***
Ганнибал медленно садится на край кровати, чтобы не потревожить спящего Уилла. Он снова завернулся в гору одеял на стороне Ганнибала, уткнувшись лицом в подушку. Ганнибал стягивает одеяла, пока они не соскальзывают с головы Уилла и не падают ему на плечи. Он наклоняется, оставляя дорожку из поцелуев на теплой коже его затылка, над воротником рубашки. Уилл шевелится, когда он целует раковину его уха. Уилл глубоко вдыхает и удовлетворенно выдыхает, хотя остается лежать на животе с закрытыми глазами. — Ты рано вернулся, — говорит он хриплым и тихим со сна голосом. — Я думал, Джек задержит тебя подольше. Ганнибал утыкается носом в мягкие пряди волос за ухом, тихо вдыхая. Уилл всегда пахнет божественно после пробуждения. Хотя последние остатки лихорадки портят его естественный запах. Кажется, лекарство, которое он дал ему перед отъездом, не смогло полностью избавить его от лихорадки, но по крайней мере Уилл выглядит менее усталым. — Поскольку тебя там не было, Джеку не на кого было кричать. — А, точно. Его странное уважение к психиатрам, — Уилл хихикает, его улыбка заставляет его уши слегка шевелиться. Ганнибал нежно прикусывает одно из этих прекрасных ушей. Уилл с писком вздрагивает и наконец переворачивается на спину. Он обвивает руками шею Ганнибала и тянет его вниз, прижимая свою мальчишескую улыбку к его губам в целомудренном поцелуе. Губы Уилла сухо прижимаются к губам Ганнибала, и он не может не лизнуть их, прежде чем они отрываются друг от друга. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, двигаясь вниз, чтобы прикусить челюсть Уилла, медленно перемещаясь к нижней части его подбородка и нежной коже шеи. Уилл откидывает голову назад и медленно проводит руками по плечам Ганнибала: — Лучше. — Как ты думаешь, ты сможешь переварить легкий ужин? — Тогда очень легкий ужин. Одно блюдо, без закуски, без десерта. Думаешь, ты мог бы достичь этого подвига? — Ты слишком многого от меня хочешь, дорогой Уилл, но я постараюсь. Руки Уилла пробегают по шее Ганнибала, пока он не запутывается пальцами в тщательно причесанных волосах и не взбивает их. Ганнибал берет его за руку и подносит к губам, чтобы осторожно поцеловать синяки на запястье Уилла в знак молчаливого извинения. Он делал это неоднократно с тех пор, как оставил их. Обычно он не так жалеет о том, что пометил Уилла, но эти особые знаки — уродливое напоминание о чем-то, о чем он, конечно, не может думать с любовью. — Не волнуйся, уже не болит. Они все равно почти выцвели, — говорит Уилл, притягивая его к себе для еще одного поцелуя. — И что? Чего хотел Джек? — Именно то, что ты ожидал. Он хочет, чтобы Эбигейл вернулась в Миннесоту. И он хочет, чтобы ты поехал с ней. Уилл пожимает плечами: — Понял. Что ты сказал? — Что тебе сейчас нездоровится, и что ему придется подождать, пока ты поправишься. Джек был недоволен. Уилл хихикает: — Он не любит, когда ему не дают все, что он хочет, в тот момент, когда он этого хочет, — он тянется к лацканам пиджака Ганнибала и стягивает их с плеч. Ганнибал полностью снимает его с себя и кладет на другую сторону кровати. Он ослабляет узел галстука, в то время как Уилл начинает лениво расстегивать пуговицы его жилета: — Похоже, ФБР ценит упрямство больше, чем проницательность. — Чудовищное количество упрямства, безусловно, может компенсировать недостаток проницательности. — Боюсь, что не в погоне за Чесапикским Потрошителем, — говорит Ганнибал, и на его губах появляется ухмылка. Прошло уже несколько десятилетий, а Джек так и не добился никакого прогресса в своей охоте на Чесапикского Потрошителя, несмотря на свое упрямство, граничащее с одержимостью, и всех собак, которых он собрал. Ганнибал бросает галстук рядом с пиджаком и помогает Уиллу расстегнуть последние пуговицы жилета. — Он дает тебе несколько дней передышки, прежде чем мы отвезем Эбигейл обратно в Миннесоту. Хотя под «несколькими», я думаю, он имеет в виду не более одного, прежде чем затащит тебя обратно в лабораторию. — Два, если он чувствует себя великодушным. — Я хочу, чтобы ты за это время сделал компьютерную томографию. Просто чтобы убедиться, что у тебя нет кровоизлияния или микроинсульта. И я думаю, что профилактический план будет хорош, если твои головные боли участятся, — жилет присоединяется к пиджаку и галстуку на стороне Уилла. Уилл вздрагивает, проводя ладонями по груди Ганнибала, по мягкой ткани его рубашки: — Еще лекарства? — И, возможно, несколько изменений в твоем образе жизни, — он должен убедиться, что Уилл перестанет лишать себя сна. Даже если ему придется бодаться за это с Джеком, чтобы не позволить ему вытолкнуть Уилла за пределы его критического состояния. Он не может сказать, что винит Джека за преданность своей работе, но когда дело доходит до здоровья Уилла, Ганнибал не делает никаких уступок. Уилл хватает Ганнибала за руки и тянет его вниз. Ганнибал послушно опускается на него, прижимается головой к его шее и просовывает руки между его спиной и матрасом, в то время как руки Уилла зарываются в его волосы. — Ты же не собираешься составить для меня план диеты? — Думаю, рано или поздно нам придется изменить твою диету. Может, начнем с кофе. Уилл щелкает языком: — О нет, Ганнибал, ты не запретишь кофе. Мне нужна моя ежедневная доза кофеина, чтобы по-человечески функционировать. Кроме того, отказ от кофеина только ухудшит головные боли. — Вообще отказываться от кофе было бы неразумно. Я только предлагаю сократить твое ежедневное потребление. — Если мне придется сократить потребление кофе, то это коснется и алкоголя. А это значит, что больше никакого вина к твоим шикарным ужинам. Настала очередь Ганнибала вздрогнуть. Ну, он не может сказать, что не предвидел этого: — Очень хорошо. Больше никакого вина на ужин, — он приподнимается на локтях и смотрит на озорную улыбку Уилла. — Ты так много от меня хочешь, мой дорогой, — говорит он, наклоняясь для очередного поцелуя. Уилл улыбается ему, когда они отрываются друг от друга: — Как ты вообще меня терпишь? — Мне тоже интересно.***
Франклин нервно крутит большими пальцами. По часовой стрелке, против часовой стрелки, по часовой стрелке, против часовой стрелки, по часовой стрелке. Он скрещивает ноги в лодыжках, находит это неудобным, скрещивает их в коленях, находит это еще более неудобным, снова скрещивает их в лодыжках и совсем сдается, выпрямляя их. Температура в комнате кажется одновременно слишком высокой и слишком низкой. Ему одновременно хочется снять куртку и потереть руки, чтобы согреться. Он наклоняется вперед, упершись локтями в колени, и запускает руки в волосы, зачесывая их назад. Они ощущаются намного мягче, так как он изменил свое средство для волос. То, что он использует, дает почти такой же эффект, как и у доктора Лектера, хотя ему очень хотелось бы узнать, какой именно бренд он использует. Он глубоко вдыхает, выдыхает весь воздух и тут же ругает себя за свое не джентльменское поведение. Он выпрямляется, разглаживает рубашку, стряхивает несуществующую пылинку с пиджака и поправляет галстук. Он делает глубокий вдох и откидывается на спинку стула. Убедившись, что его внешность снова безупречна, он смотрит на часы. И тут же снова начинает паниковать. Семь минут. Доктор Лектер опаздывает на семь минут. Это ненормально. Он понимает, что покусывает нижнюю губу, и тут же останавливается. Он знает, что не ошибся во времени, его сеансы всегда назначены на одно и то же время. Может, он перепутал дату? Он снова смотрит на часы, и крошечная цифра в квадрате над шестью сообщает ему, что нет, датой он не ошибся. Когда его нога начинает дергаться сама по себе, Франклин встает и идет к окну, сцепив руки за спиной. Он делает медленный круг по комнате, его глаза блуждают по картинам и эскизам, прикрепленным к стене. Они действительно сделаны со вкусом. У доктора Лектера действительно изысканный вкус. Он задается вопросом, сможет ли он получить копии этих картин. Затем он подходит к окну, просовывает пальцы между планками жалюзи, чтобы выглянуть наружу. Бентли доктора Лектера стоит там же, где и всегда, безукоризненная, как будто ей никогда не пользовались. Если доктора Лектера действительно нет в его кабинете, он не мог уйти слишком далеко без своей машины. Но вход не был заперт. Франклин сомневается, что он забыл бы запереть кабинет, если бы ушел. Он снова смотрит на часы. Восемь минут. Франклин сглатывает комок нервозности, который начинает формироваться в его горле. Он возвращается на свое место, глядя на дорогую кожу кресла, переминаясь с ноги на ногу. Он поворачивается, чтобы посмотреть на дверь. Может быть, он попробует подслушать, если доктор Лектер действительно в офисе. О боже, нет. Это не подобает джентльмену. Если он хочет узнать, дома ли кто-нибудь, то лучше постучать. Он собирается сделать именно это. Франклин подходит к двери, снова поправляет галстук и поднимает руку. И не стучит. Было бы невежливо прерывать сеанс. Может быть, у человека, который пришел до него, был особенно трудный день и ему нужно больше времени. Настоящий джентльмен должен быть внимательным и уважительным к страданиям других людей. Он опускает руку и возвращается к окну. Бентли не сдвинулась с места. Он смотрит на часы. Девять минут. Окей. Это уже слишком. Он больше не может этого выносить. К черту джентльменство. Франклин снова подходит к двери и стучит. Три уверенных стука. Он ждет несколько секунд, прежде чем ручка двигается. Значит, доктор Лектер все-таки внутри. Франклин натягивает на лицо улыбку, когда дверь распахивается, и тут же роняет ее, обнаружив человека, который не является доктором Лектером. — Кто Вы такой? — выпаливает он, не успев подумать. Мужчина, открывший дверь, выглядит таким же удивленным, как и он, вопросительно приподняв одну бровь. Целую минуту они смотрят друг на друга. Мужчина выглядит неопрятным и неряшливым, его волосы растрепаны, а фланелевая рубашка поношена. Под мышкой у него большой конверт, проштампованный логотипом одной из самых дорогих частных клиник города. Такого рода медицинскую помощь человек с его очевидным социальным положением вряд ли мог себе позволить. Такую медицинскую помощь мог себе позволить человек с социальным положением, как у доктора Лектера. Словно вызванный его мыслью, доктор Лектер появляется рядом с мужчиной: — Франклин. Простите, что заставил Вас ждать. Я как раз собирался позвать Вас. Франклин пытается подобрать слова: — О, э-э… Нет, не волнуйтесь. Это я должен извиняться за то, что прервал ваш сеанс. Мужчина переводит взгляд с него на доктора Лектера и снова на него: — Когда у вас была назначена встреча? Франклин снова смотрит на часы: — Десять минут назад. — Ничего, если все закончится на пятнадцать минут позже обычного? — Что? Это… — Спасибо. И дверь закрывается у него перед носом.***
— Боюсь, что никакой выпивки, юная леди. Эбигейл улыбается, беря кружку с чаем, которую протягивает ей Уилл: — Думаю, я переживу, — кружка дымится, греет ей руки. Она пахнет имбирем и лимоном, совсем не похожим на те бесплатные вещи, которые она нашла в своей комнате. Уилл садится перед ней со своей кружкой. Эбигейл подносит свою к губам, чтобы сделать крошечный глоток, и рада обнаружить в чае мед, помимо всех ингредиентов, которые она не может назвать. — Джек Кроуфорд хочет, чтобы мы отвезли тебя завтра в хижину, — говорит Уилл. — Чего он хочет от меня? — Он думает, что ты помогала своему отцу убить всех этих девушек. Эбигейл отшатнулась, чуть не уронив кружку и облив себя обжигающей водой. Она берет себя в руки, прежде чем паника успевает обосноваться в ней, и осторожно ставит кружку обратно на стол, быстро потирая руки о ноги, прежде чем снова обернуть их вокруг кружки. Она ожидала такого ответа, но все равно была потрясена, услышав его вслух, да еще так откровенно. Она ожидала, что кто-нибудь подсластит его, по крайней мере. — Может быть, новости и правы, что обвиняют меня, — говорит она. — Как бы ты ни смотрел на это, я все еще причина, по которой все эти девушки умерли, — она позволяет всей скорби, которую только может изобразить, отразиться на ее лице, наклоняя голову достаточно низко, чтобы выглядеть удрученной, но не настолько, чтобы полностью скрыть лицо. — Теперь это никогда не прекратится, не так ли? Постоянное пятно на моем имени, которое я буду таскать везде, куда пойду. — Люди непостоянны. Внимание со временем угаснет. Они найдут, чем еще возмущаться. — Но до тех пор тебе придется подождать, — говорит доктор Лектер, возвращаясь от того, что он делал в другом конце комнаты. Эбигейл почти забыла, что он здесь. Он выглядит менее внушительно без пиджака и с закатанными до локтей рукавами, более доступным. Странно было застать его в комнате Уилла, когда она постучала. Но она догадывается, что они, должно быть, привыкли к поздним ночным разговорам и обществу друг друга. Они уже были довольно близки, когда впервые пришли навестить ее в больнице. Она кивает и делает глоток чая, используя его, чтобы отвлечь себя. — Было приятно увидеть Мариссу сегодня. — Так ли это? — Она сказала мне, что не верит тому, что говорят в новостях. Поскольку в комнате всего два стула, доктор Лектер садится на подоконник за Уиллом. Она осторожно пытается не приподнять брови, когда он проводит рукой по линии плеч Уилла по пути. Уилл никак не реагирует, по-видимому, знакомый с этим прикосновением. — Она все еще верит в лучшее в тебе после того, как весь остальной мир подвел тебя, — говорит доктор Лектер, опускаясь на подоконник. — Разве нам всем не нужен такой человек? — Она верит в лучшее во мне, потому что это все, что она когда-либо видела, — бормочет она в свою кружку. Уилл подносит свою кружку к губам, делая медленный глоток, в то время как его глаза, кажется, ищут что-то внутри нее. — Ты не считаешь ее своим другом. Эбигейл отворачивается. Ее взгляд падает на односпальную кровать и две небольшие сумки Уилла в ногах. Многовато для одной ночи. Она постукивает пальцами по кружке, чтобы хоть чем-то занять руки. Правда, она никогда не видела в Мариссе ни друга, ни доверенного лица, как бы ни была открыта с ней Марисса и как бы ни старалась ее понять. Эбигейл просто никогда не хотела, чтобы она понимала. В конце концов, она приговорила Мариссу в тот момент, когда встретила ее. Трудно быть честным с тем, кого ты выбрал в жертву. — Я бы предпочла не видеть ее снова, после того как выйду из больницы. Краем глаза она замечает, что Уилл наклоняет голову, пытаясь поймать ее взгляд. — Марисса Шурр. Девятнадцать. Обветренная кожа. Каштановые волосы. Тот же рост и тот же вес, что и у тебя. — Я знаю, — тихо говорит она, не сводя глаз с лампы на ночном столике, единственного источника света в комнате. Мягкий свет в сочетании с комфортным теплом придает комнате ощущение уюта и безопасности. Может быть, именно поэтому ей так легко сказать. — Она могла бы стать еще одной жертвой моего отца. — Да, так оно и было бы, — говорит доктор Лектер. Эбигейл подносит чашку к губам, обхватывает край, делая маленький глоток. Ей больше нравится ощущать тепло чая на верхней губе, чем пить его. Она находит это расслабляющим. Хотя она привыкла получать нежелательные замечания за эту привычку. Но ни Уилл, ни доктор Лектер не комментируют это, поэтому она потакает себе, пока узел в животе не ослабевает. Через мгновение она ставит кружку обратно на стол. — Я хочу уехать. Я продам дом и использую деньги, чтобы заплатить за колледж, — она знает, что не может оставаться в Миннесоте. Ни один колледж никогда не примет ее здесь. Если бы она могла, то вообще уехала бы из страны, но она сомневается, что у нее останется достаточно денег, чтобы заплатить за какое-нибудь жилье. Работа на полставки во время учебы очень помогла бы ей. — Со всеми этими судебными исками о неправомерной смерти, я сомневаюсь, что у тебя останется много денег для переезда, — мягко говорит Уилл. Эбигейл уже думала об этом: — Фредди Лаундс сказала, что поможет мне издать книгу, — говорит она, наконец оглядываясь на Уилла. — О том, что случилось со мной. Я могла бы использовать эти деньги. Доктор Лектер и Уилл обменялись взглядами при упоминании Фредди Лаундс. Она не может ничего разобрать на лице доктора Лектера, но Уилл явно недоволен идеей книги. — Книга о тебе также будет и о нас, — медленно произносит он. — Я могу сделать так, чтобы вы предстали в хорошем свете. Вы спасли мою жизнь в конце концов. Уилл скептически приподнимает бровь. — Ничто от Фредди Лаундс не заставит меня предстать в хорошем свете. — Мы не хотим привлекать к себе внимания, — говорит доктор Лектер. — Хорошо это или плохо. — Есть что скрывать? — Кое-что ужасное, — говорит Уилл зловещим голосом, хотя его озорная улыбка разрушает эффект. Она могла бы пошутить о теле в шкафу, но учитывая обстоятельства, это не кажется хорошей идеей. Поэтому она начинает поддразнивать: — У вас, ребята, роман или что-то в этом роде? Доктор Лектер подмигивает ей, и она невольно издает смешок, быстро пряча его за своей кружкой.***
Джек стоит в нескольких метрах от Уилла и доктора Лектера, пока они осматривают тело Мариссы Шурр, закрепленное на рогах. Уилл направил фонарик в рот девушки, бормоча что-то о чужеродных тканях и следах крови. Они забирают Эбигейл обратно в Миннесоту, чтобы выяснить, была ли она причастна к убийствам своего отца, и новая девушка умирает. — Где была Эбигейл, когда убили эту девушку? — спрашивает Джек. — Она была со мной, — говорит Уилл, осторожно убирая волосы девушки с ее лица. — Она не могла заснуть прошлой ночью и пришла ко мне поговорить. Заснула около двух часов ночи. Значит, Эбигейл Хоббс не могла убить эту девушку. Это не значит, что она не была причастна к убийствам других. — Значит, мы ищем другого убийцу. — Кто-то, кого вдохновил Гаррет Джейкоб Хоббс. Своего рода подражатель, — Уилл снова опускает голову девушки и выключает фонарик. Он делает шаг назад, чтобы оказаться лицом к лицу с Джеком, почти натыкаясь на доктора Лектера. — Подражатель, — повторяет Джек, подходя к ним ближе. — Умный психопат. Не прослеживается мотив, без рисунка. Возможно, он был вдохновлен Хоббсом на это убийство, но он может никогда больше не убивать таким образом, — говорит он, указывая на тело Мариссы Шурр. — Его будет гораздо труднее поймать. — И Эбигейл может стать его следующей целью, — говорит доктор Лектер. Джек издает долгий, усталый вздох: — Я думаю, Эбигейл пора навсегда уехать из дома, — медленно произносит он. — Собери все, что ей нужно, и увези ее из Миннесоты. Уилл кивает, и они оба возвращаются к лестнице, чтобы покинуть каюту, оставив его наедине с телом еще одного человека, которого он не смог спасти.***
Эбигейл прижимает подушку к груди, ее тело сотрясают тихие рыдания. Опустошенные крики матери Мариссы все еще звучат в ее ушах. Ничего этого не должно было случиться. Это не должно быть ее жизнью. Во всем виноват ее отец. Она должна была убить его. Ярость присоединяется к ее горю, вызывая новую волну гневных слез. Она крепче обнимает подушку. Здесь пахнет домом. Запах приносит и утешение, и обиду. Подушка ручной работы, с оленем, которого она сама вышила поперек ткани. Как же она любила эти подушки. Как она гордилась всем, что было в их доме. Все, что они делали сами, никогда не пропадало даром. Ни одна из них не пропадет даром. Ее охватывает ужас. Она тянется к коробкам на столе, распахивает ближайшую. Увидев внутри пистолет, она отбрасывает его в сторону и тянется за другой. В этой лежит ее охотничий нож. Этот нож они тоже сделали сами, вырезав рукоять из кости ноги. Кость человеческой ноги. Она должна была убить его. Она разрезает одну из нитей, скрепляющих швы подушки, и бросает нож на диван рядом с собой. Ее руки скрючены, когда она тянет ткань, пока швы не расходятся достаточно, чтобы просунуть руку внутрь. Ее рука дрожит, когда она вытаскивает первый комок волос, прерывистый крик вырывается из горла. Комки, комки и комки волос лезут наружу. Человеческие волосы, такие же темные, как у нее. Ее дыхание учащается с каждой пригоршней волос, которые она выдергивает. Она почти не слышит собственных сдавленных криков из-за шума крови, стучащей в ушах. Это все девушки, которые были принесены в жертву ради нее. Они жили с ней, они были повсюду в ее доме. Их плоть была у нее во рту. Она должна была убить его. Большая, тяжелая рука опускается ей на плечо, заставляя вздрогнуть. Она резко оборачивается с ножом в руке. Нож разрывает плоть, и кровь брызжет на ее руки.***
Алана вытаскивает еще одну сумку из багажника машины и отступает в сторону, чтобы Ганнибал мог втиснуть последние две сумки в то пустое место, куда они поместятся. У Эбигейл довольно много вещей, которые она хочет взять с собой. Алана подумала, что ей не захочется хранить ничего, что напоминало бы ей об этом доме. В конце концов, все, что она возьмет, будет напоминанием о трагедии, которая произошла здесь. Но поскольку Эбигейл довольно практична, она, вероятно, собирается продать все, что сохранилось от дома. Толпа возле полицейского участка расступается, освобождая дорогу другой машине. Джек выходит, припарковавшись позади их собственной машины: — А где Уилл? — говорит он, подходя к ним. — Он пошел вперед с Эбигейл, — сообщает она ему, когда Ганнибал закрывает багажник. — И почему же? — Она чувствовала себя плохо среди всех этих репортеров, кричащих на нее, — говорит Ганнибал. Преуменьшение века. Эбигейл выглядела бледнее смерти, когда они присоединились к ней в доме после борьбы с линией журналистов. Неудивительно, учитывая неприятные вопросы, которые они ей задавали. Джек ругается себе под нос, не выглядя довольным этим. Как только женщина, сидевшая за рулем, закрывает дверь, он жестом велит ей вернуться внутрь, а сам распахивает пассажирскую дверь. Алана посылает полицейскому сочувственный взгляд, когда та смущенно оглядывается на них. Толпа снова расступается, и машина уезжает так же внезапно, как и приехала.***
Уилл запрыгивает на стойку возле раковины в их ванной комнате, пока Ганнибал собирает все необходимое, чтобы сменить повязку на ране. Он вздрагивает, когда Ганнибал осторожно снимает повязку, которой он перевязал рану на ладони левой руки. Это не выглядит красиво. К счастью, все было не настолько серьезно, чтобы пришлось наложить швы. Схватить лезвие ножа голыми руками — не самый лучший способ предотвратить удар, но дело сделано. Уилл просто рад, что он не потерял ни одного пальца в этом процессе. — Этот будет трудно спрятать, — говорит он, когда Ганнибал разворачивает последний бинт и бросает его на маленькую кучку окровавленной марли возле раковины. — Я прослежу, чтобы не осталось шрамов. — Не нравится, когда другие люди, кроме тебя, оставляют на мне следы? — говорит Уилл с дразнящей улыбкой на губах. — Ты оставил достаточно собственных следов на моей коже, — парирует Ганнибал, промывая рану физиологическим раствором. Уилл хихикает: — Ничего более радикального, чем улыбка, которую ты вырезал на моем животе, — он подносит правую руку к животу, потирая шрам большим пальцем. Он не может почувствовать его под одеждой, но ему не нужно смотреть, чтобы точно знать, где он находится. Много лет назад он ненавидел эту улыбку — постоянное напоминание о том, какими глупыми они были и как глубоко ранили друг друга. Теперь он думает об этом с нежностью. Они пережили друг друга, они могут пережить все, что угодно. — Надеюсь, нам больше никогда не придется так метить друг друга. — Ну, прошло почти десять лет без попыток убийства. Можно ли считать, что у нас все хорошо? Ганнибал наклоняется, чтобы чмокнуть Уилла в ухмылку: — Не сглазь нас сейчас, любимый, — шепчет он ему в губы. Он возвращается к смене повязок на руке Уилла, накладывая мазь с антибиотиком на рану, прежде чем снова обернуть ее марлей. Его движения точны и отработаны. Уверенные руки хирурга. Уилл любит его руки. — Как поживает Эбигейл? — спрашивает Ганнибал, когда рана снова надежно перевязана. Он встает, чтобы убрать все припасы. — Она была потрясена. И очень сожалела. Она не переставала извиняться. Мне показалось, что в какой-то момент она снова расплачется, — Уилл шевелит пальцами левой руки, проверяя диапазон своих движений. Он с удовольствием обнаруживает, что повязка не мешает ни одному его движению. Наличие врача в качестве супруга действительно пригодится. — Ты мне расскажешь, что произошло в доме Хоббсов? Уилл тихо урчит: — Я и сам не очень уверен. Она вспарывала подушки охотничьим ножом. Я попытался позвать ее, но она меня не услышала, и я дотронулся до ее плеча. Когда у нее еще был нож. Не самая лучшая моя идея, я признаю, — когда Ганнибал заканчивает раскладывать вещи по шкафам, Уилл соскальзывает со стола, чтобы последовать за ним в спальню, выключая свет на выходе, и ложится в кровать. Свежие простыни. Уилл любит свежие простыни. — Ты ничего не мог сделать, не предупредив Алану, — говорит Ганнибал, откидывая одеяло и устраиваясь под ним. — Зачем она вскрывала подушки? Уилл скользнул ближе к нему, прижимаясь к его боку, помня о своей раненой руке: — Они были набиты волосами. Человеческими волосами, — говорит он, проводя рукой по груди Ганнибала. — Я думаю, они принадлежали всем девушкам, которых убил ее отец. Она сказала, что он никогда ничего не тратил впустую. — Она запаниковала, столкнувшись с неоспоримыми доказательствами деяний своего отца, — Ганнибал тянется к лампе на ночном столике и выключает ее. Сейчас слишком рано для сна, но Ганнибал был непреклонен в том, что ему нужно больше спать. Не то чтобы Уилл жаловался. Он никогда не отказывается от дополнительных объятий в постели. — И на этот раз это была настоящая паника. В машине ее все еще трясло, — было очень приятно видеть, что она так откровенна со своими эмоциями. Уилл надеется, что она позволит себе делать это чаще. Нет ничего здорового в том, чтобы закупоривать свои эмоции. Он знал. — Она становится более открытой рядом с тобой. — Может, она просто боится, что я скажу Джеку, что она пыталась меня убить, — ее страх не совсем безоснователен. Он бы тоже насторожился, если бы глава ОПА дышал ему в затылок, ожидая малейшей ошибки, чтобы заклеймить его как преступника. Хотя, теперь, когда он думает об этом, он видит аналогию ситуации его и Ганнибала. Джек просто не знает, чьей ошибки он ждет. — Попытка убийства станет последним гвоздем в крышку гроба. Уилл фыркает от смеха: — Что мне небольшой удар ножом? Я пережил гораздо худшее, — он приподнимается на локтях и смотрит на Ганнибала с легкой улыбкой на губах. — Тебя, например. Ганнибал улыбается ему в ответ и тянет вниз, пока их лбы не сталкиваются, а носы не соприкасаются: — Я могу сказать то же самое, мой дорогой.