***
— Я ждал доктора Грэма. Доктор Блум только что звонила мне по поводу него. — Уилл Грэм не доктор, он преподает в Академии, — агент Кроуфорд протягивает руку для рукопожатия, на которое Фредерик отвечает с апломбом. — Ах. Значит, учитель. Жаль, что он не может присутствовать сам. — К сожалению, сейчас он недоступен, — говорит Ганнибал. — Поэтому я пришел вместо него. — И это тоже хорошо. Я рад, что Вы наконец посетили мое заведение, Ганнибал, — спокойно отвечает Фредерик. Он жестом указывает на два стула напротив своего стола. — Прошу вас, джентльмены, присаживайтесь, — он садится в свое кресло, откидывается на спинку, расправляет галстук и поправляет его под пиджаком. — Место преступления было оставлено нетронутым, как вы и просили, но я полагаю, что держать лазарет закрытым больше не будет необходимости. — Нет, конечно, — говорит агент Кроуфорд, качая головой. — Уединение было ради мистера Грэма. — О, да. В психиатрических кругах о нем много говорят. Я уверен, что Вы тоже много слышали о нем, Ганнибал, — трудно этого не сделать. Имя Уилла Грэма всегда на слуху в их сообществе, будь то его статьи — те, которые связаны с психиатрией, потому что Фредерик не имеет реального интереса к судебной медицине — или особенности его разума. — Да, но я сам не участвую в этих спекуляциях. Фредерик хихикает: — Спекуляции. Довольно сурово с Вашей стороны. — Я до сих пор не слышал, чтобы кто-нибудь представил какое-либо исследование в поддержку любого аргумента относительно Уилла Грэма, — тон мягкий, но слова резкие, почти обвинительные. Фредерик чувствует, как один уголок его рта приподнимается. Интерес, любопытство. — Это потому, что у нас катастрофически не хватает материала на подобные вещи. — Подобные вещи? — Уникальный коктейль расстройств личности и неврозов, который делает его высококвалифицированным профайлером, — говорит Фредерик, отбрасывая общее описание способностей Уилла Грэма, данное его коллегами-психиатрами. Он уверен, что Ганнибал уже знает об этом. Краем глаза он замечает, что агент Кроуфорд хмурится и открывает рот, чтобы заговорить, но Ганнибал опережает его. — Это все еще предположения с Вашей стороны, если я могу предположить, что у Вас никогда не было возможности поговорить с ним лично, — Ганнибал слегка наклоняет подбородок, когда слова слетают с его губ. — Ну, мистер Грэм очень неуловимый человек. Интересно, сможет ли кто-нибудь когда-нибудь взять у него интервью? — Мистер Грэм уже прошел процедуры ФБР, — вставляет агент Кроуфорд, пытаясь прервать дискуссию, — и был признан годным для работы в Академии. Нет необходимости в других оценках. — Мы все специализируемся на работе мозга. Только не говорите мне, что он Вас не интересует. — Конечно, — соглашается Ганнибал, кивая. — Но я бы не стал ничего публиковать о нем без его явного согласия. Чего нельзя сказать обо всех психиатрических кругах. Фредерик фыркает от смеха. — В этом вопросе мы можем согласиться, — он слышит раздраженный вздох агента Кроуфорда и решает отложить обсуждение. Может быть, до того момента, когда он сможет поговорить с Ганнибалом наедине. Несмотря на его заявление, у него, похоже, есть интерес к Уиллу Грэму, но, возможно, не тот интерес, который разделяют их коллеги. Фредерик встает со своего места и, обойдя стол, подходит к креслу Ганнибала. — Но мы отвлеклись. Отвести вас на место преступления?***
Дональд записывает несколько последних замечаний в своем планшете после проверки жизненных показателей Уилла Грэма. Он хорошо реагирует на лечение. Это приносит облегчение, учитывая, что они еще не получили результаты тестов. Но Дональд предпочел немедленно начать его принудительное лечение. Недели, проведенные мистером Грэмом без диагноза, уже поставили под угрозу его здоровье. Ганнибал доставил его в больницу как раз вовремя. Дональд щелкает ручкой и кладет ее обратно в нагрудный карман своего белого халата. Он засовывает планшет под мышку и сует руки в карманы. Он поворачивается к Ганнибалу, сидящему на стуле рядом с кроватью, аккуратно сложившему руки на скрещенных ногах. — Хотя обстоятельства можно считать неблагоприятными, я рад наконец-то познакомиться с твоим супругом, Ганнибал, — говорит он тихо, едва ли громче звуковых аппаратов возле кровати. Ганнибал только наклоняет голову в ответ. Дональд не помнит, чтобы видел его таким усталым с тех пор, как они вместе работали в реанимации. Его костюм безупречен, и у него нет ни одной выбившейся пряди волос, но во всем его поведении скользит напряженность, выдающая бессонные ночи и стресс, который он, должно быть, испытывал. Чтобы не раздражать его, Дональд говорит: — Итак. Уилл Грэм. — Действительно, Уилл Грэм. — Кто бы мог подумать? — Я тоже был удивлен. Дональд издает тихий смешок. — Он определенно не похож на ту компанию, которая тебе обычно нравится, — мистер Грэм относился к тому типу парней, которому Ганнибал и мёртвым бы не дался, не говоря уже о том, чтобы жениться. — И все же. — И все же, — любовь — странная штука. Дональд снова смотрит на мистера Грэма, такого умиротворенного во сне. Интересно, что в нем есть такого, что привлекает Ганнибала? Не испытывая влечения к мужчинам, он все же может сказать, что его внешность сыграла свою роль во всем этом процессе. Не секрет, что Ганнибал любит беззастенчиво предаваться всему прекрасному. Но внешность мистера Грэма, должно быть, играла значительно меньшую роль, чем его ум. Дональд готов поспорить, что он потрясающий словесный спарринг-партнер. — Мне бы очень хотелось поболтать с ним. Он, должно быть, очень хороший парень, раз сумел привлечь твоё внимание. Если не считать шума, который его способности вызвали в обществе. — Возможно, у тебя будет такая возможность, когда ему станет лучше. Но вряд ли он захочет много рассказать о себе. — Да, он довольно печально известен этим, — говорит Дональд, слегка посмеиваясь. Он не считает количество людей, которые пытались приблизиться к нему только для того, чтобы получить грубый отказ. Сам Дональд однажды написал ему письмо с приглашением на конференцию, но получил его обратно с НЕТ СПАСИБО и торопливой подписью, нацарапанной красным под его собственным именем — в сочетании с пятном кофе в одном из углов. Дональд уверен, что мистер Грэм ответил, когда проверял домашнее задание. Это вызвало у него смех в то время. Легкая улыбка появляется на губах Дональда при этом воспоминании, и он получает любопытную улыбку от Ганнибала. — Вы уже давно женаты. Еще до того, как ты обратился к психиатрии, если я правильно помню, — говорит он, меняя тему разговора. — С тех пор ты, должно быть, многое узнал о его психике. Есть что-нибудь, чем ты хотел бы поделиться? Ганнибал слегка пожимает плечами. — Ничего такого, что могло бы иметь терапевтическую ценность для других пациентов. А если бы и было, я бы теоретизировал это в такой форме, которая была бы совершенно неузнаваема. — Ты держишь его при себе. — Так и есть. Дональд снова улыбается ему. Это очень мило. И ему открылась новая сторона Ганнибала. — Знаешь, учитывая, что ты никогда не говорил о своем супруге, я предположил, что это очень деликатная тема. Может быть, что ты овдовел. Но теперь я понимаю, почему ты не хочешь привлекать к нему внимание. — У Уилла и так достаточно людей, от которых приходится отбиваться. Не нужно добавлять коллег собственного супруга. — Справедливо. Но тебе не о чем беспокоиться. Я не собираюсь ничего о нем публиковать. Честно говоря, мне бы хотелось поговорить с ним об одной из его статей. Она была связана с неврологией. Ганнибал на мгновение задумчиво смотрит в окно, его взгляд обводит очертания других зданий, купающихся в свете уличных фонарей, прежде чем снова вернуться к нему. — Эта статья была опубликована более трех лет назад. Дональд едва ли не присвистывает от благоговения, но в последнюю секунду сдерживается — не стоит быть грубым. Он никогда не забудет, что Ганнибал знает наизусть каждую статью Уилла Грэма, содержание, дату и журнал, в котором она была опубликована. У Ганнибала пугающая память. — Именно. Но до сих пор у меня не было возможности встретиться с ним. Жаль, что он не посещает конференции. Я знаю, что он был приглашен на некоторые. — Его работа, возможно, несколько раз задела неврологию, но это не его область знаний. Вот почему он отклонил эти приглашения. Дональд медленно кивает: — Жаль. Для такого затворника, как он, у него есть несколько захватывающих прозрений о человеческом разуме. — Так и есть, — взгляд Ганнибала смягчается, когда он снова смотрит на мистера Грэма. Выражение его лица настолько незнакомое — почти чужое, — что Дональд на секунду застывает в изумлении. Любовь действительно странная штука.***
Алана упирается локтем в подоконник и кладет голову на руку, не сводя глаз с движущегося пейзажа. Прошло много времени с тех пор, как она была в машине Ганнибала. Очень, очень много. В последний раз он забрал ее и ее соседку с вечеринки, потому что все были либо пьяны, либо под кайфом, либо и то и другое — вечеринки студентов—медиков нельзя недооценивать, — и их такси просто таинственным образом не появилось, исчезнув с поверхности Земли. Она почти ничего не помнит из той ночи, кроме того, что это была ночь невыразимых эксцессов и разврата. И что Ганнибалу практически пришлось отнести их в квартиру, потому что они едва держались на ногах. Нет, правда, Алана надеялась, что ей никогда больше не придется садиться в машину Ганнибала. Слишком много унизительных воспоминаний, связанных с ней. — Если я правильно помню, у тебя уже было несколько сеансов с Абелем Гидеоном, — говорит Ганнибал, забирая ее из самой ужасной ночи в ее резиденции. Алане требуется секунда, чтобы собраться с мыслями: — Два раза, когда его впервые поместили в больницу. Но в основном я видела его в суде. И я написала о нем статью для журнала криминальной психологии. — Да, я читал, — говорит он, коротко взглянув на нее. — Интересный подход к этой теме и замечательный анализ, учитывая, что у тебя было так мало исходного материала для работы. Несмотря на то, что она привыкла получать отзывы от коллег-психиатров о своих статьях и публикациях, все же странно, что Ганнибал читает и комментирует их. Хотя, объективно говоря, это нормально, что он читает работы других психиатров. Но для Аланы это все еще странно похоже на профессора, оценивающего одно из ее заданий, а не на коллегу, предлагающего критику. Подавляя желание попросить более детальную оценку, она говорит: — Несколько моих кандидатов в доктора философии попросили интервью с ним. Двое из них получили по одному. — Как все прошло? — Один из них пришел к выводу, что Абель Гидеон убил гораздо больше людей, чем просто свою жену и ее семью. Имя Чесапикского Потрошителя осталось невысказанным, но оно громко прозвучало в комнате. — Ничего удивительного. Во время суда над Гидеоном Чесапикский Потрошитель был во всех новостях. Это была слишком очевидная связь. Почти разочаровывает. — Признаюсь, я была немного разочарована, когда прочитала его статью, — медленно произносит она. — Слишком низкий уровень исследования? — Уилл, наверное, выбросил бы её в ближайшую урну, — она не любит плохо отзываться о своих учениках. Они серьезно относятся к своей работе, и ошибки являются частью процесса обучения, но она, как правило, очень привередлива, когда речь заходит о делах, над которыми она лично работала. И такого вывода она ожидала бы от журналиста бульварной газеты, а не от кандидата наук. — Уилл очень строгий учитель. То, что он находит посредственным, на самом деле может быть хорошей работой для кого-то еще. Алана фыркает от смеха. Она выпрямляется в кресле, складывая руки на коленях. — Судя по тому, что я слышала от его учеников, я могу с уверенностью сказать, что он намного жестче, чем ты когда-либо был. — Самодисциплина, которую он ожидает от окружающих, отражает то, насколько требователен он к себе, — Ганнибал тормозит машину, когда они въезжают в ворота больницы штата Балтимор. — Жаль, что он так замкнут. С такой самодисциплиной, кто знает, чего он мог бы достичь. Но я знаю, что он не из тех, кто любит поднимать шумиху. Иногда комфортная жизнь более привлекательна, чем жизнь в величии. — Каждому свое. До тех пор, пока человек доволен. Алана тихо хмыкает: — Трудно сказать, так ли это на самом деле. — Действительно. Ганнибал останавливается перед больницей, позади машины Фредерика. Они выходят из машины, когда из здания выходят двое полицейских. Последний держит дверь открытой для них. Алана улыбается ей, и офицер приподнимает свою шляпу. Они с Ганнибалом пробираются через лабиринт коридоров и лестниц, ведущих к кабинету Фредерика, приветствуя санитаров по пути, хотя лишь немногие из них действительно признают их, не говоря уже о том, чтобы приветствовать их в ответ. — Хорошо, что Уиллу поставили диагноз еще до того, как он взялся за это дело, — тихо говорит Алана, но ее голос все равно отскакивает от стен коридора вместе со стуком каблуков по полу. — Джек одержим Потрошителем. Он бы надавил. Это могло стать последней каплей для Уилла. — Уилл довольно вынослив, но Джека нельзя недооценивать в его упрямстве, — презрение в его голосе холодно и неприкрыто. Алана удивленно поднимает брови, глядя на него. Лицо Ганнибала ничего не выражает. Она знает, что он недоволен тем, как Джек обращается с Уиллом, но не ожидала, что его недовольство будет таким острым. Его тон снова становится нейтральным, когда он говорит: — Хотя, существует мало шансов, что Абель Гидеон действительно Потрошитель. Нет той же методичности и достаточной скрупулёзности. — Причины, по которым его так трудно поймать, — кивает Алана. — Уилл уже проснулся? — Он все еще в коме, и это должно продлиться еще несколько дней. Но он хорошо реагирует на лечение. — Значит, анализы на энцефалит оказались положительными, — это было быстро. Обычно для получения результатов требуется не менее недели. — Они еще не пришли. Доктор Сатклифф доверяет своему диагнозу и моему. Если у Уилла действительно энцефалит, было бы неразумно оставлять его без лечения еще на неделю, пока мы ждем результатов. — Ну, я думаю, ты еще не ставил неверный диагноз пациенту, — говорит Алана, слегка пожимая плечами. Еще в Университете Джонса Хопкинса ходили слухи, что Ганнибал однажды учуял рак желудка у одного из своих профессоров. Для нее это звучало полной бессмыслицей. Но увидев из первых рук, как Ганнибал неоднократно и точно выделял духи, одеколоны и лекарства, она начала думать, что это не так уж невероятно. — Но это не значит, что этого никогда не случится. Правда. Но, по крайней мере, он может указать, где начать поиск в первую очередь. Немалое преимущество в профессии, где дни — секунды — сочтены. Они подходят к кабинету Фредерика, и Ганнибал поднимает руку, чтобы постучать в дверь. Алана останавливает его на полпути, кладя руку ему на предплечье. — Ганнибал, — говорит она тихо, чтобы ее не услышали за дверью, — Спасибо тебе. За заботу о Уилле. Ганнибал улыбается ей: — И тебе спасибо, — говорит он так же тихо, как и она. — Ты заботишься о нем так же, как и я. — Он не так близок мне, как к тебе. Я рада, что он смог открыться кому-то, — она слишком поздно понимает, что это может смутно относиться к их роману, и кусает себя за щеку, но Ганнибал никак не реагирует на ее слова. — Я тоже. Приступ страха проходит так же быстро, как и появляется, и она сдерживает вздох облегчения. Она отпускает его руку, и он стучит в дверь, три резких удара, и вскоре дверь распахивается на уверенной улыбке Фредерика.***
— Ты сегодня менее сосредоточен. — Неужели это так очевидно? — Для некоторых это может быть и не так. Но для меня это мучительно. Ганнибал переводит взгляд на окно. Золотой утренний свет отражается от него, его зрачки сужаются и закрываются от ее пристального взгляда. — Можешь ли ты меня винить? Беделия наклоняет голову, изучая его фигуру. — Я думаю, что была бы более удивлена в обратном случае, — знаки тонкие, но они поражают, как только их замечаешь. Они лежат в напряженном положении его плеч, в напряжении его челюсти, в остром крае его взгляда. Все скрыто под толстым слоем уверенности, равновесия и хладнокровия. Она ничего не видит, но знает, что Ганнибал изо всех сил пытается сдержать свой гнев. К счастью — для него и для всех окружающих — у него железная хватка. Челюсть Ганнибала расслабляется, и он делает тихий, ровный вдох. — В доме тихо. Было время, когда я любил эту тишину, нарушаемую только моей собственной деятельностью. — Но теперь уже нет. — Больше нет, — говорит он тихим и мягким голосом. — Я думал, что был готов к тому, что его не будет. Между нами нет ничего необычного. Мы видим друг друга не так часто, как следовало бы, нас обоих занимает работа и обязательства. — Привыкание к расстоянию не уменьшает тоски. Это отличается от наличия несовместимых рабочих графиков. Это может быть близко к тому, чтобы потерять его. Уголок его рта слегка приподнимается. — Нет, это не так, — наконец он снова переводит взгляд на нее. Какая бы трещина в его броне ни появилась раньше, она снова заварилась под светом. — Уилл никуда не делся. — Он не ушел, но он вне досягаемости. Это другой вид расстояния. — Это только временно. — Но временно — это уже слишком. Ганнибал на мгновение задумывается над ее словами. Что-то острое и яростное вспыхивает в его глазах, и он снова переводит взгляд на окно. Эмоция слишком мимолетна для Беделии, чтобы она успела дать ей имя, и отступает за завесу. Она остается в его глазах, не исчезая полностью, закипая под светом. — Странно видеть его на больничной койке, такого хрупкого и бледного. Неподвижного и в глубоком сне. — Странно, но не незнакомо, — именно в эти минуты Беделия желает, чтобы Уилл тоже был в комнате. Их гораздо легче понять, когда они вместе. Все, что она не может разгадать по выражению лица одного, она может угадать по выражению лица другого. — Помню, в то время я думал, что никогда не увижу ничего более неприглядного, и надеялся, что это никогда не повторится, — Ганнибал медленно поворачивает золотую ленту на своем кольце большим пальцем, не более чем на пол оборота, прежде чем он ловит себя и складывает руки на коленях, снова переводя взгляд на нее. — Но в последние несколько недель я понял, что гораздо хуже смотреть, как он чахнет, не зная, что с ним происходит. — Лучше иметь дело с дьяволом, которого ты знаешь, — она делает паузу. — И что ты тогда почувствовал? Ганнибал на мгновение задумывается над своим ответом. — Я гнался за ответом, который еле держался у меня в зубах, насмешливый и надменный, — Беделия тщательно сохраняет нейтральное выражение лица. Это мягкий ответ, но сильное утверждение, исходящее от Ганнибала. — Это было неприятное чувство, — говорит он, когда она не отвечает. — Отсутствие контроля и страх перед неизвестным, — наконец говорит Беделия. Ганнибал наклоняет голову. Он, кажется, не возражает против ее уклонения. — Неизвестное состоит из возможностей, а возможностей не надо бояться. Есть истины, которые обретают форму только тогда, когда их произносят вслух. — Трепет предвкушения столь же обычен, как и страх неизвестности. Но это другой вид предвкушения, более близкий к страху, чем к любопытству.***
Франклин ерзает на стуле. Он покусывает внутреннюю сторону щеки, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени. Он обдумывает свои следующие слова, пытаясь найти фразу, которая не казалась бы слишком пренебрежительной или настойчивой, и тон, который не будет казаться грубым или саркастическим. По общему признанию, это легче сказать, чем сделать. Франклин действительно удивляется, как доктору Лектеру удается делать это так естественно. Решив, что молчание длится уже слишком долго, и что с его стороны было бы определенно невежливо заставлять доктора Лектера ждать дольше, он прочищает горло и говорит: — Признаюсь, я был немного удивлен, когда вы попросили перенести наш запланированный сеанс. В столь короткий срок, — он добавляет легкий смешок в конце, чтобы облегчить слова, дать понять, что он не обижается на доктора Лектера за это. Доктор Лектер слегка вздергивает подбородок. — И я приношу извинения за неудобства, которые это могло причинить или причинит Вам. — О нет, пожалуйста, не извиняйтесь, — говорит Франклин, поднимая одну из своих рук. — Я знаю, что Вы не сделали бы этого без очень веской причины. И это просто заставило меня задуматься, каковы эти причины. Не то чтобы я просил объяснений, если это касается личных вопросов, — поспешно добавляет он. Он не хочет, чтобы это выглядело так, будто он выискивает личную информацию, хотя вопрос крутился в его голове большую часть недели. Когда доктор Лектер не сразу отвечает, Франклин неуверенно добавляет: — Мне просто… стало любопытно. Доктор Лектер впивается в него взглядом, и Франклин снова начинает ерзать. О боже, он действительно сделал это сейчас. Доктор Лектер собирается направить его к другому психиатру, и все потому, что он не может вежливо сформулировать вопрос. Доктор Лектер открывает рот, и Франклин готовится к неизбежному. — Это действительно личный вопрос, — говорит он вместо этого. Все напряжение сразу покидает Франклина, и он не может сдержать наполовину нервный, наполовину облегченный смех. Он сразу же останавливается, когда понимает, что это выглядит так, будто он издевается над личным вопросом доктора Лектера. Он кашляет и прочищает горло. — Ну, я надеюсь, что тогда все разрешится само собой. И что это не слишком серьезно, — говорит он, стараясь, чтобы его голос звучал ободряюще. — Я имею в виду. Да, я Ваш пациент, но если Вы… чувствуете необходимость поговорить об этом, я все еще готов выслушать Вас, — он предлагает ободряющую улыбку. — Вы не обязаны выслушивать мои проблемы, Франклин. Это моя обязанность. Как Вашего психиатра. — О, да, конечно. Я знаю, что связь пациента и доктора работает в одном направлении. Но после всех этих недель я чувствую, что мы стали ближе. Почти как друзья, знаете ли. И это нормально, когда друг проявляет уважение к другому. Доктор Лектер снова смотрит на него непроницаемым взглядом: — Если изменения в нашем расписании влияют на Вашу жизнь, я с радостью выслушаю Вас, но вы не обязаны понимать причину этих изменений. О Боже, они опять пришли к этому. Франклин ступает по тонкому-тонкому льду. Он чувствует, как между бровями выступает пот, но борется с желанием провести рукой по лбу. — Я делаю это не по обязанности, — медленно произносит он, оценивая реакцию доктора Лектера на каждое слово. — Я только беспокоюсь о Вас. — Мы можем поговорить о том, как эта забота влияет на Вас, если Вы хотите. Теперь это отставка, если Франклин когда-либо её слышал.***
Глаза Уилла распахиваются, зрачки открываются навстречу тусклому свету комнаты. Он лежит на кровати и смотрит в расплывчатый потолок. Он моргает раз, другой, и его зрение проясняется. Теперь расплывчатый потолок — незнакомый потолок. Что-то вроде попкорна, беловатого, светло-коричневого. Он не может точно определить оттенок при таком слабом освещении. Должно быть, сейчас ночь. Матрас, на котором он лежит, тоже незнакомый, тверже, чем дома. Он медленно двигает пальцами вперед и назад — что-то сжимает его левый указательный палец — маленькими линиями по одеялу. Скрипучее. Тонкое. Он никогда бы не допустил наличия такого тонкого гребаного одеяла ни в одном из их домов, собаки разорвали бы его в клочья. По крайней мере, ему не холодно, так что эта штука делает свое дело. В комнате странно пахнет. Какие-то химикаты, чистящие средства, антисептики. Пахнет, как в лаборатории. Может быть, чуть менее остро. О. Больница. Центр чего-то там Noble Hills. Энцефалит. По обе стороны от него раздается ровный писк и тихое хрипение аппаратов. Он распознает самый громкий стук своего сердца. Он настойчив, но достаточно мягок, чтобы не раздражать. Ритмичные гудки почти убаюкивают его. На секунду у него возникает искушение заснуть. Его мозг превратился в кашу, конечности налились свинцом. Ему не помешало бы поспать еще часок-другой. — Добрый вечер, мой дорогой. Уилл бросает взгляд направо. Ганнибал. Улыбка появляется на губах Уилла, и его сердце заставляет кровь прилить к щекам. — Эй, — прохрипел он и тут же пожалел об этом, чувствуя, как его горло болезненно сжимается от неиспользования. Он пытается выкашлять боль. Черт, ужасная идея, боль только усиливается, О черт. Больно. Он просто обрек себя на смерть. Кашель не прекращается. Хорошая работа, Грэм. Некоторая помощь будет оценена по достоинству. Он горит, черт возьми, он горит. Чья-то рука сжимает его подбородок, и Уилл открывает рот, чтобы позволить Ганнибалу засунуть кусочки льда. Он держит их под языком, чтобы не проглотить неправильно и не отправить прямо в легкие. Он пытается заставить себя перестать кашлять — ключевое слово пытается — достаточно долго, чтобы рассосать кусочки. Первая капля скользит по его горлу, и о, черт возьми, это рай. Тонкая дорожка капель продолжает медленно стекать по его языку. Он смутно замечает, как пальцы массируют его голову. Кашель отступает. Боль отступает. Все снова в порядке. Уилл беспечно посасывает кусочки льда, позволяя холоду и влаге смягчить жжение. Когда у него заканчиваются кусочки льда, Ганнибал кладет еще немного в рот. Ганнибал все еще стоит у кровати, держа в одной руке чашку — по-видимому, со льдом — а другой нежно расчесывая его кудри. Он не должен стоять. Может быть, Уилл мог бы… да, хорошо, его рука движется, она адски онемела, но она движется, идеально. Дрожащей рукой он тянется к нижней части пиджака Ганнибала. Его пальцам едва хватает силы, чтобы ухватиться за мягкий материал. Уилл чувствует, как растет его разочарование, когда он может только слабо потянуть его. Ганнибал, наконец, получает гребаную подсказку и опускается, чтобы сесть на край кровати, а Уилл возвращается к счастливому рассасыванию своих ледяных кусочков. Рука Ганнибала теперь гладит его живот поверх одеяла. Тонкого одеяла. Настолько тонкого, что он чувствует тепло его ладони. Может быть, это одеяло не так уж и плохо. У Уилла снова закончились кусочки льда, но горло больше не горит. Он проводит рукой по животу, и Ганнибал берет ее в свою, нежно сжимая. — Как долго я спал? — спрашивает Уилл. Его голос все еще хриплый, но говорить уже не так больно. — Почти целую неделю. — Да? Для меня она прошла в мгновение ока, — говорит он, улыбаясь. Ганнибал улыбается в ответ, подносит руку Уилла к губам и целует его ладонь. Уиллу нравится, когда он так делает. И он тоже любит это делать. Он любит руки Ганнибала. — Как ты себя чувствуешь? — Смертельно устал, — вздыхает Уилл. — Лед? Ганнибал дает ему еще несколько кусочков льда. — Первые две недели всегда самые тяжелые, но со временем все наладится. Все станет лучше. Ему станет лучше. Волна облегчения снова захлестывает его, ошеломляя. Он крепко зажмуривается и глубоко дышит через нос. Они знают его диагноз. Его собираются лечить. Ему станет лучше. — Я думал, что схожу с ума, — тихо говорит он. Он пытается сжать руку Ганнибала и с радостью обнаруживает, что может, его рука уже не такая онемевшая. Ганнибал наклоняется и целует его в лоб: — Никто из нас не может сойти с ума, любовь моя. Уилл мычит вокруг ледяной крошки: — Потому что мы уже сошли? Ганнибал щелкает Уилла по лбу, зарабатывая в ответ писк, за которым тут же следует смешок. — Мы получили результаты тестов. У тебя анти-NMDA рецепторный энцефалит. — Что значит…? — Твоя иммунная система атакует твой мозг, — великолепно. Как раз то, что нужно Уиллу. Гражданская война внутри его собственного тела. — Но мы начали лечение до того, как были нанесены слишком большие повреждения. Ожидается, что ты значительно поправишься. — Я знал, что женитьба на докторе в конце концов пригодится. — Печально, что мне потребовалось почти десять лет, чтобы наконец доказать свою ценность как мужа. — Лучше поздно, чем никогда, — говорит Уилл, похлопывая и поглаживая бедро Ганнибала так, как если бы он успокаивал одну из своих собак. Ганнибал приподнимает бровь, и Уилл тихо смеется. Его рука поднимается вверх по животу Ганнибала, пальцы скользят по его жилету, удивляясь ощущению материала. — Думаю, я в долгу перед тобой. Как мне расплатиться с тобой? Ганнибал придвигается ближе, и руки Уилла гладят его нелепый галстук, кончик указательного пальца скользит под узел. — Я могу кое-что придумать, — говорит Ганнибал, наклоняясь. Три коротких удара заставляют их повернуться к двери. Медсестра, молодая и усталая, с волосами, собранными в тугой хвост, проскальзывает в комнату, извиняясь и вежливо приветствуя их. Ганнибал встает с кровати и возвращается к своему креслу, когда она подходит к Уиллу. Она проверяет его жизненные показатели, задает ему множество рутинных вопросов и кратко объясняет, что произошло в течение первой недели его лечения. Она измотана больше, чем Уилл, и у нее еще есть несколько часов, прежде чем она сможет вернуться в свою квартиру и рухнуть на свою скрипучую кровать, отказавшись от любой еды, которую обычно потребляют, когда возвращаются с работы в 7 утра. Она также предлагает несколько советов Ганнибалу, на что он только вежливо кивает, несмотря на то, что уже знает все процедуры. Уилл усердно отвечает на все ее вопросы, и через несколько минут она снова выскальзывает из палаты, тихо закрывая за собой дверь. В комнате снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь тихим хрипом аппаратов. — Ночная смена — это ад, — говорит Уилл через мгновение, не сводя глаз с закрытой двери. — Действительно. Ганнибал садится обратно на кровать, и Уилл смотрит на него, снова беря его за руку. — Как ты держишься без меня? — спрашивает он, проводя кончиками пальцев по вздувшимся венам. — Я начал работать над твоими лекциями, чтобы заменить тебя в качестве приглашенного лектора, когда Алана будет в Джорджтауне, — Уилл приподнимает бровь. Он не думал, что Академия действительно примет его. Он задается вопросом, какую чушь Ганнибал наговорил на этот раз. — Я должен сказать, что твой почерк — прекрасный вызов, мой дорогой. Я научился точно определять момент, когда у тебя кончился кофе. Уилл одаривает его своей лучшей самодовольной ухмылкой: — Ну, спасибо, детка. Я стараюсь изо всех сил. — Я это уже понял. Уилл фыркает от смеха: — Пожалуйста, расскажи мне, как прошла твоя первая лекция с моими студентами. Даже лучше, запиши её незаметно. — Я считаю, что это было бы неэтично, если не сказать незаконно. — Незаконно, что это такое? Это съедобно? — Уилл хихикает и поворачивает голову к подушке, чтобы избежать еще одного щелчка, отмахиваясь от руки Ганнибала. — Я удивлен, что ни одно тело не появилось, пока меня не было. Никакого несвоевременного звонка от Джека? — О, так оно и было. Джек попросил меня проконсультироваться по одному делу. Он собирался вызвать тебя, но наткнулся на меня, когда приехал в Вульф-Трап, чтобы вырвать тебя из дома. — Хорошая работа. Я вижу, что ты все еще безукоризненно рассчитываешь время, — говорит Уилл, похлопывая Ганнибала по рукам. — А зачем он вообще приезжал в Вульф-Трап? Обычно он просто вытаскивает меня из лекционного зала. — Чтобы он мог сам отвезти тебя в больницу штата Балтимор, и притом с самым коротким опозданием. Уилл кривится при этих словах. Больница Штата Балтимор. Фредерик Чилтон. — Соболезную, дорогой. Должно быть, это было мучительно. Вот, обними меня, — говорит он, хватая Ганнибала за плечи и таща его вниз. Ганнибал следует гибко, поддерживая свой вес на локтях. Уилл обхватывает его руками за талию и медленно гладит по спине. — Я прекрасно справился, но спасибо за заботу, — Ганнибал утыкается носом в его шею, осыпая поцелуями точку пульса, и тычется носом в нижнюю часть подбородка, глубоко вдыхая. Уилл откидывает голову назад, удовлетворенно хмыкая: — Что случилось в больнице? Другой больнице. — Один из заключенных убил медсестру. А Фредди Лаундс, судя по всему, распространила слухи о том, что преступник — Чесапикский Потрошитель. Какого черта. Уилл просунул руки между ними и толкнул Ганнибала в грудь, чтобы они могли посмотреть друг на друга. — Джек хочет проверить факты Фредди Лаундс прямо сейчас? Это смешно, — говорит он, нахмурив брови. Одержимость Джека делает его отчаянным. Следующим шагом, он знает, станет сотрудничество с Фредди Лаундс по делу. Джек начинает вставать у них на пути. Возможно, им придется что-то с этим делать. Ганнибал оставляет поцелуй в уголке его губ, вырывая его из мыслей. — Я бы согласился. Уилл поворачивает голову, чтобы поймать губы Ганнибала в целомудренном поцелуе. Быстро и нежно. Просто приветствие. — И что? Что ты собираешься делать с этим Потрошителем? — Посмотрим.