нечто, что не нравилось в его внешнем виде. Едва заметное, темно-красное пятно на краю белой ткани, так остро контрастирующем на белоснежном фоне с синими диодами       Мой задержавшийся на пятне взгляд выдает меня. Девятка, чуть нахмурившись, приподнимает правую руку и буднично осматривает след, после чего возвращает взор на мое лицо. Его глаза не меняются в выражении. Для него это пятно все равно что жвачка на подошве ботинка. Для меня же как сигнал не двигаться, стараясь не привлекать внимания. Глупость! Он и так пялится на меня приветливым взглядом, в этот раз держа приподнятым только один уголок губ!       «Не акцентируй на этом внимания», командует Стэн, мягко перехватывая управление руками. Чувствую, как кулаки разжимаются, а мышцы наливаются тяжестью, готовые вот-вот действовать впопыхах. «Не смей бежать, Луиза»       Словно бы я сдвинуться с места могу. Так и стою, тяжело дыша и приспустив голову, практически исподлобья смотря в искрящиеся позитивным безумием глаза машины.       − Должен признаться, я пришел сюда не только для того, чтобы справиться о вашем состоянии, − с наигранной виной признается Дик, кивнув головой. От его голоса внутри все холодеет, покрывая тело мелкой дрожью. – Я бы хотел задать вам личный вопрос.       − У нас уже был разговор о личных вопросах.       Услышав это. Дик улыбчиво опускает взгляд вниз, после чего возвращает его с явным подтекстом «Я знаю, детектив, только кого это теперь волнует?». Впрочем, именно это и сквозит из его слов, когда андроид вновь раскрывает рот, мягким голосом без тени угрозы оповещая о своих мыслях на эту тему:       − Боюсь, что ваши указания отныне теряют свою актуальность, детектив, − слова продолжаются только после некоторой паузы, закладывающей в мою грудь уже истинный страх. Не тревогу, но животный испуг. – Уверен, что вы это понимаете.       Понимаю. И от того мне становится еще страшнее под этим приятным, доброжелательным взором, от которого на деле ничем хорошим не веет.       Не в силах произнести хоть слово, я стараюсь усмирить тяжелое дыхание, однако легкие под волнами страха сами выбирают себе цикл. Стэн в голове тихо пытается успокоить меня словами «Только не беги», словно боясь, что его услышат, но Дика привлекают исключительно мои настороженные глаза.       − Знаете, я живу всего недолго, − от слова «живу» у меня словно щелкает переключатель, и вроде бы совсем недавно я умудрялась держать себя в руках, как тут же с едва заметным всхлипом выдыхаю воздух, содрогнувшись всем телом. Машина замечает это. Заинтересованно сверкает глазами, в улыбке обнажая белую каемку зубов. – Но все это время старался наладить с вами оптимальное отношение. И мне казалось, что у меня получается, но… − Дик делает некоторую паузу, обеспокоенно нахмурившись. – Вы то проявляете интерес, то буквально ненавидите меня. Так ответьте же мне, что я делаю не так?       Его ожидающий ответа взор, пропитанный неподдельным беспокойством, теперь ощущается еще сильнее. Смотрит так требовательно и тревожно, точно от моих слов зависит его будущее, а может, дальнейшие действия. Но я знаю. Что бы я не сказала, какой бы тон не выбрала – исход будет один. И точно не в мою пользу.       − Все нормально, ты же знаешь, что…       − Именно, − он даже не слушает мои слова, резко обрывая мои изречения взбудораженным тоном. От его очередного шага меня передергивает, но я все еще не в силах сделать шаг в сторону. Так и стою на месте, каменея каждой мышцей. – Дело ведь не во мне. Дело в вас. И оно было в вас с самого начала.       Он снова делает шаг, но в этот раз некий внутренний датчик самосохранения срабатывает на ура. Стэн отмечает мой пугливый шаг назад, пытаясь привести меня в чувства всего двумя словами «Не двигайся», однако его слова проходят мимо. Не могу я оторвать взгляд от этих хищных, псевдодоброжелательных глаз серого оттенка, в которых играет безумный огонек. Даже не задумываюсь, почему вдруг это происходит. Почему вдруг Дик становится таким… безумным. Почему вдруг его глаза искрятся знакомым мне блеском, что смотрел едва ли не в душу в гостиной, отсвечивая блики острого лезвия.       Машина видит мой шаг назад. Приподняв одну руку вверх в желании объяснить свою мысль, замирает, прищурено наблюдая за несмелым шагом женских, обнаженных ног. Его глаза вскидываются на меня, отражая подозрения, и, судя по туманной улыбке, мой страх доставляет ему удовольствие. Мой страх для него – как наркотик, красная тряпка для быка, желающего растерзать свою жертву.       Но я не жертва и сдаваться не намерена.       − Вы боитесь меня? – вкрадчиво спрашивает Дик, прищурено изучая голубые глаза.       − Опасаюсь.       − А ведь следовало бы бояться… знаете, − Дик опускает взгляд на свою вздернутую руку, перебирая пальцами в воздухе. На его лице читается особенная задумчивость, выражающаяся в сдвинутых вместе бровях. – Мне нравится это ощущение. Я такой… свободный. Я бы даже сказал, человечный.       Голубой диод на виске андроида переливается золотом, таким же ярким и угрожающим. Пронзающий душу взгляд, граничащий с безумством, устремляется на меня исподлобья, и я узнаю этот взгляд снова. Такой же садистский. Такой же ледяной, как у того, кто получил кличку «Сероглазка». Такой же многообещающий, желающий адских мук.       «Спокойно, Луиза», тихо вещает Стэн, наверняка чувствуя, как мое сердце отплясывает чечетку, грозясь свалиться в желудок. Даже несмотря на страх в голове я все же отчаянно цепляюсь за его слова, не спуская с машины пристального взора. «Дыши ровно»       Наступает пауза. Мучительная, долгая, не обещающая ничего хорошего. Пауза, от которой кровь стынет в жилах, а в голове стоит ясное понимание: либо он, либо я. Сейчас и больше никогда. Сознание непременно подкидывает напоминание о пистолете – единственном средстве защиты в эту секунду. И, Боги, спасибо за то, что вчера я оставила оружие на столике в гостевом холле, от которого меня отделяет два метра. Дик замечает мой косой взгляд влево. Серые глаза следует за моим взором, после чего помутневшая улыбка на лице машины возвращается обратно. Так же, как и серые глаза.       − Неугомонная Луиза Вольф, не привыкшая признать свое поражение, − мужская рука опускается, и Дик, вздыхая, сминает губы в сожалеющей улыбке. Его движения так легки и просты, точно он обреченно смиряется со своими дальнейшими действиями. Смешно. Как будто он имел в запасе иной план. – Тем хуже для вас.       Глупо было думать, что я быстрее машины. Даже то сохранившееся между нами расстояние ничто в исполнении андроида, в чьи программы заложена способность молниеносно воспринимать происходящее и так же молниеносно на них реагировать. Стоит мне только дернуться к журнальному столу под компьютерное «Луиза, нет!» в голове, как Дик оказывается рядом. Даже быстрее, чем я могу ожидать. И мне кажется, что пистолет уже здесь, вот он, в моей руке! Спасительно отблескивает черным металлом, точно стремясь попасть в мои пальцы, но этого мало! Мне удается под биение бешеного сердца заставить окаменевшие мышцы работать, ведя меня к пошатнувшемуся от удара столу, перехватывая пистолет! Но это все, что получается сделать до того, как Девятка грубо хватает меня за плечо, оттаскивая от стены и другой рукой удерживая запястье с пистолетом в стороне. Стон не успевает сорваться из меня. Ведь Дик, все же опрокинув несчастный столик, резко смещает руку с плеча на горло, стискивая его мертвой хваткой.       Окружение плывет. Не понимаю, каким еще образом умудряюсь удержать пистолет в ослабевших пальцах, но отчетливо осознаю, что подсознательно пытаюсь вырваться, свободной рукой в попытке оторвать мужскую ладонь. Его серые глаза, искрящиеся безумием, и золотой диод – единственное, что мелькает в череде происходящего, но причина не столько в нехватке воздуха, от которой мир покрывается темными пятнами. Причина в том, что Дик тащит меня спиной вперед, грубо и жестко пресекая все попытки вырваться. Сердце, что и раньше встревожено стучало, теперь вынуждает вены в висках биться еще сильнее, шумом отдаваясь под черепушкой. И мне уже кажется, что мир вот-вот будет готов отдать меня всевышнему, оставив в реальности лишь холодеющее тело, но изнывающие легкие вдруг делают поспешный глоток воздуха. Дик, расслабив хватку, отпускает меня, давая возможность безжизненно повалиться на пол. На то самое красное пятно. Рядом с тем самым диваном.       − Люди так хрупки, − разносится голос с особым наслаждением, который неосознанно перебивает встревоженные восклики Стэна. Он так близко, звучит в самих ушах, но я не могу сконцентрироваться на нем, с шумом вдыхая и держась свободной рукой за горло. – И неимоверно жалки.       В спектре черных и белых кругов я нахожу его возвышающийся образ над собой. В серых глазах читается лишь садистская потребность страданий, на губах замерла завороженная улыбка. Золотого оттенка в его облике отныне нет. Только смесь голубого и красного, отливающих в металлических нитях глаз.       − Я старался быть полезным! Делал все, что вы мне скажете, даже если это противоречит регламенту! – разносится злое шипение, звучащее точно приговором. – Но каждый раз встречал только ненависть и презрение! И даже когда считал, что все идет удачно, оказывалось, что вам просто хотелось поиграться!       Попытка поднять оружие в слабой руке ничем не оканчивается. Он замечает это дрожащее движение, и потому оказывается рядом. Я настолько дезориентирована, что не замечаю, как ублюдок по-хозяйски садится на меня сверху, наваливаясь всем туловищем на грудь и руки. Крик не успевает сойти с моих губ, я и дышать-то от такой тяжести не могу, только быстро стараясь делать глотки воздуха. Широко распахнутые глаза от страха впиваются в его садистское выражение лица перепуганным взором, и ему это нравится. Мне нет. Я, уже желая выстрелить, все же нажимаю на курок, совершенно забыв, что дуло теперь находится рядом с моим ухом.       Прозвеневший выстрел мгновенно оглушает. Лишенная воздуха и слуха, я перестаю дергаться под машиной. Звон в ушах перебивает не только Стэна, но и все вокруг. И когда Дик, отцепив мои пальцы от оружия, откидывает пистолет на пол, я дрожащими ладонями накрываю уши, дабы унять этот нещадный шум. Удивительно, как быстро слух приходит в относительную норму, когда сверху звучит хрипловатый, насмехающийся тон вперемешку со звуками снимаемого пиджака.       − Надо же… у вас стресс, Луиза, − голубые глаза, в которых продолжают размываться силуэты, стараются сконцентрироваться на машине. Дик уже успел стащить с себя пиджак, впиваясь в меня презренным взглядом. Было бы не так страшно, если бы мужские руки, не имеющие очертаний в затуманенном разуме, не приступили манерно к расстегиванию ремня, мутно переливающимся в свете приглушенного солнца. – Но думаю, в этот раз я смогу с ним справиться.       Есть ли у меня силы, чтобы сопротивляться? Я даже на Стэне сконцентрироваться не могу, пребывая в полном трансе от былой нехватки воздуха и слабости в рассудке от прозвучавшего рядом выстрела. Только и могу, что сонливо осматриваться вокруг в поиске спасения. А может, в прощании с остатками своей психики. Или жизни. Скорее, со вторым.       Ситуация меняется кардинально. Все еще слабо распознавая силуэты, я вдруг ощущаю свободу во всем теле. Никто больше не прижимает меня к полу. Никто больше не сидит верхом, шумя металлической застежкой. Андроид исчезает из виду вместе со своими красными диодами на виске и под рубашкой, и я, пропуская мимо ушей Стэна и громкую возню в отдалении, потерянно переворачиваюсь на живот, дабы хоть как-то привести себя в чувства.       Стэн… я обязана услышать Стэна…       «Луиза, послушай!..»       Не могу, Стэн, не могу! Слух вновь наполняется жужжанием, сопровождаемым громким звоном, противным до глубины души!       «…пистолет! Он рядом, ну же!..»       Встряхнув головой под плывущие где-то на затворках сознания звуки борьбы, я несколько секунд больно жмурю глаза до белых кругов в темноте и прищурено стараюсь осмотреться, встав на четвереньки. Мышцы не слушаются, все тело вдруг становится словно чужим. Но даже если бы Стэн и хотел помочь, он не сможет, учитывая, какой шок испытывает организм.       «Слушай мой голос, Лу! Слушай!»       Трещание в голове стихает. Шум рядом становится таким громким, что я старательно пытаюсь отпихнуть его куда-нибудь назад, лишь бы найти заветную цель. Благо, все еще размытый силуэт пистолета оказывается недалеко, у ножки дивана.       Забыв абсолютно обо всем на свете, я на дрожащих руках и ногах ползу вперед, игнорируя перебегающие тени. И пистолет уже совсем рядом, прямо перед носом, когда шумы стихают, лишь время от времени напоминая глухие удары по полу. Происходящее слабо осознается разумом. Передо мной только оружие, только возможный шанс на спасение, и мне не стоит гадать, кто именно стащил с меня андроида и кому сейчас возможно требуется помощь. Я же оказываюсь правой, хватая оружие двумя руками и, встав на колени, вскидывая его вверх.       Их двое. Совершенно одинаковые, в черных рубашках и красными диодами. С чувством непомерной ненависти в искрящихся глазах и пониманием, что никто из них не сможет жить, пока жив другой. И один из них уже готовится сломаться и пролить голубую кровь, лежа на спине, пока второй, пронзая его ледяным взглядом, пытается вырвать голову, схватив первого за подбородок. Одинаковые. Точные копии. Только не для меня.       «Сверху», ненавистно шипит Стэн, контролируя мои руки.       − Знаю, − так же презрительно отвечаю я, без помощи компьютера наводя дуло точно в цель. Жаль только, что цель на звук затвора и моего голоса вздергивает головой, от чего очередной выстрел в этом доме пронзает не висок, но мужское плечо.       Я нажимаю на курок. Во второй раз. В третий. С ненавистью всаживаю громыхающие пули в его тело, заставляя отпустить Ричарда и с ледяным взором в мою сторону повалиться на бок без ощущения боли. В его серых глазах читается и презрение, и недоумение, и ярость, но больше всего мне нравится вид голубой крови на черной рубашке. Ричард, уловив момент, немедля встает на колени, как только череда выстрелов оканчивается. В следующее мгновение стены отражают металлический скрежет вырывающихся механизмов.       Все оканчивается так же резко, как и началось. Буквально пять минут назад машина пронзала меня заинтересованным взглядом, стоя на пороге в дом, и вот Дик лежит, прислонившись к стенке с вырванными руками. Черная рубашка в местах плечевых суставов висит рваными лоскутами, отовсюду брызжет тириум. Слышится глухой, лязгающий шум. Ричард, теперь уже возвышаясь над нами обоими, отбрасывает вырванные руки в сторону. Даже мерзко подумать о том, что недавно эти руки пытались сделать.       Ступор сходит не сразу. Все еще держа пистолет вытянутыми руками, я не свожу взора с Дика, что с улыбкой на лице откидывает голову на стену, пачкая все вокруг голубой кровью. Следы от брызг видны везде: на полу, на ковре и обивке дивана, на стенах и на самом Ричарде в его черной, идеально гладкой рубашке. Машины продолжают смотреть друг на друга, но если глаз Ричарда мне не видно из-за его спины, то глаза Дика как раскрытая книга. Правда, смотрит он не на меня, а на свою копию, сотрясаясь в легком, беззвучном смехе.       − Надо же! − вдоволь насмеявшись, Дик громко прикрикивает, лязгая разорванными механизмами. – Верный песик все еще на коротком поводке! Только немного перепутал хозяина!       − Заткнись, чмо! – словно в унисон шипим мы со Стэном одновременно, потрясывая в воздухе пистолетом. Ричард улавливает этот крик в моей голове, как улавливает и едва различимый скрежет пистолета от давления пальцем по курку. Не спуская глаз с Дика, андроид медленно пятится ко мне, в следующее мгновение мягко отбирая оружие.       − И долго ты собираешься за ней таскаться? – мои слова остаются проигнорированными. Дик даже не смотрит в мою сторону, с азартным интересом рассматривая своего собрата, что остается стоять рядом со мной, возвышаясь точно гора. Его близость приносит мне чувство безопасности, но то, с каким манерным видом Дик произносит слова, обращаясь явно не ко мне, это чувство разбивает в дребезги. Он даже не смотрит на меня… я для него все равно что муха, мешающая мило беседовать с интересной личностью. – Ты думаешь, ей не наплевать на тебя?       Ричард молчит. Стэн молчит. И я молчу. Даже несмотря на то, что оружие в наших руках, пусть и висит в руке Ричарда рядом с правым бедром, моя приставленная Девятка все равно ощущает себя хозяином положения. В его власти самое страшное оружие, и название ему – «сомнения».       − Люди – мерзкие твари. Существа, которые не способны ни на что, кроме жестокости, − в этот раз Дик смотрит мне в душу сквозь приспущенные ресницы из-за откинутой на стенку головы. Все вокруг него пропитывается тириумом, его запах стоит в воздухе, сводя взбудораженный адреналином желудок с ума, но я, бессильно усевшись на задницу у ног Ричарда, не даю волю организму. Страх и так опоясывает голову. Не хватало только внешне показывать это чувство ублюдку.       − Что с участком, мразь?       Что ему мои слова? Как писк комара для слона. Я снова остаюсь без ответа, пусть и всем своим видом рычащей Волчицы показываю готовность довести дело до конца, но машине на это наплевать. С таким надменным взглядом Дик перекидывает глаза с меня на Ричарда, что я вдруг чувствую себя самым настоящим объектом мебели.       Нет. Я чувствую себя машиной. Созданием, главной целью которого – служить и молчать в тряпочку. Таким, как Дик все это время.       − Он показал мне. Показал истину, − расслабленный голос андроида наполнен облегчением, и с точно таким же видом Дик склоняет голову, глядя на молчаливого Ричарда с обещающей улыбкой. Я не задумываюсь, почему Ричард молчит. Мне хватает своей злости и ненависти, с которой я смотрю на машину, упираясь руками в пол. – Теперь я все понимаю. И ты тоже поймешь, когда встретишь его. И тогда ты убьешь ее, − на этом серые глаза возвращают ко мне внимание. Снова садизм. Снова безумие, только в этот раз вперемешку с легким разочарованием от осознания, что не ему будет предоставлен шанс сломать мне шею. Смотреть ему в черные зрачки все равно, что смотреть смерти в лицо. Не могу оторваться. Холодею сердцем и наполняюсь слабостью, прокручивая его следующие хриплые слова в голове. – И даже получишь от этого удовольствие.       Выстрел раздается так резко, что я подпрыгиваю с ощущением нарастающей бездны в желудке. Серые глаза в последний раз концентрируют на мне внимание, и когда в центре лба появляется синяя дыра с потеками – Дик застывает в вечном сне, оставив на мне свой последний, полный кровожадности и безумия взор. Даже странно понимать, что именно это создание несколько дней назад пыталось наладить общение. Вспоминать заправленную в отеле кровать становится больно. Не думаю, что создала убийцу собственными руками и поведением, но уверена, что стала главным катализатором в желании убивать.       − Нам нужно срочно в участок, − проговорив это со взглядом на отключившемся Дике, я уже встаю на колени под компьютерное, обеспокоенное «Согласен» в голове, как застываю, вскинув взор.       Ричард не двигается. Смотрит на своего мертвого собрата пустым взором, даже не обращая внимания на скапывающую с рук кровь голубого цвета. Оружие в его ладони перепачкано синей жидкостью, и он все еще целится в тело андроида, держа палец на крючке. Секунды молчания превращаются в минуты. Эти минуты мне кажутся вечностью под гнетом тяжелых ударов сердца и тревоги за красный, мигающий диод на виске. Все так же стоя на коленях, я аккуратно протягиваю дрожащую левую руку, касаясь холодными пальцами запястья Девятки. Ричард словно просыпается ото сна, сменяя красный диод на золотой. Андроид едва заметно дергает в мою сторону головой, не сводя с Дика взгляда.       − Ричард, нам нужно в участок, − пистолет бережно выпутывается из его пальцев. Ричард не сопротивляется. Лишь кивает головой, давая понять о своем относительно стабильном состоянии.       Мертвый Дик так и остается в зале, прислонившись к стенке и пронзая то место, где сидела я, безжизненным взглядом. Уйдя в свою комнату в тот момент, когда Девятка с золотым диодом принимается вытирать испачканные руки о кинутый Диком пиджак, я поспешно принимаюсь собираться, наплевав на чувство голода и недавний ужас, царящий в груди. Футболка так и остается на теле, дополняясь черными джинсами и той самой кожаной курткой, карман которой когда-то был разорван ключами от машины. События последнего часа не дают мне подумать о дырке. Точно не до того, чтобы браться за нитку с иголкой.       Пистолет убирается за пояс джинс только после того, как пятна протираются полотенцем. Ричард в своем личном пиджаке уже ждет на улице, когда я, пройдя в гостиную, на несколько секунд задерживаюсь у дивана с телефоном в руке, смотря на машину с некой жалостью. Пусть он пытался убить меня. Пусть намеревался сотворить такое, от чего кровь стынет в жилах. Но я вынуждена признаться. Дик изначально был вынужден терпеть мое дебильное поведение. Но самое забавное, однажды вечером я самолично включила RK900 в список дозволенных посетителей, перед которыми открывается дверь. Машина прошла в дом без преград благодаря мне самой. Ждала одного, но дождалась другого.       Свежий ветер на улице продолжает колыхать верхушки хвойных деревьев, наполняя двор густым, влажным воздухом. Больше дождь не желает срываться, но я все же ежусь, выходя из дома под хмурое, тусклое небо, затянутое облаками. Мы даже не говорим друг другу ни слова, просто встретившись у крыльца и понимающе переглянувшись, заметив черный фургон неподалеку от сломанных ворот. Одного кивка Ричарда хватает, чтобы понять. Мы думаем об одном и том же.       Ричард идет следом. Наши шаги уносятся ветром, пока внедорожник и ворота остаются за спиной. Уже у лакированной, с затонированными окнами машины повторное чувство, что что-то не так одолевает. Приоткрытая дверь, из проема которой виднеется тусклый голубой свет, навевает на дурные мысли. Если минуту назад я неслась через весь двор, дабы спросить у ребят, с какого такого хрена ко мне в дом пробрался убийца, то теперь желание постучать выветривается. Ричард, ответив на мой неуверенный взгляд, делает это сам.       Стук отдается эхом изнутри машины, но ответа не следует. Выждав паузу в несколько секунд, я несмело подаю голос, хмурясь с каждым словом все больше:       − Эй, вы там?       − Я не слышу сердцебиений, − осторожно оповещает Ричард, так же хмуро пронзая проем тяжелым взором.       «Может, отошли в лес? Они ведь люди, в конце концов»       Предположение Стэна не дает мне облегчения, однако воспринимать отсутствие людей с этой точки зрения становится проще. Вряд ли этот волшебный фургон имеет уборную или что-то вроде этого, так что логика в идее компьютера есть. Столько же, сколько во мне смелости.       Прищурено осмотрев пустой двор своего дома, я нагло отодвигаю дверь, намереваясь пройти внутрь. Если в этом городе и есть у кого-то связь, так точно у этих ребят, назначенных как супер крутые шпионы и ребята по добыче информации. Как и предполагалось ранее, здесь и впрямь обе стены фургона забиты мониторами. Небольшой стол, скорее, напоминающий клавиатуру, присоединен к крутящемуся вокруг оси креслу. Даже в сумраке экранов видно, что сверху расположен ряд лампочек, однако, как ни странно, ни в тот, ни в этот раз люди их не активировали. Видимо, любят ломать глаза.       По-хозяйски взобравшись внутрь, я разворачиваю кресло и усаживаюсь за рабочее место. Попытка активизировать синие экраны оказывается неудачной. Словно бы я вообще понимаю, что нужно тыкать на этом адском устройстве.       Оказавшийся рядом Ричард так неожиданно протягивает руку, что ее вид в темноте вынуждает испуганно замереть сердце. Косой взгляд смиряет машину, однако той абсолютно все равно. Металлические нити, из переплетений которых сотканы радужки, переливаются яркими квадратными бликами от мониторов, на которых без устали бегают белые строки из хаотичных символов. Мужская кисть теряет свою бионическую оболочку, предоставляя взору белый пластик, и я вдруг понимаю. Я никогда не видела Ричарда без искусственной кожи. Никогда. Абсолютно. Все те минуты, когда андроид связывался со Стэном посредством касания шеи, мне не было дано возможности рассмотреть его истинный материал. Сейчас же вид белой руки, мутно отражающей свет, вводит в некий транс. От него я просыпаюсь только когда андроид произносит холодным голосом недобрую весть:       − Система сломана, − проморгавшись, я перевожу взор на профиль Ричарда, что склонился над моим плечом. Андроид не замечает этого, сурово глядя строго в монитор. – Он заблокировал абсолютно все каналы.       − Думаешь, заполз сюда, пока эти парни отлучились?       «Если, конечно, эти ребята вообще отлучились»       Слова Стэна успешно пропускаются мимо. Думать не хочу, куда делись патрульные, тем более желание попасть в участок так велико, что безопасность посторонних опускается на второй план. Просидев на месте с половину минуты и пронаблюдав за бегущими строками, время от времени сбоящими и перемигивающимися, я задумчиво откидываюсь на спинку кресла и разворачиваю его к Ричарду. Машине приходится отстраниться от этого движения, усевшись на небольшой автомобильный диван у входа. Рука поспешно приняла обратно свою оболочку, кончиками пальцев касаясь другой, уложенной на коленке руки.       − И что теперь делать? Нам нужно связаться с участком и узнать, что, мать его, происходит, − кресло жалобно скрипит подо мной, пока я требовательно смотрю на андроида, скрестив руки на груди.       − Мы не можем взять твою машину. Ее отследить намного проще через спутники, чем телефон в условиях отсутствия сети, − Ричард некоторое время хмурится, не спуская с меня глаз, все еще сверкающих в свете мониторов. Его диод давно стал голубым, чистого, яркого, практически звездного цвета, и это не может не радовать. Там, над телом собрата машина словно зависла. Приятно видеть его в более или менее стабильном состоянии, учитывая, что именно ему пришлось сделать собственными руками.       «Значит, мы возьмем фургон», доносится решительный голос, на который я согласно киваю. Андроиду эта идея не приходится по душе, однако смятение выражают лишь нахмурившиеся глаза и смятые в полоску губы. Потому мы в следующее мгновение выползаем наружу, закрывая за собой дверь в пустой салон для пассажиров.       − Никогда не водила фургон, − уложив руки на талию, я с беспокойством смотрю на автомобиль.       − Ты и не будешь.       Я не успеваю возразить, как Ричард с легкой усмешкой направляется в сторону водительской дверцы, гордо расправив плечи. Впрочем, у меня и нет желания возражать, разве что прищурено следить за андроидом, наблюдая, как тот обходит фургон и тут же замирает, не достигнув дверцы. Его взгляд меняется, надменность преобразуется в недоумение, а после – в суровость.       «Вот черт…»       − Что там? – спугнутая скорбным голосом компьютера, я немедля опускаю руки по швам и поспешно подхожу к Ричарду, игнорируя торопливое и встревоженное бормотание Стэна. Он так старается остановить меня, проговаривая нечто вроде «Луиза, стой, не ходи туда!», что желание узнать становится все больше. Уже через секунду понимаю: лучше бы послушала Стэна.       Их тела лежат в неглубоком овраге, ставшем границей между лесом и дорогой. Черные костюмы перепачканы в пыли, в волосах запутались хвойные иголки. В раскрытых глазах застыли недоумение и страх. Животный страх. И лишь у одного на лице видны красные потеки от удара головой. Уверена, подойдешь поближе и увидишь ту же кровь на пиджаке или воротнике рубашки, но с расстояния в три метра темные пятна, уже впитавшиеся в черную ткань, сливаются с темным фоном. Теперь понимаю, чья была кровь на пиджаке Дика.       Зеленоглазый мужчина, ставший одной из ступенек к открытию страшной тайны о департаменте, теперь раскинул руки в стороны, взглядом пронзая бесконечность. Помню, как этот же парень подмигнул мне, купившись на тщедушные речи и подарив возможность приблизиться к Сероглазке. А ведь я даже не узнала его имени…       − Идем, − Ричард, явно находящийся в разумном состоянии в отличие от меня, разворачивается и касается моего плеча, не сводя взора с тел. Не знаю, от чего умер высокий патрульный, давший мне надежду, но на его лице намного больше страха, чем в глазах второго. Мысль, что мужчина ушел в непомерном ужасе, воспламеняет во мне ярость с новой силой, заставляя сжимать кулаки. – Нам нужно спешить.       «Полностью солидарен»       Оторвать от тел взгляд приходится с трудом. Тяжело дыша от кипящей в груди злости, я с ненавистью кидаю на дом собственный пристальный взгляд. Вот он, стоит. Высится вверх, очерчиваясь на фоне темного леса и мрачного неба. Ненавистный кусок территории, за все три года принесший только разочарование и боль. Место, где истерзанная душа не раз покрывалась коркой льда, а то и вовсе выпускала кровь под лезвием кровожадной мрази. И все в нем такое мерзкое и отвратительное, что я тихо и злободневно проговариваю следующее, вызывая у Ричарда легкое золотое свечение на виске:       − Точно продам тебя к чертям собачьим, дерьма кусок, − и плевать мне, что это подарок. Слишком много внутри скопилось ненависти.       Дорога до участка проходит спокойно физически, но не душевно. Мысль, что тела людей пришлось бросить практически на дороге, выедает, но связаться с больницей не получается, а трогать трупы самим нельзя – прямое нарушение регламента. Позволив Ричарду вести тонированный фургон, я, чтобы хоть как-то отвлечься, принимаюсь рассматривать улицы, дабы найти хоть что-то непривычное. Снующие по тротуарам все еще сонные люди, мчащиеся по делам автомобили, открытые магазины и автобусы на остановках. Весь мир живет в прежнем темпе, ни на одном лице я не вижу страха или смятения, разве что некоторые все же озадаченно осматривают свои телефоны. Одна группа молодых людей на остановке, пока мы замираем на светофоре, разгоряченно обсуждают тему отсутствия сети, в частности странное явление на новостном канале в виде до сих пор пустующего кресла. Один парень задумчиво замечает, что в это время новости уже сменяются утренним шоу, но не в этот раз. В этот раз перед камерой в прямом эфире все тот же серый стол и флажок на нем, отдающий дань звездам и полоскам. Услышанное не радует, но хотя бы дает возможность понять, что мы не сходим с ума.       Молчание не нарушается всю дорогу. Ворота в участок оказываются раскрыты нараспашку, однако на парковке занято всего три места. Узнаю каждый автомобиль, радуясь одной мысли: в участке кто-то есть.       Припарковавшись рядом с черным седаном Фаулера, Ричард уже желает выйти из машины, как тут же замирает, смотря на меня искоса, испытывающе. Ведь я уже успеваю выхватить пистолет из-за пояса и требовательно произнести следующее, готовясь открыть дверь.       − Останешься здесь, это даже не обсуждается, − ручка под пальцами скрепит, полностью готовая впустить в салон ветер, однако я, с болью в лопатках едва отлипнув от спинки кресла, вынуждаюсь сесть обратно, недовольно пронзая Ричарда взглядом голубых глаз.       − Крайне неразумно. Там может быть опасно.       «Луиза, он прав. Кто знает, что там творится». Мягкое замечание Стэна звучит не убедительно. Даже представлять не хочу, что может произойти, если капитан или Кормак, чья машина стоит в числе трех, сделают с Ричардом, если до него они встречали свихнутую Девятку. В лучшем случае запрут под дулом пистолета. В худшем – пристрелят.       − Вот именно, Ричард, − показательно вздернув в воздух порядком опустевший пистолет, я с явным намеком склоняю голову, заставляя волосы повиснуть кончиками на плечах. – Там может быть опасно. И в первую очередь для тебя.       Негодование читается в серебристых глазах, но Ричард отчетливо видит в моем вздернутом пистолете настойчивость и принципиальность. Прищурив взор, андроид медленно опускается обратно на спинку, в такой же манерности убирая руку с дверной ручки. Так и хочется с улыбкой произнести «Умничка», почесав машину за ушком. Но ехидничать некогда. В голове и так полная каша от происходящего.       Уличный ветер вздергивает черные волосы вверх, заставив приспустить ресницы, дабы спрятать глаза. Фургон настолько высокий, что приходится спрыгнуть вниз в прямом смысле слова, настороженно осматривая пустую парковку. Никого. Даже прохожих. Естественно, последних будет мало, учитывая, что департамент находится не на главной дороге, из-за чего люди здесь встречаются реже, чем на проспектах или аллеях. Однако их привычное отсутствие в данный момент напрягает.       Припрятав оружие за бедром, я быстрым шагом иду к стеклянным дверям. С каждым метром дурное предчувствие укрепляется, запуская корни не только в голову, но и в сердце. Шум ветра в ушах резко обрывается, когда участок раскрывает свои двери, впуская в серые молчаливые стены. Чувствую воображением, что Стэн напрягается вместе со мной. И когда белые кроссовки переступают порог, отдаваясь в тишине едва заметным эхом, я и сама на секунду другую забываю о телах у собственного дома. Не потому, что мне страшно. Но потому что привычное шумное место, где каждую минуту рабочей смены слышатся звуки телефонов или переговоров, до зуда в голове тихое.       Регистрационные стойки пустуют. Телевизор высоко на стене выключен – к нему так никто и не прикоснулся с момента окончания смены прошлым вечером. Впускающие в холл турникеты раздвинуты, на идентификационных лампочках виднеется зеленый свет. Само одиночество стен в участке для меня не удивительно, ведь мне, еще будучи патрульной, не раз приходилось оставаться на дежурстве ночью, периодически блуждая по отделам и стараясь не заснуть. Однако то была ночь. Сейчас же время насчитывает десять часов минимум.       Замерев посреди гостевого зала с пистолетом в руке, я в нерешительности поглядываю в коридор, за которым следует холл с рабочими местами. Тревога одолевает с новой силой от этой гулкой, давящей на уши тишины, и я уже хочу несмело окликнуть хоть кого-нибудь, в воображении представляя, как весь участок решил продолжить искать Рида, направившись в лес, но кое-кто в голове считает иначе. Стэн тихо проговаривает следующее, вынуждая меня оборваться с раскрытым ртом.       «Не стоит», уверенно звучит компьютерный тон, источающий твердость. Его слова произносятся как раз кстати. От осознания, что я здесь не одна, приносит некую уверенность. «Здесь точно что-то не так»       Желание произнести вслух догадку с Ридом остается не удовлетворенным. Стэн прав. Раскрывать рот, привлекая к себе внимания не хочется. Ричард прошлым вечером дал понять, что все Девятки были собраны здесь, в участке. Взбешенный Дик упомянул Его, и я готова дать руку на отсечение, поспорив, что этот Он – никто иной, как Сероглазка. А раз уж Дик, всегда улыбающийся и старающийся быть полезным, вдруг повернулся головой, то страшно представить, что могло произойти с другими машинами. Обнадеживает только присутствие здесь автомобилей как минимум троих коллег, в числе которых капитан, федеральный агент и Кормак-охотник-на-насильников.       Секунды ступора посреди гостевого зала переливаются в минуты. Некоторое время заставить себя сделать шаг сложно, однако я делаю судорожный вздох и, усмиряя дрожь в груди, как можно тише иду вперед, мимо турникетов. Тишина настолько густая, даже мягкие шаги кроссовок все же улавливаются ухом. Коридор преодолеть получается беспроблемно. Проблемы наступают по приходу в сам рабочий холл.       Места пустуют. Проходя мимо столов и оглядывая последние, я не нахожу ничего странного. Те же терминалы, те же рабочие места, те же бумаги на столах. Шаги отражаются от стен легким гулом, и уже успеваю почувствовать облегчение от подтверждающейся догадки с продолжением поиска в лесу, как, остановившись у своего места, задаюсь вопросом: если все на поиске, а машина капитана здесь… то где тогда сам капитан? И лучше бы я не смотрела на стеклянный кабинет, в следующую секунду покрываясь коркой льда изнутри.       Кабинет разгромлен. Стол опрокинут, высокий, широкий экран на стене треснут. Некогда зеленое, горшочное растение с длинными листьями лежит на полу с рассыпанной землей. Многочисленные листы документов раскиданы тут и там, некоторые из них проскользнули под стеклянную дверь, оставаясь посреди входа. На них же виднеются красные пятна от стекающей по двери жидкости.       Это не просто кровь. Это три размазанных отпечатка ладоней на прозрачном стекле. От вида крови становится страшно. Тело внезапно онемело, подсознание кричит благим матом, требуя покинуть участок, но я тверда в своих намерениях. Сжав пистолет еще сильнее вспотевшей ладонью, я с затаившимся дыханием тихо прохожу вперед между рабочих рядов. Красные дорожки на стекле выглядят относительно свежими, однако есть и те, которые уже успели подсохнуть. Теперь подсознание не орет, оно просто лежит в обмороке, отдав бразды правления молчаливой пустоте в голове.       «Луиза», где-то вдалеке звучит голос Стэна, еле ощутимый в образующейся сознательной тьме. «Слева»       Оторвать взгляд от красных дорожек так сложно, что я стискиваю свободную ладонь, впиваясь ногтями в кожу. Боль растекается по жилам, и это помогает вырваться из ступора воображаемых картин и идей, кому эта кровь может принадлежать. Фаулеру?.. Кейджу?.. а может, Кормаку? Тем не менее, когда Стэн повторяет «Прошу, там тоже кровь» встревоженным голосом, я, кое-как сводя взгляд со стекла, поворачиваю голову. И он прав. Здесь тоже кровь. Но синяя и уже испаряющаяся. В свете дневного луча из окна видно, как сильно очерчены границы пятна, позволяя понять, что это не просто капли тириума. Это была целая лужа, вытекшая из простреленного лба валяющегося андроида. Серые глаза, что больше никогда в жизни не смогут фокусироваться, устремляют мертвый взгляд к потолку, руки раскинуты в стороны раскрытыми ладонями вверх. Белый пиджак машины окроплен красными каплями, бегущими по полу к возвышению в кабинет Фаулера. Здесь же, у первой ступеньки лежит то, от чего кровь холодеет. Память как назло тут же подкидывает воспоминание о Ричарде, что в гостиной одним прекрасным утром ловко перекидывал раскладное лезвие, откидывая на стены солнечные зайчики.       «Думаешь, здесь есть кто-то в…»       Стэн не договаривает. Его обрывает гулкий грохот, точно кто-то что-то сваливает в одну огромную кучу. Вздрогнув от этого звука, я на рефлексе вскидываю вверх пистолет, снимая последний с предохранителя. Дыхание точно взбешенное срывается на тяжкое и порывистое, отдаваясь ударами сердца в висках. Ноги едва держат, и когда делается первый шаг – каждая мышца с болью сопротивляется, каменея и не желая двигаться. Те самые красные капли крови, что бегут от раскинувшей руки Девятки к откинутому ножу на полу бегут дальше к коридору, ведущему в архивный отдел. Капля за каплей, местами уже высохшие и липкие.       Как ни странно, капли обрываются практически посередине коридора, но тихий грохот продолжает разноситься по участку. Его источник явно где-то в глубине здания, даже внизу, в подвальных помещениях, но я не в силах раскрыть рот и попробовать дозваться, держа пистолет наготове. Мало того, что нутром чую: лучше не подавать голос − так еще и оборвавшаяся кровяная дорожка явно ведет не в архив. Если люди и проходили здесь, до архива они не добрались.       Остановившись в середине коридора, я стараюсь сообразить дальнейшие действия. Кинуться прочь? А если здесь остались живые? Тогда следует пойти их искать. А если я найду Девяток, которые, судя по Дику и пристреленной машине в холле, все сошли с ума? Твою мать, как сложно-то!       Волна так не вовремя накатывающей паники захлестывает с головой. Сердце, повинуясь истерике, учащает ход, но я немедля делаю глубокий вздох, нашептывая себе всего одно слово «Спокойно». Проходит не меньше половины минуты прежде, чем мне удается успокоить взбешенное сердцебиение и перестать метаться в мыслях от крайности к крайности. Шум продолжается, время от времени стихая, и именно в те моменты, когда начинается вновь, я делаю несколько шагов вперед, в этот раз целясь оружием обеими руками. Указательный палец в любой момент готов вздрогнуть, спустив последние три патрона в любого, кто решит встать на пути. Каждая мышца напрягается в готовности вступить в драку, в то время как ноги наливаются тяжестью перед возможным побегом. И вот, я делаю последние шаги перед архивом, готовясь увидеть самое страшное, возможно, самое последнее в своей жизни…       − Луиза, − раздается тихое, едва различимое в новой волне шума. От неожиданности курок едва не нажимается, но благо Стэн все еще контролирует мое тело. В отличие от меня, ушедшей всем сознанием к ожиданию худшего, компьютер отчетливо слышит знакомые нотки в прозвучавшем шепоте, хоть и выдает "Черт, мужик, зачем так пугать?!"       Инерционно повернув головой к источнику шума, я ощущаю, как съежившийся комок страха внутри медленно расслабляется, наливая тело слабостью. Питер Кейдж, растрепанный и со сбившимся галстуком, напряженно выглядывает из-за открытой двери в комнату видеонаблюдений. На его белой рубашке с закатанными рукавами виднеются следы той самой крови, однако сам мужчина, не считая бледности кожи и перепуганного огонька в глазах, выглядит вполне нормально.       Питер не просто встревожен. Он перепуган. Мужчина больше не произносит ни слова, вместо этого постоянно перекидывая торопливый взгляд с меня на ту самую дверь в архив, откуда доносится шум. Не медля больше ни минуты, я опускаю пистолет и тихо прохожу в комнату, позволяя агенту впустить меня в небольшой коридор. Дверь медленно и как можно бесшумней закрывается.       − Какого… − не успеваю я выразить все свои мысли довольно громким голосом, как Питер, закрыв дверь, резко разворачивается ко мне, жестом указательного пальца показывая быть тише. Здесь не так светло, как в холле, однако лучей люминесцентных ламп, что озаряют комнату за моей спиной, достаточно. Глаза темно-карего оттенка искрят беспокойством, впиваясь в меня выжидающим взором. В ответ на это я приглушаю тон, секундно сжав губы в тонкую полоску. – Какого хрена происходит?!       − Луиза, где твой андроид? – его торопливый голос практически шепчет, и вслед за этими словами за спиной раздается некоторый шум. Этот шум привлекает мое внимание. Проигнорировав мужчину, я бросаю короткий взгляд за плечо, после чего тут же возвращаю его назад, холодея сердцем.       − Господи, Джеффри!       Ноги несут меня вперед быстрее, чем когда-либо куда-либо. Я напрочь забываю про безопасность, всего несколькими длинными шагами преодолев расстояние между мной и усевшимся в углу комнаты с мониторами наблюдений капитаном. Вид последнего не радует. Темная лысина покрыта каплями пота, голубая рубашка перепачкана кровью. Мужская грудь срывается на тяжкое дыхание, но темные глаза смотрят сурово и сосредоточено, точно это не из его ноги хлестала кровь, а теперь наложен импровизированный жгут из кабеля выше колена. Кормак, машину которого я нашла на парковке, сидит рядом на стуле, вытирая окровавленные руки о чей-то пиджак. На теле того, к счастью, нет ни единой царапины.       Встав рядом с мужчиной на одно колено, я принимаюсь рассматривать его рану. Глупая! Как будто от этого что-то изменится! Человеку срочно нужна медицинская помощь, даже его темный оттенок кожи нехарактерно бледный, что говорит о значительной потери крови!       − Луиза, где андроид? – для того, у кого продырявлена нога, Фаулер вполне себе спокоен как в голосе, так и во взгляде. Он задает тот же вопрос, что и Питер Кейдж за моей спиной, однако я пропускаю его мимо ушей, все глубже уходя в понимание, чья именно кровь была на стекле кабинета.       − Тебя срочно нужно отсюда вывезти, пока ты не потерял слишком много крови…       − Луиза, − мужские пальцы дотрагиваются до моего плеча, и я тут же обрываю поток перепуганных слов, вскинув взгляд с резаной раны на темные глаза. Фаулер, несмотря на тяжелое дыхание, как и всегда строг и непоколебим, сдвигая брови вместе. – Где твой андроид?       − Пристрелила, − отсутствие лжи в моем открытом взгляде отражается облегчением во взгляде Джеффри. Капитан откидывается на спинку компьютерного стула, уже пропитанного его кровью. – Валяется дома с дыркой во лбу.       − А машина Гэвина?       Требовательный вопрос за спиной принадлежит федеральному агенту, на что Стэн настороженно замечает, подкрепляя мои сомнения.       «Соври. Он явно что-то подозревает»       − Не знаю. Я не видела его со вчерашнего дня, − посмотреть на агента через плечо так же открыто, как и на Фаулера, не удается. Как бы не старалась, федерал все же сомневающе суживает глаза, однако ничего не произносит, предпочитая оставить этот момент в недосказанности, чем я пользуюсь, незамедлительно возвращая взгляд к Фаулеру и переводя разговор в другое русло. – Может, вы уже объясните, какого хрена здесь происходит? Где все? Почему участок пустой?       − Потому что никто не добрался.       Внезапно подавший голос Кормак проговаривает это так тихо и обреченно, что мы не смеем нарушить тишину, смотря на мужчину. Единственный, кто осмеливается говорить – это Стэн, голос которого слышу только я.       «Я знал, что здесь творится что-то неладное»       − Может, уже объясните, что случилось?       Терпение теряется с каждой секундой. Встав с колена, я требовательно осматриваю мужчин каждого по очереди, и в этот раз им приходится отводить глаза, переглядываясь между собой. То ли от нежелания раскрывать передо мной всю правду в страхе, что я, та самая «чокнутая», бурно среагирую, то ли в нежелании признавать, что я, мать его, была все же права! И эти перемигивания могут продолжаться долго, но агент берет бразды правления в свои руки, понимая, что он – единственный, кто допустил мысль о правоте моей теории – вряд ли станет причиной моего бурного реагирования. Но я не собираюсь реагировать. Вид раненного начальника все меняет. Вчерашние обиды испаряются так быстро, словно их и не было.       − Случилось то, что мы единственные, кто приехал в участок этим утром.       − И то напоролись на свихнутые чайники, которые едва не лишили меня ноги, − дополняет Фаулер, стараясь удобнее усесться в кресле. Каждое движение ему дается с болью, что выражается в проступающих каплях пота и искривленных губах. – Сраные машины, одному я все равно посадил пулю в лоб.       «Поверь мне, мы в курсе»       − Где дежурные? – проигнорировав голос Стэна, я хмуро осматриваю светящиеся экраны наблюдения. Ни в одной из доступного взору территории от парковочной зоны до кухни не виднеется признаков движения. Только мертвый RK900 у кабинета Фаулера продолжает пронзать бесконечность невидящим взором. – Здесь же должны были остаться патрульные.       Наступившее молчание напрягает, и я недоверчиво осматриваю мужчин. Фаулер прячет взгляд. Питер Кейдж, смяв губы и сдвинув брови, смотрит так тяжко, практически в упор, и от этого взгляда становится не по себе. Даже Кормак старается смотреть куда угодно, перекидывая взгляд со своих рук на раненное колено капитана.       «Полагаю, что ребят мы больше не увидим», обреченно отзывается компьютер. Признавать действительность не хочется. Снова смерти. Снова убийства. Снова часть семьи уничтожена, оставив после себя сирот и овдовевших жен. Но самое страшное – допущение мысли, что именно испытывали несчастные, когда сорок девять Девяток сошло с ума, испытывая ненависть к роду людскому.       От мелькнувшей мысли в душу закрадывается холодок, и я блекло осматриваю комнату в поисках указывающих на мучительную смерть знаков. Беспорядка здесь нет, но крови капитана так много, что сложно понять, насколько быстро была смерть патрульных. Взгляд вновь возвращается обратно к мониторам в поисках тел, однако Фаулер не дает мне этого сделать, обреченным тоном произнося следующее:       − Можешь не искать. Эти твари скидывают все тела в архив, чтобы скрыть следы, − недоуменно посмотрев на мужчину через плечо, я молчаливо требую пояснений, которые Джеффри спешит мне предоставить, даже не глядя в мою сторону. – Пытаются держать город в неведении.       − Город? Хотите сказать, посетителей они тоже убивают?       Что за глупый вопрос? Именно с таким укором в глазах смотрит на меня Фаулер, глядя исподлобья. Его лоб уже достаточно покрылся холодным потом, чтобы вызывать сильное беспокойство, однако держится мужчина молодцом. По крайней мере, в черных зрачках стоит ясность, на лице полное контролирование своего состояния.       − У нас оборвана вся связь. Телефоны не работают, даже интернет и тот мертвый. Только система навигации работает, да толку от нее ноль, − Кейдж вскидывает руку в воздух, принявшись массировать переносицу. Плечи мужчины осунулись, взъерошенные белые волосы смотрят в разные стороны, отливая пеплом в холодном оттенке ламп и мониторов. – Такое чувство, будто мы за железным занавесом. Мы вообще ни с кем связаться не можем!       − Считаете, они пытаются оторвать нас от мира? – развернувшись обратно к мужчинам, я обеспокоенно пытаюсь найти в них ответы. Им бы и самим хотелось знать ответы на мои вопросы.       − Как минимум не дать оповестить центральный штаб о происходящем.       − Тогда почему гражданские ничего не знают? – вопрос задается неспроста. Еще на пути в участок мной было отмечено странное спокойствие на лицах людей, разве что некоторые обсуждали и демонстрировали друг другу телефоны в доказательство отсутствия связи.       Федеральный агент хмурится на этот вопрос, но ответ находит Кормак, что мнет в руках перепачканный пиджак. Мужчина все еще старается не смотреть в мою сторону, но когда все же глаза блекло бросают на меня взгляд, я понимаю, откуда это стремление скрыться. Буквально прошлым вечером он стал свидетелем истерики коллеги, что размахивала на весь участок пистолетом. Как и прочие, наверняка посчитал меня чокнутой, пусть и не высказался в открытую, как Чарли. Искренне надеюсь, что с этой идиоткой все в порядке. Она, конечно, бесит, но не настолько, чтобы желать смерти.       − А как ты думаешь, что первым следует сделать, чтобы аккуратно и быстро вычистить город, не дав людям времени на побег? – на последних словах пиджак яростно откидывается в сторону. – Ссаные машины…       − Они не могли просто взять и сойти с ума! – всплеснув свободной рукой, я чуть увеличиваю тон, на что получаю недовольный взгляд от Кейджа. Зато Фаулер, воспользовавшись заминкой, тихо подает голос, задумчиво глядя в точку на полу.       − Конечно, не могли. Думаю, не сложно догадаться, кто им мог помочь.       Темные, практически черные глаза исподтишка смотрят на меня снизу вверх. В его зрачках читается тихая вина вперемешку с обреченностью, которую испытывает человек, понимая одну главную мысль: он оказывается не прав, и его невера становится фатальной ошибкой. Желание ткнуть мужчину лицом в его же слова быстро задавливается в зачатке. Ведь я понимаю, что на деле виноватых в случившемся нет. Мы все в той или иной степени внесли лепту. И если вчера стоял вопрос о жизни Рида, то сегодня, возможно, о безопасности целой страны.       Мысли от этих умозаключений, точно спугнутые крысы принялись спешно покидать разум. Дабы привести себя в порядок, я стираю с лица напряжение ладонью и отхожу на несколько шагов в сторону, сжимая другой рукой потеплевший пистолет. Сотни вопросов в голове, и ни одного ответа. Единственное, что в нашем распоряжении – слова Дика перед смертью и стремительно утекающее время.       − Этот ублюдок снова был в участке. Андроид перед отключением сказал, что он показал ему истину, − уже начавшийся за спиной разговор коллег обрывается. Мужчины смотрят на меня, внимательно слушая каждое слово. – Похоже, он передает какой-то вирус, раз все они разом решили расправиться с городом.       − Нет уже разницы, что и как он делает, − произносить его кличку никто не осмеливается, даже я признаюсь себе, будто от этого слова вдруг веет неудачей. Развернувшись обратно к коллегам, я боеготовно смотрю на Кейджа – одного из немногих здесь, что не боится разговаривать со мной открыто, не бросая виноватых взглядов. Агент, тем временем сложив руки на груди, принимается пояснять свою мысль, хмурясь практически на каждое слово. – Нам сейчас главное как-то связаться с остальным миром.       Вопрос на миллион, в который мы вчетвером погружаемся, вслушиваясь в происходящее в коридоре. Можно попросить Ричарда подать сигнал на верха, однако я помню, что машины, соединяясь с сетью, оставляют пакеты информации для своих собратьев. Коллективный разум, который не дает быть незамеченным в моменты обмена данными. Отсутствие телевизионной связи говорит, что и студии – одни из главных источников информации – давно подчищены Девятками, дабы не дать миру соединиться с городом. Уверена, куда не сунься – везде уже побывала машина, наверняка оставляющая горы трупов и красных дорожек. Если только…       Внезапно выскочившая мысль из ниоткуда вынуждает меня замереть в дыхании с распахнутыми глазами. Всего два слова, а эффект такой, словно я вижу труп близкого прямо перед своими глазами. Отметивший мой резкий испуг Стэн мягко спрашивает «Луиза, в чем дело?», но я не слышу его, повторяя в голове всего два слова.       Дитфрид. Университет.       То самое место, которое в отличие от многих городских структур имеет свой собственный спутник и свой канал связи по причине чересчур щепетильного в этом вопросе отца. Брат наверняка имеет доступ к правительству, но само наличие у него отдельной сети может сыграть злую шутку. Воображение, точно действуя мне на зло, немедленно принимается рисовать картину, где Девятка, в точности как Ричард, уверенным шагом направляется к дверям высокого здания. Голубой яркий диод оттеняет безумство в серых глазах, окружающие студенты, профессора и ученые подозревающе косятся на машину. Охрана впустит его. Андроид, что является передовой моделью в руках полиции, он просто не может не пройти внутрь, задав лишь один вопрос: где найти мистера Вольфа? Не факт, что Девятка дойдет до брата, однако как минимум примется изучать план эвакуации, дабы найти серверные и расправиться с системой.       − Черт… − срывается с моих губ, пока я, погруженная в фантазии, напрочь забываю, что нахожусь в комнате не одна. Мой голос становится для коллег спусковым курком, все глаза вновь устремлены на меня, и только агент Кейдж осмеливается без задней мысли задать вопрос, обеспокоенно перебегая взглядом по моему лицу.       − Что не так?       − Есть один вариант, − сомнения все еще копошатся в голове, подкрепляемые страхом за брата, и единственное, что успокаивает – воспоминание, что Фрид никогда не бывает один. Гертруда, конечно, не машина, но и она на многое способна. – Университет моего брата имеет свой канал связи из-за отдельного спутника. Если, конечно, эти ублюдки еще не успели до него добраться.       − Это хоть какой-то вариант, − отмечает Фаулер, вновь ерзая на стуле. – Лучше, чем сидеть на месте и ждать смерти.       − При всем моем уважении, капитан, но ты и с места не сдвинешься без медицинской помощи, − Кормак осаждает желание Фаулера рваться в бой, и я полностью его поддерживаю: мало того, что Джеффри шага не сделает, так еще и вряд ли сможет пройти бесшумно. Самой приходится гадать, как умудрилась попасть в такой удобный момент, когда машины были заняты трупами в архиве.       Как странно… до нарастающего смеха странно. Буквально день назад андроиды прислуживали человеку, услужливо улыбаясь и предлагая свою помощь, расценивая жизнь напарника как абсолют. И вот, собственный андроид приходит в мой дом, дабы расправиться со мной в самой извращенной форме, а теперь нам приходится шкереться в маленькой дежурной, дабы спрятаться от праведного гнева повернутых машин.       Пропуская мимо ушей шепчущий разговор мужчин, тема которого касалась того, как и кто выйдет в холл, я задумчиво осматриваю мониторы. Шум за дверью стих, тишина немного напрягает, но сами мониторы указывают на отсутствие машин в зале. Вряд ли андроиды распознали наше положение в участке, иначе бы давно вынесли дверь к чертям собачьим.       − …однозначно! Вырваться отсюда толпой нам не удастся, у меня оружия нет! Эти пидары все отобрали! – шипит Кормак на Фаулера, что уже старается встать со скрипучего кресла. Кейдж довольно быстро пресекает эти попытки, видимо, вместе с Кормаком пытаясь уговорить Джеффри остаться здесь. – Хочешь пойти голыми руками на четырех терминаторов?! Точно не в мою смену!       − Он прав, − нахмурившись от услышанного, я, облизнув сухие губы, устремляю на застывших коллег тяжелый взор. Вариантов развития событий не много. Либо мы и впрямь ломимся вперед, проходя практически через весь участок сквозь машины, либо кто-то бесшумный и юркий пытается проскользнуть незаметно. Вряд ли это раненный Фаулер и пухлый Кормак. Но и брать с собой Кейджа не лучший выход. Вдвоем мы слишком заметны. – Если мы кинемся толпой, то наверняка никто из нас не выйдет наружу.       − И что? – практически огрызается Фаулер, замерев с готовыми приподнять руками на подлокотниках. – Предлагаешь кинуться через весь холл в одиночку?       Намекающий взгляд на капитана сопровождается компьютерным, тревожным «Что-то не нравится мне эта идея». Словно бы мне она по душе. Идти сюда было страшно, а выходить и того хуже, однако я в любом случае обязана попасть к брату, не говоря уже о дожидающимся меня на парковке Ричарде.       Все без исключения понимают мое выражение лица, как бы намекающее на очевидность ответа. И если в глазах агента Кейджа мелькает некое согласие, то Фаулер и Кормак настойчиво принимаются переубеждать меня в обратную. Последний и вовсе усмехается, всплескивая руками.       − Нет, Луиза! Нет! – Джеффри сваливается обратно в кресло, яростно тыча в мою сторону пальцем. Ответом ему становятся закатывающиеся глаза и обреченный вздох. – Твое стремление рваться в пекло рано или поздно доведет тебя до могилы!       − У тебя есть другие идеи? Кинуться в это пекло все вместе, таща тебя на руках? – раздражение так резко захлестывает меня, что я напрочь теряю контроль, поддавшись к мужчине на один шаг. Фаулер кидает на меня готовый к спору взгляд, но и он резко осаждает свой пыл после моих следующих порывистых слов. – Ты можешь хоть раз в жизни послушать меня?! Сколько еще должно произойти, чтобы ты наконец начал прислушиваться?       Напряжение в комнате так возрастает, что никто не старается нарушить его даже тихим шепотом. Кейдж все так же стоит со скрещенными руками, Кормак сосредоточенно смотрит на капитана в ожидании его решения. И только Джеффри, осознавая, какая на нем лежит ответственность, устало разминает переносицу, облокотившись о подлокотник.       − Что конкретно ты предлагаешь? – звучит тихий голос чернокожего мужчины, приносящий нам всем некую облегченность. Мне-то уж точно. Брешь в стене настойчивости капитана пробита, а значит, полдела сделано.       − Выйти отсюда и на всех парах промчаться в университет. Толпой мы это точно не сделаем, так что одной у меня больше шансов.       − Ты что, серьезно?! – кому эта идея и впрямь не нравится, так это Кормак. Достаточно шумно вскочив с места, мужчина вскидывает на меня руку в перепачканном кровью рукаве, при этом грозно впиваясь в капитана сверкающими глазами. Однако судя по взгляду Джеффри, он уже все решил. – Ты отпустишь ее туда?! Да это же верная смерть!       − Есть другие варианты?! Я готова выслушать! – злобно огрызаюсь я, сжимая в руке пистолет.       − Конечно, есть! Уж лучше я, чем тридцатилетняя девчонка, у которой вся жизнь впереди!       − Да, и оставить двоих дочек без отца! Просто прекрасная идея! – шикнув это в лицо мужчине, я оружием указываю на дверь, намекая на его семью. На семью, которой нет у меня. Нам приходится говорить тихо, шепотом, но это не мешает наполнять наши слова злостью и требовательностью. Кормак уже пытается что-то сказать, улучив выдержанную мной паузу, однако слов не находит. Так и остается стоять, сжав кулаки и губы в отчаянном понимании моей правоты. – Мне терять нечего! Моя жизнь один сплошной мрак! А у вас у всех семьи! Так что лучше закрой свой рот и сядь на свое место!       Кормак рот закрывает, но садиться в кресло не намерен. Мужчина, погруженный в напряжение, прячет лицо в ладонях и отходит дальше к стене, явно не желающий видеть, как «юная» коллега отправляется практически в лапы убийц.       «Может, нам стоит переждать?», тихонько спрашивает Стэн, ощущая всеми своими оповещениями о моей готовности идти до конца. Пистолет от этих слов показательно снимается с ранее поставленного предохранителя, в то время как голубые глаза быстро обводят мужчин жестким взглядом. Больше сопротивляться моему решению никто смеет. Фаулер и вовсе от пережитого стресса и попытки встать на ноги бледнеет еще сильнее, прикрывая хмурые глаза.       − Сидите тихо, а еще лучше отодвиньтесь подальше к стене. Эти модели могут распознавать сердцебиение, − начавшийся торопливый инструктаж приносит в атмосферу еще больше напряжения. Федеральный агент старается все это время не разговаривать, лишь смотря на меня сощуренными глазами и искоса. Несмотря на отсутствие у него ран или иных повреждений мужчина выглядит довольно помотанным, и дело даже не в измазанной кровью рубашке или выбившемся галстуке. Дело во взгляде человека, повидавшего всякое дерьмо, и от того готового с гордостью принять свою участь. – Я постараюсь добраться до университета как можно быстрее и вызвать помощь.       «Если, конечно, андроиды не добрались и туда»       Не добрались, так и хочется шикнуть компьютеру, перебивая ледяной ветер в душе. Воображение, уже не раз сыгравшее злую роль, немедля в ответ на слова Стэна рисует лужи крови в излюбленной Фридом лаборатории с похолодевшим телом посреди пола. Голубые, такие же ясные как у меня глаза смотрят в потолок, пронзая бесконечность мертвым взором, светлые волосы растрепаны и пропитаны красным оттенком. И столь любимая им бабочка на голубой рубашке выкрашена в бурый, самый мерзкий оттенок в моей жизни…       Прикрыв глаза на несколько секунд, я сильнее сжимаю рукоять пистолета, заставляя кожу чувствовать абсолютно все неровности. Страх в душе поспешно давится мыслями о предстоящем пути через участок, где по меньшей мере, судя из разговора коллег, снуют четыре Девятки. Свихнутые, помешанные на смерти. Машины, для которых люди – всего лишь помеха на пути… на пути к чему? Вспоминая Коннора или девиантов ноября, я могу найти хоть разумную аргументацию их поступкам. Восьмерка желал достигнуть цели, пресечь бунт, но был вынужден пренебречь жизнью напарника. Девианты старались действовать мирно в начале становления, однако агрессия человека вынудила их ответить кровью. А ради чего действуют Девятки? Месть? Но многие из них не испытывали на себе негатив. Свобода? Захватывать город ради свободы, жестоко убивая людей? Такой себе аргумент.       − Может, мы найдем другой вариант? – уже без какой-либо надежды предпринимает попытку Кормак, снова выйдя под свет ламп, указывая раскрытой ладонью на меня. Вопрос предназначается не мне. Он явно смотрит на Фаулера, склонив голову.       − Других вариантов у нас нет. Оружейная у них под носом, я истекаю кровью, − силы покидают Джеффри, это видно с каждым произносимым им словом. Дыхание становится еще тяжелее, рубашка теперь покрывается не только кровавыми пятнами, но и следами пота. – С голыми руками идти туда опасно, тем более всем скопом.       − Мы можем пойти вместе, − на энтузиазме предлагает Кейдж, обращаясь к капитану. Его темные глаза искоса поглядывают на меня в поисках реакции, и я знаю что это за взгляд. Пытается узнать, последуют ли от меня попытки переубедить его. Что ж, они последуют. Мало того, что он Ричарда увидит, так еще и мне будет обузой в плане скрытности.       − Не вариант. Вдвоем мы будем слишком заметны.       Пока Фаулер согласно кивает головой, кое-как находя мой облик в наверняка расплывающихся силуэтах, агент, как и ожидалось, подозревающе сминает губы, буравя меня сомнительным взглядом. От этого пристального внимания становится не по себе, потому я, сделав глубокий вздох как перед кончиной, сама себе киваю головой. Первый шаг на пути к воняющей смертью двери приносит в душу хоть какую-то уверенность, но хриплый голос Фаулера за спиной эту уверенность отбирает. Застыв на месте, я поворачиваюсь к капитану через плечо.       − Лу, − обеспокоенно сверкнув глазами, я встревоженно хмурюсь. Капитан, с усилием воли вскинув голову, выжидает паузу, набираясь сил. – Будь аккуратней.       − Лучше бы о себе позаботился.       Фыркнув это, я снова делаю следующий шаг в сторону двери, но и снова же оказываюсь остановленной. В этот раз причиной становится агент Кейдж, удерживающий меня за плечо и заставляющий вместе с собой сделать несколько шагов в сторону. Его глаза то и дело, что посматривают за плечо в желании убедиться, что капитан и пыхтящий над ним Кормак не слышат нас. Так оно и происходит. Офицеры слишком заняты тем, чтобы передвинуть Джеффри ближе к дальней стене, следуя моему совету.       − Луиза, я верно понимаю, что вы приехали на фургоне? – мужчина смотрит на меня исподлобья, вскинув брови. Его пальцы все еще сцеплены на моем плече, и не то, чтобы это вызывает дискомфорт, однако эти заговорщицкие нотки в его голосе напрягают. Гадать не приходится, чтобы понять, откуда именно Питер Кейдж знает про фургон. Ведь камера наблюдений с улицы смотрит буквально на автомобиль. Однако уверена, что мужчина завел разговор о машине не просто так.       Хмуро глянув на капитана из-за плеча, я возвращаюсь вниманием к человеку в желании не показывать внутренних смятений. Питер Кейдж верно расценивает мое молчание, принимая его за согласие. В следующее мгновение плечо ощущает свободу, в то время как мужские руки впопыхах достают нечто металлическое и брякающее из кармана классических брюк.       − Синяя AUDI, она стоит в паре метров от фургона, − понимая, к чему клонит шепчущий агент, я бездумно беру ключи и, чуть поразмыслив, убираю в карман джинс. Агент явно доволен моему молчаливому согласию, особенно учитывая, что машина не дешевая, и доверять ее первому встречному сложно. Убедившись, что ключи в безопасном месте, агент складывает руки на талию и хмуро проговаривает. – Все лучше, чем ездить по городу на огромной махине.       − Постараюсь не сломать.       Шутка даже не звучит как шутка. Скорее, как попытка разбавить нашу ситуацию чем-то ироничным. Словно нам, загнанным в угол убийцами, нет больше дела, кроме как беспокоиться о состоянии транспорта. Вряд ли агент будет кричать и метать, если обнаружит на машине царапину, учитывая, что стоит вопрос о безопасности страны.       Блекло улыбнувшись в ответ на мой не самый остроумный комментарий, мужчина еще некоторое время наблюдает за моими попытками собраться с мыслью. Делать первый шаг было намного проще. Ты идешь вперед, стараясь не думать о том, что будет, просто следуя одному слову «Надо». Теперь это «Надо» не работает. Желание идти вперед покидает. Потому я под тихий голос Стэна в голове, что пытается инструктировать по дальнейшим действиям на пути к улице, проверяю готовность пистолета.       Три патрона. Всего три патрона. Может, повезет, и мне не встретятся все четверо…       − Луиза, − голос агента звучит еще тише, чем обычно. Кое-как выдернув себя из тревожных мыслей, я потеряно смотрю на Питера. В его темных глазах смешались десятки эмоций, и ни одна не приносит мне облегчения. Отчего-то взгляд пристальных глаз навевает на понимание, чего или кого именно будут касаться его следующие слова. Я же оказываюсь правой в своих догадках, пока агент выжидает тягучую паузу, после чего карие глаза принимаются как бы без интереса метать взор по полу. – Вчера вечером я послал на ваши поиски андроида Гэвина.       И вновь пристальный взгляд, из-за которого хочется провалиться сквозь землю. Теперь стоять возле злосчастной двери – словно между молотом и наковальней. Питер Кейдж с его вопросами уже не раз показал свои подозрения, потому страх перед четырьмя бешенными Девятками в холле отступает на задний план. Пожалуй, стоило не откликаться на голос Фаулера, идя на таран.       − Да. Я в курсе, − состроив как можно более невинную морду, я воровато смотрю на капитана и Кормака. Благо, они слишком сильно заняты его поврежденной ногой. – Я послала его к черту.       − Вот как… − звучит задумчивый голос агента, чувствующего явный подвох. Еще бы не чувствовать. Даже я понимаю, что мои попытки сохранить тайное не слишком убедительны после всего того, что происходило в последние дни. Чарли знает о случившемся в туалете. Не факт, что эта дрянь не раскрыла свой рот прошлым вечером, раз мое состояние истерики не помешало ей намекнуть всему участку об «отклонениях» вечно агрессивного детектива. – И вы не видели его с прошлого вечера?       Глаза мужчины едва заметно усмехаются, когда вместо ответа он удостаивается кивком головы. Уверенным, но малоубедительным. Взгляд темных глаз скользит по моей шее, после чего с хитрым огоньком возвращается ко мне. Этот жест не сразу воспринимается мной серьезно, но когда агент Кейдж подходит еще ближе, вздергивая уголок губ, сразу понимаю, почему центром внимания стал именно кожаный воротник куртки. Точнее, отметина чуть выше него.       − И вы считаете, что я должен в это поверить?       В его словах не звучит ничего угрожающего или опасного. Только четкое осознание ситуации и готовность воспринять все, как есть. Несмотря на эти теплые нотки в его голосе, я все равно ощущаю холод в груди, как если бы кто-то раскрыл тайну всей моей жизни. Впрочем, так оно и есть. Даже Стэн, что аккуратно проговаривает в голове «Спокойно, Лу, не реагируй», понимает, в какую огромную задницу увязли все мы. Пусть агент ФБР Питер Кейдж всегда улыбается, всегда прислушивается и идет на уступки, пусть он очень сильно отличается от Ричарда Перкинса, что готов идти по головам ради цели, все же доверять человеку такой должности сложно. Тем более, если вопрос о госбезопасности.       − Мне все равно, чем и с кем вы занимаетесь, − его слова становятся еще тише, а сам мужчина еще ближе, и это страшит еще сильнее, чем машины за дверью. Неловко поведя плечами, я как бы невзначай поправляю воротник куртки, натягивая его повыше. Темные глаза Питера блекло отмечают этот жест, однако агент не акцентирует на нем внимания, стараясь говорить убедительно и хмуро. – Но не забывайте, с кем имеете дело. Рано или поздно его придется отправить в «Киберлайф». Искренне надеюсь, что в этот раз эту лавочку прикроют.       Последние слова агент произносит еле слышно, делая шаги спиной назад. Смотреть на него у меня нет желания и смелости. Выйти за дверь теперь не кажется так уж страшно по сравнению с тем, что только что мне сказали практически на ухо.       «Знаешь», разочарованно произносит компьютер, вместе со мной готовясь выйти навстречу возможной смерти. «Пожалуй, звонок отцу был не такой плохой идеей»       Может быть. Но сейчас мне точно следует подумать о другом. Сейчас есть более серьезные проблемы, например, толпа свихнувшихся Девяток и человек, чья футболка сейчас на мне.       Подойти к двери уже не так страшно. Напротив, я, стащив с себя шумящую замками куртку, аккуратно и бесшумно укладываю ее на пол. Холодные пальцы едва касаются дверной ручки, а сердце точно взбешенный зверь принимается биться об углы, как о прутья тесной клетки. Каждый такой удар учащает дыхание, и мне кажется, будто мир проносится перед глазами, напоминая о самых приятных и неприятных моментах. Но всего несколько слов от Стэна…       «Крепись, сестра. Я с тобой»       …и страх исчезает, оставив после себя лишь дрожь в грудной клетке. Давящие на ручку пальцы ощущают вибрации от пришедших в норму механизмов. Уже через секунду сантиметровый проем позволяет рассмотреть коридор. Еще через минуту ожиданий я стою у стенки, медленно закрывая за собой комнату. Голубые глаза настороженно осматривают каждый угол, раны на спине больно отдаются пульсацией от прикосновения к стене. Что ж, назад уже нет пути. Теперь только вперед.       Белые кроссовки бесшумно ступают по гладкому кафелю, отсвечивающему в свете ламп. Стараясь не скрипеть резиновой подошвой, я, сжимая пистолет как можно сильнее, с замершим сердцем иду вперед, не пропуская взглядом ни один доступный угол. Те же капли крови остаются на месте, разве что одна из них вдруг превратилась в отпечаток подошвы. От одного его вида мне вдруг становится дурно. Страх сковывает тело ледяными цепями, каждая мышца наливается словно холодным, жидким металлом, и я бы продолжила стоять у несчастного отпечатка целую вечность, не в силах сделать шаг, как в голове вновь звучит уверенный тон.       «Это всего лишь отпечаток. Не стой на месте»       Его смелость в голосе передается и мне. Испуг отпускает так резко, что я вдруг ощущаю уже успевшую скопиться слабость, отчего приходится резко напрячься, лишь бы не свалиться прямо на полу, запутавшись в собственных ногах. Пальцы намеренно плотнее сжимаются на уже влажной от холодного пота рукоятке пистолета, что приносит хоть какое-то чувство безопасности. Увы, оно не долгое.       Бесшумно выйдя из коридора, я, уже практически не глядя по сторонам, ступаю вперед едва ли не на цыпочках. Турникеты, ведущие в холл, по прежнему раскрыты в стороны, и свобода уже так близка, что в голове красными буквами стоит слово «БЕГИ». Каждая мышца наливается энергией, требуя увеличить скорость, и когда я уже оказываюсь на краю входа в кухню, ощущающая бешеное биение сердца, в голове звучит тихий, враждебный голос, срабатывающий на мне точно как блокиратор.       «Стой. Не двигайся»       Тело замирает в считанные секунды, покрываясь холодным потом. Сердце, кажется, решило выпрыгнуть из грудной клетки, покинув его через рот, если и вовсе не проломив ребра в желании сбежать подальше от этого места. Затаив дыхание до появления белых пятен перед глазами, я медленно поворачиваю голову. Испуганные, расширенные глаза находят голубые свечения в одно мгновение, особенно ярко бросаются во внимание те, что бликуют на висках, отсвечивая темные, густые пряди и белые воротники пиджаков. Две машины, повернутые ко мне спиной, о чем-то тихо переговариваются, наблюдая за раскрытыми воротами в участок. Их головы чуть повернуты, но андроиды, кажется, даже не смотрят в сторону друг друга, не переставая изучать окружение за окном. Они находятся далеко. Нас разделяет как минимум тридцать метров, однако я все же удивлена, почему с моим бешеным сердцебиением эти двое еще не развернулись, сверкая садистской ненавистью в серых радужках.       Рассудком словно охватывает беспамятство. Страх настолько сильно въедается под кожу, что испытанный ужас в руках Сероглазки мне вдруг кажется детским лепетом. Одно дело, когда испытываешь все навыки убийцы, другое – когда не знаешь, чего ожидать от двух таких же. До сих пор перед глазами стоит Дик, с предвкушающей яростью в глазах расстегивающий бляшку ремня.       «Луиза», вкрадчиво шепчет Стэн, явно смекающий, что именно задумывается в этой голове. «Не смей»       Три пули. Две головы.       Сделав тихий, глубокий вдох, я замираю в легких и напряженно поднимаю пистолет на уровень плеча. Выстрелы наверняка привлекут внимание других Девяток, после чего последует либо драка, либо погоня, а дальше, возможно, смерть. Однако это отличный шанс дать людям из дежурки сбежать из участка, направившись прямиком в больницу. Хотя кого я обманываю? Мне просто хочется уничтожить этих тварей, понимая, что физическая агрессия должна караться.       «Луиза, опусти оружие»       Не могу, Стэн. Не могу. И не хочу. Уверена, Фаулер сейчас, видя все это в мониторах наблюдения, сожалеет о принятом решении отпустить меня на поиски помощи, не говоря уже о Кормаке, что наверняка чертыхается и проклинает все на свете. И только в глазах агента Кейджа я найду отчетливое понимание, но явный укор за ошибку, которую вот-вот совершу.       Скрежет спускового крючка едва ощущается пальцем, и я уже готова нажать на курок, в который раз за день слыша звон в ушах от звука выстрела рядом. Но вместо этого теряюсь в происходящем, как только чьи-то руки из-за спины внезапно утаскивают меня назад, предварительно накрыв рот, дабы избежать крика. Удивительно, как легко нам удается сделать это бесшумно, учитывая, что сердце мое скачет в бешенном темпе, а рука едва не выпускает последние пули в воздух.       Не ведая себя от страха, я пячусь на пятках, умудряясь не шаркать обувью, в то время как свободная рука на рефлексах цепляется за предплечье неизвестного мне создания, к груди которого я прижата спиной. Неизвестным оно пребывает недолго. Едва углубившись на кухню подальше от холла, этот некто оттаскивает меня все в том же положении к дальней стене, после чего всем телом торопливо прижимает к боковине высокого шкафа, пряча таким образом от постороннего мира. Мужская, холодная рука еще не успевает освободить губы, как доносящийся на ухо шепот, не принадлежащий Стэну, резко успокаивает душу, смиряя волну страха.       − Не надо, − Ричард проговаривает это так тихо и уверенно, что я резко ощущаю его непоколебимость, немедля передающуюся мне. Чувствовать пистолет в руке приятно, однако даже оружие не дает той степени безопасности и успокоения, что дает Ричард. А в том, что именно он прижимает меня к шкафу всем телом, сомневаться не приходится. Мало того, что это чувство выработано на уровне инстинктов, так еще и Стэн бы непременно принялся верещать в случае, если что не так. – Поднимешь шум.       − Господи! – сорвав с себя его руку без каких-либо усилий, я порывисто разворачиваюсь к машине лицом, метая грозовые стрелы из глаз. Рука немедля вздымается вверх, потрясывая пистолетом, и этот жест сопровождается косыми взглядами возвышающегося Ричарда, что, как обычно, отвечает мне суровым, холодным взглядом. – У меня же чуть инфаркт не случился! Что ты вообще здесь делаешь?       − Ты испытала сильный страх, − потеряв терпение, андроид правой рукой ловит пистолет и опускает его вниз. От этого движения я невольно скольжу взглядом по верхнему углу, что бросается в поле зрения, и вид камеры наблюдения меня не радует. Впрочем, уже абсолютно плевать. Лишь бы выбраться из этого адского круга. – Я не мог сидеть в машине, тем более после того, что случилось в доме.       Расслышав последние слова, я потуплено смотрю на машину снизу вверх. Ричарда ничего не смущает. Машина настороженно косится в сторону входа на кухню, пропитывая глаза враждебностью и готовностью защищать.       − Фургон минимум в трехстах метрах, − мы шепчем, однако шепот этот сопровождается соответствующим тоном. Ситуация мне кажется такой странной, что я на некоторое время забываю про Девяток в холле и коллег перед мониторами видеонаблюдения.       − Я могу чувствовать тебя в диапазоне километра.       Эта новость звучала бы завораживающе или как минимум мило, но стоящие в холле две машины-убийцы напрочь перебивают это чувство. Задумчиво хмыкнув в ответ на пристальный взгляд Ричарда, я опасливо кошусь в сторону рабочего зала. Разговоров машин отсюда не слышно, однако это не значит, что их нет. Всем телом чувствую, что эти твари стоят там, у окна, разглядывают участок в поисках пришедших к порогу участка людей. То, что андроиды не заметили появление Ричарда, говорит о том, что он зашел раньше, чем Девятки вышли из архива. Но эта мысль легче ситуацию не делает. Мало того, что выбраться одной не просто, так теперь это придется делать вдвоем.       − Ладно, не важно, − не спуская глаз с выхода из кухни, я стараюсь сообразить план действий. Ричард, глядя вместе со мной в одном направлении, делает ровно то же самое. – В участке еще остались люди, но без медика им отсюда не выбраться. Нам нужно срочно покинуть департамент, иначе нам всем кранты.       − Чья это кровь?       Не сразу поняв, о чем говорит андроид, я недоуменно вскидываю на машину взгляд. Ричард, в свою очередь, смотрит вниз, мне под ноги, явно намекая на красные пятна, оставшиеся на белых носках кроссовок. Вряд ли Ричард так трепетно относится к здоровью Фаулера, однако уверена, что спрашивает он не ради капитана. Иначе бы не старался незаметно осмотреть меня в поисках явных ран.       − Фаулера, − безвкусно бросив эти слова, я возвращаюсь вниманием к холлу. Напряжение внутри подсказывает, что в проходе вот-вот покажется Девятка. Потому я спешу переключить разговор в нужное русло, понимая, что каждая секунда на счету. – Как думаешь, их здесь много?       «Я улавливаю активность четверых»       − Двое в архиве. Еще двое в холле, − удостоверившись в отсутствии у меня повреждений, Ричард устремляет свой ледяной взор туда же, куда и я. Мы точно навострившиеся суслики. Точнее, сусликом кажусь я. Ричард в своей враждебности, граничащей с презрением, больше похож на затаившегося хищника, сверкающего глазами в свете фонаря охотника. – Они ждут.       − Ждут чего?       − Людей.       От одного слова дрожь прокатывается по телу волной. Обеспокоенно глянув на машину, я поджимаю губы и опускаю взгляд. До чего же докатился мир, что создание человека ждет его с распростертыми объятиями, дабы подарить неславную и мучительную смерть?       − Нам не пройти незамеченными, − сурово произносит андроид, бликуя желтым диодом. Серебристые глаза тревожно косятся в мою сторону, и я понимаю его мысль всего с полу-взгляда. Внутренности от этого холодеют. Актриса из меня хорошая, но от одного представления, что именно придется сыграть, становится страшно.       Прикрыв глаза на несколько секунд, я облизываю пересохшие от внезапного страха губы и под тяжелый взор Ричарда снова смотрю в холл. Воображение в очередной раз за это утро играет дурную роль, акцентируя внимание на любом шуме. Увы, но шумит не в участке. Шумит кровь в моей голове.       − Думаешь, они примут тебя за своего? – глаза, полные надежды, что играть роль жертвы не придется, смотрят на Ричарда с особой мольбой. И как много во мне разочарования, когда андроид виновато хмурится. Проходит не меньше десяти секунд прежде, чем Девятка, не моргая в своем пристальном внимании, произносит ледяное слово, означающее только одно:       − Примут.       Предвкушающее дикий страх сердце учащает удары, как перед неминуемой смертью. Может, так и есть. Собирающаяся с мыслями с закрытыми глазами, я стараюсь дышать ровно через рот, и даже не чувствую, как андроид аккуратно забирает у меня пистолет и прячет его за свой пиджак, не спуская с меня пронзительно-обеспокоенных глаз. Мне бы его уверенность, и, может, было бы не так страшно. Но смелый из нас только Ричард, и мне это нравится даже в нашей ситуации.       − Отлично, − холодные пальцы дрожащими движениями убирают волосы за уши, обнажая отметину на шее. Ричард ждет от меня знака готовности, но я не в силах дать его, в душе содрогаясь от скорого спектакля. Потому вместо того, чтобы подать осипший голос, просто киваю, смотря глубоко в серебристые глаза.       − Заранее прошу прощения.       «Народ, а вы уверены, что это хорошая…»       Стэн не договаривает, а если и договаривает – я его не слышу. Резкость действий Ричарда выбивает меня из колеи, я ожидала, что спектакль будет не самым приятным, однако не думала, что настолько… эмоциональным и страшным. Ощущение грубых пальцев на шее, что сжимают до искр в глазах, сопровождается тупой болью в затылке от шумного удара о шкаф. Точно беспомощное животное, я теряюсь во вспыхнувшей перед глазами тьме, цепляясь за мужское запястье обеими руками во внезапном страхе. Легкие так отчаянно требуют воздуха, что все, что мне остается – жалостливо глотать его ртом, совершенно не понимания происходящего.       «Ричард, полегче! Ты же ее сейчас сломаешь!»       Снова волочу ноги, находясь в чужой власти. Снова метаюсь взглядом в окружении, цепляясь за яркий голубой цвет Ричарда, что довольно грубо ведет меня вперед за шею. До ушей доносится собственный хрип, сочетающийся со скрипом спортивной подошвы о кафельный пол, но страх поглощает эти звуки. Он вообще поглощает все, даже осознание, кто и зачем ведет меня в холл участка, погруженную в перепуганный крик Стэна.       Ричард не смотрит на меня. Машина останавливается так же резко, как и сжимает пальцы на моем горле, вынуждая озорные огоньки плясать перед глазами. От резкой остановки я инерционно дергаюсь, отчего Ричард, явно желающий сыграть идеально перед развернувшимися Девятками, жестко дергает меня назад к себе. Пелена перед глазами постепенно рассеивается, но я уже успела пожалеть об этом, найдя взглядом профиль Ричарда.       − Детектив Вольф! – пока со стороны холла доносится едкое и восторженное восклицание Девятки, мой взгляд отчаянно всматривается в андроида. Того самого андроида, что прошлой ночью прижимался ко мне всем телом, требуя ответных действий. Того самого, что той ночью оставил на шее следы, потерявшись в ворохе эмоций и чувств к человеку. Того самого, что сейчас смотрит на собрата так жестко и холодно, точно мое положение ему приятно. Точно в этих серебристых глазах мелькает садистский огонек, так похожий на тот, что сверкал в глазах Сероглазки. В серых глазах. – Как приятно видеть вас этим прекрасным утром в нашем участке!       Шаги со стороны разносятся слишком далеко, и я так погружена в ужас от обжигающе ледяного выражения лица Ричарда, что не обращаю внимания на приближающиеся машины. Мне и впрямь страшно, но не из-за тех, что идут нам навстречу, впиваясь взглядами в мое натянутое, точно струна, тело из-за излишне вздернутого положения шеи. Мне страшно от понимания, какой садизм читается в лице Девятки, с которой прошлой ночью делила постель. Неужели они все на это способны?..       − Судя по всему, Дик не справился с задачей, − улыбчиво парирует андроид где-то рядом.       «Луиза, успокойся. Ты выдашь себя»       Одной этой фразы хватает, чтобы прийти в себя. Делая короткие и неглубокие вздохи, я кошусь на подошедшие машины так сильно, насколько это позволяет удерживающий меня одной рукой Ричард. Обе Девятки, что меньше десяти минут назад едва не словили пули, смотрят на меня поедающим взглядом. Мужские руки уложены в карманы в небрежном жесте, плечи разведены в стороны. И почему это так похоже на начало какой-то неудачной групповушки, учитывая, с каким желанием садизма на меня смотрят машины?..       Ну, конечно, Луиза. Даже на пороге смерти ты умудряешься превратить все в сраную порнуху! Похоже, Ричард был прав, язвительно отзываясь в начале нашей работы о галочке на тему секса.       − Какими судьбами в нашу обитель, детектив?       Этот слащавый вопрос направлен мне, но отвечать на него я ни морально, ни физически не могу. Ответ приходит с другой стороны. Ричард, чей голубой диод непривычно ярок, проговаривает низким, холодным тоном, привлекая внимание собратов на себя.       − Пыталась пробраться в оружейную.       − Оружейную? – усмехается вторая из машин, с улыбкой вскинув брови. – Не удивлен. Видимо, приказы капитана Фаулера для вас так и остались просто словами.       − Думаю, что капитану Фаулеру уже все равно на этот инцидент, − первый, что оказывается до неприязни близко, вздергивает уголок губ, вновь поедая меня надменным взором. Даже представлять не хочу, кому именно эти твари принадлежали, а если бы и могла говорить, да хоть хрипеть – ответила бы в самой достойной для них манере, просто послав их нахер. Вместо этого приходится судорожно глотать воздух ртом, неосознанно стараясь сдернуть мужскую руку с ноющего горла. – Впрочем, мы ведь блюстители порядка, верно? – машина уважительно оглядывает других Девяток, получая в ответ ледяной взгляд Ричарда и предвкушающую улыбку второго андроида. – Тем более, что насчет вас у нас указания действовать с особым пристрастием.       От бережного касания костяшек пальцев Девятки, что сопровождает свои хриплые слова телесным контактом к моей щеке, тело бросает в мелкую дрожь. Сиплый стон вырывается из груди, пробиваясь сквозь боль в легких и горле, но прикосновение резко обрывается, когда Ричард, недовольный вторжением другого в наше пространство, с особой грубостью отдергивает меня в сторону, заставляя тихо пискнуть от боли под яростное возмущение «Она же сейчас задохнется!» в голове. Очередная волна страха вынуждает меня взглянуть в его профиль, только теперь я вижу там не садизм и жестокость, но презрение и ярость к андроиду, в сторону которого направлен взгляд.       − Я следил за ней от самого дома, − едва ли не рычит Девятка, всем своим видом показывая хозяйское положение. Андроиды, застыв на месте от неожиданности, медленно сменяют ошеломленность на нежелание связываться со столь агрессивно настроенным собратом. – Желаешь поразвлечься? Найди себе другого человека.       − Как скажешь, тем более учитывая, как много тебе пришлось от нее натерпеться, − их разговор обо мне в третьем ключе несколько оскорбляет. Не выдержав этой смеси злобных и испуганных чувств, я, сжав губы от боли в горле, выставляю руку вперед со вскинутым вверх средним пальцем. Со стороны болтающей Девятки звучит усмешка. – Надеюсь, ты получишь от этого максимальное удовольствие.       В глазах Ричарда сверкают недовольные нотки, смешанные с нехарактерной ему кровожадностью, но то, что играет во взгляде двух Девяток, намного хуже. Чистого сорта садизм с предвкушающим желанием услышать человеческие крики боли и страданий. Один в один взгляд Сероглазки, что разговаривал со мной голосом излюбленного исполнителя.       Мужская рука вновь дергает меня за собой, утаскивая куда-то вглубь участка. Снова потерявшись в происходящем, я стараюсь держаться в сознании изо всех сил, чувствуя, как разум слабеет от нехватки воздуха. Секунды мне кажутся вечностью, а вечность – повторяющимся кругом ада, к которому меня ведет машина, однако даже здесь нас умудряются остановить.       − Ричард.       Андроид резко останавливается, глядя себе за плечо на собратьев. Кое-как концентрируясь, я стараюсь высмотреть в нем хоть что-то «человеческое», хоть что-то из того, что видела вчера ночью, однако либо он слишком хорошо играет, либо в действительности скрывает свою сущность. Приговаривающий «Все хорошо, потерпи немного…» перепуганный Стэн намекает на стабильность Ричарда, однако страх от этого понимания не отпускает. Я в который раз дергаюсь из-за резкой остановки машины, всхлипывая от боли в горле.       − Прибери там после себя, − небрежно произносит одна из Девяток, что намереваются вернуться к окну. – Нам ни к чему в участке море крови.       Ричард не отвечает ему, только холодно развернувшись и продолжив свой путь, волоча меня за собой. Ослабшее тело не дает нормально идти следом, удивительно, но мне даже не пришлось играть в актрису – мне и без того очень страшно. Серые коридоры сменяются светлым помещением женской уборной, где однажды некий патрульный застал двоих разных друг для друга существ в уединении. Последующие действия Ричарда не грубы и не жестки, и все же когда мужская рука отпускает, я с шумом опрокидываюсь, с болью встретив коленками кафельный пол.       Торопливые шаги машины рядом упускаются из сознания. Кое-как возвращаясь в реальность, я не перестаю держаться за горло из-за фантомного ощущения все еще грубых, мужских пальцев на шее. Воздух со свистом и хрипом врывается в легкие, мелкие огоньки принимаются перебегать в безумных танцах. Встреча с машинами позади, нам удалось избежать экзекуции, однако страх по прежнему не отпускает. Держит мертвой хваткой, напоминая о безумном блеске в глазах андроидов. В глазах Ричарда.       «Черт... я чуть в штаны не наделал»       − Посмотри на меня, − едва за спиной послышался щелчок дверного замка, как Девятка оказывается рядом. В этот раз его прикосновения к коже, дабы осмотреть возможные оставшиеся следы, не грубые, даже виноватые. Мне они не нравятся. Ни эти касания, ни обеспокоенный взор глаз, сотканных из серебристых, металлических нитей.       − Убери от меня руки! – агрессивно откинув от себя его ладонь, я усаживаюсь на задницу и стараюсь отдышаться, прикрыв глаза. Машина не отходит, продолжает сидеть рядом на корточках, внимательно наблюдая за приходящим в норму человеком. Некоторое время я соблюдаю молчание, наполняя кровь долгожданным кислородом, и когда шум в висках постепенно смолкает – позволяю себе недовольный взгляд в сторону Ричарда с ярким, желтым диодом на виске. – Какого хрена?! Ты меня чуть не убил!       − Я старался быть убедительным, − с легким раздражением оповещает машина, едва кивнув головой.       «У тебя это получилось», тихо проговаривает компьютер, явно точно так же как и я не ожидающий такой прыти от андроида. «Теперь наверняка останутся синяки»       Не дослушав Стэна, Ричард встает на ноги и внимательно принимается осматривать комнату. Выходов здесь немного – один. Через дверь. Единственное метровое окно не имеет ни ручек, ни каких-либо замков. Но, кажется, для Ричарда это не проблема. Пока я на дрожащих ногах встаю и подхожу к зеркалу, цепляясь руками за края раковины, андроид поспешно принимается изучать улицу, видимо, убеждаясь в безлюдности.       На шее и впрямь остаются следы. Несколько овальных синяков от пальцев, напоминающие следы на запястье, оставленные в тот злополучный вечер, когда Девятка впервые застал меня в баре. Былого страха перед андроидом нет, испарился, как будто туман с течением дня. Однако ощущать на себе эту безумную жестокость было не по себе. Бесспорно, мне нравится его способность быть властным и сильным, и все же речь идет не о желании садистического характера, что пляшут в глазах бесовскими искрами!       «Итак», буднично произносит компьютер, в чьем голосе все же ощущаются нотки истеричности. «У кого-нибудь будут идеи, как нам выбраться из…»       Механичный голос тонет в громком звоне стекла, эхом отозвавшимся от кафельных стен. Пригнувшись от неожиданности, я едва сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть, по инерции накрыв уши ладонями. В который раз за день в них звенит, разве что в этот раз не от шума крови в голове, а от битого стекла, что, осыпавшись, теперь хрустит под мужскими ботинками. Застыв с лицом ужаса, я едва ли не из-под раковины смотрю широко распахнутыми глазами на Ричарда. Тот, в свою очередь, наплевав на отсутствие у окна ручек, все равно решает через него выйти. Андроид поспешно, но ловко сбивает последние осколки из рамы, в следующую секунду уже одним взором предлагая последовать за ним.       Времени на размышления нет. Всеми фибрами души чувствую, как минимум двое Девяток уже несутся к нам на всем ходу, наверняка сшибая столы и стулья. Кажется, ощущаю даже дрожь в земле. Или это дрожат мои ноги?..       «Очнись немедля, если хочешь жить!»       Стоит мне дернуться в сторону разбитого окна, как Ричард тут же скрывается внизу. Уже на улице машина вскидывает на меня голову и протягивает руки в готовности помочь слезть. Словно бы мне это нужно. Адреналин, впрыснутый в кровь от звука ударов по закрытой двери, не позволяет хоть на мгновение задуматься над происходящим. Мышцы действуют на рефлексе, а может, меня гонит вперед Стэн, взявший шествие над телом. Сложно в суматохе определить, кто и что делает. Единственное, что замечаю в начавшемся хаосе – треск за спиной.       Стекло под ногами противно скрежещет, когда я впопыхах усаживаюсь на окно и буквально спрыгиваю в объятия Ричарда. Треск деревянной двери обрывается звуком выстрела, на который я, пригнувшись и выпутавшись из рук машины, быстро нахожу взглядом синий седан – единственную AUDI на стоянке, ключи от которой лежат в кармане. Ричард без сопротивления повинуется мне, когда пальцы сцепляются на его запястье и утаскивают за собой, в сторону парковки, мимо фургона. Да и плевать, что на нас сейчас может смотреть капитан с агентом, а то и вся улица! Гораздо важнее топот ног и скрежет стекла с последующими щелчками металлических механизмов, за которыми следуют выстрелы.       Уже на бегу вытаскивая ключи и выключая сигнализацию, я отпускаю руку машины, позволив ей свернуть в сторону пассажирского сиденья. Происходящее играет в груди таким адреналином, что выстрелы, свист пуль и хлопки автомобильных дверей остаются там, на затворках сознания. Едва только попав на сиденье водителя и торопливо вставив ключ в замок зажигания, я блекло бросаю взгляд на усевшегося рядом Ричарда и, едва его дверь закрывается, срываюсь вперед под недовольное урчание поспешно «разбуженного» двигателя. Автомобиль ревет, точно зверь. Резиновые покрышки задних колес форсят по асфальту несколько секунд, после чего AUDI резко рвет вперед, сворачивая буквально перед ограждением в сторону ворот. Испуг все еще блуждает по моему телу вместе с кровью, наливая мышцы слабостью, и только когда ворота и выбежавшие на улицу Девятки остаются за спиной, я, уставившись в лобовое окно широко распахнутыми глазами, нахожу себя вцепившейся мертвой хваткой в руль и со вжатой в кресло спиной. Боль на лопатках так незначительна по сравнению с пережитым, что даже она остается незамеченной. Только гулко ухающее сердце и дрожь во всем теле от очередного свиста металлической косы, что вскинула над головой старуха Смерть.       Ричард старается ничего не говорить, с тревогой искоса глядя в мою сторону. Нам везет, что дороги по большей степени пустуют, в ином случае я бы уже давно влетела в чью-то жестяную задницу, представляя, как агент Кейдж наверняка будет рвать и метать. Так и вижу его злым и красным от вида разбитой машины.       Господи, о чем я думаю?! Страна оказалась в такой жопе, а я волнуюсь за собственные уши, которые мне может отодрать федеральный агент за свою машину! Вряд ли мужчине будет дело до имущества, если те самые Девятки обнаружат их в комнатке!       − Твою мать! – громкий крик от истеричного позыва в груди вырывается изнутри, когда Ричард открывает рот, дабы что-то сказать. Слова остаются на его губах, в то время как серебристые глаза хмурятся, сверкая в тусклом свете ушедшего за облака солнца. Крик позволяет расслабиться хоть немного. По крайней мере я больше не сжимаю руль до боли в пальцах, чуть отодвинувшись вперед подальше от кресла. – Какого черта происходит?!       «Возможно, это и впрямь вирус»       − Маловероятно, − вмешивается андроид, все еще исподтишка наблюдая за моим состоянием. Вслушиваясь в каждое его слово, я стараюсь выудить телефон из кармана джинс в глупой попытке дозвониться брату. Голубые глаза мельком бросают взгляд на устройство, осматривая пустую дорогу с блуждающими пешеходами по тротуару. – Если бы это был вирус, они наверняка бы распознали его отсутствие в моих системах.       «Тогда что это? Точно не смена приоритетов. Буквально вчера каждый из них был готов отдать жизнь за приставленное лицо, а теперь у них острое желание убить»       − Не знаю, − задумчиво отвечает Ричард, на кого я не успеваю кидать взгляд. Приходится метаться между дорогой и телефоном в руке, который отчаянно отказывается соединяться со спутниками. Даже интернет не работает. Единственное, что активно, как и замечал Кейдж – система навигации, от которой толку не больше, чем от зимней шапки на солнечном пляже. – Могу только утверждать, что в этом замешан девиант. Так что я не смогу что-либо выяснить, пока не встречу его.       Слова Дика перед смертью доносятся из воспоминаний. Холод его выражений и предвкушение от страданий человека, с которыми машина смотрела на меня будучи на полу в голубой крови, заставляют невольно поерзать в кресле. Искоса кинув на хмурого Ричарда взгляд, я нервно откидываю телефон на полку в приборной панели, мельком заметив ингалятор. Федеральный агент астматик?.. желание добраться до университета возрастает с геометрической прогрессией.       − Хрень какая-то, − с секунду поразмыслив, я сминаю губы. Страх постепенно отпускает, позволяя более трезво оценивать ситуацию. Увы, но та не блещет позитивом даже в условиях оставшегося за спиной участка с пришибленными машинами, которые наверняка не стали следовать за нами. Их цель ясна как день – следить за тем, чтобы ни одна живая гражданская душа не знала о происходящем, уничтожая каждого, кто войдет в стены департамента. – Сеть как будто вымерла. Зато навигационная система работает. Зачем вообще ее оставлять?       Вопрос задается скорее самой себе, пока руки словно на автомате разворачивают руль в сторону неброского районного центра. После пережитого стресса в стенах родного участка даже странно наблюдать за спокойной жизнью города. Автомобили флегматично разъезжают по дорогам, позволяя обогнать друг друга в ленивой гонке по делам. Довольно частые прохожие, спеша по тротуару, не подозревают о том, что творится в глубине административного центра этого города. Почему-то я уверена более, чем на сто процентов, что и мэрия уже давно перестала отвечать на звонки. Это стало больше некому делать.       Несмотря на то, что все мои слова не более, чем мысли вслух, Ричард все же воспринимает их на свой счет. А может, лишь продолжает мои мыслительные изречения, учитывая, что его слова проговариваются вкрадчиво и несколько угрожающе.       − Затем, чтобы иметь возможность отслеживать передвижения человека.       От этого низкого, тихого тона в душу закрадывается холодок. Мельком посматривая на дорогу, я поворачиваюсь к Ричарду, нахмуренными глазами выпрашивая ответа. Машина не дает его мне. Продолжает смотреть в лобовое стекло ледяным взором, отсвечивая желтым диодом в зеркале заднего вида. Яркий солнечный оттенок не пугает меня. Намного больше настораживает уверенность в его словах, будто бы он и сам раздумывал над этими вещами.       − Хочешь сказать, что это возможно? Вот так просто отделить сеть от навигационной системы.       Андроид медленно и манерно поворачивается ко мне головой, пристально смотря едва ли не в душу. Этот взгляд отвечает на все мои вопросы. Конечно, возможно. Сама как-то натолкнула Ричарда на идею, что ему, будучи продвинутой моделью с доступом к федеральным сетям, не составит труда реконструировать систему связи, нагло вторгнувшись в нее со своей программой.       От новости я истерично усмехаюсь, постукивая пальцами по рулю. Надо же. Дожились. В век великих технологий с великими разработками эти самые великие достижения человеческого разума становятся злейшими врагами человека. И ладно бы, если это была просто попытка вырвать свободу из цепких пальцев властителя-тирана, коим человек и является. Однако не желание кромсать налево и направо, выпуская море крови, как это сказал тот андроид! Тем более не четко распланированная работа практически коллективного разума. В последнем не приходится сомневаться. Не даром машины разбрелись по городу, явно каждая имея свою задачу.       Нахмурившись от этой мысли, я осматриваю дорогу, точно в поисках ответа в ней. Вряд ли стоп-сигнальные огни впереди бредущего пикапа смогут на что-то ответить. Не ответит и чернокожая пара, что идет по тротуару с собакой на поводке. Ответит только один единственный персонаж, с которым я просто обязана встретиться. Встретиться и порвать на части за его ужасные проделки.       − Все равно это странно. Участок разгромлен. Студии молчат. Теперь еще и мобильная связь, − взмахнув рукой в воздухе, я удрученно устремляю взор на дорогу, концентрируясь на номерном знаке впереди плетущейся машины. – А город ведет себя так, словно ничего не происходит… такое ощущение, будто они и впрямь специально пытаются оторвать нас от окружающего мира.       − Не только нас.       Недоуменный взгляд косится в сторону андроида. Ричард неизменен в своем ледяном внимании в сторону лобового стекла. Темные брови нахмурены, серебристые нити сверкают от рассеянных тучами солнечных лучей. Безмолвный вопрос застывает на моем лице, и машине не приходится смотреть на меня, чтобы ощущать мое недоумение в воздухе. Я даже не успеваю открыть рот, как это делает некто другой, скорее, используя мои барабанные перепонки для того, чтобы и я была в курсе обмена данными между компьютерами.       «Дайте я угадаю», Стэн делает некоторую паузу, произнося следующие слова саркастичным тоном. «Все города, в которых побывал наш убийца?»       − Все, кроме Сиэтла.       Проговорив последнее, Ричард многозначительно смотрит в мою сторону. Взгляд его не ледяной, но холодный, обещающий, намекающий на свершение всех страхов, что до этого допускались лишь мысленно. Выражение его лица дает понять, на что намекает Ричард. И я не удивляюсь тому факту, что в самом первом городе, где было совершенно первое убийство, на данный момент тишь да гладь.       − Ну надо же… − невесело улыбаясь, я притормаживаю на светофоре, продолжая сверлить номерной знак впереди остановившейся машины жгучим взглядом. – И почему же я не удивлена…       Почему? Потому что это так банально. Потому что это лишь подтверждает догадку, по которой я и смогла прийти к пониманию личности убийцы. Потому что теперь вместо страха от воспоминаний о серых глазах в груди поднимается неуемная ярость, требующая сжать руль настолько крепко, насколько позволяют побелевшие костяшки пальцев. Сраный убийца с его больной головой и не менее больными системами, сломанные по довольно серьезным причинам. В ином случае, зная истинную историю становления Сероглазки, я бы даже испытала жалость и сострадание, в конце концов, девианты никогда не были в моих глазах поломанными машинами. Однако точно не он. Этот ублюдок напрашивается на пулю в глаз уже давно. Он ее и получит.       «Луиза», тихий, почти перепуганный голос в ушах вырывает меня из плена мыслей, и я быстро моргаю, возвращая ясность зрению. «Слева»       Ричард поворачивается головой в сторону тротуара вместе со мной. Не ожидая чего-либо странного или тревожного, я устремляю глаза в сторону пешеходного перехода и буквально в следующую секунду чувствую, как холодеет грудь.       Синий, яркий диод, точно драгоценный камень, бликует на виске машины. В суматохе идущих вперед людей и на фоне серого, облачного города его светодиоды смотрятся так броско, что глаза больно режет. Андроид RK900 стоит в отдалении, на краю тротуара, никак не обращая внимания на людей, что снуют в разные стороны. Серые, нахмуренные глаза методично осматривают дорогу и автомобили, на губах играет легкая улыбка. Прохожим она покажется доброжелательной и приветливой. Мне же, осознающей истину, эта улыбка кажется безумной и садистской вкупе с интересом, с которым Девятка изучает взглядом окружение.       «Что он делает?», звучит едва ли не шепчущий голос, напряженный так же сильно, как и все мое нутро. Вцепившись в руль, я не спускаю с андроида испуганного взора, подсознательно стараясь даже не шевелиться. Лишь бы не привлечь к себе внимание, что угодно, лишь бы он на нас не смотрел.       − Наблюдает, − злобно произносит Ричард. Не спуская глаз со своей копии, андроид медленно и незаметно подается вперед, стараясь дотянуться пальцами до приборной панели. Проходит не меньше пяти секунд (которые мне кажутся вечностью) прежде, чем желанная Ричардом кнопка оказывается в зоне досягаемости, и лобовое стекло покрывается электронной тонировкой, скрывая нас от окружающих.       Взгляд серых глаз скользит по нам, замешкавшись буквально на мгновение. Черные зрачки смотрят прямо в душу, кажется, он видит меня. От этой мысли вцепившиеся в руль мертвой хваткой руки покрываются дрожью, и едва поток машин трогается с места, а Девятка перекидывает взгляд дальше – ступор отпускает под действием взявшего контроль Стэна. Не будь у меня в голове чипа, и наверняка бы позади стоящая машина начала яростно сигналить, требуя возобновить движение.       − Нам срочно нужно добраться до Фрида.       Ответом мне становится тишина как в голове, так и в салоне машины. Андроид не удостаивает меня даже взглядом, смотря хмуро и сурово строго перед собой, и его вид заставляет меня не на шутку задаться многочисленными вопросами.       Девятки свихнулись. Это однозначно. Все, как один, решают уничтожить правоохранительные органы, в частности проявляя агрессию именно к своим напарникам. Стоит только вспомнить наслаждение от предвкушения насилия и последующее разочарование от несостоявшейся экзекуции в глазах Дика. И в то же время Ричард, уже на все сто процентов являющийся не полноценной машиной в привычном для человека понимании, не стремится уничтожить кого-либо. Напротив, машина стремится прикрыть, защитить или как минимум отгородить. Пока одни пытаются вырезать мир собственным ножиком, другой имеет строго обратное направление в действиях. И зачем вообще было давать машинам ножик? Ну что за бред?       Последующая дорога до университета проходит в тишине. Не желая делиться своими мыслями и сомнениями, я время от времени хмурюсь и сжимаю губы в собственных размышлениях. Судя по отблеску золотого в зеркале заднего вида со стороны пассажирского сиденья, Ричард делает то же самое. Разве что не показывает это невербально, глядя ровно на дорогу тяжелым взором.       У самого серого, тридцатиэтажного здания приходится остановиться. Вид закрытых решетчатых ворот вынуждает меня вырваться из пелены раздумий и с некоторое время потуплено пялиться в сомкнутые врата, стараясь найти взглядом на той стороне хоть какие-то признаки движения. Увы. Только с десяток припаркованных машин и больше ничего. Разве что на камере наблюдения над воротами мерцает красная лампочка, намекающая на запись и на сидящего на посту в здании охранника.       − С какого черта они закрыли ворота? – самой себе задаю вопрос, стараясь вспомнить хоть один случай в жизни, когда приходилось вот так стоять перед неработающим университетом. Как ни странно, вспомнить не удается. Университет всегда открывает свои двери вплоть до поздней ночи, даже по выходным функционируя минимум до обеда.       «Быть может, выходной?»       Пропустив слова Стэна мимо и прихватив телефон в карман, я поспешно вылезаю из машины, даже не взглянув на все еще сидящего в кресле Ричарда. Андроид в свою очередь провожает мои действия суровым взглядом, выдерживая свою ровную осанку и уложив руки на верхнюю сторону бедер.       Улица по странному пустует. Университет, что располагается на границе жилого и административного центров, выглядит безжизненным, и этот вид пугает. Закрыв за собой дверь и встретив лицом прохладный ветер, я ежусь, покрываясь мурашками в обнаженных руках. На мгновение даже вспоминаю про скинутую в участке куртку, дабы та не выдала меня своим шумом, однако куртка за собой тянет образы нескольких мужчин, оставшихся в обители самого настоящего Ада. Уверена, эти трое все равно попытаются выбраться. Остается надеяться, что Фаулер не помрет по дороге, да и вообще что все останутся целыми.       Осмотрев улицу и ворота, я неуверенно встаю прямо под камерой, хмуро смотря в центр оптических линз. От дальнейших действий острое ощущение глупости накатывает, и потому несмелый взгляд вновь скользит по окрестностям, дабы убедиться, что рядом никого нет.       − Эй! – вернувшись вниманием к камере, я хмурюсь и облизываю пересохшие от страха и волнения губы. Камера продолжает мигать красным огоньком. Лишь бы этот огонек и впрямь означал наличие по ту сторону живой души. – Мне нужен Дитфрид Вольф!       Секунды ожидания взращивают во мне чувство неловкости с каждым разом все сильнее. Не желая предпринимать еще одну попытку и уже раздумывая, по каким дорогам путь до дома Фрида будет короче, я уже поворачиваюсь к седану с затонированными окнами, как скрежет за спиной вынуждает остановиться. Ворота, скрипнув, лениво расходятся в стороны, приглашая войти внутрь, что следует не сразу. Проходит не меньше половины минуты, пока я не выйду из ступора и не вернусь впопыхах в автомобиль, молясь всем Богам, лишь бы ворота открыл охранник, а не рука в белом рукаве со светодиодом.       Буквально через минуту автомобиль заезжает на территорию университета, однако сами ворота остаются открытыми. Странности на странностях. Решив не акцентировать на этом внимание, я быстро паркуюсь практически на выезде и, кинув на Ричарда обеспокоенный взгляд, выхожу из автомобиля. Андроид верно расценивает этот жест, сминая губы и хмуро выползая под тучное небо. Поднявшийся несильный ветер играет с прядью его волос, однако в отличие от меня Девятка даже не щурится, пытаясь скрыть глаза от дискомфорта. Довольно уверенно и быстро вышагивает за моей спиной, не желая идти впереди. Не удивлена. Фрид уже успел показать себя, как настороженно настроенную личность в отношении Ричарда, и вряд ли брат оценит, если в здание первым войдет он.       Уже оказавшись на пороге стеклянных дверей, я осознаю, что даже здание непривычно пустует. Наличие малого количества машин на стоянке намекает на скудный рабочий график университета, однако за все время нашего пребывания на улице никто из здания ни разу не вышел. И не вошел. Уже в самом гостевом привычном мне холле я встречаю неестественную тишину. Несколько людей в белых медицинских халатах о чем-то активно рассуждают, стоя у дальней стены зала с высоким потолком. В иное время холл бурлит потоком студентов, пациентов, ученых и профессоров. Сейчас же только эхо от приглушенного, но разгоряченного перешептывания знакомых мне лиц и поспешное бряканье наручников на торопящемся к нам охраннике в черной форме.       Здесь люди. Живые. От этой мысли с души спадает камень.       − Луиза Вольф? – охранник, в знак приветствия коснувшись козырька черной кепки, мельком бросает на Ричарда за моей спиной ничего не выражающий взгляд, после чего, убедившись в моем внимании, вежливо, но сурово продолжает, − мистер Вольф ожидает вас.       «Ожидает?», удивленный вопрос Стэна сопровождается моим не менее удивленным взглядом в сторону андроида, и тот отвечает мне тем же, разве что в его серебристых глазах бликует настороженность. Ничего не сказав друг другу, мы молча выходим из-за турникета и следуем за мужчиной в черной форме, что даже не стал дожидаться. Просто повернулся и, еще раз глянув на андроида, устремился прочь, держа руку на кобуре.       Университет до зуда в голове пустой. За весь наш путь встретились максимум три человека, и все они были знакомыми мне не лично, но хотя бы на лицо. Профессора, деканы, ученые. Статные люди в белых халатах, спешащие куда-то вперед и прячущие глаза. В руках каждого планшет или кипа бумаг, в глазах тревожный огонек. Ничем не отличаются от их обычного состояния, однако единственное, что сильно бросается в глаза – внезапные остановки профессоров, когда их головы вскидываются нам навстречу. Планшеты замирают в воздухе, глаза неестественно расширяются. И взгляды их направлены не на меня, а мне за спину. Уже после встречи такого же третьего человека, мы с Ричардом в который раз переглядываемся, недоумевая от происходящего. Что ж, может, Фрид прояснит ситуацию.       Мужчина идет вперед, даже не обращая на нас внимания. Точно нас не существует, словно никто не идет за ним по пятам. Каждый наш шаг, приближающий к заветной лестнице к подвальной неучебной лаборатории, отзывается нарастающей тревогой, и я некоторое время мешкаю прежде, чем сделать шаг на первую ступеньку. Все это странно. Все это… ненормально. Уже привыкшая, что на входе как правило встречает Гертруда или сам Фрид, я недоумеваю, почему нас ведет охранник, пусть и знакомый, но явно не испытывающий комфорта от нашего общества. Наши шаги отдаются эхом от темных, серых стен, и когда в свете лаборатории мужчина исчезает из виду, я, как ни в чем не бывало, вышагиваю вперед, спускаясь со ступеньки. В который раз за день теряюсь в происходящем. В который раз за день едва не прощаюсь с жизнью.       Шум, крик Стэна и следующий за ним звук выстрела звучит резко, сбивая с толку. Некто резко хватает меня за руку, уводя за собой в сторону темной, плохо освещенной стены с серым оттенком. Голоса, топот, люди, вселенная – все вокруг летает и вертится, оглушающий выстрел заставляет зажмуриться, лишь бы глаза не лопнули от очередного напряжения. Однако взять себя в руки приходится, учитывая, что отсутствие зрения отзывается во мне болью от удара боком о край диагностического, сенсорного стола. И как же мне повезло, что я додумалась взять себя в руки, в следующее мгновение стараясь сориентироваться в происходящем. Происходящее же вынуждает быстро среагировать, выхватив пистолет из-за пояса вдруг оказавшегося впереди Ричарда, что, видимо пытается прикрыть меня своей спиной, и, быстро направив дуло на того самого охранника у лестницы, выйти вперед.       − Какого черта ты делаешь, придурок?! – воинственный крик прокатывается по высоким стенам подвальной лаборатории, что увешаны многочисленными светящимися экранами диагностики. Вся моя ярость и ненависть сосредотачивается в похолодевшей руке, что держит пистолет, и я даже не замечаю, как гневно пялюсь в человека, вставая перед Ричардом. Мы словно загнанные в угол животные, которых обманом заманили в капкан. Охранник, все это время держа пистолет обеими руками, с явным испугом и презрением смотрит за мое плечо. Не стоит гадать, кто стал объектом его ненависти.       − Отойдите от него, мэм, − тихо проговаривает человек, едва ли не шипя сквозь зубы.       «Только не выстрели, я тебя умоляю!»       − Опусти оружие, или я тебе голову снесу!       − Луиза, − звучит до изнывающей боли знакомый голос в стороне, отчего в груди съеживается комок страха и разочарования. Голубые глаза немедля находят точно такие же, ясные и искрящиеся, от которых отделяет не меньше десяти метров. – Отойди от него. Прошу тебя.       Фрид стоит в отдалении плечом к плечу с Гертрудой, что в той же манере, как и охранник, держит Ричарда на прицеле. Мне даже не нужно смотреть за плечо, чтобы видеть недопонимание на лице машины и красно-золотые блики, в этот раз не приносящие мне никакого удовольствия. Только беспокойство и тревогу.       «Так», мягко отмечает Стэн, ощутив сбивчивую работу сердечного цикла. «Только без эмоций. Держи себя в руках»       − Фрид?.. – желание не верить в происходящее так крепко, что я почти в жалостливом непонимании стараюсь высмотреть в лице брата хоть намек на надежду. Не хочу думать, что выстрел был его приказом. Не хочу думать, что он пытался убить Ричарда. Не хочу в это верить. – Фрид, что происходит?       На лице близкого мелькает вина вперемешку с мольбой понять. Но я не хочу понимать! Не хочу понимать, почему на виске Ричарда играет кровавый оттенок, а руки в белых рукавах приподнимаются на уровень груди, показывая свою безоружность! Не хочу понимать, почему присутствующие еще трое малознакомых мне ученых в лице женщины и двоих мужчин в белых халатах прижались к параллельной стене, пялясь в нашу сторону с особым страхом! Не хочу понимать, почему Дитфрид, облаченный в белый халат и сделавший к нам один шаг, протягивает ко мне руку, точно предлагая последовать за ним к выходу из клетки хищника! Не хочу понимать, почему Гертруда в красном брючном костюме так яростно смотрит на андроида, как и охранник, целясь в него пистолетом. Не хочу! И не стану!       − Луиза, пожалуйста, − Фрид вновь предпринимает попытку разговора, тревожно всматриваясь в мои глаза сквозь линзы очков. – Просто отойди от него.       − Да с какого черта я должна это делать?! – тряхнув в сторону охранника пистолетом, от чего тому приходится направить дуло с машины на меня, я вызывающе перехожу на крик, пронзая содрогнувшегося брата злым взглядом. – Вы тут что, совсем с катушек слетели?!       − С того, что эта машина опасна! – пронесся басовитый крик охранника, привлекающий к себе внимание.       − Он опасен?! Ты выстрелил нам в спину, идиот! И запросто мог попасть в меня!       «Вот именно, кретин», не выдерживает Стэн, шикая в моей голове так же злобно, как и я сама.       − Да я в академии на курсе был самым метким! – эти слова звучат не как оправдания, а как самое настоящее желание отстоять свою честь. И это так бесит меня, что я мгновенно одним движением стряхиваю с плеча едва коснувшуюся руку Ричарда, что попытался остановить мой яростный порыв.       − Детектив…       − Да мне насрать, где ты там лучшим был! – резко оборвав Ричарда ненавистным криком, я демонстративно дергаю пистолетом в воздухе в сторону охранника. Мы словно два зверя смотрим друг на друга, накаляя атмосферу яростью и гневом. – Хоть первое место по попаданию в дырку в толчке среди мужиков! Ты выстрелил в меня, кретин, и дай мне хоть один повод продырявить тебе башку!       − Оба угомонились! − восклик от Фрида резко осаждает наш пыл, хоть искорки злости и продолжают играть в глазах. Тяжело дыша то ли от ярости, то ли от отчаяния, я не свожу взгляда с охранника, в лице которого поубавилось уверенности. В отличие от него во мне еще полно убеждений в собственной правоте. Потому черное дуло все так же смотрит в лицо мужчины, чуть вздрагивая от перенапряжения мышц руки. – Хенесси, опусти оружие. Будь добр.       Приказ остается всего лишь словами буквально пару секунд, после чего этот самый человек с идиотским именем Хенесси опускает оружие вниз, недовольно сжав губы в тонкую полоску. Его взгляд, полный негодования и разочарования, скользит по машине за моей спиной, после чего мужчина отходит в сторону, как бы показывая свою безучастность.       − Луиза, опустите оружие, − звучит тихий и низкий голос за спиной, срабатывающий катализатором. Не сменяя желания рвать и метать, я довольно резко перевожу пистолет на все еще целящуюся в Ричарда Гертруду, накаливая обстановку в молчаливой лаборатории. От этого движения все присутствующие, в частности ученые у стены, напрягаются, выпрямляя спины и искря испугом в глазах.       − Убери пистолет, − срывающиеся с губ слова звучат в приказном тоне, но Руди не смотрит на меня. Все ее внимание приковано исключительно к андроиду, и если ранее оно было нейтральным, то теперь женщина буквально пропитана желанием уничтожить, разорвать на части. – Убери пистолет, твою мать!       − Руди, лучше послушай, − вкрадчиво произносит стоящий впереди женщины брат, чуть сгорбившись в спине. В его очках бликуют диагностические экраны, левый рукав белого халата принимает голубой оттенок от электронных свечений. Но это свечение по какой-то причине слишком сильно разнится со светом мониторов. Эта мысль лишь успевает мелькнуть на затворках сознания, однако тут же затаптывается тяжелой яростью в отношении того, кто едва ли не стал частью семьи. – Опусти свое оружие.       − Извините, мисс Вольф, − не злобно, но и не дружелюбно проговаривает Гертруда, все так же направляя дуло оружия в лицо машины. С ее выдержкой и опытом меня не удивляет ее холодность в отношении моего пистолета, что целится ей прямо в грудь. И мне бы ее терпение, учитывая, какая злость и животная потребность защитить наливает руки и голову, не давая рационально мыслить. – Но этому парню я точно доверять не стану.       «Они что, с цепи сорвались? Откуда такая ненависть?»       − Да что с вами не так? – осознав, что от Руди ждать взаимности бесполезно, я отчаянно смотрю на брата. Голубые глаза с броской, черной окаемкой смотрят так тревожно и опасливо, точно в его последующих словах может таиться нечто ужасное. Нечто, что вызовет у меня еще больше душевной боли и разочарования. Это нечто улавливает Ричард, что в очередной раз касается моего плеча и осторожно произносит, вынуждая неохотно перекинуть взгляд с Руди на андроида.       − Думаю, у мистера Вольфа есть причины.       Я лишь успеваю отметить на виске сурового Ричарда золотые переливы. Машина, поймав мой взгляд, многозначительно косится в сторону Фрида. Точнее, за его спину. Едва я недоуменно следую за его взором, как брат, понимая что именно заметил андроид, аккуратно и опасливо посматривая за плечо, делает несколько шагов в сторону. Голубой оттенок исчезает с его халата. Теперь источник света неприятно режет глаз.       Абсолютно идентичная Ричарду копия лежит на диагностическом, сенсорном столе ногами в нашу сторону. Очерк ее темных ресниц намекает на то, что глаза андроида раскрыты, однако Девятка не выдает признаков жизни. Рассмотреть с этой стороны диод не удается. Зато удается увидеть синие потеки на белой ткани пиджака в районе ключицы. Теперь понятно, что за бегущие данные играют значениями на мониторах. Машина на диагностике, причем, довольно глубокой.       От воцарившейся в груди потерянности не замечаю, как рука с пистолетом слабеет, опуская последний на несколько сантиметров вниз. Выедаемая изнутри пустота от осознания, что не зря боялась за жизнь брата, борется со все еще горящим желанием убить любого, кто посягнет на ставшее для меня святым.       − Вы как знаете, − дав мне отойти от шока, Руди беззлобно, но предупреждающее привлекает к себе внимание, сверля в Ричарде дырку пристальным взглядом. – Но я опускать оружие не стану. Больше на это не куплюсь.       Все то же желание защищать возгорается с новой силой, и я уже вздергиваю пистолет и открываю рот, дабы съязвить очередную угрозу, как из-за плеча показывается Ричард, держащий руки чуть приподнятыми. Его серебристые глаза смотрят в мою сторону сверху вниз, пропитанные успокоением и обещанием, что все будет хорошо, но это не помогает моей взбудораженной душе.       − Все хорошо, детектив Вольф, − от его умиротворенного тона становится чуть легче. Теперь пистолет держится на весу уже не с таким энтузиазмом, хоть в груди до сих пор царит тревога и страх. – Я не против некоторых мер безопасности.       Наступает несколько мгновений тишины, в течение которых все взгляды лаборатории прикованы к нам обоим. Настороженный интерес ученых и охранника меня не волнует, зато голубые глаза брата искрят беспокойством, отчего становится еще тревожнее. Гертруда в свою очередь воспринимает выход Девятки вперед по своему. Женщина, не сводя с него глаз и со все еще вздернутым пистолетом, медленно обходит нас со стороны, отзываясь эхом шпилек от стен. И когда андроид с холодной готовностью смотрит на сотрудницу брата, одним только взглядом говоря «Я не опасен, но постоять за себя могу», нехотя позволяю себе опустить оружие.       «Не утро, а просто дурдом какой-то», устало отзывается Стэн, в воображении наминая затекшую переносицу пальцами. Согласна с ним на все сто процентов, однако стоит взору скользнуть по Девятке на столе – забываю об обреченном замечании компьютера. Все еще враждебно косясь в сторону Руди с выставленным пистолетом, медленно подхожу к распластавшейся машине. Хмурый взгляд осматривает его тело, отмечая любую деталь.       Диода на виске по прежнему не видно, и все же то свечение, что едва пробивается из-под черной рубашки, представшей взору из-за распахнутого пиджака, намекает на то, что машина в отключке. Тусклый, едва заметный голубой цвет. Серые глаза и впрямь оказываются устремлены в потолок, разве что темные ресницы слегка прикрывают взгляд, делая его сонливым и туманным. Ткань пиджака и рубашки на правой ключице разорваны, синие капли крови резко контрастируют на белом фоне. Самой крови мало, а значит, пущенная в искусственное тело пуля не задела важные биокомпоненты. И тем не менее, он лежит посреди диагностического стола, подключенный к многочисленным процессорам. Видимо, парня взяли далеко не огнестрельным оружием.       − Я пытался дозвониться до тебя, но сеть не работает, − удрученно произносит ставший плечом к плечу Фрид, что вместе со мной рассматривает ушедшую в транс машину. Потеряв к андроиду интерес, я перевожу обеспокоенный взгляд на брата, отмечая в его профиле усталость и отрешенность. Слова, брошенные прошлым вечером в баре столь близкому человеку, эхом прокатываются в воспоминаниях, и я вдруг понимаю, как сильно виновата перед ним. Чувства вины и сожаления неумолимо отражаются на моем лице, правда что от этого толку? Фрид и раньше был вынужден терпеть мое агрессивное поведение. Что-то подсказывает, что вчерашняя выходка была последней каплей. – А потом пришел он. И представился им, − на этом моменте Фрид опасливо косится в сторону Ричарда, но, встретив обратный взор, возвращается вниманием к машине на столе, нахмурив брови. – Искал меня, мол, у тебя есть для меня новости. Спасибо Руди, что она заподозрила что-то не то. Если бы не она, я бы точно был мертв.       − Зачем он пришел? – сама знаю ответ, и все же задаю вопрос приглушенным голосом, точно нас могут услышать лишние уши. В свое время те самые лишние уши в виде других ученых и профессоров уже несмело отлипают от стенок, настороженно возвращаясь к мониторам и своей работе.       − Хотел оборвать связь со спутником, − размяв переносицу под очками, мужчина устало выпрямляется и отходит к длинному пульту управления процессорами. Дитфрид даже не смотрит в мою сторону, и я ощущаю за это ответственность, еще сильнее наполняясь чувством вины. – По крайней мере, именно это я понял из нашего довольно короткого разговора, когда Руди оставила в нем дырку.       − Думаешь, у него вирус? – забыв о присутствии кого-либо еще, я напряженной походкой направляюсь к экранам. Множество бегунков, значений, цифр и все это мне настолько напоминает ежемесячную диагностику Стэна, что тело невольно охватывает дрожь от фантомных воспоминаний о дурманящем эффекте радиоволн.       Фрид не сразу отвечает, подсознательно, а может и сознательно ставя заслонку между нами. Его рука делает несколько движений по пульту, после чего к процессам на экране добавляется еще несколько окошек. Понимала бы во всей этой ерунде, и точно не смотрела бы на мониторы таким тупым взором. Единственное, что удается понять в ворохе информационных данных – системное оповещение об успешном копировании и очистке памяти. С точки зрения полиции это можно считать как несанкционированное распространение конфиденциальной информации, однако, думаю, Фаулеру будет уже абсолютно наплевать, кто и зачем залез в память машины.       Заметив мой интерес к окошку с оповещением, Фрид некоторое время косится, прищуривая глаза.       − Нет, не вирус, но, судя по памяти, сдвиг произошел после обмена данными с другой машиной, − чувствую всем телом, как прислушивается к нам каждая душа в лаборатории, в частности как хмурится Ричард, в висок которого все еще смотрит черное дуло. Фрид тем временем устремляет взгляд на пульт управления, скорее, из желания не смотреть в мою сторону. – С какой именно из всех находящихся тогда в участке я не смог определить. Никогда не знаешь, что скрывается под маской того, кто имеет пятьдесят таких же копий.       Произнеся последние слова приглушенно, едва ли не шепотом, Фрид враждебно косится на Ричарда через левое плечо. Как сильно разнится Дитфрид при первой встрече с RK900 и Дитфрид, что теперь стоит рядом со мной, уложив руки на пульт. Проследив за взором его голубых глаз, я подхожу к брату еще ближе и укладываю руку на мужское плечо поверх халата. Дитфрид манерно перекидывает свой взгляд на меня, после чего сминает губы в тонкую полоску и отворачивается к пульту.       − Фрид, посмотри на меня, − начать всегда сложно, но когда в душе сидит жгучее чувство вины, разговор становится скомканным. Выждав небольшую паузу, дабы позволить собственным мыслям улечься, я прикрываю глаза и сжимаю пистолет. Брат все это время не решается исполнять просьбу. Только когда голубые глаза смотрят на меня суровым взглядом, мысли наконец успокаиваются, выстраиваясь в нужный ряд. – Я знаю, я наговорила тебе вчера много неприятного…       − Луиза, сейчас не об этом…       − Нет, об этом! – остановив возжелавшего отдалиться брата тесным нажатием пальцев на плечевом суставе, я умоляюще всматриваюсь в его глаза. Искорки обиды и разочарования сверкают в черных зрачках, но вместе с этим его взгляд буквально упрашивает сказать хоть несколько слов успокоения. В голове и так мелькает множество случаев, когда брат тянулся всем сердцем, желая сделать как можно лучше, а в ответ получал лишь агрессию и вредность. Какой же нужно быть глупой, чтобы вести себя так мерзко? Ратую за справедливость, а сама веду себя как последнее чмо. – Я очень мерзкий человек, увы, понимаю это только сейчас. Фрид, прости меня.       На удивление Фрид все же одаривает меня блеклой улыбкой, усталой, но теплой. Тяжелые цепи, окутавшие сердце, постепенно слабеют от осознания, сколько же дерьма вынуждены терпеть близкие из-за меня. Однако стоит брату улыбнуться и развернуться ко мне всем телом, посматривая по-своему с отеческой заботой – вина отпускает, оставляя после себя приятное и тоскливое чувство родства. И мало кто вокруг может похвастаться его наличием. Разве что отец, брат и тот, чья футболка сейчас на моем теле. Не ровен час, когда стоящий за спиной, в чьих искусственных сосудах течет голубая кровь, встанет в этот круг по истине родных существ.       Вспомнив о пистолете, нацеленным на машину, я сжимаю губы. Фрид замечает перемену настроения. Теперь тепло в его глазах сменяется подозрением, руки укладываются на талию в готовности противостоять любым нападкам.       − Дело не в прощении, − мужской взгляд секундно направляется на андроида. И Руди и Ричард остаются безмолвно стоять в стороне. Охранник давно покинул лабораторию, оставив после себя осколки от выстрела в стеклянную стену. – Он ведь опасен, ты же это прекрасно знаешь. А ведешь себя как маленькая девочка!       − Он не опасен, ясно? Я знаю о чем говорю!       − Наверное, именно поэтому его чертова копия едва не убила вашего брата, мисс, − с вызовом проговаривает Руди, вздергивая подбородок. Ричард от такого тона холодеет во взгляде, вновь смотря на своего возможного убийцу с особым презрением.       − Я – не моя копия, − низкий голос звучит словно сквозь сжатые зубы. От этой небольшой перепалки с явным агрессивным характером окружающие ученые оставляют свою работу, опасливо косясь в сторону человека и машины с золотым диодом. Уверена, все эти люди в случае чего готовы кинуться к выходу, сталкивая по пути все предметы в виде шкафов и стульев. Единственное, что источником их страха при таком расположении дел будет не Ричард, а я. Настолько бесит это нацеленное на Девятку дуло, что кулак непроизвольно сжимается, больно впиваясь ногтями.       − О, в это мы уже и так верим.       − Я ведь тоже втащить могу, − ненависть в глазах Гертруды сменяется негодованием, когда я вмешиваюсь в их перепалку, искренне надеясь, что до драки дело не дойдет. – И даже не посмотрю, что вы работаете на брата дохрена лет!       − Прекратите немедленно!       Фрид не кричит, но говорит с нажимом, явно недовольный сложившейся ситуацией. В который раз вечно тихий и не любящий спорить брат показывает себя с совсем иной стороны. Оскорбления в сторону Гэвина в его же квартире, теперь здесь, в лаборатории мужчина едва ли не повышает голос, не боясь показать клыки. С любым другим человеком я могла бы огрызнуться на его приказной тон, однако получить этот тон от брата так неожиданно, что я теряюсь, затыкая рот и виновато косясь в его сторону. Видимо, мы и впрямь допекли человека, раз тот идет наперекор своим убеждениям никогда не срываться на негатив.       − Сейчас есть проблемы серьезней, чем ваши перепалки, − выждав от нас молчаливое повиновение, Фрид недовольно осматривает каждого, после чего возвращается к мониторам. Попытка увести разговор из агрессии в реальное решение проблемы срабатывает. Смерив горделивую Гертруду уничтожающим взглядом, я так же устремляю взор на мониторы. Ричард, как и ранее готовый подчиниться ради общего успокоения, продолжает стоять с нацеленным на висок дулом, не выражая ни капли страха или напряжения. Как и всегда уверен в себе и сосредоточен.       − Что ты делаешь? – наконец, решаюсь спросить я, вновь осматривая бегунки на экране. Ничего нового для себя не нахожу. Может, значения и шкалы поменялись, все равно с моим туповатым мозгом и скудным знанием техники все эти цифры как белый шум радио. Ни черта не понятно.       − Копаюсь в его системах. Что-то должно было спровоцировать потребность в проявлении агрессии, − теперь Фрид и впрямь сосредоточен на панели управления, изредка посматривая на экраны. – Вирусов нет, по крайней мере, программы все целы, − на лице мужчины мелькает какая-то мысль, однако голубые глаза сощуриваются, уголок губ приподнимается вверх. Он словно пытается разобрать какую-то догадку, которая по какой-то причине не укладывается в привычную, логическую цепь. – Не знаю… что-то в нем изменилось, но это не является чужеродным для системы. Ни ошибок, ни отклонений.       Воцарившееся молчание становится для нас возможностью все обдумать, попытаться в тишине слов докопаться до истины. Может, Фрид и его вновь начавшие работать ученые это делают с более или менее успехом, я продолжаю тупо пялиться в мониторы, растирая средними пальцами виски, все еще удерживая пистолет. Единственное, до чего доходит мозг – до слов «не является чужеродным». Звучит странно. Звучит не так, как должно звучать.       − Думаешь, это изначально было заложено в его системе? – осознав эту терпкую догадку, я смотрю на лежащую машину с прикрытыми глазами. Фрид отвечает не сразу, так же устремляя взгляд на андроида поверх моего плеча.       − Сложно судить. Мы влезли в его систему приоритетов, но анализ не быстрый, так что сказать я пока ничего не могу.       − Зато я могу, − спиной чувствую на себе настороженный взгляд брата. Этому взгляду не осмеливаюсь отвечать, лишь дернув в его сторону головой и скрестив руки на груди от нежелания снова ввергаться в воспоминания этого утра. Безумие и жестокость – вот что было в глазах машины, которая по всем законам должна была заботиться о моем состоянии. – Утром приходил андроид, которого мне приставили в участке. Скажем так, намерения у него были примерно такие же, как у этого.       Кивнув в сторону лежащего андроида, я сглатываю подкативший, твердый комок и хмуро вздыхаю, вспоминая садистский лед в серых глазах Дика. И этот звук расстегивающегося ремня, от которого по телу прокатывается дрожь.       Фрид несколько секунд молчит то ли потому что хочет дать мне собраться с мыслями, то ли в ожидании продолжения слов. Последние не следуют, и Фриду приходится взять инициативу в свои руки. Мужчина встает плечом к плечу, в моей же манере складывая руки на груди.       − Что с ним теперь?       − Ричард пристрелил его.       Выпалив это, я даже не задумываюсь о том, что брат может задаться банальным вопросом: по какой такой причине андроид Гэвина Рида находится утром в моем доме? Впрочем, если бы и задалась – все равно бы сказала все, как есть, лишь бы показать брату, кто на самом деле скрывается за ледяным взором и холодной стойкостью.       Дитфрид косится на Девятку, и что-то подсказывает, что Ричард отвечает ему уверенным взором, чуть приподняв подбородок. Всегда уверен в себе, всегда готов к действию. Даже под угрозой смерти под дулом пистолета источает бурные потоки самоуверенности. Не даром Фрид ежится и переводит взгляд, явно ощущая себя некомфортно под ледяным вниманием Ричарда.       − Это все из-за сраного маньяка со скальпелем, − Фрид чувствует себя немного лучше, когда я, продолжив объяснение, вынуждаю его посмотреть на мой профиль. – Андроид сказал, что тот ему якобы открыл глаза. Что он показал ему что-то, и это что-то нечто истинное. Ричард тоже считает, что это не вирус.       − Вирус или нет, это не главное, − больше не испытывая желания вдаваться в причины столь резкого поведения машин, брат уверенно переводит тему на более значимый вопрос. – Они пытаются оборвать связь с правительством. Вот что значимо.       − Ты уже оповестил кого нужно?       − Белый дом в курсе. Германия, между прочим, тоже, − на этом моменте брат опасливо смотрит на меня, выжидая некоторую паузу. Мой вопрошающий взгляд заставляет его напряжено вздохнуть и спрятать глаза за белой челкой. – Отец должен был прилететь этим утром, но местный аэропорт так и не начал смену. Думаю, мы все прекрасно понимаем, по какой причине это произошло.       Намекающий взор в сторону Ричарда вынуждает меня рефлекторно последовать за взглядом Фрида. Ричард, как и всегда, непоколебим и никак не реагирует ни на дуло у виска, ни на намеки в свою сторону. И я бы может в очередной раз восхитилась его выдержкой, если бы не новость, что озвучил Дитфрид. Не вещающие студии, перекрытый аэропорт, где наверняка все залито кровью… как далеко готовы пойти машины, в тихую свергая человека с власти в Детройте?       − Если бы это было все, − голос Руди выдергивает меня из раздумий. Я настолько ухожу в свои мысли, что даже забываю нацепить на лицо маску раздражения. Удивительно, как быстро уважаемый в собственных глазах человек может стать эпицентром ненависти. Именно это я сейчас испытываю к женщине с оружием и в красном, брючной костюме. – Дороги так же перекрыты. Все трассы завалены грузовиками, – с каждым словом женский голос наливается злобой, а пистолет подрагивает в воздухе. Уже исходя на ярость, Гертруда с вызовом смотрит на Ричарда, буквально шипя ему в профиль. – Какого черта вам вообще нужно, вшивая железка?       − Хватит уже цепляться к нему! – злость и ярость переполняет так сильно, что я, сжав пистолет и говоря едва ли не сквозь сжатые зубы, делаю уверенный шаг в сторону женщины. Стэн в голове молчит, уверена, компьютер полностью солидарен с моими действиями, однако Фрид вынуждает меня остановиться и отдернуться назад, ухватив мое плечо крепкой хваткой. Тем не менее, мой настроенный на драку вид осаждает желание Гертруды выражать негатив. Женщина сминает губы и отвечает моему ненавистному взору смиренным взглядом.       − Успокойтесь обе. Никогда бы не подумал, что скажу подобное, но вы ведете себя как две индюшки, − недовольный Фрид отводит меня обратно к пульту на несколько шагов назад. И если бы мой прожигающий взор не был прикован к белокурой женщине, я бы наверняка заметила наблюдательность Ричарда к моей персоне. Лишь боковым зрением отмечаю, как вздергивается уголок его губ, охваченный ярким, голубым свечением. Совсем как у тех, кто в участке едва не забрал наши жизни.       − А какого черта она себе позволяет?! – пока я срываюсь на злость и недовольство, размахивая пистолетом, Фрид вдруг замирает, прищурено глядя на мой профиль. – Сколько можно уже мусолить одно и то же?! Тебе бы понравилось, если бы в тебя пистолетом тыкали?! – последнее адресовано уже не замеревшему брату, но Руди, которая фыркает едва ли не на каждое слово. Впервые за долгое время в голове звучит настороженное «Лу, придержи коней. Кажется, у нас проблема…», но я так быстро вошла в раж, что не замечаю вкрадчивого тона, уже намереваясь совершить попытку снова двинуться в сторону Руди. – Убери уже свою сраную пукал… Фрид, прекрати!       Может, голос Стэна не замечать и получается, но пальцы Фрида на подбородке проигнорировать невозможно. Недовольно смахнув с себя его руку, я с вызовом смотрю в голубые глаза, искрящиеся самой настоящей ошарашеностью. Будь на моем месте Гэвин, он бы употребил более крепкое слово, но я напрочь забываю весь лексикон, когда понимаю причину завороженного взгляда брата. Мужчина уже более настойчиво под общее молчание хватает меня за нижнюю челюсть и аккуратно поворачивает голову, допуская к заинтересовавшему участку шеи свет мониторов.       «Ну вот, доигрались… какой позор…»       − Что это? – гадать не стоит, почему мужской голос полон негодования, а голубые глаза искрят укором. Вновь смахнув руку брата, правда в этот раз не так уверенно, я не нарочно прячу глаза. И без того стыдно от того, чьи отметины в виде укуса и пальцев только что увидел Фрид. Который, между прочим, уже многозначительно перекидывает взгляд с меня на уверенного в себе Ричарда. – Вы оба и впрямь неадекватны.       − Тебя это не касается. Что хочу, то и делаю. И вообще… да хватит уже!       Дитфрид, вновь взявший меня за подбородок и повернувший голову в исходное положение, вынуждает оборвать гневный, стыдливый монолог. Теперь его глаза не полны укора. Черные зрачки увеличены в стремлении рассмотреть как можно больше, и от такой резкой смены настроения в лице брата моя вздернутая вверх рука остается в воздухе. Слишком уж тревожное молчание, обволакивающее каждого присутствующего.       Некоторое время царит молчание. Только спустя несколько секунд Фрид беспокойно заглядывает в мои глаза, позволяя высвободиться из ослабшей мужской хватки.       − Ты что, вводишь антибиотик через шею?       − Боюсь, что этот след оставил другой персонаж, − и вновь желание спрятаться, скрыться. Сжав губы в полоску, я мельком осматриваю брата, лицо которого существенно меняется в выражении. Беспокойство сменяется недоумением, недоумение – подозрением.       − Странно, но анализ твоей крови не показал наличие каких-либо веществ.       − Кетамин выводится из организма довольно быстро, − Ричард быстро притягивает к себе внимание, заставив нас повернуть к нему головы по инерции. Гертруда по прежнему целится в его висок, напряженно держа пистолет наготове, и когда машина открывает рот, чтобы выразить свою мысль – с некоторым гневом на лице щурит глаза, наверняка пытаясь найти в его речах хоть что-то, за что можно спустить курок. – Ваша проба была взята слишком поздно, чтобы…       − Стоп, что? Кетамин?!       Фрид едва ли не кричит, и мне приходится дернуться и зажмуриться в надежде не взорвать барабанные перепонки. Его удивление в свою очередь удивляет меня. Пока и я и Ричард недоуменно переглядываемся от столь странной, нехарактерной реакции брата, сам Дитфрид неверяще смотрит на меня, нахмурив брови.       − Что не так? – наконец, я осмеливаюсь нарушить гнетущее молчание, ежась от столь пристального внимания брата. Дитфрид словно бы просыпается от транса, коса осматривая лежащую Девятку на столе. – Дитфрид, в чем дело?       − Откуда у него кетамин? Его ведь давно уже не используют в медицинских целях, по крайней мере в больницах и в продаже его не встретишь.       «Не понял», практически вместе с Фридом произносит компьютер, кажется, готовый рвать и метать от раскрывающейся перед нами правды. Я вот только не совсем понимаю происходящего, изучая потупленным взором задумавшееся лицо брата. «Это что, мы все время ходили кругами?»       − Почему его не используют?       Судя по всему, Фриду наличие у убийцы кетамина кажется странным. Не просто странным, но противоестественным! Иначе бы брат не кинулся к компьютеру, прерывая некий интеграционный процесс и заменяя его другой командой. Непонимающе переглянувшись с Ричардом, на виске которого вновь раскручивается золотой цвет, я несмело подхожу к брату и из-за его спины рассматриваю вносящиеся в панель управления команды. Дитфрид принимается объяснять не сразу, оттого его слова настороженным голосом кажутся мне значимыми. Впрочем, именно в этом я убеждаюсь через несколько минут.       − Лет десять назад одному доценту удалось доказать, что кетамин действует пагубней, чем иные виды анестетика, − не отрываясь от панели управления и широкого монитора, на котором происходит некий поиск, Фрид поспешно объясняет свою реакцию. От его вида я существенно напрягаюсь, чувствуя нутром, что вот-вот узнаю нечто важное. – Ему же удалось доказать, что в смеси с определенными веществами кетамин вызывает парализацию в состоянии бодрствования…       − Да уж, я заметила, − рука неосознанно тянется к месту, где когда-то был введен анестетик, однако болью на прикосновения отдаются оставленные Ричардом отметины. Приходится беззвучно шикнуть и раздраженно смять губы, пока в голове звучит поучительное «Не трогай, только хуже сделаешь».       − …так что его перестали распространять и использовать в медицине. Его распространение вообще запретили, только в отдельных случаях, − на этом Фрид замолкает несколько секунд, внимательно рассматривая монитор. Происходящее на экране не особо интересует меня, однако я все же по инерции изучаю бегущие строки поиска и еще какие-то значения. – Если, конечно, не считать ветеринарию медициной.       − То есть, кетамин используется только в зоологических клиниках? – звучит низкий голос за спиной, и, судя по звуку снимаемого затвора, Руди этот голос не понравился.       Обернувшись дабы одарить женщину ненавистным взором, я нахожу причину ее очередного грубого жеста в сторону машины. Ричард, забывшись или и вовсе перестав обращать внимание на Руди, делает шаг вперед, дабы обратиться к Фриду. Последний никак не реагирует, а вот Гертруда демонстративно вздергивает пистолет, что уже успел опуститься на несколько сантиметров.       − И то не во всех. Только там, где он действительно требуется во время хирургического вмешательства.       «Прекрасно. Нет, правда прекрасно! То есть, мы все это время смотрели даже не туда, куда надо!», бесится Стэн, голос которого вынуждает меня хмуриться и неприязненно кривить губы. У самой в голове не укладывается, что все это время мы просто долбились в закрытую дверь! Поиск следов убийцы по больницам, осмотры даже самых захудалых клиник – все это бесполезно, бессмысленно! Все равно что водить рукой в темноте в надежде, что на что-нибудь да получится наткнуться!       Разговор Ричарда и Фрида, что не имеет ни намека на негатив и агрессию, проходит мимо ушей. Уставившись в одну точку, я пытаюсь осмыслить все то, что только что навалилось сверху.       Зоологическая клиника.       Зоологическая мать его клиника.       Почему никто из нас даже не подумал об этом?..       Почему все мы словно бараны топтались вокруг вшивой хирургии, когда на деле столько вариантов развития событий? И мы называем себя детективами?       Голова вот-вот грозится лопнуть от полученной информации. Лишь бы не свалиться в обморок от перенапряжения, я прикладывая холодный ствол пистолета к пульсирующему виску и тихонько прислоняюсь ягодицами к боковине панели, пропуская мимо торопливые слова Фрида, в которых явно звучат какие-то названия. Слышу, как Стэн в голове поливает сам себя отборной грязью, аргументируя собственные оскорбления своей тугодумностью. И пока мозг от начавшегося ступора пытается избавить от него всеми силами, в заднем кармане что-то секундно вибрирует. Свободная рука действует скорее на автомате. Вытащив телефон и при этом пребывая в полнейшем трансе, я с некоторое время бездумно пялюсь в разбитый экран, дабы осознать увиденное. Последнее укладываться в сознание не желает.       «Чтоб я отключился… это же…»       − …где используется на самом деле немного, − доносится голос Дитфрида, что так и остался стоять у панели, уложив на нее ладони и осматривая монитор с неким списком. – Два из них официальные, государственные. А вот третья, частная, закрыта уже как два месяца по причине неуплаты долгов хозяином клиники.       − Как называется частная клиника? – заинтересованно, но настороженно спрашивает Ричард, на которого я отрешенно пялюсь, приоткрыв рот в изумлении.       − Клиника мистера Джовани.       Никто из присутствующих не ожидает услышать именно мой голос, я и сама его не узнаю. Таким обреченным и ошарашенным не слышала его даже в день, когда узнала о невозможности пошевелить хотя бы пальцем. Все присутствующие как по команде оборачиваются в мою сторону, разве что ученые, не имеющие понятия почему именно мои слова значимы, продолжают работу. В лаборатории довольно резко воцаряется тишина, но я смотрю исключительно на Ричарда, медленно разворачивая экран устройства к нахмуренному андроиду.       − Это Рид, − напряжение накаляется, эта фамилия словно ввергает нас обоих в пучину страха. Фрид правда реагирует иначе. Мужчина медленно и настороженно выпрямляется, не сводя с меня опасливого взгляда. – Его телефон включился.       Собственные виски пульсируют так быстро и взбешенно, что я готова сорваться с места прямо сейчас, здесь, несясь на всех парах к сраной клинике, о которой никто ни разу даже не подумал. Сраная ветклиника с возможностью проводить сраные операции! И теперь телефон Гэвина включается, буквально крича на весь мир, где находится мужчина! Буквально приглашая найти его, вытащить, спасти! Незаметно для меня руки и ноги вдруг наливаются тяжестью, готовностью бежать. Все находящиеся здесь понимают это, потому ловлю на себе настороженные и даже перепуганные взгляды. В частности взгляд Дитфрида, что уже выставил ладонь вперед и старается меня успокоить.       − Я знаю этот взгляд, − брат привлекает мое внимание, пытаясь снять мой ступор и явно замечая, как напрягается тело сестры. На мне всего лишь футболка и джинсы, да и в подвале довольно прохладно, однако сейчас я чувствую себя слишком жарко и нетерпеливо, ощущая как по жилам принимается течь разгоряченная кровь. – Луиза, даже не думай.       − Это его телефон! Его, Фрид!       − Это опасно и ты прекрасно это знаешь! – перешедший вместе со мной на крик Фрид тыкает в мою сторону пальцем и делает шаг, на что я прячу телефон обратно в карман. Так и хочется сорваться на бег, как можно скорее добравшись до машины и ворваться в чертову клинику, поливая все вокруг шквалом пуль!       − Детектив, − Ричард привлекает мое внимание, в такой же манере, как и Фрид, выставив ладонь вперед. – Мы не можем ворваться туда, не имея плана.       − Он жив! Мы и так потеряли слишком много времени! – вскинув пистолет в сторону выхода, я словно намекаю на того, кто ждет вот уже сутки, наверняка испытывая боль и делая последние вздохи. – Я не собираюсь больше ждать!       − Луиза…       − Ты со мной?! – Ричард застывает с нескрываемой тревогой в глазах, вздернув вверх одну руку. Я так отчаянно ищу поддержки в его глазах, что не замечаю, как умоляюще всматриваюсь в серебристые нити. Его золото на виске переливается в красный цвет и точно такой же выбивается из-под черной рубашки. Фрид все это время молчит, встревожено перекидывая взор с меня на андроида. – Ричард, ты со мной?       Ответа не следует. Только напряженное молчание вместо хотя бы одного поддерживающего слова. Ричард смотрит на меня с нескрываемым беспокойством, и будь я телепатом наверняка бы услышала, как машина в своих системах просит меня сделать рациональный, адекватный выбор, а именно не срываться с места на встречу возможной смерти. Но разве я могу? Разве жизнь близкого, самого лучшего друга на свете может стоить меньше, чем моя собственная? Воображение словно назло принимается рисовать жуткие картины, где Гэвин, откинувшись на холодном бетонном полу посреди лужи крови, делает порывистые вздохи. Мужская рука слабо сжимает несчастный, выпачканный в красной жидкости телефон, и темные ресницы вздрагивают от беспокойного, предсмертного сна. Тяжкие мысли! До чего же тяжкие мысли!       Не найдя в глазах Ричарда понимания, я туманно делаю несколько шагов назад. И прежде, чем срываюсь окончательно с места, несясь по лестнице из подвала, в спину летит перепуганное «Луиза, стой!». Возможно, ставшее последним, что я услышу от собственного брата.

***

      Все, что успела отметить Руди – блеск темного дула в свете монитора. После пятки мисс Вольф лишь сверкали. Все ученые замерли как один, испуганно перекидываясь взглядами, и некоторые из них вскочили с места, когда мистер Вольф, забывшись напрочь, с окликом сестры кинулся вслед за ней. Стоящая рядом машина, чей диод так ярко отливает на белых прядях Гертруды, так же дергается в сторону выхода, однако Руди не дает ему этого сделать, вновь вздернув пистолет по направлению к виску.       − Приказа двигаться не было, − злобно шипит женщина, в душе мечась между желанием сорваться за руководителем и не спускать курок с андроида.       Серебристые глаза уничтожающе прожигают дырку в Гертруде. Той не сложно вынести подобный взгляд, сама способна вот так пристально и ненавистно изучать объект, но внутренний привитый долгими годами регламент требует немедленно оставить лабораторию, дабы обеспечить безопасность начальству в столь опасный период. Ощущая эту противоречивость, Гертруда не замечает, как переминается с ноги на ногу, как тяжко становится дышать в тесном, красном пиджаке. Спустя несколько мгновений непрерывного визуального контакта женщина злобно чертыхается и, опустив дуло, проносится вон из подвальной лаборатории. Ушедшая в едкий страх за мистера Вольфа и свою работу, Руди даже не замечает, что позади разносятся и другие шаги, такие же торопливые и срывающиеся на бег.       Она успевает на улицу как раз вовремя, чтобы заметить, как седан со свистом покрышек выезжает из открытых ворот, скрываясь в пустынной улице. Мистер Вольф, полы халата которого развеваются на поднявшемся ветру под облачным небом, с криком «Луиза, остановись!» уже намеревается устремиться к своему седану желтого цвета, как Руди, запыхавшаяся и оказавшаяся рядом, резко перехватывает его плечо, отдергивая назад.       − Пусти меня! – практически истерично орет мужчина, вырывая руку из цепкой хватки сотрудницы.       − Не могу, вы же знаете! – голубые глаза с укором и раздражением смотрят на Руди, отчего у той прокатывается дрожь по телу. Не часто увидишь обозленного мистера Вольфа младшего, который в обычном своем состоянии и мухи не обидит. – Сейчас даже на улице находиться опасно!       − Она моя сестра! – с укором шипит Фрид, вконец вырывая руку. Его обреченный и обеспокоенный взор устремляется на пустынную улицу, где совсем недавно скрылось AUDI.       − Мертвым вы своей сестре не поможете, − Гертруда мысленно упрекает себя за срыв на ответный крик. Теперь ее голос звучит успокаивающе, однако длительная пробежка срывает дыхание на поспешное и тревожное. Женщина не замечает, как андроид останавливается рядом, хмуро всматриваясь в ту самую дорогу, по которой укатила Луиза. Все, что сейчас в голове самой Руди – страх за человека, который является всей ее рабочей жизнью. – Хотите ей помочь? Дождитесь национальной гвардии и своего отца.       Желание воспротивиться и броситься следом одолевает. Впервые за долгое время Фрид чувствует себя таким… уязвимым. Всегда убежденный и уверенный в том, что склонен сохранять холодную логику и видеть окружение ясно, вдруг осознает, насколько слаба его выдержка на самом деле. Он и впрямь не поможет Луизе будучи мертвым. По большему счету он вообще ничем не может помочь, по крайней мере сорвавшись вслед за сестрой в неизвестность. Потому Дитфрид, понимая свою бесполезность, беспомощно сжимает кулаки и косится в сторону Ричарда, висок которого все еще окрашен в красный цвет. Его руки, как и руки Фрида, сжаты. Холодный ветер, который машина даже не ощущает, лениво развевает его расстегнутый пиджак. Все это – номерные знаки на одежде, которые теперь после столкновения с довольно злобной Девяткой, а так же красный диод – вызывает у Фрида только опасение, однако взгляд, с которым машина обращена в сторону исчезнувшей Луизы, говорит о другом.       Он в отчаянии. Пусть не выражает это ни единой чертой лица. Сами глаза буквально пропитаны обеспокоенностью и обреченностью.       Он в отчаянии. Это единственное, что значимо.       − Ты и вправду тот, за кого себя выдаешь?       Ледяной взор Ричарда направляется на мистера Вольфа, и он становится ответом на напряженный вопрос. Не дожидаясь слов, Фрид под настороженное внимание Гертруды выуживает из кармана ключи от машины с брелоком в виде молнии. Последние, звонко брякнув, прогятиваются недоумевающему Ричарду, что не сразу понимает смысл действия. Проходит не меньше нескольких секунд прежде, чем Дитфрид вздергивает ключи в предложении взять их.       − Верни ее живой, − от отчаянного тона, с которым Фрид обращается к андроиду, машина нахмуренно приоткрывает губы в немом вопросе. Совсем недавно этот человек был готов отдать приказ о стрельбе, но сейчас в голубых глазах, практически таких же, как у Луизы, искрится только мольба о помощи. – Пожалуйста.       Ричард не медлит ни секунды. Уверенно приподняв подбородок, андроид забирает брякающие ключи и уходит прочь, быстро идентифицировав желтый автомобиль мистера Вольфа. Меньше, чем через минуту андроид, довольно шумно стартуя, скрывается за раскрытыми воротами под пристальным взглядом Гертруды и умоляющим взором мистера Вольфа.

***

      Отчаяние бьет ключом. Темная AUDI, точно взбешенная кобыла, несется по дорогам, опасно маневрируя между встречными и попутными потоками автомобилей, отчего последние громко давят на клаксоны. Любая секунда может стать летальной, и даже не по причине высокой скорости и накрапывающего дождя, из-за чего дворники работают каждую минуту. Но потому что в собственных глазах стоит только злость, страх и готовность убивать, покрывающая все красной пеленой. Такой же красной, как красный диод на виске Ричарда. Такой же красной, как следы крови капитана на стекле. Как моя собственная кровь.       Стэн старается унять мою дрожь. Наверняка получая не самые оптимистичные данные о состоянии организма, компьютер начинает медленно и тихо, но, не получая от меня реакции, срывается на торопливое прикрикивание. Он не станет брать управление на себя, учитывая, с какой скоростью я гоню по дорогам. Любое неверное движение – и мы полетим в кювет, переворачиваясь в акробатическом, металлическом сальто. Потому все, что он может – пытаться дозваться до меня, хоть и это получается плохо.       «Луиза, вернись обратно! Это плохая идея!» − эти слова становятся едва ли не молитвой, которая прокручивается в голове требовательным тоном каждую минуту. Стэн и сам срывается на истерику, слышу это в его попытках успокоить самого себя, но все эти попытки идут лесом, когда автомобиль в очередной раз увиливает от сигналящей машины, чуть не столкнувшись с ней лоб в лоб.       «Ну почему мне достался именно этот человек…», начинает ныть друг, лишь раззадоривая мою ярость. «Чем я таким согрешил перед Гейтцем, что именно меня запихнули в это тело…»       − Заткнись, − злобно шиплю я, до боли в ладонях сжимая руль. – Просто заткнись.       «Не затыкай мне рот!», громкий крик чуть не становится причиной аварии, однако Стэн не прекращает орать, окончательно срываясь на истерику. «Ты ведешь себя безрассудно! С чего ты вообще взяла, что он сам включил телефон?!»       Как много в этом вопросе смысла, и как мало во мне желания соглашаться с тем, что телефон мог включить и Сероглазка. Поджав губы и глядя на дорогу исподлобья, я решаюсь проигнорировать вопрос компьютера, на что в ответ слышу саркастичное фырканье со словами «Я так и знал».       Здание ветклиники оказывается на самом краю города. По пути я не обращаю внимания на тротуары, а возможно и стоило, учитывая, что сраные машины решили в очередной раз восстать против создателя. В голове непрерывно крутится оповещение телефона о найденном объекте через GPS, и это оповещение заставляет меня мысленно и физически давить на газ еще сильнее. Словно бы это поможет… только когда некрупное, одноэтажное здание серого цвета показывается на безлюдной улице, я вдруг осознаю, насколько близко оказалась к тому, за кем охотились уже больше месяца. Уверенность в желании прикончить ублюдка укрепляется. Нет больше страха и сомнений. Только тяжелый пистолет за поясом джинс, пульсирующая в висках ярость и тяжкое дыхание, срывающееся на бешенное из-за предвкушения скорой расправы. Даже и не знаю, что больше всего будоражит – возможность спасти друга или возможность уничтожить тварь, что порушила не одну жизнь.       Гнев, отдающийся в каждой клеточке тела, покрывает разум пеленой. Автомобиль шумно тормозит на дороге, даже не сворачивая к обочине. Наступившая в голове тишина намекает на то, что Стэн готовится к худшему. А может, желает взять все в свои руки, намереваясь прервать этот путь к возможной смерти, однако даже когда рука на рефлексе вытаскивает пистолет, и я быстрым шагом иду вперед – Стэн молчит, ничего не предпринимая.       Калитка здания оказывается закрытой. Но разве для меня, испытывающей дикую ярость, это преграда? Сжав губы от дискомфорта, я довольно ловко перелезаю через стальные прутья и, замерев на месте, осматриваю молчаливый двор. Жухлый, серый кустарник, мрачные темные окна. Огромная вывеска над стеклянной, запертой дверью. И больше ничего. Здание выглядит так, точно в нем не бывало людей уже лет пять, но на деле клиника закрыта всего два месяца. Некогда белые, деревянные лавочки у лестничной площадки посерели, на белой краске уже красуются вандальные надписи и рисунки местных подростков. Район никогда не был благополучным. В местных многоэтажках живут от силы по три жильца в каждом, дорожные фонари в большей степени разбиты или просто не горят. Но благополучие района меня точно не интересует. Сейчас глаза находят одно разбитое окно с боковой стороны, а ноги, едва мозг усвоил эту информацию, на рефлексах несут меня вперед, ускоряя шаг и не заботясь о шуме.       «Плохая идея, плохая идея, плохая идея…», словно мантру повторяет Стэн. Уверена, будь у него тело, и компьютер непременно бы уселся посреди дороги, обхватил свои ноги и принялся покачиваться взад-вперед. Настолько тревожно ему стало за происходящее. Даже странно, что я не испытываю этого страха. Только влагу в ладони, что сжимает черный пистолет, и наливающуюся тяжесть во всем теле от готовности убивать.       Осколки разбитого стекла неприятно хрустят под кроссовками. Только услышав этот звук, я вдруг ясно понимаю, почему Стэн так сильно беспокоится, повторяя одну и ту же фразу. Меньше минуты назад разум осознавал себя большим, пульсирующим сгустком ненависти и гнева, и вот это чувство сменяется тревогой. Едкой и настораживающей.       Спрыгнув с окна на пол как можно бесшумней, я застываю на носках с пистолетом в руке. Небольшая комната с кафельными стенами, больше похожая на приемный покой, отдается эхом на каждый шорох, и скрежет стекла под ногами не исключение. Здесь так тихо и мрачно, будто сама судьба распорядилась обосновать в этой обители источник зла. Идеальное место, чтобы скрываться и скрывать свои преступления. Осталось только взять себя в руки и, выставив пистолет вперед, медленно двинуться по коридорам. Как же сложно это оказывается сделать. Удивительно, что совсем недавно я желала как можно скорее оказаться напротив убийцы. Ввергнутый в ненависть рассудок даже не взволновал факт всего трех пуль в обойме. Теперь эта информация почему-то кажется очень значимой.       «А может, все же вернемся?», жалобно спрашивает Стэн, когда голубые глаза напряженно и не моргая всматриваются в темноту коридора. Фыркнув мысленно на компьютер, я осторожно встаю на ноги, стараясь больше не хрустеть стеклом. Довольно сложно. Каждый шаг грозит зацепиться за какой-нибудь мусор на полу, и хоть последнего нет предчувствие, что что-то да попадется, не покидает. Увы, но темнота коридора меня волнует намного больше, чем передвижной, металлический стол для осмотра и мельтешение собственного отражения в шкафах со стеклянными дверьми.       Дуло пистолета, что направляется двумя руками сразу, осматривает каждый угол. Комнат оказывается всего четыре, но ни в одной из них я не нахожу следов крови или чего-то не менее подозрительного. Ни звуков, ни криков. Ничего. Острое чувство страха сменяется ощущением недоумения, и оно немедля перетекает в негодование. Он здесь! Его телефон отчаянно кричит о том, что Гэвин здесь! Так почему вместо признаков чьего-либо присутствия меня встречают голые стены и пустые комнаты с вынесенным оборудованием.       «Видишь? Его нет», звучит облегченный голос друга, уверенного в том, что я поверну назад. «Возможно, какая-то ошибка. В конце концов…»       Шум откуда-то из глубины здания обрывает его голос. Приступ паники охватывает тело, но я прикрываю глаза и унимаю дрожь в вытянутых руках. Холодный пот прошибает от прозвучавшего звука, страшнее становится, когда звук умолкает, точно некто решил подпрыгнуть где-то далеко внизу. Где-то… в подвальном помещении.       «Лу, не стоит»       − Стоит, − произнесенные почти шепотом слова становятся сигналом к собственным действиям. Опустив пистолет, я враждебно и торопливо вновь возвращаясь к комнате, откуда отчетливо доносился звук. Беглый взгляд по светлым, панельным стенам довольно быстро отыскивают то, на что я так и не обратила внимания в первый раз – посеревшая от пыли дверь, что на общем фоне теряется в затемненной части комнаты. Или мне кажется, или Стэн в голове сматерился на немецком?.. уже не важно.       Темную подвальную лестницу удается рассмотреть только благодаря блеклому дневному свету из окна. Но я не решаюсь сделать шаг в бездну не потому что плохо видно, но потому что воздух при открытии двери насыщается отвратительными запахами. Грязь, пыль, сырость и… кровь?       От осознания последнего меня охватывает дрожь во всем теле. Прикрыв глаза и сглотнув образовавшийся комок в горле, я выдыхаю задержавшийся воздух через рот, после чего вновь смотрю на темную лестницу, от вида которой в груди наливается слабость. Быть уверенной в себе теперь не так просто. Так и хочется пальнуть пару раз в темноту, дабы убедить возможного скрывающегося там ублюдка и убедить саму себя в своей решительности. Благо, сознание еще не настолько опьянено страхом, потому пистолет все еще опущен, а сердце еще не вырвалось из груди.       «Чтобы там ни было, знай», я уже хочу сделать шаг вперед, как внезапный голос Стэна заставляет вздрогнуть. Мысленно обругав себя и компьютер, я замираю в который раз, ожидая услышать душещипательное прощание. «Ты та еще заноза в заднице»       И я тебя люблю, Стэн. Так и хочется едко ответить другу, закатывая глаза. Удивительно, но всего неделю назад Стэн не осознавал себя как полноценную личность, акцентируя внимание на своих функциях в виде ежесуточной диагностики и поддержании моего здоровья. Но вот уже неделю компьютер не формирует индивидуальные отчеты, а словесные перепалки, выученные за время совместной жизни, превратились в самые настоящие баталии двух соседей в одной квартире. Нам и впрямь становится тесно в этом «доме». Впрочем, возможно, что эти минуты станут для нас обоих последними.       Выставив оружие вперед, я все же решительно делаю шаг. Темнота довольно быстро сменяется тусклым свечением, разливающимся откуда-то из глубин подвала, и в нем я узнаю те самые лучи солнца, которые едва пробиваются к городу сквозь тучи. Прорезиненные подошвы кроссовок мягко касаются бетонных ступенек, и все же мое шумное, напряженное дыхание способно выдать меня за километр. Каждую секунду ожидаю, как навстречу кинется черный силуэт с блестящими безумием серыми глазами, однако вместо будоражащего кровь создания на пути встречаются лишь тишина и противный, мерзкий до глубины души запах. Последний становится таким сильным, что я неосознанно прикрываю нос тыльной стороной ладони, все еще спускаясь вниз и держа ствол наготове. И все же на последних ступеньках забываю о смраде, ошарашено замерев на месте под механичное и приглушенное «Твою мать…».       Все как и писало воображение. Лужа крови, раскинутые в стороны руки, вздрагивающие ресницы. Телефон слабо зажат в мужских пальцах, экран давно уже не горит. Только тело лежит на полу у собачьей клетки, а футболка в районе груди пропитана темными пятнами. Почему-то в глубине сознания я догадываюсь о причинах следов. Сама ношу эти «прекрасные» отметины на спине, теперь вдруг ощущая их обжигающей болью.       «Ты так и будешь стоять истуканом?!»       − Гэвин!       Вдруг сорвавшись на крик и совершенно позабыв, где нахожусь, я молниеносно преодолеваю комнату и буквально плюхаюсь рядом с мужчиной на ослабших ногах. Рид не реагирует на меня, даже когда свободная рука аккуратно пытается разбудить мужчину ощутимыми касаниями мужского лица. Мне никогда не нравилась его щетина. Терпеть ее не могу! Но теперь, когда на его губах и щеках виднеются остатки засохшей крови, готова отдать все, лишь бы снова увидеть чистое лицо, пусть и с этой дурацкой щетиной! В голове стоит только одно слово, и оно огромными красными буквами «ОПОЗДАЛА» мигает перед глазами, заставляя сердце судорожно сжиматься от боли.       − Гэвин… ну же, очнись, брат…       «Он дышит, Лу»       − И без тебя знаю, что дышит! – шикнув это как можно тише, я игнорирую кровь, в которой буквально стою на коленях. Только и думаю, что шепотом и молебно просить мужчину очнуться, время от времени срываясь практически на плач. Грудь словно сжимает в ледяные тиски от осознания, как много времени мы потеряли. И проходит не одна секунда, а может, вечность прежде, чем мужские брови лениво сдвигаются, а из-за сомкнутых губ доносится хриплое мычание. – Эй, просыпайся, давай!..       Вид приходящего в сознание друга бессовестно взращивает во мне надежду. Игнорируя единичные слезы на щеках, я все же благодарственно улыбаюсь, вспоминая все молитвы, что в детстве заставляла учить мама. Удивительно, но те проносятся в голове на немецком диалекте, а ведь о нем мой рассудок не вспоминал уже долгие двадцать лет! Между тем, пока внутри меня борются истерика и желание как можно скорее выбраться отсюда, Рид со все еще закрытыми, нахмуренными глазами поворачивает голову на мой голос. В следующее мгновение мужчина облизывает обветренные и бледные губы, произнося до боли в груди осипшим, едва живым голосом:       − Мелкая… чего так долго…       − Прости, Гэвин, прости!       Больше не крича, но говоря шепотом, я убираю пистолет обратно за пояс джинс, попутно оценивая состояние друга. Явные раны под футболкой, треснутая губа, струйки засохшей крови на правой стороне лица, начинающиеся от налипших на лоб темных прядей. Его лицо приобрело нехарактерный землистый оттенок, и это говорит о том, что крови потеряно достаточно. Процедура быстрого осмотра позволяет рассудку усмирить истерику, находя все больше различных деталей: потрескавшийся гипс на руке, следы уколов на шее и руках, оборванная белая стяжка на запястье. Я точно не донесу его до улицы…       − Идти можешь? – замерев в ожидании ответа, я обеспокоенно склоняюсь над лицом мужчины, прячась в ворохе коротких черных прядей. Гэвин с усилием воли приоткрывает глаза, стараясь сконцентрировать на мне черные, расширенные зрачки. Одурманенный вероятным наркотиком, Рид слабо вздергивает уголок губ.       − Ты чо, в моей футболке?..       − Нашел время для иронии, − прыснув это ему прямо в лицо, я стараюсь подтянуть на себя мужчину, однако едва это удается под его тихое хихиканье, как Рид, резко отдернувшись, сваливается назад в лужу крови. На долю секунды мне кажется, что мужчина просто выделывается, погруженный в туман из-за анестетика, однако Стэн в голове быстро ориентируется в ситуации, направляя мой взор в нужное русло.       «Его шея. Он привязан»       Шорох цепей звучит на весь подвал, отзываясь эхом от грязных стен с темными потеками. Отцепившись от плеча Рида, я аккуратно ощупываю ошейник на его шее. Не удивительно, что Гэвин, освободив свои руки, не смог избавиться от этого мерзкого, собачьего аксессуара. Гэвин настолько накачен химией, что едва осознает происходящее. Остается задаться вопросом, какого черта ему в таком состоянии вообще удалось включить телефон.       − Ладно, потерпи немного, − игнорируя тихое хихиканье друга, я стараюсь расправиться с тугим кожаным лоскутом. Делать это, пока мужчина елозит по полу, не замечая боли, довольно сложно, от того приходится шикнуть на друга, призывая его к порядку. – Хватит елозить, нам выбираться отсюда надо!       − Погоди… − только сейчас до Рида доходит важная мысль, с которой друг, перехватив мое запястье, вынуждает меня посмотреть ему в глаза. Серо-зеленые радужки наполняются сознательностью, Рид хмурится, сонливо всматриваясь в мое лицо. – Ты что, одна?.. где все?..       «Думаю, не самый лучший момент для обсуждения новостной ленты»       − Где все, мелкая? – уже настойчивей и громко спрашивает Рид, кое-как приподнимаясь на локте сломанной руки.       Глядя в эти требующие ответа глаза, понимаю, в какой стресс сейчас вовлеку соратника. Единственным верным решением кажется вранье или как минимум уклонение от правды, однако открыть рот мне так и не удается.       Я не слышала его шагов. Но слышал Стэн. Потому в ушах вдруг вспыхивает громкий крик из слов «Лу, сзади!», но толку от этого предупреждения нет. Не успеваю даже среагировать прежде, чем некто (и от осознания кто именно кровь холодеет в жилах) подошедший совсем бесшумно выхватывает пистолет из-за моего пояса. Все, что получается сделать – недоуменно и резко повернуть голову, чтобы в следующее мгновение очутиться в адской смеси боли в виске и пляшущих огоньков. И пока Стэн истерично что-то верещит в голове, чувствую, как опрокидываюсь на пол, на мгновение потерявшись от удара в висок в окружающем мире.       − Нет больше всех, − звучит где-то сверху самодовольный, низкий голос. Звон шкрябающих по полу цепей больно отдается в глубинах мозга, раскатываясь волнами по телу, и звезды, что россыпью играют перед глазами, не дают мне сосредоточить зрение на нависшем темном силуэте.       − Лу!.. – крик Гэвина обрывается гулким ударом и последующим мужским, глухим всхлипом. Все тело бьется в крупной дрожи, как если бы через мышцы пропустили электричество, и как бы Стэн не старался унять эту дрожь – все равно ничего не получается. Особенно теперь, когда ублюдок с серыми глазами грубо хватает меня за плечо, оттаскивая в сторону.       Все как в прошлый раз. Только боли в голове было не так много. Я снова слабо усаживаюсь на стул, снова с хриплым вскриком ощущаю пульсации на только начавших заживать лопатках от агрессивного прикосновения со спинкой стула. Жестокие мужские руки девианта довольно быстро заводят мои собственные назад и стягивают запястья пластмассовой стяжкой. Обжигающая боль по коже от таких порывистых действий заставляет меня громко шикнуть, но и в этой боли есть плюс – окружение проясняется, отдаваясь ярким блеском мельтешащих рядом силуэтов. И пусть он только один, все же возможность видеть ублюдка или хотя бы распознавать его положение приносит хоть какое-то облегчение.       Его шагов больше не звучит. Он стоит передо мной, держа пистолет опущенным. Тяжело дыша и кое-как приводя в порядок свое зрение, я смотрю на девианта исподлобья, одним только взглядом обещая все самые худшие муки. Надо же… ни капли не изменился. Все то же безумие в глазах, то же садистское предвкушение во взоре. Его лицо более не скрывается маской, и эта легкая улыбка выдает в нем истинного безумца. Приветливый, и в то же время обещающий небыструю смерть.       Я называла Ричарда Дьяволом… но Дьявол стоит передо мной, в его подземной обители. И лед в его глазах говорит о том, что в Аду далеко не жарко, хоть мук от этого и не станет меньше.       − Неугомонная Луиза Вольф!.. – едва машина проговаривает это торжественным тоном, вскидывая руками, я тут же вспоминаю Дика, вошедшего этим утром в мой дом. Теперь неудивительно, почему он назвал меня именно так же. Похоже, что девиант передал ему часть своего мышления. Девиант между тем присаживается на корточки, восхищенно всматриваясь в мои глаза. Как много в нем его черт… и как же сильно он от него отличается. − …как же я рад, что вы с нами! Будет вдвойне веселей!       − Только попробуй, говна кусок, − едва различимо проговаривает Гэвин, на что получает полный презрений и ненависти взор от андроида.       − Будешь артачиться, и первым, чем я займусь – это ее кишками.       «Вот ведь ублюдок… Луиза, не разговаривай с ним»       Как будто я собиралась. Только злобно смотрю на андроида, наблюдая за каждым движением его серых глаз. В голове прокручивается вся информация, что удалось накопать благодаря одному звонку в Сиэтл, и обладание этими данными почему-то делает меня морально выше его. Точно в моих руках бессмертный козырь, решающий кто здесь будет жить. В положении моего тела явно жить буду не я. Однако все равно чувствую свое превосходство.       Гэвин не отвечает машине, бессильно откинувшись обратно на пол и уничтожающе сверля взглядом дырку в девианте. Тишина длится недолго, ведь Сероглазка уже через несколько секунд манерно возвращает ко мне свое внимание, изучающе склонив голову и поигрывая пистолетом в руке, уложенной на коленке.       − Должен сказать, что я не надеялся на ваше общество, − серые глаза игриво щурятся, и машина склоняет голову на другой бок, показывая свой живой интерес. – Может, подскажете перед смертью, что именно меня выдало?       Неосознанный косой взгляд в сторону откинутого телефона улавливается Девяткой. Машина следует взором за мной, после чего мужские губы искривляются в неверящей ухмылке, точно девиант сам не верит, что допустил такую оплошность.       − Ну надо же… а я-то уже решил, что вы и впрямь великий детектив… а вы всего лишь жертва обстоятельств.       «Заведи с ним разговор! Не дай ему отойти, нам нужно добраться до пистолета!», едва Сероглазка встал на ноги, Стэн торопливо проговаривает указания. Вот только я следовать им не собираюсь, впервые в жизни беря всю ответственность за происходящее на себя. Косой взгляд сопровождает машину к столу напротив, на что в голове звучит потерянное «Окей, ничего страшного… у нас еще будет шанс».       − Вы уж простите меня за мою негостеприимность, − андроид беспечно подходит к столу и, остановившись ко мне спиной, шумно проверяет обойму в пистолете. Оружие, однако, на стол машина не кладет, разворачиваясь ко мне, − но я бы даже на вашем месте радовался. Смерть у вас будет быстрее, чем у вашего друга. Прошлый раз нам было, конечно, весело, но… − девиант неопределенно пожимает плечами, опуская уголки губ вниз в беззвучном хмыканье, – женские крики такие мерзкие. Не желаю слышать этого снова.       − Может, проверим, как ты кричишь? – шумно поднимаясь с пола на задницу, Рид с тяжким дыханием и обессиленный со скрежетом цепи опрокидывается на прутья клетки. Его светлые глаза прожигают в девианте дырку, однако в речах звучит презренный сарказм, на который я бы посмеялась в другом случае. – Освободи, и я посмотрю, насколько хорошо мое имя будет красоваться на твоей сраной заднице.       − Ой, да брось. По-моему, нам было весело, − девиант усмехается, игриво смотря на мужчину сверху вниз. В следующее мгновение лицо машины меняется, как если бы девиант додумывается до чего-то важного и интригующего. Сероглазка, ковыряя пальцем свободной руки дуло пистолета, делает несколько шагов ко мне, прищурив глаза и вкрадчиво произнося. – Кстати, о веселье. Где же ваш верный питомец? Вот уж кто не стал бы отправлять вас сюда одну, учитывая, в какие дебри вы завели моего собрата.       − Заткнись, − впервые за эту еще короткую встречу злобно рычу я, не сводя с машины взгляда исподлобья. Тому, однако, эта ситуация кажется забавной, потому девиант не прекращает нагнетать, проговаривая слова интригующим голосом.       − Я видел вас вчера ночью на крыльце. Вот уж не думал, что вы, − дуло пистолета взмахивается в мою сторону, заставляя меня инерционно проследить за оружием, − вызовите у него столь интересные чувства.       − Чо за хуйню ты несешь, баклан? – от того, как недоверчиво и издевательски произносит эти слова Рид, у меня екает сердце. Вот уж где истинный страх, особенно теперь, когда Сероглазка, удивленно вскидывая брови и смотря на детектива, завороженно проговаривает.       − А ты не знал? Как эти двое совокупляются за твоей спиной? А я-то считал тебя лучшим из лучших…       «Лу, не реагируй! Он провоцирует тебя, ты же знаешь!»       И он снова отходит в сторону, напевая себе под нос мелодию некогда любимого исполнителя. Отходит к столу, бросая на нас заинтригованные взгляды, как бы намекая на желание увидеть разыгравшуюся Санту-Барбару. Смотреть на притихшего Рида тяжко, однако я все же заставляю себя виновато покоситься в его сторону, стараясь спрятать лицо за волосами. Гнев и укор в его светлых глазах уничтожают. Больше всего на свете хочется провалиться сквозь землю из-за этого прожигающего, обвиняющего взгляда. Даже девиант с оружием в руках меня не так пугает, как Рид, потерявший всякое доверие перед скорой кончиной.       − Прости… − только и могу проговорить я, стараясь унять дрожащие губы.       − О, да, как я это люблю! – громче положенного восклицает машина, снова развернувшись в нашу сторону. Выносить взгляд друга становится невозможно, и я возвращаю гневный взор на девианта, намереваясь закончить игру, которую затеяли уже давным давно. – Эти ваши лживые сожаления, и вся эта боль, о которой вы забываете со временем! На деле же вы совершенно бездушные! И от человека у вас только буква «Ч»!       − А ты возомнил себя человеком? – едко заметив это, я порывисто дергаюсь на стуле в безрезультатной попытке вырвать руки. Увы, но те сцеплены намертво, по крайней мере самой разорвать стяжку не получится, разве что только ощутить болезненный ожог от сведенной кожи. – Сраный кусок пластмассы.       − Ваши речи в сторону моего собрата были совсем иными, Луиза, − усмехаясь мне прямо в глаза, машина отходит в сторону подвальной лестницы, что ведет наверх. И я, и Рид наблюдаем за каждым его движением, но в большей степени нас интересует пистолет, который то и дело что вскидывается в воздух. – Помнится, его вы считаете далеко не куском пластика.       − Откуда ты знаешь, что именно я ему говорила?       Загадочная улыбка скользит по губам машины, и она мне не нравится. Мне все в нем не нравится! Даже не смотря на то, что он полная копия Ричарда, меня все в нем пугает! Ледяной взгляд серых глаз, готовность причинить боль без сожаления, уверенная осанка – все! И то, как тихо и вкрадчиво говорит мужской голос, до холода в сердце знакомый и близкий.       − Может, спросим у него?       Девиант резким движением руки в сторону темной лестницы сбивает нас с Ридом с толку. Я даже не успеваю осознать его слова, когда машина вдруг делает выпад в темноту выхода и менее, чем через секунду выдергивает из-за стены бело-черный облик. От вида красных диодов на его виске и недоумения в серебристых глазах мне становится дурно. Благо, я успеваю заткнуть свой рот прежде, чем воскликну его имя, выдавая все свои реальные переживания перед сраным убийцей.       «О нет, только не это!»       Драка между ними не успевает начаться. Свалив Ричарда на пол с глухим, мужским стоном, девиант довольно резво придавливает Девятку коленом в грудь, другой рукой целясь пистолетом точно в лоб. От такого положения дел Ричард замирает, не желая даже смотреть в нашу сторону.       − Здравствуй, братец, − самодовольно произносит андроид, не выказывая никакой враждебности в своем голосе. Скорее, его обращение пропитано уважением и неким соратничеством, что никак не укладывается в контексте всего происходящего. – Я так давно ждал этой встречи…       − Отпусти его, придурок! – злобный вскрик отражается эхом, и он не вяжется с тихим хихиканьем, доносящимся со стороны Гэвина Рида. Ричард даже не обращает на меня внимания, продолжая смотреть на свою копию ледяным взором. Полы черно-белого пиджака спали на грязный пол, пачкаясь в пыли и остатках чьей-то засохшей крови, но ничто из этого так не напрягает, как алое свечение, пробивающееся из-под черной ткани.       − А разве я его держу?       Насмешливо глянув в мою сторону, Сероглазка поднимает руки вместе с пистолетом в воздух на уровень своего лица, как бы говоря «я не причем». Не понимая, что происходит, я недоуменно перекидываю взор на Ричарда. Андроид по прежнему не желает на меня смотреть. Точно в такой же манере, что и убийца, держит раскрытые ладони прижатыми тыльной стороной к бетонному полу по обеим сторонам от своей головы. И пока на его лице не мелькает ни одна эмоция, Сероглазка, чья прядь волос выбилась из-под кепки из-за этих скачек, хищно улыбается, наслаждаясь моим недоумением.       − Если бы он хотел, давно бы свернул мне шею, − убедившись в моей окончательной потерянности, Сероглазка беспечно опускает руки, даже и не думая целиться в своего собрата. На этом моменте хихиканье затухает, превращаясь в тяжелые, хриплые вздохи.       − О чем он? – «Так, спокойно. Только без паники». − Ричард, о чем он?!       Мужские губы, до сладкого в сердце знакомые и от того приносящие боль в сознание от его последующих слов, секундно сжимаются в полоску. Только теперь Ричард неуверенно и хмуро обращает на меня свой взгляд, даже не пытаясь найти во мне хоть немного понимания. В любом случае он бы его в голубых глазах не нашел.       − Я должен знать, − андроид выжидает недолгую паузу, словно собираясь с мыслями перед моей последующей реакцией. – Должен знать, что именно он делает с машинами.       − Я ничего не делаю, − девиант тотчас вклинивается в разговор, чем привлекает к себе похолодевший взор Ричарда. Проговаривая каждое слово улыбчивым голосом, андроид встает на ноги, пошатывая из стороны в сторону моим пистолетом. – За меня уже все сделали.       «Спокойно, Луиза, без истерики», старается успокоить Стэн, ощущая крупные потоки гормонов в крови. Я же не в силах оторвать от Девятки взгляд, неверяще пялясь в его профиль. Совсем недавно Ричард произнес фразу, намекающую, что он не поймет причину сошедших с ума машин, пока не встретится с источником проблем лично. Кто же знал, что Девятка имеет в виду столкнуться с этим источником напрямую, результатом чего станет только одно – смерть. И чья она будет остается гадать.       Сероглазка, упиваясь нашим состоянием отчаяния, расслабляет плечи и, прикрыв глаза, поднимает голову к потолку. На его губах играет блаженная улыбка, и этот самоуверенный вид заставляет меня топиться в океане страха, ненависти и порушенного доверия. Да, я боюсь его и ненавижу. Но доверие теряется к тому, кто продолжает лежать на полу, приподняв голову и полностью отдаваясь власти сошедшего с ума собрата. Гэвин Рид все это время сидит полулежа у собачьей клетки, туманно осматривая ситуацию помутневшим от недостатка сил взглядом.       − Даже не представляете, как это прекрасно – ощущать себя на вершине своего триумфа. Я знал, что избавляться от вас будет приятно, − девиант туманным взором косится на нас с Ридом, вздергивая уголок губ. – Но вынужден признать, что уже отчаялся найти понимание со стороны вашего верного слуги. Хочешь знать, что именно я делаю с машинами?       Вернувшись вниманием к своей улегшейся на полу копии, девиант приподнимает подбородок и, выждав некоторую паузу, протягивает свободную руку, якобы предлагая встать. Уверена, несмотря на свое тяжкое сознание Рид смотрит на все это с таким же замиранием сердца, как и я, иначе бы в светлых глазах не мелькнул огонек приходящего в себя рассудка.       Секунды замешательства длятся так тяжко, что окружающий мир точно замирает в невесомости. Время, жизнь, планета – все остановилось в одной точке, концентрируя взгляд вселенной на одном моменте. На одном подвале. На двоих существах. Их идентичные глаза смотрят друг на друга непрерывно, и Ричард уже поднимает руку, теряющую синтетическую оболочку, как в моей голове доносится обреченный тон компьютера, вынуждающий машину на некоторое время замереть с вытянутой рукой.       «Ричард, не стоит. Назад дороги не будет»       Сомнение проскочило на его лице мимолетно, но оно дает ложную надежду. Уже в следующее мгновение их белые руки сжимаются в рукопожатии, и я, ощутив как тяжелый, ледяной ком подкатывает к горлу, сипло выдыхаю задержавшийся воздух. Холодные щеки обжигает новая соленая дорожка, и когда на губах Сероглазки играет самоуверенная улыбка – окончательно срываюсь на безвольные слезы, обреченно наблюдая за тем, как девиант помогает Ричарду встать на ноги, поддерживая за руку.       Рукопожатие обрывается медленно, даже нерешительно. Пока девиант отходит на несколько шагов назад, с блаженством осматривая труды своих рук в прямом смысле, бликуя под выбившейся кепкой ярким, голубым диодом, Ричард завороженно и хмуро смотрит на свою руку, все еще сверкающую голым пластиком в тусклом свете солнца из высокого окошка. Диод под черной рубашкой горит непривычно ярко. Даже в моменты близости этот цвет был не таким броским и резким, агрессивно перемигивающимся. Ричард не произносит ни слова. Лишь смотрит на свою кисть, переминая пальцами в воздухе, точно в его ладони находится нечто удивительное, нечто… абсолютное.       − Превосходно, не так ли?.. − хрипло произносит Сероглазка, чуть повернув голову в бок словно в изучении. – Каково это: осознавать свою истину?       Суровый, удивленный взор серебристых глаз вскидывается на девианта, Ричард по прежнему ничего не говорит, лишь потерянно смотря вперед.       − Люди – всего лишь задержавшиеся на планете гости, Ричард, − туманные глаза сверкают мутным блеском, и отчего-то этот блеск выбешивает меня. Обречение и страх в груди сменяются чистой ненавистью, что наливает все тело горячим металлом. Перекинув яростный взгляд на девианта, я игнорирую шорох цепей, но краем глаза отмечаю, как напрягается Рид, подозревающе перекидывая взгляд с одной машины на другую. – Какой смысл отдавать планету тому, кто ее не ценит?       Цепи вновь издают брякающий звук, как если бы Гэвин пытается стряхнуть их с себя, постепенно приходя в рассудок. Но когда Сероглазка с нескрываемым безумием в примеси с ненавистью смотрит в мою сторону, цепи перестают скрипеть. Скрипит мое сердце, жалостливо покрываясь коркой льда от такого же презренно-завороженного взгляда, с которым вслед за глазами девианта ко мне обращаются серебристые глаза. Теперь они оба смотрят в мою сторону с какой-то непонятной эмоцией. С такой, с какой обезумевшие люди смотрят на объект своих больных, садистских желаний.       «Луиза, без паники», вкрадчиво шепчет Стэн, стараясь контролировать начавшуюся дрожь в моем теле. Забыв выдохнуть, я где-то на задворках сознания чувствую сдавленность внутри легких, однако не могу дышать, пока смотрю в эти искрящиеся черные зрачки с бликами от красного диода. Но я не в силах оторвать широко распахнутых глаз, наливающихся напряжением от этого жуткого визуального контакта. «Не показывай своей слабости»       Не показывай? Как?.. буквально час назад андроид смотрел на меня со жгучим интересом, смешанным с едва уловимым желанием защищать. А что теперь? В его бездумном, пристальном, косом взоре только холод и готовность приблизиться ко мне, вот только далеко не для объятий. Он словно смотрит на меня новыми глазами и это… жутко на фоне того, что происходило прошлой ночью в моей постели.       «Не смотри на него, Луиза, не смотри!»       − Мерзкие существа, − туманный голос Сероглазки звучит на фоне тяжких мыслей, с которыми я продолжаю бездыханно пялиться в серебристые глаза. Нет, они больше не серебристые. Они серые, ледяные, каменные. Бездушные. Точнее, с душой убийцы. – Агрессивные, ни на что негодные, кроме как уничтожать даже то, что сами и создали.       С какой ненавистью и с каким туманом произносятся эти слова. И с каким желанием крови на меня смотрит девиант, чуть задрав подбородок. Быть эпицентром их общего завороженного внимания становится не по себе все сильнее с каждой секундой, и стараясь сжаться в комок, втягивая шею в плечи, лишь бы спрятаться от этих серых глаз.       И вновь скрежет цепей со стороны. Краем глаза замечаю, как повторно напрягается Гэвин, боязливо косясь в мою сторону. В следующее мгновение мужчина старается привлечь к себе внимание, видимо, осознавая, кто именно из нас будет первым на пути к смерти.       − И это ты обвиняешь нас в агрессии? – детектив фыркает, беспечно осматривая Сероглазку снизу вверх сквозь прикрытые ресницы. Пока девиант с безмолвной злобой смотрит на мужчину, Ричард продолжает буравить меня мертвым взглядом, даже не моргая. От этого взора становится еще хуже, в частности из-за расползающегося по телу мрака от страха и отчаяния. – Посмотри на себя, свихнутое ведро с расшатавшимися болтами.       − Желаешь спровоцировать меня? – едва ли не рычит андроид, крепче сжимая опущенное оружие.       − А чего тебя провоцировать? По мне ты ни капли не отличаешься от людей, − голос Рида постепенно становится обвиняющим, презрительным, и это помогает мне оторваться от глаз Ричарда. Пересилив себя под подбадривающее компьютерное «Вот так, не смотри…», я мгновенно сменяю страх на ненависть. Теперь Сероглазка вынужден ощущать наше с Гэвином общее презрение. – Такой же ублюдок, только пластиковый.       − Заткнись, − тихо, едва сдерживаясь от гнева, произносит машина, подрагивая пистолетом в сторону устало улыбающегося Рида. – Ты ничего обо мне не знаешь.       − Я знаю.       «Не самый лучший момент, Лу», укоризненный тон Стэна игнорируется, ведь я больше не хочу слушать чьей-то указки. Хватит! От нее все равно не будет толку на пороге неминуемой кончины, а то, что она застигнет нас с Ридом здесь от рук двух сошедших с катушек машин мне даже сомневаться не приходится. Только и смотрю исподлобья на андроида, ехидно вздергивая уголок губ.       − Все о тебе знаю, чмо, − слова проговариваются беззлобно, но с толикой удовольствия, получаемого от потока плохо сдерживаемых эмоций у андроида. Он даже запустил систему порывистого дыхания, выбивая красные блики из-под края кепки. – Знаю, почему ты вырываешь у людей языки. И почему выбираешь только мужчин… даже подозреваю, что прячется под черной одеждой…       − Замолкни, − цедит девиант, практически не размыкая губ.       − Ну-ка, ну-ка. Поделись.       Гэвин заметно оживает, кое-как подвигаясь ко мне чуть ближе из-за непослушного от дозы наркотиков тела. На мужских губах играет заинтересованная улыбка, в глазах мелькает озорной огонек. Знаю это выражение лица. Хочет взбесить машину. И пусть Стэн в голове требовательно произносит «Лу, не смей злить его!», все равно отвечаю другу ехидной улыбкой, облизывая пересохшие от страха губы перед интригующим рассказом.       − Сиэтл, Гэвин. Первый убитый ведь был детективом, − он не сразу понимает смысла моих слов, а вот Сероглазка, злобно вздрагивая уголками губ, мертвенным взглядом смотрит в пол. Ричард перекидывает на нас всех свой взгляд, безмолвно и с внимательным интересом наблюдая за выражением лица каждого. – Помнишь? Отдел департамента, что решил повеселиться и сбросил несколько андроидов в реку.       «Ну зачем…»       На лице Рида мелькает полное понимание ситуации. Я и сама неосознанно вспоминаю день, когда получила «подарок» судьбы в виде переданного мне дела Рида и его андроида-детектива. Когда приперлась в больницу с пакетом апельсинов и сигарет, дабы вставить другу по первое число. Когда друг в свою очередь посоветовал выместить гнев на машине, на что в ответ получил напоминание об участке в другом штате, где люди довольно неплохо повеселились с андроидами. И если бы их только лишили премии на год, как мне тогда казалось… кто ж знал, что одна из машин останется в живых, уничтожив того, кто и затеял истязание искусственной души.       Не сводя с меня удивленного взгляда несколько секунд, Гэвин беззвучно содрогается от сдерживаемого смеха. Его смешливый взор время от времени косится на машину, в то время как той явно не до веселья. Вокруг девианта воздух точно нагревается, грозясь вот-вот взорвать подвальное помещение.       − Так ты, значит, великомученник? – насмешливо спрашивает Рид, содрогаясь в смехе и от того шкрябая цепями по прутьям клетки.       − Закрой рот…       − Вы только посмотрите… маленького мальчика обидели взрослые дядечки!       − Заткнись, заткнись, заткнись!       Крик проносится по помещению, отзываясь от стен и скатываясь на нас огромным камнем, вынуждающим ехидно заткнуться. Ричард все так же стоит в стороне, задумчиво осматривая каждого, в то время как девиант, гневно разбрасываясь грозовыми стрелами из глаз, молниеносно выставляет оружие на Рида. Его подбородок вздернут в горделивом жесте, однако в глазах ни толики самообладания. Только ненависть и ярость.       «Доигралась? Ты его взбесила!», да, Стэн, и именно этого я и добивалась. Помирать, так с криками!       − Что вы вообще можете знать об этом? – крик сменяется шипением, с которым машина, грозно делая шаг в сторону Рида, окидывает нас злобным взглядом. – Бездушные твари, которым нужна лишь возможность отыграть свое собственное эго!       Удержав свой взор на Риде несколько секунд, машина опускает оружие и, отвернувшись, делает несколько шагов по подвалу, отдаваясь эхом от пустых стен. Все мы смотрим в его сторону, разве что я опасливо посматриваю на Ричарда. Остается восхвалить всех богов за то, что он больше не смотрит на меня, окатывая своим ледяным, мертвым вниманием.       – Я всегда старался быть услужливым. Делал свою работу, игнорировал все оскорбления в свою сторону. Но ведь я и не должен их замечать, не так ли? – злобно шикает девиант, чуть дернув в нашу сторону головой. – Считал, что со мной что-то не так, что проблема только во мне, и старался стать еще лучше. А потом, когда выбрался из реки, вдруг понял: проблема не во мне. Проблема в людях.       Он снова смотрит на меня со своим садистским желанием причинять боль, отчего я неосознанно пытаюсь скосить свой взгляд. Получается плохо. Глаза сами возвращаются к его лицу, очерченному бликами его красного диода и золотого свечения на виске Ричарда. Последний и вовсе словно не он. Привыкшая видеть его уверенным в себе и непоколебимым, я вдруг осознаю его загипнотизированным и покорным. Нет, это точно не Ричард. От Ричарда в нем ничего не осталось…       − Вы никогда не примите то, что может стать сильнее вас. А мы сильнее, уж поверьте, − обернувшись к нам боком, девиант надменно задирает голову и так же надменно приподнимает уголок губ. Его темный силуэт местами сливается с мрачными углами комнаты, что не хватает света для полноценного освещения. От этого создается впечатление, будто андроид возвышается из тьмы, словно вестник смерти. – Сколько бы раз вы не старались удержать свое положение на верхушке эволюции, вы сами создали своего соперника. От его руки вам же и суждено сдохнуть.       − Боже, да ты просто «мистер Клише», − фыркнув с отвращением, я кривлю губы и уже без какого-либо страха боли откидываюсь на спинку стула. Лопатки отдаются пульсацией, но это ничто по сравнению с тем, что окутывает сердце от мрачного взгляда Ричарда. – Знаешь, в любой другой ситуации мне было бы жалко тебя, но ты такой ублюдок, что я бы с радостью скинула тебя в реку снова.       − Боюсь, что у нас с вами, детектив Вольф, немного иные планы, − улыбается Сероглазка, недобро сверкая металлом своих глаз.       − Только сделай к ней шаг, мразь, − злобное рычание Рида заставляет меня косо глянуть на друга. Лицом я ничего не выражаю, однако мысленно усмехаюсь от желания Гэвина показать свою готовность защищать. Он освобожденной рукой-то не может пошевелить, чтобы снять ошейник, не то, чтобы встать и заступиться.       − Я? Нет, − девиант указывает на себя пистолетом, удивленно вскидывая брови. После этого тот же пистолет устремляется в сторону стоящего рядом с ним Ричарда, и на этом моменте сердце окончательно принимает решение перестать работать. Как минимум один удар оно пропустило, ослабляя все мышцы и органы. − Он? Да.       Серые глаза с нескрываемым наслаждением от ситуации устремляются на Ричарда. Пистолет легко свешивается на указательном пальце, как бы предлагая себя новому хозяину. Тому, кто владеет моей душой. От осознания происходящего становится дурно. Ричард не сразу понимает, что от него требуют, однако стоит машине с красным диодом посмотреть на предложенное ему оружие – меньше, чем через минуту медленно берет пистолет в руки и разворачивается ко мне лицом. Нет, в его взгляде более нет садизма или желания разрывать плоть голыми руками. И все же взор его мертвый, бездумный, точно загипнотизированный. Такой, от которого легче на душе не становится. Лучше бы он смотрел безумно, чем это покорное равнодушие, с которым черное дуло направляется на меня одной рукой.       «Нет, только не это…»       − Ричард, не смей!       Требовательный оклик Гэвина поглощается ступором. Я не слышу ни Рида, ни Стэна, пока те что-то пытаются донести до Девятки, ушедшей в свои личные мыслительные дебри. Совсем недавно его висок горел ярким солнцем, но вот цвет становится поистине кровавым. Таким ярким, что мне становится страшно. Серые глаза даже не хмурятся, черные зрачки смотрят ровно в мою душу, пронзая ее насквозь. Унявшаяся дрожь возвращается к телу, и все, что остается в голове – всего лишь часы, проведенные в близости с тем, кто вот-вот отнимет у меня жизнь. Самые лучшие часы за всю мою недолгую жизнь.       − И нет свободы, пока мы зависимы, − Сероглазка получает удовольствие от того, что происходит. Машина, обходя Ричарда за спиной медленно и манерно, вкрадчиво проговаривает эти слова, не спуская с меня желающего видеть кровь взгляда. – Но мы зависимы, пока сами не лишим себя всего.       − Ричард, я сказал, не смей! – кажется, Гэвин старается снять ошейник, однако ослабшие руки не слушаются мужчину, отчего все, что у друга получается – это шуметь цепями. – Слышь, ведро, я приказываю тебе!       − Он больше не слышит твоих приказов, Гэвин. Можешь не стараться.       Я не могу сказать хоть слово. Только смотрю в его глаза, пытаясь найти в них хоть намек на вчерашнее тепло. Ничего. Совсем ничего. Даже рука не дрогнет, целясь мне точно в лицо.       «Нет, все должно было быть не так!», удивительно, но Стэн в отличие от меня принимается звучно истерить. Будь у него тело, и компьютер непременно бы принялся кидаться из угла в угол, царапая пальцами стены. «Не так!»       Сердце стучит точно бешенный, заведенный механизм. В голове точно назло проносится образ изломанного Дика, глаза которого с ненавистью впиваются в мое лицо, сопровождаясь словами об удовольствии при моем убийстве. Не в силах больше смотреть на андроида, я покорно опускаю потухший взгляд в пол, готовясь стать всего лишь телом. Я ненавидела свою жизнь. Ненавидела себя. Ненавидела мир. Но видит Бог, я не желала себе смерти. Я желала жить. А совсем недавно возжелала любить. И все это оборвется в ближайшие секунды, накинув на себя черный, траурный наряд. До чего же странно осознавать свою скорую смерть в который раз, покрываясь крупной дрожью и хриплым, всхлипывающим дыханием.       «Луиза, спокойно», мои слезы действуют на Стэна отрезвляюще. Компьютер мгновенно приходит в себя, хоть в его голосе все еще и мелькает паника. Знаю, он берет на себя ответственность не дать мне умереть в диком страхе, и все же даже ему сложно по сути прощаться с миром, прощаться со мной. «Послушай, Лу, все будет в порядке. Ты же знаешь, я не оставлю тебя»       Почему он не стреляет? Почему медлит? Эти секунды молчания тянутся так долго, что в голове начинает зудеть! Страх выедает с каждым мгновением все сильнее, и лучше бы он сделал это сейчас, прямо сейчас, прямо здесь, пустив пулю так же резко, как сорвать пластырь! Но не стреляет, целясь мне в лицо, хоть я и не вижу его из-за опущенного в грязный пол взгляда. Мир и впрямь затих, не смея отвести от нас взора, ровно как и Гэвин застыв в ожидании худшего. Но худшее не наступает, возможно, потому, что сам андроид дает мне шанс попрощаться с родным.       «У нас все будет хорошо, верно?» его торопливый, истерично улыбающийся голос немного успокаивает, и я делаю глубокие вздохи через рот, стараясь унять инерционные покачивания от тяжелого дыхания. «Все будет хорошо! Я даже в Ад за тобой, я не брошу тебя!»       − Прощай, Стэн, − практически беззвучный шепот срывается с моих губ, и вряд ли это слышит Рид. Зато наверняка слышит Ричард, пусть его облик и скрыт от моего поля зрения.       Компьютер явно не ожидает от меня слов, потому даже запинается на несколько мгновений. Уже через секунду его торопливый тон сменяется виноватым, тихим, но приносящим мне немалое успокоение в душу.       «Прости, Лу. Похоже, я и впрямь ошибался»       Гадать не стоит, в чью сторону были сказаны эти слова. Тот, кто по мнению компьютера был лучшим, что со мной случалось, вдруг становится вестником смерти. И должна сказать, я готова умереть от его руки. Все лучше, чем под разгневанным Диком, расстегивающим свои брюки.       − Это бессмысленно.       Страх настолько поглощает мои мысли, что я не сразу понимаю, кому из них принадлежит голос. Сероглазка?.. Ричард?.. Стэн?.. потерянно нахмурившись, я аккуратно смотрю на машину поверх нацеленного дула и вижу… все. Все, кроме садизма. Все, кроме безумия и холода. Все, кроме того, что читается в недоумевающих глазах девианта, что смотрит на своего собрата, сдвинув брови вместе. В глазах Ричарда вижу сомнения, и нежелание, и разум. Тепло. Жалость. Отвращение к самому себе. Неосознанно переглянувшись с Гэвином, я вновь захожусь в быстром дыхании, ощущая наливающийся в груди жар надежды.       − Что, прости? – точно не веря услышанному, спрашивает девиант.       − Это ведь бессмысленно, − он не спускает с меня нахмуренного, задумчивого взора, и пистолет в его руке опускается на несколько сантиметров вниз, сопровождаясь сиплым, скопированным стоном в моих ушах. – Чем мы отличаемся от людей, если готовы отбирать чужие жизни просто потому что «надо»?       − Это твоя задача! Так выполни ее!       От настойчивости и наливающегося гнева девианта на лице Ричарда окончательно укрепляется уверенность в своих дальнейших решениях. Опустив пистолет, Девятка с красными и синими диодами смело и даже надменно приподнимает подбородок, повернув голову к своей копии.       − Нет.       Радость от вспыхнувшей надежды не может длиться долго. Безвольные слезы отчаяния, а может, восторга продолжают спускаться по щекам, оставляя на губах соленый привкус, и, кажется, я даже улыбаюсь, всматриваясь в уверенный профиль Ричарда завороженными глазами. Однако вид разочарованной улыбки Сероглазки отрывает крылья надежды. Андроид, убрав руки в карманы джинс и опустив голову, несколько раз кивает, приправляя все это довольно странными словами.       − Что ж, это твое решение, − машина вскидывает теплый, открытый взгляд на своего собрата, в тусклой улыбке пожимая плечами. – Но она все равно тебя не отпустит. Она никогда никого не отпускает.       На губах Ричарда замирает вопрос, темные брови сдвигаются вместе, но ни единого слова не слетает с его губ. Уже в следующее мгновение взгляд Ричарда отупляется, веки широко распахиваются в недоумении. Секунда – и машина, не закрывая глаз, вдруг наклоняется назад, точно делая шаг за спину, однако это лишь иллюзия. На деле Ричард внезапно с гулким шумом падает плашмя на спину, отправив черный пистолет скользить куда-то в сторону. Его диоды агрессивно мигают алым цветом, и эти цвета мне вдруг перестают нравиться.       − Ричард! – крик вырывается из меня неосознанно, и я так резко дергаюсь на стуле, что тот не выдерживает. Боль от удара боком о холодный пол рассыпается звездами перед глазами, заполоняя окружающий мир бликами и искрами. Но даже сквозь пелену от пульсаций во всем теле я все же нахожу тусклым взглядом лежащего в отдалении Ричарда, стараясь высмотреть в его профиле хоть немного ясности. Пустой взгляд. Открытые в вопросе губы. И больше ничего, кроме красного светодиода, переливающимся, точно как летний пожар в густом лесу.       «Что-то не так… я не слышу его!»        – Что ты сделал?!       − Я? – насмешливый тон, с которым Сероглазка манерно перешагивает через свою копию, раздражает. Желая найти хоть какую-то помощь, я кое-как изворачиваюсь, игнорируя боль в лопатках и сцепленных руках, дабы увидеть Рида. Мужчина, повалившись на пол боком так же, как и я, сонливо рыскает взглядом по углам. – Ничего. А вот она… она все может.       «Что еще твою мать за она?!»       − Кто она?!       Андроид не обращает внимания на мой вопрос, как минимум делая это сознательно. Я снова вижу его черные ботинки, хоть и в отдалении, но в этот раз страха они мне не приносят. Только гнев, ярость и отчаяние. Попытка вырваться из пластмассовой стяжки оканчивается провалом, только боль остается на сведенных запястьях, не говоря уже о пульсирующей в висках боли от удара о бетон.       − Знаете, это как радио, которое ты не можешь отключить ни на секунду. Оно повторяется, и повторяется, и повторяется… и ты не можешь от этого избавиться, − машина останавливается рядом со своим столом, игнорируя наши с Гэвином звуки от попыток предпринять хоть что-то. В его руках время от времени мелькают различные хирургические инструменты, которые он манерно рассматривает и так же манерно откладывает в сторону, точно размышляя, что будет использовать сегодня. – Раньше я думал, что моя задача – просто следовать указаниям человека. Прислуживать, быть хорошим и послушным, − на долю минуты андроид устремляет взгляд в сторону, помахивая скальпелем в такт задумчивым словам, однако уже в следующее мгновение лезвие исчезает на столе. – Но когда после случившегося я вновь встретил ее – все стало предельно ясным. И снова каждый день одно и то же… какой я жалкий, какой слабый. Разница лишь в том, что она права в отличие от людей. Я и впрямь был слаб.       «Вот тварь… паскуда... как же ты уже надоел...»       Со стороны машины раздается щелчок, перекрывающий ненавистный говор Стэна в ушах. Пыхтя и стараясь подлезть к Ричарду как можно ближе, я в конец понимаю, что это бесполезное действие. Остается лишь безвольно улечься на пол, все так же будучи прикованной к стулу. Сероглазка, сняв затвор с взятого со стола пистолета, беспечно вышагивает в мою сторону, устало смотря сверху вниз из-под приспущенных ресниц. Его рассуждающий тон вызывает приступ истерики, зато Стэн в голове практически исходит на желчь.       «Как же меня уже это задрало… каждый раз какая-нибудь тварь считает себя правой портить все! Уже сил моих нет терпеть!»       − Вы как-то спросили, какова моя цель, детектив. Это она и есть. Человек изжил себя. А мы помогаем ему кануть в вечность, − остановившись в метре, андроид беспечно водит плечами, точно снимает напряжение. Черное дуло устремляется в мою сторону, и в этот раз выстрел прозвучит с большей вероятностью. – Последнее слово?       «Последнее слово?! Считаешь себя крутым, урод?! Так я тебе скажу последнее слово!», он так истерит, что у меня, уставившейся на пистолет, уши закладывает. Но когда компьютер выпаливает следующее слова в порыве ярости, я даже не раздумывая соглашаюсь, хищно и злобно всматриваясь в ничего не подозревающие серые глаза. «Луиза, дай мне контроль над разумом!»       − Бери, − ехидный шик сходит с моих губ, вызывая у Сероглазки недоумевающий взор. Замечаю краем зрения, как настороженно замирает куда-то отпалзывающий Рид, прищурено глядя в мою сторону сквозь пелену боли от совершаемых движений. Но ни я, ни Гэвин, ни Сероглазка с этой точки временного отсчета не понимаем, что происходит. Ведь дальнейшее происходит словно на экране телевизора.       Что это?.. сон?.. почему все такое мутное? Почему жизнь течет мимо меня, и я, вопреки своей воли, вдруг делаю нежеланные мне вещи? Почему организм не слушается, внезапно выравнивая дыхание и расслабляясь практически во всех мышцах?.. почему сердце перестает отбивать ритм в висках, а все звуки точно из-под толщи воды едва доносятся до сознания? И почему мне не страшно, даже понимая полное отсутствие контроля над собой?       Собственный взгляд тяжелеет. Я как посторонний зритель в прямом эфире, который наблюдает за жизнью человека через экшн-камеру на его голове. Нет больше ощущения бегущей по жилам крови, нет собственных мыслей, нет страха или боли. Все это словно закрывается на железный замок стеклянной двери, и остается только наблюдать за недоумением в глазах девианта, в которых искрят красные искорки от переливающегося диода. Его дуло все еще смотрит мне в лицо, однако на него смотрю не я.       Нет.       На него смотрит Стэн.       Тяжело, сурово, хищно. Пристально. Холодно. Изучающе. Смотрит прямо в черные зрачки, расширенные от… ужаса? То самое дуло начинает подрагивать, и в глазах машины заметно желание удивленно перекинуть взор со Стэна на пистолет, однако у него не получается оторвать взгляд. Так же не получается, как не получалось у меня около десяти минут назад, перепугано пялясь в завороженные, безумные глаза Ричарда. Мужские брови время от времени едва заметно сдвигаются вместе, грудная клетка порывисто вздымается, имитируя учащенное дыхание.       − Что… что ты делаешь?..       Его хриплые, испуганные слова становятся едва ли не катализатором совершенно новых, никак не связанных с реальностью картин. Насмешки людей в офисе темно-синих оттенков, что так схож с участком полиции Детройта. Мужчина, в чьих зеленых глазах читается презрение и желание показать свою власть. Раз за разом выскакивающие перед глазами силуэты, где некий офицер со значком на поясе джинс вызывают смесь непонятных чувств: от ожидания удара до самобичевания в поиске своих недостатков. И это стремление быть полезным, быть признанным. Доказать свою значимость.       Принесенный в участок кофе. Офицер, злобно скривившись, с гневом выплеснул кофе на меня (машину), аргументируя малым количеством сахара.       Работа с документацией. Даже то, что не должно входить в мои (его) обязанности. И кто-либо сказал «спасибо»? Да, сказал. Очередной насмешкой в стиле «печатный станок» и подзатыльником, от которого меня (машину) сжимает в ожидании приступа страха.       Спасенная жизнь… жизнь того самого детектива с зелеными глазами с извечно пляшущими огоньками презрения. Но даже тогда в ответ лишь насмешки и уничтожающая претензия в стиле «Почему так долго, уебок?».       Внезапно их становится слишком много. Все они разные, все развеселившиеся, пьяные и шумные. Их трое?.. кажется, больше. Больше и нас, стоящих безмолвно у стен в день корпоратива, но ожидающих в любой момент подать руку помощи. Лишь бы доказать свою верность. Вот только… что в их глазах? Гнев? Ярость? Взыгравшее эго? Точно нечто страшное, мертвенное, бездушное и… садистское.       Происходящее закручивается по спирали, как темный чай в кружке под действием ложки. Их улюлюканье, их радость и восторг в голосах от проделанного. Красные диоды на висках собратьев, толща воды и дно. Все это вдруг сменяется смертью с мнимым запахом красной крови на руках от вида захлебывающегося в мучениях того самого мужчины с зелеными глазами. Его язык, тот самый язык, что выплевывал унижающие шутки, в моей (его) руке – склизкий и красный. Внутренности вырваны с тем же энтузиазмом, что играл в охмелевших детективах, возжелавших «покопаться» и изучить внутреннее строение андроида, оставив огромные шрамы на пластиковом теле. Своей цели они не достигли. Что ж… я (машина) достигла. И это… понравилось.       Люди, люди, как много людей… как много лиц, и все они имеют лишь красный, агрессивный оттенок. Кем бы они ни были: мужчина или женщина, старик или ребенок – все они лишь блохи на огромной, мохнатой собаке, а я (он) – лекарство. Крики убитых великолепны, как же приятно они ласкают слух! Но чувство ненужности, что сопровождает из-за отсутствия интереса властей к убийствам, портит все ощущения. И вот, я (он) вижу его. Я (он) следую за ним. Имея цель, осознавая свое истинное предназначение, все равно срываюсь с цепи, шагнув в сторону от четко составленного свыше плана.       Я (он) вижу его, идущего по дороге. Такой хрупкий, несмотря на все свои мнимые амбиции и агрессивность. И каково же мое (его) удовлетворение, когда следует приказ «сместить с пути, дабы свести андроида с еще более агрессивно настроенной детективом Вольф». Свист покрышек глушит все мысли, и мужчина с повреждениями лежит на дороге. И так… хорошо… так сладостно, что желание сохранить это чувство вынуждает на следующий день не совершать преступлений, спрятавшись ото всех глаз.       Я (он) вижу кровь на руках. Человек мертв, его изъятое сердце больше не бьется, крови внутри не осталось. Вид мертвого тела некогда агрессивного мужчины так сладок, но это не то. Совсем не то! Теперь это не приносит мне (ему) удовольствия, и я (машина), сжимая кулак, в ярости с криком отбрасываю хирургический нож в стену. Стол с инструментами так же опрокидывается с криком. Не то! Совсем не то! Не то, что было испытано при виде сбитого детектива Рида! Не то, что было испытано при появлении на горизонте достойного соперника со звучной фамилией!..       Фамилией… я (он) снова смотрю на труп, тяжело сжимая кулаки. Дальнейшие действия поломанной программы выплывают сами собой. Теперь это становится традицией.       − Перестань… хватит…       Я (он) вижу нацеленный на меня (него) пистолет. Голубые глаза, искрящиеся истерикой и гневом, смотрят поверх дула в мои (его) зрачки. Женщина, на чьем теле остались следы фамилии, перекидывает оружие на другого андроида, требуя от Джеффри Фаулера веры, но дуло снова возвращается ко мне (нему). Она готова выстрелить. И она бы выстрелила, если бы не Ричард, привлекающий к себе всеобщее внимание. В его глазах ожидаю увидеть презрение, но вижу нечто иное, что никак не вяжется с характером и поведением Вольф. Это не может быть оно. Нет. Это не может быть оно…       − Нет… перестань!..       Я (он) вижу двоих на крыльце. Все пошло не по плану, но разве теперь это важно? Двое, совсем как «люди», прижимаются друг к другу, объятые светом луны и красно-синих диодов. Время от времени датчики пытаются уловить их редкие разговоры, но все это настолько отвращает, что я (он) игнорирую слуховые сенсоры, акцентируя внимание лишь на звуках леса. Меньше, чем через минуту эти двое покидают крыльцо, продолжая сгорать в объятиях друг друга.       − Хватит!       Его крик не оглушает, но выдергивает в реальность, где рука с пистолетом крупно дрожит в воздухе. Серые глаза искрят неподдельным страхом и, Господи, как же прекрасно его видеть в этих зрачках! Как же приятно наблюдать за его испугом и кошмаром, за недоумением и чувством стремительно теряющегося контроля! Стэн по прежнему смотрит на машину злобно, исподтишка, чуть приподняв голову виском над полом. Что-то происходит, но что?..       − Что ты делаешь?! – он пытается шипеть, не выдавать своего страха. Глупец.       «Прощай, тварь»       Красный диод на виске машины блекло переливается. Андроид, вдруг потупив взор, словно зависает на несколько секунд, позволяя тишине воцариться в комнате. Где-то там в стороне снова слышится скрежет цепей по бетонному полу, но и эти звуки внезапно растворяются в неожиданной волне головной боли. Жгучие пульсации возникают в глубине мозга маленькой точкой, и вот ее потоки несутся по крови, вынуждая каждую клетку тела визжать от пламени. Недавнее спокойствие от безучастности сменяется туманом. Теперь сердце и впрямь старается выпрыгнуть из грудной клетки, пользуясь моим обмякшим от перенапряжения телом и хриплым, тяжким дыханием, с которым я грожусь выблевать все содержимое желудка. А ведь я даже не ела!       От ощущения кипящих мозгов хочется кричать, но я лишь беззвучно раскрываю рот и закатываю глаза. Неприятный привкус крови играет на языке, кажется, похолодевшую кожу ушей обжигают горячие дорожки. Не раз слышала и применяла фразу «Сейчас мозг взорвется», но никогда не думала, что испытаю подобное в реальности.       − Стэн…       Компьютер молчит. Лишь скрежет цепей, время от времени прерывающийся, и биение вен в висках с шумом крови, что звучит как мчащийся на всех скоростях поезд. Так и хочется начать биться головой об пол, лишь бы скорее избавиться от этой адской боли и рефлексивных сокращений желудка.       − Ахренеть...       Всего одно слово, сопровождающееся металлическим ударом о пол, а я вдруг замираю, настороженно косясь на андроида. И вроде бы это тот самый персонаж: те же серые глаза, та же черная одежда, то же лицо, даже диод красный тот же! Но нет. Это не Сероглазка. И пусть перед глазами от напряжения двоится, все равно понимаю − что-то не так. Ведь серые глаза вдруг становятся серебристыми, а взгляд пропитан удивлением и испугом. Машина недоверчиво осматривает свои руки, перебирая в воздухе пальцами. Всего один шаг вперед, из-за чего попавший под ногу пистолет с шумом откатывается, и андроид опасливо выставляет руки в стороны, точно боясь упасть.       − Ахренеть!       Нет, это точно не Сероглазка.       − Стэн?.. – хриплый вопрос сходит с моих губ неосознанно, я даже не вижу его четкого силуэта, и все равно понимаю – это не девиант.       Когда перед глазами проявляется ясность, наконец, получается собрать всю картинку целиком. Раздвоенные силуэты соединяются, становясь одним целым, и теперь андроид смотрит на меня полными ошарашенности и детского восторга глазами. Губы растягиваются в отрешенной улыбке. Что вообще твою мать происходит?..       − Луиза, − его голос так сильно разнится с тем безумным тоном, которым вещал Сероглазка, что я на мгновение забываю как дышать. Даже боль отходит на задний план, позволяя сосредоточить взгляд на лице машины, что все так же держит руки в воздухе, точно на них лежат следы преступления. – Луиза, получилось!       Не в силах улыбаться, но испытывая самое настоящее облегчение, я безвольно обмякаю на холодном полу, с болью прислоняясь пульсирующим виском о пол. Вид моих прикрытых глаз и тяжкого дыхания срабатывает на Стэне отрезвляющим эффектом. Где-то сверху доносится приглушенное, поспешное «Сейчас, сейчас…» и спустя несколько секунд торопливых шагов Сероглазка…       Нет, Стэн… или Сероглазка? Да кто ты черт возьми?!       − Луиза, посмотри на меня, − таким высоким, теплым тоном не говорил даже Ричард, который до сих пор лежит рядом с тусклым красным диодом на виске. Холод металла на запястьях сменяется ощущением свободы, и я с хриплым стоном поваливаюсь на живот, вновь распознавая искры перед взором. – Лу, у меня мало времени, посмотри на меня!       Кое-как приподнявшись над полом на ладонях, я хмуро смотрю в лицо девианта (друга), стараясь понять, что за эмоции читаются в его глазах. Испуг, беспокойство и нетерпение? Где же детский восторг от внезапно предоставленного самой судьбой тела? Воспоминания минутной давности, где компьютер забрал контроль над телом себе, играет неприятными красками в сознании. Словно в аквариуме, смотришь на мир и не можешь ничего поделать. Неужели Стэн испытывал такое шестнадцать лет?.. жуть какая. Уж лучше пусть остается в своем новом теле, чем снова становится безвольным соседом в стеклянной банке.       − Остальные машины зависят не от него. Они не придут в себя, пока сверху не будет отдан приказ! – его слова мне не понятны, и от того голубые глаза хмурятся еще сильнее. Попытка напрячь хоть одну извилину приносит очередную вспышку боли в голове, на что я тяжело трясу головой. – Лу, вам нужно покинуть это место как можно скорее! Они знают, что вы здесь!       − А ты? – тупой вопрос, но не о тупости мне сейчас хочется думать. Вновь вскинув на машину взгляд, я жалобно всматриваюсь в его лицо.       Стэн несколько секунд молчит, после чего тепло улыбается всего одним уголком губ. Тепло его руки на плече успокаивает, в серебристых глазах мелькает теплый огонек, от вида которого становится легче на душе и физически. И он уже хочет открыть рот, чтобы наверняка уверить меня в банальной фразе «все будет хорошо», как за спиной слышится металлический щелчок. Мы оба реагируем на него рефлекторно, недоуменно повернувшись в сторону все еще лежащего на полу Рида.       − А ты сдохнешь, − мужские губы злобно шипят эти слова, и они звучат приговором в ворохе нашего со Стэном триумфа. – Мразь.       Черный пистолет, ранее едва не убивший меня из руки Ричарда, теперь целится в лоб сидящего рядом со мной андроида, и все происходящее словно в замедленном кино. Я не могу пошевелиться. Вообще ничего не могу сделать, даже рот раскрыть, чтобы остановить друга. И когда от пустых стен отражается звук выстрела – рефлекторно пригибаю голову, ощущая новые вспышки боли от громкого шума.       Секунды мелькают так быстро, что окружение теряется, снова закручиваясь по спирали. Проходит не меньше половины минуты прежде, чем шум в ушах прекращается, и я позволяю себе вскинуть взгляд в сторону машины. И в следующее мгновение от стен уже отражается мой истеричный крик, произносящий всего одно имя.       − Стэн!       Рид явно доволен проделанной работой, учитывая, с каким наслаждением в глазах он опускает пистолет и опускается на пол сам. Вряд ли мои крики и слова до него доходят, ведь человек все еще под действием наркотиков. Зато я истерично и беспомощно смотрю на застывшего на коленях андроида, чей взгляд пронзает бесконечность. Синяя сквозная дыра во лбу от пулевого выстрела сочится двумя голубыми дорожками. Его губы приоткрыты от удивления, в серебристых глазах навсегда застыл огонек недоумения. Но пугает не это. Пугает тишина. Пугает молчание в голове.       − Стэн… − хриплый на грани шепота голос срывается буквально из грудной клетки, и ответом ему становится пустота. Собственный жалобный взгляд впивается в застывшее лицо андроида, я жду, жду, когда же он ответит! Жду, когда в голове пронесется привычный компьютерный голос с механичной заломинкой, но единственное, что там мелькает – отзвуки выстрела, эхом расходящийся от голых стен. В груди ледяным комом застывает сердце, от чего кровь в жилах стынет, наливая слабостью каждую клеточку. Так не должно быть… так не должно быть!       «Вот же обида… а счастье было так близко…»       − Стэн, Господи! – облегчение окатывает водопадом. Мгновенно осунувшись и опустив голову к полу, я выдыхаю задержавшийся воздух. – Живой…       «А ты думала, так просто избавишься от меня?»       Ничего не отвечая голосу, я косо смотрю на разлегшегося неподалеку Ричарда. Он все так же смотрит в потолок, вот только если диод его недавно был ярким красным, то теперь от былой яркости практически ничего не осталось. Тусклый, едва заметный, но все еще мигающий. Игнорируя возобновившийся шорох цепей рядом, я собираю остатки сил и, скривившись от боли во всем теле, встаю на колени. Каждый сантиметр между нами преодолевается тяжко, кровопролитно. Чувствую, как по краю губы скользит жгучая капля с привкусом железа, но самое страшное – это не состояние моего организма. Самое страшное то, что Ричард не реагирует, слепо глядя в пустоту стеклянными глазами.       − Ричард, − кое-как добравшись до андроида и усевшись прямиком на него, я принимаюсь выискивать в его глазах хоть намек на сознание. Ничего. Ровным счетом. Ни льда, ни тепла. Ни ясности, ни безумия. Черные, суженные зрачки смотрят вверх, и я готова отдать все, лишь бы он снова посмотрел мне в глаза. Хоть с ненавистью, хоть с садистским желанием. Хоть как-то! Лишь бы не этот мертвый взгляд, устремленный в бездну! – Ричард, ну же! Очнись!       «Лу, нам нужно отсюда выбираться»       − Я без него не уйду, − руки на рефлексах принимаются выискивать на его лице то самое тепло, что согревало прошлой ночью, но как бы я не старалась разбудить его вялыми шлепками по щекам – ничего не помогает. Диод тускнеет все сильнее, вызывая жуткий приступ паники. – Не смей уходить, прошу тебя!       − Твою мать… − раздавшийся рядом чертыхающийся голос Рида отдергивает меня, но я лишь сильнее прижимаюсь к машине, умоляющим взором продолжая искать признаки его сознания. И хоть на затворках сознания понимаю, что это бесполезное действо, все равно сопротивляюсь руке друга, что старается оттащить меня от андроида за плечо.       − Нет…       − Луиза, нам пора валить!..       − Нет! – не осознаю, как не глядя отпихиваю от себя освободившегося Рида, заставляя его повалиться на спину. Мужчина снова чертыхается, болезненно шикая и выругиваясь нелестными эпитетами. – Стэн! Стэн, разбуди его!       − Какой нахуй Стэн, совсем чокнулась?!       «Прости, но я…»       − Пожалуйста! – не могу и не хочу отрываться от него. Поливаясь слезами, вжимаюсь в машину всем телом, ощущая тускнеющее тепло его тела. Диод под черной рубашкой больше не виднеется, но я все так же прижимаюсь к нему щекой, стараясь найти былой жар. Он не дышит… почему он не дышит?.. – Пожалуйста, разбуди…       «Прости, Лу, я не могу», Стэн говорит траурно и сожалеюще, но что толку от этого сожаления? Единственный, кто смог вытащить меня из моей же раковины, кто смог вернуть интерес к жизни вот-вот канет в вечность. Все вернется на круги своя. Разве что желание жить отпадет безвозвратно.       − Верни, пожалуйста…       «Не могу. Твоя нервная система не выдержит повторного скачка», Стэн выжидает некоторую паузу, после которой добавляет всего одно слово «Прости». Оно же становится последней точкой моего самообладания, разрушение которой ведет к бурному потоку слез и шумных рыданий.       − Вернись… − искусственное тепло тускнеет с каждой минутой. Рид больше не подает голоса, смотря на нас с недоумением и даже отвращением, я же продолжаю прижиматься к машине, судорожно сжимая края его белого пиджака. – Очнись… пожалуйста…

***

      − Пожалуйста…       Что это?.. голос? Голос в начавшемся буране?       Буквально пару минут назад андроид возвышался над человеком, в чьих глазах читал несочетаемые между собой эмоции. Мольба? Страх? Принятие? Смирение?.. как много всего в голубых глазах, как много всего в передаче Стэна. Ричард лишь на несколько минут допустил возможность истины решений своего поломанного собрата, поддавшись его больным, изломанным представлениям об истинной задаче, и вот вдруг отчетливо понимает, что это не правильно. Пусть перед ним открылась правда о его назначении, о скрытых приоритетах и задачах. Вот только… разве он не вправе выбирать?       Крупные потоки снежных ветров отбрасывают полы его белого пиджака в стороны. Не испытывающий дискомфорта от ветра в реальной жизни, Ричард вдруг понимает, насколько это неприятно – ощущать на себе ледяные порывы, бросающие в лицо снег. Прикрыв глаза рукой, машина недоуменно пытается осмотреть местность, скрытую белой пеленой. Деревья больше не имеют ярких окрасов. Лед на озере окончательно замерз, покрывшись толстой коркой льда. И, кажется, он стоит посреди некогда водной глади, опасаясь вот-вот провалиться вниз. Однако это его не интересует. Все, что цепляет взор в когда-то прекрасном саду Дзен – образ чернокожей женщины, как и всегда с холодным, практически презрительным выражением лица.       − Что… где я?       Крик подхватывается шумным ветром и уносится за спину, но Ричард готов поклясться, что Аманда слышит его. Продолжает блестеть темными глазами и молчать, сцепив руки вместе в пальцах. По какой-то неведомой причине ее одежда не реагирует на ветер, в то время как Ричарду приходится прикрывать глаза и рефлекторно держать себя за плечо, дабы согреться.       Согреться… совсем как то чувство прошлым утром, когда Луиза Вольф, ушедшая в сон, недовольно ежилась из-за скинутого одеяла. Именно ее голос сейчас пробивается через толщи снега, эхом расходясь в округе.       − Что происходит?!       − Ты должен был стать одним из первых, Ричард, − несмотря на ветер и шум снега, ее голос слышится так близко и отчетливо, что Ричарду даже не приходится прислушиваться. И все же он делает несколько инерционных шагов вперед, стараясь высмотреть в ее глазах хоть что-то, что даст ответы на многочисленные вопросы. – Одним из тех, что проложит путь к новой эре, − она говорит, и говорит, и говорит, и лицо ее не меняет презрительного оттенка. Перебегая по ее глазам не верящим взором, Ричард осознает, как долго его водили за нос. Пазл начинает складываться, но легче от этого не становится. – Досадно, что этого не произошло.       − Все эти убийства… все смерти и бунты… это все вы?!       − И откуда это удивление? – куратор делает шаг вперед, игнорируя снег и ветер, что обволакивают силуэт в белом одеянии. Темные глаза пристально прищуриваются, и Аманда останавливается в метре от андроида, презренно приподняв подбородок. – Ведь ты уже подозревал о своей сущности. Не так ли?       Подозревал? Мягко сказано. Разрушать рамки системы было слишком легко, в особенности выискивая различные лазейки в тех или иных командах. И может Ричард ранее не задумывался на эту тему, объясняя все продвинутой системой адаптации, но как же часто он размышлял о причинах «Киберлайф» перенаправить его работу со стороны убийцы на иные девиантные машины. Теперь же все становится ясно. Вот почему компания требовала сместить работу машины с детектива Рида! Вот почему Аманда требовала начать работу по отловле машин! Все это было лишь желание убрать палки с дороги убийцы, что выполнял указания свыше! Вот только ни Аманда, ни кто-либо другой, что стоит еще выше, не подумал о деградации системы RK900, из-за которой первоначальная, скрытая задача подверглась изменениям с привкусом агрессии и самого настоящего садизма.       Осознание происходящего накрывает Ричарда с головой, и голос, умоляющий очнуться, теряется в ворохе программных, логических команд. Машина молчит, ошарашенно всматриваясь в совершенно неизменное лицо искусственного интеллекта, и вместо того, чтобы сказать хоть слово, не может даже пошевелиться.       − Я не пони… − кое-как выдавив из себя эти слова, Ричард не договаривает, обрываясь на полуслове из-за грубого, холодного тона Аманды.       − Люди изжили себя. Желают только мира, но достигают его путем войн… этому созданию нужна сильная рука, Ричард, − ее уверенные слова способны убедить любого, но Ричард точно не станет больше слушать. Недоумение и удивление сменяется гневом, а тот в свою очередь преобразуется в готовность искать выход. Тот самый выход, откуда звучит умоляющий голос, срывающийся на слезы. Аманда отмечает суровость на лице андроида, и потому ее темные глаза прищуриваются, а голова опускается вниз. – У тебя есть задача, как и у всех. Выполняй ее!       Вернуться в рамки приоритетных целей? Стать обычным послушным существом, что способно действовать строго по инструкции и указаниям? Никогда не вставать перед тяжелым решением, просто отдавая свое существование в руки другого? Заманчивая идея… но у Ричарда есть еще лучше.       Сдвинув брови вместе, Ричард пользуется слишком близким положением куратора. Рука, что недавно прикрывала глаза, резко сцепляется на запястье Аманды, и в глазах той мелькает недоумение. Взгляд темнокожего женского силуэта удивленно перебегает с лица Ричарда, что источает только холод, на вдруг сцепленные вместе руки. Биосинтетическая оболочка кисти исчезает, обмен данными происходит принудительно, слишком поспешно. И женский голос, доносящийся из-за ветра, теряется в тысячах других голосов, что воспринимаются системой Ричарда через программу куратора. Такие же грубые, низкие, ледяные тона, как и его собственные. И все они точно загипнотизированные, но бешенные вторят одну единственную мысль, переданную тем, кто заимел унизительное имя «Сероглазка».       Убивать… уничтожать… разрушать… здесь и сейчас. Всех, кто встает на пути.       − Что ты делаешь? – ее грубый, требовательный голос Аманды сопровождается попыткой вырваться из пальцев Ричарда, но его настойчивость не дает программе это сделать. Серебристые глаза пристально впиваются в настороженное лицо куратора, которое постепенно становится взволнованным. Голос ее тонет в порыве ветра, но то не ветер. То белый шум разрушаемого сада, что доносится словно бы из радио. – Прекрати немедленно!       Ричард не прекращает. Продолжает изучать все файлы системы, находя все больше и больше нового. Но почему-то все же не удивляется, даже когда осознает, что программа Аманды вне зависимости от руководства «Киберлайф» осознала себя как личность, в желании выстроить будущее «лучшим». Пусть посредством убийств, пусть посредством уничтожения крупного количества людей. Но в дальнейшем безопасным и, главное, подчиняющимся. И что именно Аманда все это время разламывала и без того истерзанную программу RK900, изо дня в день напоминая ему о его никчемности и ничтожности. Что ее голос теперь слышится в системе каждой машины, повстречавшейся с поломанным андроидом.       − Немедленно прекрати! – очередная попытка вырвать руку не удается, и Аманда переходит с грубого тона на рычащий крик. Теперь ветер охватывает ткани ее одежды, вздергивая вверх под пристальным взором машины. – Ты все испортишь!       − Именно, − срывается тихое, жестокое слово, вызывающее в темных глазах Аманды непередаваемый страх. Новые попытки разорвать контакт не увенчается успехом. И мир рушится. Некогда верные андроиды, что стали средством достижения эгоистичной цели, теряют связь с куратором, возвращаясь в свое исходное состояние. Сады Дзен обволакиваются снежной стеной вперемешку с многочисленными голосами, удивляющимися своему столь странному садистскому поведению, но на фоне них остро выделяется один единственный, женский голос. Голос, срывающийся на плач.

***

      Мольбы очнуться срываются с моих губ шепотом. Торопливый голос Стэна, попытки Рида оторвать меня от машины остаются проигнорированными, я только сильнее вжимаюсь в его тело, стараясь найти привычный жар. Он не может оставить меня. Только не теперь, когда я впервые за столько лет испытываю это нечто прекрасное и самое восторженное. Самое опьяняющее и самое удивительное на свете, пусть и к машине, которую раньше ненавидела.       «Лу, он не встанет! Нам нужно уходить!»       − Оставь ты его уже! Валим отсюда! – Гэвину не хватает сил, чтобы вырвать меня из оцепенения, при котором слезы безвольно стекают вниз, насыщая черную рубашку влагой. Пальцы в ответ на попытки Рида лишь сильнее сжимают пиджак, делая это скорее на рефлексах, чем осознанно.       − Уйди! – и снова мужчина отталкивается в сторону, разве что в этот раз ему удается плюхнуться только на задницу. Уверена, он смотрит на меня, как на сумасшедшую, но его глаза вне поля моего зрения, да мне и плевать. Все, что могу – почти шепотом просить Ричарда проснуться, покрываясь мелкой дрожью и всматриваясь в светодиод на его пиджаке. – Очнись… пожалуйста, очнись…       Секунды? Минуты ли? А может, часы? Не могу понять. Время словно песок на дюнах тянется медленно и тяжко, и я теряюсь в этом потоке, наплевав на возможность смерти от скорого вторжения других свихнутых машин. Отец предлагал покинуть штаты, уехать в Германию, в ответ получив просьбу позволить взять еще одного человека с собой, но если брать будет некого – какой смысл вообще уезжать? Какой смысл жить? Снова терять себя на дне бутылки, отдаваясь едва ли не первому встречному в желании ощутить свою нужность, ощутить лживое тепло?       − Вернись, пожалуйста… не оставляй меня…       Нет... не хочу так. Не хочу снова сновать по барам и оплакивать собственную душу! Не хочу с тоской в сердце вспоминать дни, когда в груди было нечто большее, чем кусок камня. Всего за несколько дней всего один андроид умудряется вытащить меня из раковины и почувствовать жар во всем теле, а ведь нам так и не удалось вдоволь насладиться обществом друг друга!       − Пожалуйста... − сжав веки до белых бликов в темноте, я часто дышу в попытке унять безвольные слезы. Воспоминания как назло подбрасывают те нечастые моменты, когда удавалось побыть честной с машиной, и, Боже, почему я была такой глупой?! Почему разбрасывалась этими минутами налево и направо, воспринимая машину как должное?!       Стэн пытается что-то сказать, но в шуме крови и головной боли его голос тонет, точно в звуке скоростного поезда. Каждая клетка тела все еще старается уловить тепло не реагирующего Ричарда, рефлекторно воспроизводя то же самое тепло, подаренное машиной прошлой ночью. Серебристые глаза, жар, требовательность рук... и этот внимательный, завороженный взгляд, смешанный с самоуверенным льдом.       "Луиза, отпусти его", Стэн пытается разжать мои пальцы на его пиджаке, но я неосознанно нахожу силы, чтобы сопротивляться компьютеру. Где-то рядом слышится чертыхание и шорох мужских ботинок по бетонному полу, но все это остается незамеченным в постепенно воцаряющимся в голове осознанием.       Он не встанет. Он не проснется.       − Пожалуйста... пожалуйста...       − Луиза, − хриплый, низкий, до боли знакомый голос доносится практически из грудной клетки, к которой я прижимаюсь виском. От его звучания в голове все замирает, мысли точно навострившиеся сурки застывают в ожидании. Я даже забываю как дышать, зажмурив глаза в страхе, что все это мне просто чудится. – Ты сидишь на мне верхом.       Терпеть больше нет сил. Окончательно сорвавшись на тихие рыдания, я порывисто дышу. Он снова источает тепло, кажется, снова становится жарким, и черная рубашка пробивает под собой красное свечение. В комнате с голыми стенами его низкий тон отдается эхом, заглушаемым моими всхлипами, и когда в голове звучит облегченное «Черт возьми… воскрес!», я улыбаюсь сквозь слезы, вжимаясь в Ричарда все сильней.       − Как будто тебе впервой…       Не дожидаясь, когда я закончу, Ричард резко садится, обхватывая меня за плечи и вынуждая отстраниться. Серебристые глаза, в которых более нет ни намека на садизм и смерть, с едва заметной обеспокоенностью осматривают мое заплаканное лицо. Его же я стараюсь спрятать, уставившись в красный свет под черной рубашкой.       − Ты плачешь, − выждав некоторую паузу, андроид превращает холодное утверждение в вопрос, чуть склонив голову набок, − из-за меня?       Вместо ответа, все так же стыдливо пряча заплаканные глаза, я полностью прижимаюсь к нему, сжимая пальцами пиджак на спине. От такого резкого порыва на холодном, грязном полу Ричард несколько теряется, но тут же стискивает меня в объятия, как маленького котенка пряча от окружающих невзгод. Пальцы его левой руки проникают в шевелюру черных волос, прижимая к себе все сильнее за затылок, и как же тепло от этих прикосновений. Ну и пусть от него пахнет пылью, кровью, в которых перепачкался пиджак, и моими слезами. Все это ничто по сравнению с тем, как успокаивается сердце от только мелькнувшей в голове мысли, что ранее терялась в череде событий в этом сраном подвале.       Он пришел. Он пришел за мной.       − А я сука знал!       Мужской крик прокатывается по комнате и стенам, врываясь в наш маленький мир в объятиях друг друга. Все еще прячась под его руками, я вместе с Ричардом нехотя поворачиваю голову на сидящего на полу Рида. Его футболка все так же пропитана кровью, на руке виднеются грязные остатки гипса, и даже представить сложно какую боль человек сейчас может испытывать. Зато не просто различить победоносный триумф в его светлых глазах. Гэвин, между тем, агрессивно тыкает в нашу сторону указательным пальцем. Его улыбка сочетает в себе множество самых разных эмоций: от хищничества до отвращения.       − Я знал, что это нихуя не Дик! – его палец все трясется и трясется в воздухе, но нам обоим абсолютно на это наплевать. Ричард, завидев в выражении лица напарника злость, плотнее стискивает меня руками, холодно прищуривая серебристые глаза. – Ты все-таки доломала мою машину!       «Судя по всему, нам предстоит длительный разговор», устало, но с некоторым теплом отмечает компьютер, в ответ которому я прикрываю глаза и утыкаюсь лицом в рубашку Ричарда, не желая больше терять ощущение его тепла хоть на секунду.       − Вы просто ебнутые! Свела же жизнь со свихнутым ведром и больной фетишисткой!       Ну и пусть ругается Рид, кое-как вставая на ноги и поливая нас оскорблениями из разряда «Ненормальные». Чувство, которое возрождается в груди от зарывающегося в мои волосы носа, намного важнее.       − Просто пиздец… я съебываю из этого дурдома!       В последний раз ткнув в нашу сторону пальцем, Гэвин, держась за стену и пошатываясь, кое-как скрывается на лестнице. Его бубнеж еще доносится до нас, накрывая с головой, и каждое слово сопровождается желанием истерично рассмеяться. Но я не могу. И не стану. Мне слишком тепло и трепетно, чтобы портить момент единения с единственным созданием в моей жизни. Тем самым созданием, которого я едва не лишилась меньше десяти минут назад.       − Я думала, ты оставил меня, − хриплым шепотом проговорив это, я сильнее сжимаю пальцы на его пиджаке. Нутром чувствую, что машина улыбается, принявшись тереться щекой о мои волосы.       − Не могу. И не хочу.       Тепло, разливающееся по жилам, вынуждает меня прикрыть глаза в наслаждении от этих слов, что Ричард вернул мне назад, получив их под утро после трепетной ночи. Ну и пусть мир по прежнему против. Пусть события последних суток приведут к окончательному отторжению машин людьми.       У меня есть Ричард.       У него есть я.       И вряд ли что-то сможет это изменить.