***
— Мне действительно следовало постараться убедить Ганнибала сделать это. — Был очевидный конфликт интересов. Уилл фыркает: — Он сказал то же самое. Но и здесь есть конфликт интересов. Так как он твой пациент, — он протягивает руку, чтобы взять бокал вина, который предлагает ему Беделия. — Спасибо. — Это необычно, но не неслыханно, — Беделия сидит перед ним, элегантно скрестив ноги. — У вас есть что-то общее, — говорит Уилл, прежде чем сделать глоток вина. Его глаза блуждают по комнате, изучая каждую деталь. Это не первый раз, когда он у нее дома, но это первый раз, когда он пришел в качестве пациента. Беделия изучает его, пока его глаза задерживаются на картине между окнами, новых шторах и журнальном столике, ковре, который она поменяла после последнего несчастного случая, — ковер точно такой же, как предыдущий, но она знает, что он все равно замечает перемену. — Ты могла бы поставить мне штамп, — говорит он, когда его взгляд останавливается на окне. — Положить конец нашим страданиям. — Это было бы непрофессионально с моей стороны. Он снова поворачивается к ней: — Даже для старого друга? — говорит он с насмешливой очаровательной улыбкой на лице. Это явно от Ганнибала. Беделия предлагает тост в попытке, и улыбка превращается в более естественную мальчишескую ухмылку: — Мы не друзья, — это не попытка задеть. Простая истина. — Я имел в виду Ганнибала. — Ганнибал мне друг не больше, чем ты. — Даже сейчас? Вы пьете вино со всеми своими пациентами? — Вы двое достаточно нетрадиционные пациенты, чтобы оправдать нетрадиционные методы. Уилл хихикает и подносит бокал к губам: — Не можешь справиться с нашими семейными проблемами, пока трезва? — говорит он, прежде чем сделать глоток. — К несчастью для вас — и к счастью для меня — я не занимаюсь семейной терапией, — она подносит свой бокал к губам. — В любом случае, ваш брак не нуждается ни в какой терапии, — она склоняет голову к шее Уилла, где гордо краснеет засос, резко контрастирующий с его бледной кожей. — Ты, с другой стороны… — она замолкает. Уилл закатывает глаза: — Джек Кроуфорд считает, что мне нужна терапия. Я не даю ему спокойно спать, — говорит он с явным презрением в голосе, произнося последние слова. — Как ты думаешь, тебе нужна терапия? — У меня дома уже есть психиатр. — Ты недостаточно эмоционально отстранен от Ганнибала, чтобы терапия сработала. — Терапия не действует на меня, кто бы ей не занимался. Джек знает это, и тем не менее он отправил меня сюда, — говорит он, делая круговое движение рукой, чтобы указать на гостиную Беделии. — Это не для моего благополучия. Это для его совести, — Уилл делает глоток вина, умудряясь придать ему одновременно яростный и величественный вид. — Если бы он хоть немного думал обо мне, то уже откопал бы наше свидетельство о браке из архивов ФБР, — добавляет он, подумав. Беделия долго изучает его, но ни его лицо, ни поведение ничего не выдают. Это тоже от Ганнибала. Беделия помнит, что он не был таким трудным для чтения, когда она впервые встретила его, прежде чем он и Ганнибал поженились. Теперь Уилл носит свой собственный костюм, хорошо сшитый и незаметный для нетренированных глаз. К ней это не относится. — За что ты хочешь его наказать? Уилл открывает рот и снова закрывает его. Он смотрит вниз на свою левую руку, поворачивая кольцо на пальце большим пальцем, раздумывая над следующими словами. Или, может быть, рассуждая, должен ли он вообще говорить ей об этом. Беделия терпеливо ждет. — Два года назад, — наконец говорит Уилл, все еще играя с кольцом, — его одержимость конкретным убийцей стоила ему жизни одного из его агентов. Она даже не была агентом, она была стажером. Гениальным стажером, — он смотрит на нее, в его глазах горит холодный огонь праведного гнева. Это Ганнибал взял уже от него. — Он собирается делать то же самое снова и снова. — С тобой. — Со мной. Беделия сомневается, что Ганнибал позволит это. Она своими глазами видела, на что он способен ради мужа. И если бы у нее был выбор, она бы предпочла никогда больше этого не видеть. — Этот агент на стажировке, вы были близки с ней? — Она была одной из моих учениц. Беделия делает паузу: — Это месть. — Это предупреждение, — говорит Уилл, и хотя его тон легок, в словах безошибочно угадывается острая грань. Беделия хотела бы пожалеть Джека Кроуфорда, которому придется иметь дело с надвигающейся бурей. Но обнаруживает, что не может. Несколько мгновений они смотрят друг другу в глаза. — Ты в последнее время виделся с Эбигейл Хоббс? — спрашивает она, возвращаясь к изначальной цели — утвердить, что Уилла не преследует призрак человека, которого он убил, и он достаточно стабилен, чтобы его допустили до полевых работ. Холодная ярость исчезает так же, как и появилась: — Навещал ее несколько раз. Она все еще в коме. — Ты чувствуешь себя ответственным за то, что с ней случилось? — Я убил ее отца. Она теперь сирота. Это связано с некоторыми обязанностями и обязательствами. — Ты видишь в ней суррогатную дочь? Уилл поворачивает голову к окну, снова играя с кольцом, и обдумывает вопрос. Или притворяется, что обдумывает. Беделия не сомневается, что он уже говорил об этом с Ганнибалом, и имел достаточно времени, чтобы все обдумать, и, возможно, прийти к ответу. Но для нее важнее не сам ответ, а тот факт, ответит ли он вообще. Через некоторое время Уилл снова смотрит на нее. — Лучше бы я этого не делал. Улыбка украшает губы Беделии, слабая, едва заметная, но честная.***
Видишь? Уилл не видит, куда он идет. Холод безжалостно впивается в его обнаженную кожу. Он узнает землю под ногами, холодную траву и острые ветки, колющие его босые ноги. Листья и ветви трепещут над ним и вокруг него. Неприятное чувство, что за ним наблюдают, беспокоит его не так сильно, как следовало бы. И глаза, прячущиеся в темноте, тоже. Видишь? Он слышит ровный стук копыт по земле позади себя. Ему не нужно оборачиваться, чтобы понять, что олень следует за ним, его рога прорезают ночь, черные перья его шерсти колышутся при каждом шаге. Он идет так близко к нему, что Уилл чувствует каждый теплый выдох на своей руке. Его собственное дыхание прерывисто из-за плотности воздуха. Видишь? Трава, корни и ветки превращаются в бетон. Холодный, твердый, мокрый. Он останавливается, когда его ноги натыкаются на лужу. Олень останавливается позади, касается своим холодным носом руки Уилла, призывая его идти дальше. Нет никакого дождя, падающего на его кожу. Воздух не гудит от влажности только что прошедшего шторма. Уилл возобновляет свою слепую прогулку. Видишь? Под его ногами не вода.***
— Значит, ты вернулся на полевые работы, — Беверли смеётся, когда Уилл вздрагивает от звука ее голоса. — Прости. Он резко расправляет плечи и поворачивается к мишени: — Совет директоров одобрил меня, и Джек получил мою психологическую оценку. Беверли скрестила руки на груди и прислонилась к стене позади Уилла. — Доктор Лектер подтвердил. — Нет, мой психологический анализ проводил другой психиатр. О. Этого она не поняла. — Неужели? — она думала, что Джек хочет, чтобы это сделал доктор Лектер. Вроде бы потому, что доктор Блум не могла сделать это сама, потому что была другом Уилла уже много лет. И Джек, кажется, высоко ценит мнение доктора Лектера. Он сказал, что если Уиллу не разрешат вернуться на поле, то вместо этого он будет консультироваться с доктором Лектером по их делам. — Да, оказывается, наши отношения слишком личные. Конфликт интересов и все такое, — небрежно говорит Уилл. Слишком личные, да. Беверли даже не пытается сдержать улыбку на своем лице. Уилл все равно на нее не смотрит. — Значит, тебе наконец-то понравилось дружить с психиатрами. Однажды это должно было случиться. Закон Мерфи, знаешь ли, — поддразнивает она. Ей не нужно видеть лицо Уилла, чтобы понять, что он закатывает глаза. Она только сильнее ухмыляется. — Да, — медленно произносит Уилл. — Что-то вроде этого, — он снова поднимает руки, чтобы выстрелить. Даже отсюда Беверли может сказать, что он едва коснулся цели. Она оглядывает Уилла с головы до ног, изучая его позу, задерживаясь на линии его плеч. — Это же стойка Вивера. Я думала, что ты используешь равнобедренную, — она делает шаг ближе к нему. — У меня проблема с плечом, поэтому я должен использовать позицию Вивера. Возможно, это последствия его жизни в качестве полицейского в Новом Орлеане. Она кладет руку ему на плечо. Он издает тихий звук удивления — или, может быть, протеста, однако он не стряхивает ее — и быстро оглядывается через плечо. Она толкает его в плечо, чтобы исправить положение. Черт, он такой крепкий. — Ты крепкий орешек. — Меня пырнули, когда я был копом. Значит, она была права. Она уже собирается рассказать ему о том, как в третьем классе ее ударили карандашом, когда замечает маленькое красное пятнышко прямо под воротником его рубашки. — Хорошая метка. Уилл действительно вздрагивает от этого. — Э. Ага. Это… да, — он слегка приподнимает плечи, чтобы поднять воротник, нарушая позу, которую она только что поправила. — По крайней мере, один человек в команде хорошо проводит время, — шутливо говорит Беверли, снова хватая его за плечи, чтобы опустить их вниз. Сжалившись над ним, она слегка тянет воротник, чтобы скрыть отметку. Она также смещает его левый локоть и раздвигает его ноги своими. Удовлетворившись его позой, она отступает назад и снова надевает наушники. — Посмотрим, поможет ли это с отдачей. Уилл нажимает на курок пять раз, и на этот раз результаты лучше. Он снимает наушники и поворачивается, стараясь не встречаться с ней взглядом, и слегка улыбается: — Мне заплатить тебе за этот урок? — Всегда рада помочь новичкам, — говорит она, подмигивая ему. — Я старше тебя. — Все еще новичок в команде. — Я считаю, что я не последний, кто присоединился к команде. — Если доктор Лектер будет вести себя прилично, может быть, мы дадим ему карточку почетного члена, — говорит она, махнув рукой, и делает шаг вперед, чтобы снова положить руку ему на плечо. Она нацепляет на лицо насмешливое торжественное выражение. — Ты последний, кто присоединился к команде. Уилл игриво шлепает ее по плечу: — Не слишком ли мы стары для дедовщины? — К счастью для тебя, да. — Значит, ты проделала весь этот путь, чтобы научить меня стрелять. — Нет, Джек послал меня узнать, что ты знаешь о садоводстве.***
— Вы можете сказать мне, что этот человек там делает? — Этот парень? Он какой-то специальный консультант. Работает с ФБР. Фредди хмурится, когда мужчина опускается на колени перед одной из могил, его глаза все еще закрыты. Она смотрит на других агентов ФБР. Они смотрят на него с заинтригованным и скептическим выражением на лицах. Кроме Джека Кроуфорда, никто из них, кажется, не знает, что на самом деле делает этот человек. Затем рука мертвеца поднимается, чтобы схватить мужчину, вырывая из транса. Она наблюдает, как все агенты бросаются к могилам, отталкивая мужчину. Он спотыкается, пока его спина не упирается в дерево, с затравленным выражением на лице. Специальный консультант, да? Он больше похож на экстрасенса, чем на консультанта. Некоторые обширные фоновые исследования в порядке.***
— Не трогайте его! Брайан бросается к могиле, его команда позади. Уилл вскакивает на ноги и прижимается к стволу дерева в нескольких метрах от него. Брайан опускается на колени рядом с мужчиной. Его рот открывается и закрывается, втягивая и выдыхая воздух, в беззвучном крике боли. Они делают все возможное, чтобы вытащить его из могилы, не причинив большего вреда. Человек безмолвно кричит в течение всего процесса, он кричит, когда они поднимают каталку в машину скорой помощи, и продолжает кричать внутри машины скорой помощи. Наблюдая, как «скорая» уезжает в ближайшую больницу, Брайан с трудом сглатывает ком в горле. Он втайне надеется, что человек умрет прежде, чем они доберутся до больницы. Его тело в руинах. Остаток жизни он проведет в агонии. Спасать уже нечего. Джимми похлопывает его по спине, прежде чем они возвращаются к выкапыванию других тел. Брайан бросает взгляд на Уилла. Он вернулся к полицейской линии, ожидая возле Джека, когда они закончат. Они разговаривают приглушенными голосами. Уилл не выглядит смущенным тем, что только что произошло, его лицо — идеальная картина спокойствия и безразличия. Это было бы убедительно, если бы он не вертел большим пальцем золотое кольцо на безымянном.***
Уилл просыпается, задыхающийся и покрытый слоем пота, его мозг колотится в черепе. Призрак Гаррета Джейкоба Хобса все еще пылает за его веками. Рука инстинктивно тянется к месту справа в слепом поиске, пока он не вспоминает, что снова сказал Ганнибалу остаться в Балтиморе сегодня. Он заставляет себя неподвижно лежать на кровати, не сводя глаз с теней на потолке. Он глубоко вдыхает, задерживает воздух в легких и медленно выдыхает. Повторить. До тех пор, пока его сердцебиение не вернется к более стабильному темпу, а головная боль не отступит до слабого шума. Он думает об упражнениях, которые Ганнибал заставлял его делать всякий раз, когда он чувствовал, что реальность ускользает из его пальцев. Вульф-Трап, Вирджиния. Уилл Грэм. Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на будильник. Почти два часа ночи. Он спал меньше двух часов. Уилл облизывает губы, они словно наждачная бумага под языком. Он медленно садится, чтобы не усиливать шум в голове, снимает промокшую футболку и отбрасывает ее в сторону. Собаки все еще спят, свернувшись калачиком в своих кроватях. Он смотрит в окно. Ночное небо чистое. Никакого дождя. Снега нет. В этот час дороги должны быть почти пусты. Час спустя он толкает дверь их дома в Балтиморе, запирая ее за собой с мягким щелчком. Он сбрасывает обувь у входа. Нет необходимости включать свет. Его шаги тихие и уверенные, когда он идет по коридорам вслепую, ни на что не натыкаясь. Он сбрасывает одежду по пути в спальню, оставляя ее на тех предметах мебели, которые находятся ближе всего к нему. Дверь в спальню приоткрыта. Она не скрипит, когда он толкает ее, чтобы проскользнуть внутрь, не стучит, когда он закрывает ее. Занавески все еще открыты, впуская лунный свет. Уилл залезает в постель и забирается под одеяло, медленно, осторожно, помня о спящем Ганнибале. Хотя Уилл уверен, что разбудил его, как только припарковал машину рядом с Бентли. Уилл прижимается к спине Ганнибала, обхватывает его руками и прячет лицо между лопаток. Он почти вздрагивает, когда Ганнибал берет его за руку и переплетает их пальцы. Он целует костяшки пальцев Уилла и шепчет ему в кожу: — Я здесь. Уилл зажмуривает глаза, крепче сжимая талию Ганнибала.***
Ганнибал заканчивает нарезать последние колбаски и откладывает их на тарелку. Он смотрит на Уилла с другой стороны кухонного островка, режущего болгарский перец на автопилоте, погруженного в свои мысли. И хотя он полностью сосредоточен на другом, его движения точны и отточены. За эти годы Ганнибал очень полюбил каджунскую кухню. В конце концов, она часто спасала их. Особенно в начале их отношений, когда все еще было непросто, и они все еще выясняли, как заставить вещи работать вместе. Ганнибал потерял счет тому, сколько раз он использовал гамбо в качестве мирного предложения Уиллу, когда бы они ни спорили. Сначала его удивило, что Уилл нашел утешение во вкусе детства, учитывая, что его детство было далеко не счастливым. Но Уиллу, похоже, удалось отделить своего отца и время, проведенное с ним, от всего остального, что составляло его детство. Сохраняя лучшее — рыбалку, парусный спорт, кулинарию — и отбрасывая остальное. Что оказалось к лучшему. Когда они сошлись, они быстро пришли к пониманию, что охота сама по себе не сможет удержать их отношения. Так уж случилось, что приготовление пищи было их единственным законным общим времяпрепровождением — хотя, очевидно, изысканные блюда Ганнибала сильно отличались от более домашних блюд Уилла, — так что это стало столпом их домашней жизни, первым шагом их совместной жизни. Охота была первой комнатой их дворца, кулинария была первым кирпичом их дома. Каджунская кухня также постоянно напоминает Ганнибалу о том, как Уилл впервые взял на себя инициативу на кухне, а впоследствии заставил его открыть для себя новообретенную любовь к джамбалайе — и кухонному сексу, но это уже другая история. В их общем дворце памяти есть особая комната, стены которой полностью основаны на запахе и вкусе того дня. — Я думал, что покончил с кошмарами, — говорит Уилл, нарезая последний зеленый перец ровными ломтиками, словно не замечая собственных движений. — Хоббс? — Да. Ганнибал тянется к тарелкам с нарезанным перцем, которые Уилл выстроил в центре кухонного островка, и добавляет его к картофелю на сковороде. У него действительно были подозрения насчет неожиданного визита Уилла, но он предпочитал, чтобы Уилл сам решал, когда начать разговор. Прошлой ночью он, казалось, отчаянно нуждался в отдыхе, когда рухнул в постель дрожащий, напряженный и пахнущий страхом. — Ты не в первый раз видишь его во сне. — Нет. — Вот почему ты в последнее время держишь меня подальше от Вульф-Трапа, — Ганнибалу не нужно оборачиваться, чтобы знать, что Уилл вздрогнул от его слов, хотя это было лишь наблюдение. Нет ничего необычного в том, что Уилл предпочитает проводить ночи в Вульф-Трапе, поскольку их дом находится ближе к Куантико и дальше от волнений Балтимора. Но было удивительно с его стороны настаивать, чтобы Ганнибал остался в Балтиморе, учитывая, что они даже не в ссоре. Ганнибал не настаивал, зная, что Уилл придет к нему, если дела пойдут еще хуже. — Я думал, это пройдет. Прошло некоторое время с тех пор, как я в последний раз работал в этой области. Я подумал, что мне просто нужно время, чтобы перестроиться, — нож стучит по столешнице, и Ганнибал оборачивается, чтобы посмотреть, как Уилл трет лоб тыльной стороной ладони, безуспешно пытаясь спрятать глаза. — Прости, я должен был сказать тебе раньше, но я подумал… Ганнибал обходит кухонный остров, чтобы подойти к нему. Он обнимает Уилла за талию и наклоняется, чтобы потереться носом о его висок: — Все в порядке. Я рад, что ты сказал мне сейчас. Уилл посмеивается, поворачивая голову, чтобы провести кончиком носа по щеке Ганнибала. — Я чувствую себя ребенком. Испугавшимся ночных кошмаров. — Ни страх, ни кошмары не имеют ничего общего с возрастом, — он оставляет поцелуй на челюсти Уилла, прежде чем вернуться к плите, хватая тарелку с нарезанными колбасками по пути, чтобы добавить их в кастрюлю. — Ты позволишь мне вернуться в Вульф-Трап? Он слышит, как Уилл роется в шкафах в поисках другой миски, чтобы взбить яйца. — Ммм… не знаю. Собаки ведут себя намного лучше с тех пор как ты перестал их кормить Ганнибал оглядывается через плечо, бросая надменный взгляд на Уилла: — Я терплю их достаточно, чтобы кормить, ты должен быть благодарен. Уилл фыркает, не потрудившись оторвать взгляд от миски: — Да, конечно. Я был бы благодарен, если бы ты перестал их портить. — Вместо этого мне придется баловать тебя ради компенсации. Когда Уилл заканчивает с яйцами, он скользит к плите и ставит миску на стол. Он поднимает голову, выпрашивая поцелуя. Ганнибал поворачивает голову, чтобы быстро чмокнуть Уилла в губы в знак благодарности. Уилл мягко прижимается бедром к Ганнибалу, отталкивая его в сторону, и просовывает руку под руку Ганнибала на ручке кастрюли. — Кофе? — спрашивает он, мило хлопая ресницами и крадя свое место у плиты. Ганнибал хватает Уилла за задницу, ухмыляясь, когда тот издает писк и ударяет его локтем по ребрам. Он оставляет Уилла готовить завтрак, а сам идет готовить кофе и накрывать на стол. Завтрак — это тихое, неспешное дело, проведенное в уютной тишине, приправленное несколькими словами. Но в основном Уилл использует время, чтобы собраться с мыслями, проанализировать предыдущий день, обозначить и разделить в своем дворце все, чем он хочет поделиться с Ганнибалом. Образы, запахи, лица, чувства, разговоры… все тщательно организовано в новой комнате и хранится для последующего изучения. Ганнибал видит, как весь процесс разворачивается у Уилла перед глазами, но не принимает в нем участия, ожидая, чтобы полюбоваться результатом. Уилл, кажется, чувствует себя значительно лучше с теплой едой в желудке. Он отодвигает пустую тарелку и обхватывает руками дымящуюся чашку кофе, делая медленные, неторопливые глотки. Он откидывается на спинку сиденья и упирается ногами в икры Ганнибала. Даже сквозь пижамные штаны Ганнибал ощущает их холод. — Джек рассказал тебе о нашем последнем деле? — Он позвонил, чтобы спросить, могу ли я прийти и посмотреть. Если мой график позволит. — А твой график позволяет? Ганнибал подносит чашку к губам и пытается поймать взгляд Уилла: — Позволяет? Уилл на мгновение задумывается над этим, тихонько напевая и постукивая ногтями по чашке. — Нет, — решает он через некоторое время. — Я позабочусь об этом. Ты только зря потратишь время. Ганнибал прячет улыбку за краем своей чашки. — Тогда я сообщу Джеку о своем плотном графике. Взгляд Уилла останавливается на окне и первых лучах солнца. Холодный свет зимнего утра особенно хорошо подходит Уиллу, подчеркивая бледность его лица и отражаясь в его глазах. — Это будет быстро, — говорит Уилл, не замечая — или притворяясь, что не замечает — пристального взгляда Ганнибала. — Врач или фармацевт, использующий своих больных диабетом клиентов в качестве удобрения для своего грибного сада. Очаровательно. — Довольно уникальный выбор. Уилл морщит нос. — Да. Было не очень приятно смотреть, — он откидывает голову назад и допивает оставшийся кофе, облизывая губы, чтобы прогнать вкус, надеясь, что это отвлечет его от ужасных образов, что он видел на месте преступления. А потом его глаза загораются, когда он, кажется, что-то вспоминает. Уголки его рта опускаются в раздраженной гримасе. Чашка щелкает по столу. — Фредди Лаундс была на месте преступления. Она наблюдала за мной. Готовься к неприятной статье обо мне в ближайшее время. — Может, пригласить ее на ужин? — Зависит от того, что она опубликует. — Где ты проводишь черту? — Она может говорить обо мне все, что захочет, — Уилл делает паузу. — Ни слова об Эбигейл. Чашка Ганнибала издает резкий щелчок, когда он ставит ее на стол. — Очень хорошо.***
Уилл крепко спит, свернувшись калачиком на диване перед больничной койкой Эбигейл. Алана слышала от Джека, что сегодня дела идут не очень хорошо. Их подозреваемый ускользнул из-за несвоевременной статьи в таблоиде. Она сама прочитала статью и с тех пор беспокоится за Уилла. Слова были резкими, выплюнутыми, как грязь, с нелестными двусмысленностями. Словом, все, что можно ожидать от журналиста таблоида. Она хватает каблуки своих туфель, чтобы снять их, прежде чем войти в комнату Эбигейл. Еще не так поздно, но Уилл выглядит так, будто нуждается в отдыхе. Она берет одеяло, которое осталось на спинке дивана, и накрывает им Уилла. Это привычное и отработанное движение, которое она делала, когда была намного моложе. Алана улыбается про себя. Уилл может быть и старше ее, но во многом он напоминает ей ее младших братьев. Алана садится на край кровати Эбигейл. — Привет, Эбигейл, — говорит она тихим голосом в тишине комнаты. Она роется в сумке и достает книгу. — Я подумала, что тебе здесь будет скучно в полном одиночестве, поэтому принесла кое-что, чтобы скоротать время, — она улыбается и поднимает книгу, хотя знает, что Эбигейл ее не видит. Она опускает книгу на колени, проводя пальцами по обложке. — Фланнери О’Коннор. Я читала все, что она писала, когда была в твоем возрасте, — она листает страницы, останавливаясь где-то на трети книги, одной из ее любимых частей, и начинает тихо читать. Слова плавно текут, она знает их почти наизусть. — Добрый вечер, Алана. Хотя слова были произнесены тихо, Алана вздрагивает и резко поворачивает голову. Ганнибал стоит в дверном проеме, держа пальто на сгибе руки, и улыбается ей. Она даже не слышала, как он подошел. Она одаривает его улыбкой: — Ганнибал. Добрый вечер. Он входит в комнату, и даже тогда она едва различает стук его ботинок по линолеуму пола. В нем есть что-то такое, что всегда очаровывало ее. Она замечает книги, которые он держит в руке, частично скрытые пальто, и поднимает свою собственную книгу. — Я вижу, у нас была одна и та же идея. — Великие умы думают одинаково, — Ганнибал останавливается перед Уиллом, изучая его расслабленную фигуру на диване. — Должно быть, у него был ужасный день, — говорит Алана. — Я пришла поговорить с ним о статье. Убедиться, что с ним все в порядке после этого… — она замолкает, когда видит, как Ганнибал протягивает к Уиллу свободную руку. — И снова наши мысли совпали. Он медленно, нежно проводит тыльной стороной пальцев от подбородка Уилла к виску. И голова Уилла все так же слегка следит за движением во сне, он мягко вдыхает и выдыхает. Его глаза распахиваются. Ему требуется несколько мгновений, чтобы полностью прийти в сознание, смахивая последние остатки сна. И затем легкая, теплая улыбка украшает его губы, когда он замечает присутствие Ганнибала. Ганнибал улыбается ему в ответ. Взгляд, который они разделяют, отягощен словами и эмоциями, которые Алана не может расшифровать. Она застенчиво опускает глаза на книгу, лежащую у нее на коленях. — Добрый вечер, Уилл, — тихо приветствует его Ганнибал. — Хей, — здоровается в ответ Уилл, его голос хриплый со сна. — Привет, Алана. Алана резко поднимает к нему голову. — Уилл, — она одаривает его нежной улыбкой, надеясь успокоить. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо. Немного устал, но хорошо, — он приподнимается и садится, расправляя плечи, чтобы избавиться от спазмов. Он откидывается на спинку дивана, одеяло соскальзывает с его плеча и обволакивает талию. — Ты нервничаешь? — Насчет той статьи, — в его глазах промелькнула вспышка понимания, и Алана на секунду заколебалась, сдерживаясь, чтобы не закусить нижнюю губу. — Я хотела сказать тебе, что… если ты хочешь поговорить, я всегда готова тебя выслушать. Как друг, а не психиатр. Уилл улыбается ей. Искренняя, легкая, открытая улыбка. Она так редко видит ее. — Ты очень добра, Алана, — мягко говорит он. Его глаза передают гораздо больше смысла, чем слова. Алана нежной улыбкой отвечает на его улыбку: — Это то, что делают друзья. — Я в порядке, не беспокойся обо мне. — То, что она написала, тебя не беспокоит? Уилл пожимает плечами. — Честно? Нет. Я нахожу это забавным на самом деле, — он снова натягивает одеяло на плечи. — Некоторые психиатрические круги говорили и публиковали худшие вещи обо мне, — добавляет он, искоса поглядывая на Ганнибала. Алана удивленно поднимает брови. Она не помнит, чтобы Ганнибал когда-либо публиковал об Уилле. Она даже не уверена, что они знали друг друга — или знали друг о друге — до того, как Джек познакомил их для работы над делом Миннесотского Сорокопута. Может быть, Уилл подразумевает что-то еще. Прежде чем она успевает спросить, Ганнибал говорит: — У тебя прекрасный разум. — Ты единственный, кто так думает. — И мне бы очень хотелось, чтобы ты оценил его красоту. — Если бы он мог перестать копаться в чужих мыслях без моего согласия, я бы так и сделал, — Уилл склоняется к книгам в руках Ганнибала. — Что ты принес? — он наклонился вперед, потянулся за книгами, и одеяло снова упало ему на колени. Алана чувствует вспышку удивления и недоверия. Вы обычно не вырываете чьи-то книги из рук, когда спрашиваете их названия, если только вы не знаете их очень хорошо. Это довольно грубо. Но движение кажется привычным, словно он делал это не раз. И еще более удивительно, что Ганнибал лишь опускает руку, чтобы позволить Уиллу взять книги, движение выглядит так же привычно: — Жорж Санд. Germaine de Staël. Уилл вертит каждую книгу в руках, изучая обложки. — Неужели? Ни Бодлера, ни Камю? — он снова смотрит на Ганнибала, дразняще приподняв бровь. Он опускает книги на колени вместо того, чтобы вернуть их, держа обе руки на обложке. Ганнибал, кажется, не возражает. — Я подумал, что Эбигейл это понравится больше, — говорит он, поворачивая голову к кровати. — Но выбор Аланы все же более подходящий, я полагаю. Алана снова поднимает свою книгу, глядя на Уилла. — Фланнери О’Коннор. Уилл глубокомысленно кивает, и Алана расплывается в улыбке. — Хорошая идея. Я не уверен, что Эбигейл говорит по-французски. — Даже если так, никогда не поздно начать учиться, — храбро говорит Алана. — Мы можем читать ей по очереди, — предлагает она. — Я посмотрю, насколько заржавел мой французский. — У тебя прекрасный голос для чтения, Алана. Пожалуйста, — Ганнибал слегка наклоняет голову, чтобы она продолжила. — А так как мое присутствие теперь не нужно, я уйду. Уилл стучит пальцами по книгам Ганнибала, все еще лежащим у него на коленях: — Я оставлю их себе. Стряхну пыль с моего собственного французского. Алана внутренне морщится. Она знает Уилла уже довольно давно — наверняка дольше, чем Ганнибал, — поэтому она знает, что он не хочет быть грубым. Но она не уверена, как Ганнибал отреагирует на то, что кто-то украл его книги по собственной прихоти. Она готовится к тому, что Ганнибал пассивно-агрессивно потребует свои книги обратно. Но опять же, Ганнибал только улыбается Уиллу: — Конечно. Он протягивает руку, чтобы взъерошить волосы Уилла, заставляя его усмехнуться и отмахнуться от оскорбительной руки. Алана чувствует, как ее брови в который раз приподнимаются в удивлении. Если у нее и были какие-то сомнения насчет того, что между ними что-то происходит, то эта фамильярность — граничащая с грубостью — одно из самых ужасных доказательств. Она не помнит, чтобы Ганнибал вел себя подобным образом — или терпел такое поведение — с кем-то еще. Даже с доктором Сатклиффом из неврологического отделения. Ганнибал поворачивается к ней, кивает и тихо говорит: — Хорошего вечера, Алана, — прежде чем уйти. Алана не сводит глаз с Уилла, пока тот провожает взглядом удаляющуюся спину Ганнибала. Как только он исчезает из поля зрения, Уилл поворачивается к ней. — Вы, ребята, кажется, неплохо ладите. Уилл пожимает плечами: — Вроде того, да. — Вы много времени проводите вместе? Уилл кладет книги Ганнибала на диван рядом с ногами и натягивает одеяло выше на плечи. — Ужины. И иногда ночи тоже. Алана не может удержаться от очередного приступа удивления. — Ночи? — Ужины, как правило, затягиваются. Вино превращается в бренди, а потом уже слишком поздно возвращаться в Вульф-Трап. Так что да. Я провожу там ночи. У Аланы миллионы вопросов, половина из них абсолютно не подходит для ситуации и юных ушей Эбигейл. Алане требуется секунда, чтобы собраться с мыслями, и найти другую тему для разговора. Шутка о романе может привести к неловкой дискуссии, учитывая, что это будет только половина шутки. Она откашливается, бросает на него насмешливый обвиняющий взгляд и говорит: — Так это из-за тебя он в последнее время не устраивал званых ужинов. Губы Уилла растягиваются в озорной усмешке. — Может быть.